У предыдущей былицы моей "Слава Богу - не бычка!" продолжение такое. Да какое!
Телочку-то на районном слете передовиков в награду за свой ударный труд матушка моя получила, будучи незамужней. По получении ее, естественно, встал вопрос, как наречь эту колхозную детдомовку.
У истовых хозяев на селе домашние животные сразу по рождении как бы членами семьи становятся. Забыть ли сельскому малышу те сладостно-волнующие минуты, когда поздно-поздно ночью в избе у порога появляется долгожданный-долгожданный насельник - только что народившийся теленочек, которого принесла со двора бабаня (через стену слышно, как безутешно ревет его мамаша, которой только что и дали облизать родное дитятко, и унесли, чтоб не застыло оно на февральском холоду).
Глядишь ты на него с печки, на которой спал, и сердечко твое исходится жалостью и нежностью к этому бедненькому существу, которое жалобно-жалобно мычит в горести от расставания с маманькой, с ее ласково-шершавым и теплым-теплым языком, с ее (малец, малец, а уже знал это!) лакомым-лакомым выменем материнским, и еле-еле держится на своих тоненьких, как лучинки, ножках. Казалось, чихни погромче-посильнее, и он на пол скопытится.
Пока бабаня с матушкой твоей убираются во дворе около коровы, ты соскочишь с печки, погладишь ему еще влажненький и нежненький-нежненький лобик и дашь ему пальчик. Жадно-жадно прильнет к нему и начинает сосать его. Но, чу! - бабаня уже в сенях. Упаси Бог, если узнает про "совращение" теленочка! Палец в рот ему ни в коем случае давать нельзя. Иначе "сосой" и "жёвой" будет. А это, как говорится, чревато! Сколько на моей памяти таких случаев было, когда не только телята, но и взрослые коровы погибали от этой вредной привычки жевать что ни попадя (особенно тряпки).
Этой же ночью младенца-теленочка и нарекут. А если она телочка, а мамаша у нее уже старенькая, то она членом семьи и кормилицей ее с этого момента лет на пятнадцать-двадцать становится.
Ну а кто это надумает давать имя теленку в колхозном стаде? Все они там - как на одну колодку деланые: буренки.
Ну и как же назвать ее было? Все имена-клички у телок и коров нашего двора были незамысловато-предметные: Авторька - родилась во вторник; Жданка - знать, долгожданная (в голодный 21-й родилась). Ну а дареную-то как наречь? Тут и думать-то долго нечего было: Дарька! Даренкой назвать - слишком прозрачно: объясняй потом, кто да почему подарил ее. А Дарька - она и как бы дареная, и как бы уменьшительное от Дарьи.
Казалось бы, куда уж лучше размыслили тогда многомудрая бабаня моя и здравомысленная дочка ее. Но кто из них тогда мог предположить, что через три года у здравомысленной-то появится свекровка по имени Дарья?!
Сейчас мне смешно вспоминать это, а покойной матушке моей не до смеха было в тот вечер...
Вы только представьте себе такую картину: к молодой невестке в ее отчий дом (отец мой в то время был на "действительной", то есть проходил срочную службу в Армии) заявляется моя бабаня Дарья Михайловна - жена знатного колхозного пчеловода, а в зимнее время еще и искусного охотника-зверолова, стало быть, человека на селе денежного и состоятельного. Статная, нарядно одетая, до старости писаная красавица была. Вполне понятно, что на такое "явление свекрови к молодой невестке" на нашу улицу повывалили изо всех окрестных домов. И нате вам: во двор заявляется только что из табуна довольно бесшабашная и бесцеремонная корова Дарька (а что бы вы хотели от бывшей колхозной беспризорницы?!) и тычется мордой в бабанины Дарьи руки: это, мол, кто еще такая расфуфыренная во двор к нам заявилась да еще и без прикормки-гостинца в виде хлебной корочки? И тут в действо вступает-встревает стоявшая неподалеку другая моя бабаня незабвенная Матрена Емельяновна:
- Дарька, Дарька, холуберда (шалава) отхлынь!
Потом матушка самокритично вспоминала: готова-де убить была бабаню мою за изреченное впопыхах имячко. Бабаня Дарья хотела было развернуться и уйти, но сдержалась и укорчиво-укорчиво произнесла:
-Ай-ай-ай, как назвали коровенку-то! А я слыхала, грех скотине-то человеческие имена давать, - и соболезнующе-соболезнующе на свою сваху посмотрела. А ту, одну из самых набожных женщин после безвременной кончины своего мужа - моего деда Никифора, замечание о грехе ожгло, будто крапивой по спине. Но смолчала! Кто бы другая такой камень в ее огород метнула - не сдобровать бы ей: на язык бабаня Матрена зело остра была. Но тут - свекровка дочкина...
А вот невестке - наверно, тогдашнему наркому Литвинову на сессии Лиги Наций легче объясняться да оправдываться было, чем ей...
Но слава тебе Господи, о ту пору уже подрастала еще одна наша Жданка (а чего больно-то изощряться в наименовании коровушек-то?) - дочка Дарькина. Так что где-то года через полтора злополучно-именитую Дарьку продали в соседнее село - вот уж воистину от греха подальше. Потому как бабаня Даряша за это время поизвела свою невестушку своими вопросами про тезку-тезоименинницу.
Бабаня Матрена была против такой продажи (но Дарька-то не ей была подарена, не она настоящая ее хозяйка была) и долго еще потом добрым словом поминала хоть и норовистую "детдомовку" колхозную, но очень и очень "молочную", то бишь высокоудойную и высокопроцентную по жирности молока. А что норовистая, то норовистая была бывшая беспризорница: чуть что не по ней, так дойница-подойник от ее копыта аж к воротам летела. Ну да ведь и у бабани характер-то крутенек был!
Вот дед мой Никифор Яковлевич на что уж старостой при царе-батюшке был, какие крутые волны мирского схода выдюживал, а с бабаней, сказывали, в дискуссии не больно-то пускался. Так что как-то ладили между собой они, эти две крутонравные матроны. А посему еще долго бабаня Матрена через знакомых интересовалась: как-де там наша-то Дарька живет-поживает...
Больше чем уверен, Дарька тоже тосковала по своей хозяйке - по бабане, конечно: ударнице матушке моей, с утра до ночи пропадавшей на колхозных полях и токах, до коровы ли было? Тем более, что при такой домовитой и трудолюбивой маманюшке. Коровы (телки, телята), они (как вот и овцы, кстати сказать) очень привязчивы, они очень-очень тяжело переживают смену двора и хозяев. Это я не по наслышке знаю. Так что это очень хорошо мои бабаня и матушка поступили, продав Дарьку на сторону. Чтоб не рвать при встрече сердце ни бабане, ни Дарьке.