Апрель

                                                                                                   

                                                                   

   Вот и апрель в дверь стучится. «Апрельские ручьи землю будят»: вставай-де, просыпайся, матушка, будет тебе под пуховым одеяльцем-то разлёживаться, настаёт пора, да страдная пора-то - вместе с хлеборобом за исконное дело приниматься!

   Древнерусское наименование апреля - цветень. Были и другие прозвания: снегогон, водолей, ручейник. Апрель именуется в народном месяцеслове цветенем. А ещё у него прозвище «заиграй овражки» - это про паводок.   И такое вот негативное, как и у марта в южных местах Руси, – берёзозол ( зол для берёз).

      Берёзовый сок у наших предков паче кваса любим был – бочками заготовляли его и в погреб на снег ставили. А какой укор в этих словах тому, кто берёзе зло причинял, кто зло причинял этим славным деревцам. Теперь вот со стыдом вспоминаю, как мы, сельская ребятня, азартно-азартно бегали в начале апреля в лес, чтоб, истомлённые зимне-весенним авитаминозом, насыщаться берёзовым и кленовым соком (берёзовый был даровито-обильный, а кленовый зато вкуснее). А стыд-то вот от чего: как, поди, страдали от нашего варварства эти деревья – от нещадных ударов топорика. Теперешним ребятишкам я бы советовал брать с собой не топорик, а коловорот.

    Одно дело – с помощью сверла или коловоротца из берёзы сок извлекать   (а потом аккуратненько-аккуратненько заделать отверстие гудронцем, густым дёгтем в смеси с глиной или просто глиной).    И другое – топором ей гибельную рану нанести. Всё лето будет болеть, а то и загибнуть, «загнуться» может. Берёза, она, как человек с четвёртой группой крови, у которой свёртываемость сока минимальная. Вон у меня первая группа – всяческие порезы, «как на собаке заживают» (никаких зелёнок, никаких заклеек-лейкопластырей не надо, а в детстве сшибленный ноготь и гвоздём пораненную ногу собственной струйкой лечил). А вот у жены – четвёртая: малюсенькая ранка чуть ли не неделю заживать будет. Вот так и берёзонька свой сок-кровушку наземь зазря после разбойного порубления источать долго-долго будет.

     Заготавливали берёзовый сок, причём бочонками, и ставили их в погреб на снег, который держался у справных хозяев аж до июля (Чтоб аж до июля-то, последуйте примеру моего хорошего знакомого, который вместо снега забивает погреб льдяными брусками, которые начинает заготавлтвать аж в феврале, заливая водой деревянные ящики). Не только вкусен, но и пользителен-лечебен для организма этот напиток. Надо же: в отношении его «прозрели» и за бугром. Цитирую заметку из центральной газеты «Мир новостей» под заголовком «Запад помешался на берёзовом соке»:

       «Запад помешался на берёзовом соке. У кокосового сока появился серьёзный конкурент, сегодня в Европе и США растёт популярность берёзового сока, объявленного самым полезным.

   Британские диетологи, исследовавшие свойства этого сока, утверждают, что по химическому составу он очень похож на кокосовый. В нём тоже есть протеины, аминокислоты, энзимы. Однако учёные говорят, что берёзовый сок превосходит кокосовый по целому ряду параметров. Так, он выводит из организма токсические вещества, лечит целлюлит, бронхит и артрит. Врачи отмечают, что сладковатый берёзовый сок богат высокопитательными веществами, микроэлементами, электролитами и калием. Кроме всего прочего, в нём содержится сапонин, контролирующий уровень холестерина в крови, помогающий работе иммунной системы и обладающий противовоспалительными свойствами.

   Берёзовый сок оказался действенным средством реабилитации людей, перенесших серьёзные сердечно-сосудистые заболевания. Народная медицина издавна лечит берёзовым соком болезни печени, желудка, кожные заболевания. Единственная проблема в том, что этот сок можно добывать только ранней весной. Одна берёза может за сутки заполнить трёхлитровую банку. При этом небольшой надрез на стволе или ветви не сможет повредить дереву».

