Ну он сразу же себя дуралеем-то показал. А что взять с исконного горожанина - полугодовалого пса-"овчара", ничего, кроме городской квартиры да заасфальтированного двора, за всю свою короткую жизнь не видавшего?
А тут, на сельском дворе, голова кругом пошла у бедного псинки: сплошной шум и звон деревенской живности! Бойкие ласточки прямо на лету того и гляди хвост, а то и уши отклюют. Нахальные вороны, только отвернешься на секундочку, готовы твою мисочку ополовинить и мозговую косточку упереть. А трава, трава-то, будто живая - всяческими насекомыми кишмя кишит. Особенно досаждают кузнечики. Одно спасение - растопырив передние лапы, со всего маху на них грохнуться. Ну от такого, как горная лавина, маха они, твари такие, у него под грудью и животом замрут-замирятся со страху. Но только поднимется, они опять за свое. По новой на них со всего маху! И так (на потеху пришельцам-приезжанцам!) - не переставая.
А получилось так. Сыну его на день рождения друг подарил. А куда его в однокомнатной квартире-то? Вот к деду в деревню и привезли на лето. Поначалу-то на меня косился, но, хоть и строптивый, а не скалился: понимал, псина этакая, кто тут хозяин-то! Ну а наутро в понедельник после прогулки по селу да после завтрака он уже "своим" стал. Ну недаром же их лучшими друзьями человека прозвали.
Вот как весьма и весьма нелицеприятно про них у Владимира Солоухина:
Вы серыми были,
Вы смелыми были вначале,
Но вас прикормили
И вы в сторожей измельчали.
Ну то бишь слугами-телохранителями стали (причем бескорыстно-добровольными!). А то и приживалками-лакеями (это я про всяких там болонок, шпицов да пуделёв). И нет никого вернее этих как сторожей-охранников, так и лакеев-приживалок. Сколько у меня, начиная с раннего детства, перебывало их, а вот спустя годы и годы всех до одного помню (со всеми подробностями поведения недолгой, к сожалению, жизни их) и с благодарной улыбкой вспоминаю.
Так что не разлей вода мы с Фредом-то уже на другой день стали. Именно - "не разлей"! Ну, во-первых, он (домашний же!) ни на шаг не отставал от меня. А во-вторых (это уж чуть ли не бедой стало!), дома одного оставить его нельзя: вой на все село поднимал. А ведь не в каждое место возьмешь его с собой. Вот позарез приспело сходить к приятелю чуть ли не на край села, а у него у самого собака - не подойди. Загрызет. Вот и оставил дома одного да еще и на цепи (сразу две обиды, особенно вторая - больно горшая-то!).
Супруга приятеля, гостеприимнейшая Светлана свет-Николаевна как путному стол собрала, мед-медовуху выставила было. А даже через деревенское окно в доме слыхать надрывный-надрывный вой обиженного и любящего существа. Вот, почитай, двадцать лет прошло, а мне и по сю пору жаль тех не вкушенных мною яств и того воистину божественного пития-напитка - исконно-славянской медовухи, которой сам великий князь Владимир-Солнышко угощал на своих пирах многодневных Илью Муромца и всю свою верную дружинушку.
После нападений-нахлопов на кузнечиков другое хобби у него появилось - это вот так же со всего маху бросаться в лужи. Тот год дождливый был – в низинах кругом лужи в траве. Вот он в них и чупахался (те, что с грязью, которые свиньи любят, он ими категорически пренебрегал!).
Ну а самое-то любимое занятие у него стало - это по грибы с дедом шастать. Бывало, как завидит, что я в лес собираюсь (сапоги кирзовые или резиновые надевать начну) - места себе найти не может. А уж как рюкзак с корзинкой за плечи накинул - лобзаться лезет.
Старый собачатник, я, конечно, понимаю все его радости в поле и в лесу: столько всякой живности и твари там. Глаза разбегаются! А самая-то большая радость опять же - это когда к Барско-берёзовскому глубочайшему, лесом поросшему оврагу придем. Я грибы по склонам собираю, а он внизу в ручье в ключевой (холодной-холодной и хрустально чистой) воде купается: чупых-чупых! А ежели дедушка передохнуть усядется, прибежит, в знак благодарности лицо лизнет и, преданно-вопросительно в глаза заглядывая и нервно, в нетерпении телом призывно подрагивая, как бы вопрошает: мол, хозяин, благодать-то какая! Чего расселся-то - пойдём искупаемся! По такой жарище холодная водица-то - не вылезал бы из нее!
И в самом деле: еле, бывало, уведешь его из оврага-то. И вот ведь тварь такая: обижа-ается! Сажен двадцать идет, обиженно хвост опустив. Но не злопамятен был (на меня, во всяком случае): уже через эти двадцать сажен начинает радостно хвостом вилять и по полю скакать.
А насчет незлопамятности - это не скажи. Привезли на выходные ко мне младшего внука. И пошли мы втроем в лес. Внук по левую руку от меня, пес сзади. Что-то загляделся - смотрю, внук валяется в траве. Ну, думаю, горожанин - оступился, землю у нас в окрестностях села кабаны всю изрыли, того и гляди, сам-то ноги сломаешь. Снова отвлекся - внук опять валяется. Тут уж я допёр: это Фред его сбрудил! Я, конечно, подручными средствами "усовестил" хулигана. Больше такого он уже не повторял. Но до самого отъезда внукова, мягко говоря, весьма и весьма неблагожелательно на него посматривал. Когда же меня не было, то и, сказывали, даже зубы на него скалил. А когда тот в машину садился, то даже тявкнул – недружелюбно-недружелюбно: мол, скатертью дорога, глаза бы мои тебя больше не видели.
В чем дело? Снова предоставлю слово моему любимому писателю Владимиру Солоухину, которого каждый раз в своих молитвах поминаю (так же, как и любых моему сердцу Федора Достоевского, Сергея Есенина, Александра Твардовского и Николая Рубцова):
"Наверное, многим еще памятно, как в Азербайджане, в Баку, семья Берберовых держала в квартире льва и как он однажды начал там всех грызть направо-налево. Тогда объяснили по-разному: жара, да еще появилась у них пума, а у пумы течка и т.д. Но недавно человек, занимающийся психологией животных, объяснил это мне по-своему:
«Дело в том, что самого Берберова, главу семьи и хозяина дома, лев признавал за старшего, за вожака "стаи", прайда. И вот Берберов умер. "Стая" осталась без вожака. Тогда лев посчитал себя наиболее достойным его преемником (вокруг дети да женщины), и когда почувствовал, что ему не подчиняются, а, напротив, пытаются им командовать, он и начал грызть, чтобы утвердить свое старшинство и господство".
А что ему, "достойному преемнику", оставалось делать?! Вот даже жареную курицу, как писал Маяковский, с чужим человеком за столом делить тягостно. А власть, верховенство - тем более.
Вот и Фред за время нашего сожительства утвердился в понимании, что он второе лицо в нашем сообществе, а тут какая-то сопля на его место стала претендовать! Ревнив был шельмец этакий, никого ко мне старался не подпускать. Даже на жену (а уж ни она ли ему радела, целыми сумками еду из города привозя!) изредка скалился. Особенно, когда я "разрешал себе", а она принималась бранить меня.
И я понимаю его. Он был служака. А настоящий служака двуипостасен: он и хороший подчиненный, но в тоже время (при случае!) и готовый уже начальник-командир! Ну недаром же в Армии говорится: не научишься подчиняться, не сумеешь командовать. Таким, сказывают, был сам великий полководец Суворов.