   Известно ли вам, вопрошает ещё одна центральная газета, что до Х1 века основным напитком на Руси был не квас, а берёзовица. Напиток, известный ещё скифам, приготовлялся из нацеженного весной берёзового сока. Сок бродил в открытых бочках и приобретал хмельной привкус. К Х1Х веку берёзовицу продолжали изготавливать в основном белорусы. А украинцы, потомки полян уже отрешились от этого, так как все берёзы уже поизвели на него. У русичей же берёзовый сок хранился в погребах на снегу и никогда не бродил и самих их бродить по селу в хмельном виде не побуждал.

   И вот зажурчали ручьи, и вот этими сладостными приметочками отозвались они в многострадальном сердечушке селянина:

«Апрель с водою – май с травою». А то сенник вон, эва, когда опустел, и на сушиле сенцо подбирается. Да и поднадоело оно, сенцо-то, Скотинке за зиму, всё равно, что консервы заместо мясца. Свежей травки, ой, как хотца ей!

«Мокрый апрель – хорошая пашня». Кому неведомо: во влажную-то почву семенное зерно, аки   на мягкую перинушку, крестьянской рукой возлагается. А ежели ещё яровой клин взоралить-вспахать надумал, то тут уж твои орало, соха или плужок, во влажную-то будто в масло врезаются.

   Но случается и так (ох, чего только не случается в многотрудной жизни крестьянина!): «Снег в апреле: внучек за дедушкой пришёл». И даже в мае холода бывают. Но не в обиде за это он на природу-матушку, лишь бы только землица влагой хорошо удобрена была. Нет того горше для хлебороба: апрель безводный, а май сухой. Я это всё и для ради вразумления беспечно-молодых горожан излагаю, дабы сызмальства ведали, как трудно на Руси хлебушко хлеборобу достаётся, какое это рисковое дело

   Ну целебные травы ещё не скоро появятся. А почто на этих вот уж воистину здравохранителей не обращаете внимание?

   Вяз. Настой из срезанных в мае двухлетних побегов – прекрасное мочегонное и кровеочистительное. Сняв с побегов светло-зелёную кору, мелко нарезают и сушат. Эти присыпки помогают при кожных заболеваниях, при течении из ушей, при ревматизме.

   Вереск. Используется в виде примочки при переломах и ушибах. Применяют его также при сердечно-сосудистых заболеваниях, нарушениях кровообращения головного мозга, головной боли и при болезни печени.

   Берёза. Предки наши, ну, в первую очередь, бабушки да прабабушки, конечно, верили, что это благословенное дерево укрывало Богородицу и Христа от непогоды, а Параскеву Пятницу от преследования нечистого, чёрта то бишь.

   Исстари считается, зело благополучна для семьи береза, посаженная у дома, особенно по случаю рождения младенца.

   Ну и это святое древо тоже в своём роде целительно - верба. Наши прадеды (жалостливых прабабушек не достало бы на это), возвращаясь из церкви с освящёнными прутьями вербы, хлестали ими малых детей и скотину, приговаривая: «Верба – хлёст, бей до слёз!» - в надежде, что это прибавит им здоровья.

   Апрель – самое время собирать берёзовые почки. Мочегонное. Настойка на водке благотворна при язве желудка двенадцатипёрстной кишки, при плохом аппетите, от поноса, при ревматизме.

     Ни о каких метеостанциях в старину и речи не могло идти и с прогнозами погоды по «ящику» селян ежевечерне тоже не знакомили. А посему нашим предкам – звероловам, пастухам, а впоследствии и пахарям-сеятелям приходилось полагаться на свою наблюдательность и сообразительность. И надо сказать, наблюдения за природой наших дедов-прадедов отличались особой живостью и закреплялись «метким живописующим словом».

   Вот апрельские присловия и приметы наших предков:

«Апрель с водою - май с травою».

«Апрель ленивого не любит, проворного голубит».

«Мокрый апрель - хорошая пашня».

«Апрель красен почками, май – листочками».

1 апреля – Дарья. У Даля вот как про неё нелицеприятно: «Дарья – грязные пролубницы, грязные проруби, засоры, замарай оклади». А ежели бы Владимир свет-Иванович удосужился в своё время побывать в Самарской Луке, то в свой Месяцеслов вписал бы ещё одно нелицеприятное определеньице: «поносница»! Дело в том, что к этому времени начинало подтаивать около колодцев и прорубей, и скопившийся за зиму мусор стекал в них. Ну, если вокруг колодцев только обыкновенный мусор, то около прорубей в реках, озёрах и запрудах и лошадиный помёт. Особо добросердечные хозяева своих любимцев гоняли на водопой к прорубям – любят лошадки водицу хлобыстать не из ведра, а прямо из водоёма! Слава Богу, коров селяночки туда не водили! А то вода в этих прорубях по цвету даже не жигулёвское пиво, а церковный кагор напоминала бы!

Пришла Дарьюшка-Даряша,

У колодца снег, как каша,

Грязь стекает вся туда –

Стала бурая вода.

Мы таковскую не пьём:

Заболеешь животом.

   Если бы – ещё как пили-то! Если сруб щелястый, и колодцы тоже талая вода всякой нечистью засоряла. А потому смекалистые селяне об эту пору для питья и варева на талую воду переходили - на ручьевую. Вот уж воистину «живая вода». Пьёшь её, бывало, и не напьёшься. Тогда ведь действительно белые-белые снеги-то были. А печная сажа (да сколько её и было-то!), она даже, говорят, и пользительна, что теперешний активированный уголь из аптеки. Ну а теперь белые снеги только в песнях остались….

Одно слово – технический прогресс! Вот за эти фразы лет двадцать назад можно было запросто загреметь в дурдом:

   - Я за грибами в Барские берёзки подался, ты, если что, позвони мне.

   - Ты извини, что не отвечал: я в лесу был, а телефон дома забыл.

   А ныне вон на Западе, пишут, даже искуственных баб делают. Нежных-нежных и и не сварливых!

      То-то приваливало об эту пору работёнки сельским колдунам и знахаркам. Сколько не слишком разумных селян и селянок приходилось им лечить «от живота».

« А дед твой мудрён был! - похвалялась, бывало, бабаня. – Он заранее оба логуна колодезной водой заливал, пока она ещё чистая была. Которые болели, а мы животами не мучились». Авось те, у кого свои колодцы есть, слова незабвенной Матрёны Емельяновны в домёк возьмут…                     

   Примета: «Если на Дарью вода с шумом идёт - травы хорошие будут. А коли тиха вешняя вода, то и травы вырастут плохие».

   В самом начале апреля «Щука хвостом лёд расшибает» (не иначе, как одна из рыбацких баек в народный месяцеслов по попустительству Владимира свет-Иваныча попала). А овсянка прилетела и распевает: «Покинь сани – возьми воз!» А то мужики без неё не знают! Ишь, советчица-училка нашлась!

   Не только перелётные птахи возвращаются во свояси, но и дачники на свои участки (а почему бы - не усадьбы, которые они полезными растениями и деревцами-кустарниками чуть ли не до каждого квадратного сантиметра усадили?!) припожаловали, будто кнутом их пригнали! А также и те, кто на зиму временно покидал свои дома. Как вот мой    земляк-самаролукец, которого после кончины супруги дочка пока что на зиму в город забрала.

Ну вот, чего пятьдесят с лишним лет боялся, одинёшенек в родном доме остался. Дочка когда ещё в город упорхнула, а теперь вот и супруга скончалась. Той весной как раз. Ну летом-то он грусть-тоску (ночною порой невыносимо тягостную!) работой в огороде как бы заглушал. А вот по осени, как страда спала, тут хоть криком кричи. Ну да ведь от дочки-то разве скроешь что (иные дочки любят отцов своих не меньше, чем тебя маманька любила!)? Супротивничал, сильно супротивничал-то. Откровенно говоря, не жаловал он городскую жизнь-то. Бывало, в гости к ним с подарками с огорода да с поля заявится, а уже на другой день его неодолимо домой тянет. Но уломала всё-таки упрямца тятяньку (у, в мать настырная!).

   Сыздетства, с молодых-молодых лет он не привык бездельничать. Забыть ли, как пятилетним мальцом, когда родители на работе, он наседкину ораву от коршунов оберегал, конечно же, сочетая эту «караульную службу» с игрищами и забавами, правда, не всегда удачно, за что и «наряды вне очереди» получал (и надо ли говорить, как такая педагогика вельми положительно влияла на его моральный уровень?)

    В четырёхкомнатной ему отдельную выделили и даже телевизор поставили: кайфуй, дедуленька! Тем более, что и зятёк, как к родному отцу относится. А вот, поди ж ты, затосковал мой землячок-то. Есть которые: им телевизор никогда не надоедает, так бы и пялились в него с утра до ночи. А этот новости послушает, президентом-батюшкой полюбуется, про премьеровы задумки и начинания послушает, ну ещё, может, кино какое (известно, какое – старосоветское!) посмотрит – и баиньки. Невесёлым-невесёлым думушкам предаётся.

   Дочь с зятем на работе, детишки, кто в школе, кто в садике – от скуки хоть волком вой. И вдруг (старческое сердечко-то, как молодой голубок, в груди затрепетало!), приглядевшись-то, узрел, а табуреточка-то в прихожей того-с! Да и боковинку у дивана не грех подправить. И в ванной нашлись делишки…  

   А в конце недели пошли с зятем в его гараж. Ну вот у меня бы, например, при виде того   «борделя» в зятевом гараже сердечко горестно-горестно забилось. Около стен канистры (как они до сих пор не воспламенились прямо под ногами-то?), электропила, запчасти, инструмент – всё в беспризоре. Полезли в погреб за солёностями, а там ещё хлеще, потому как прямо под ногами-то посуда стеклянная. А вот у земляка оно радостно-радостно воскрылилось: это сколько же работы ему в эту зиму предстоит! Когда своими замыслами (первое, что интеллигенту зятьку в голову пришло: наполеоновскими!) поделился, причём предметно-предметно, так что мысль насчёт «наполеоновщины» из головы зятька поизветрилась. Тот ему тоже предметно-предметно предложил: папа, мол, ты мне составь списочек материалов, чем старика аж взорвал:

   - Сынок! Какой тебе список?! Я вчера в магазин за продуктами ходил и по городу немножко прошёлся: на свалках столько стройматериалов – на десять гаражей хватит!

   Всю зиму, как на работу в МТС, ходил он в тот гараж (и в воскреснье бы не усидел, да зять и дочка, «как на вожжах его держали». Ну кое-кто из моих смекалистых земляков понадменничает: чего это там пять месяцев делать-то было – работы на полмесяца, ну от силы на месяц? Вот хоть и от одного предка мы с вами произошли, а все равно разные-разные. Я вот ну как есть торопыга, да, за полмесяца, от силы за месяц управился бы. И что? Там бы кривило, там кособочило, там между стеной и полочной доской щель. А сами стеллажи и полки такие, что с них, того и гляди, всё свалится. Не то у Петра Ивановича (так условно назову его, хотел полностью обозначить, так ведь заупрямился - ну ни скромняга ли?) – у него всё скрупулёзно, как на часовом заводе. Со стола или с полки не только ключ гаечный – малюсенькая шайбочка не свалится, не затеряется. А стол какой, а верстачок какой смастерил! А к тому же с таким предложением к зятьку вышел: вон в том углу под потолком местечко под венички берёзовые отвести, как знатно по субботам париться ими будет (почто им на полу, хоть и на подстилке валяться-то?).

   И вот углядели всё это «одногаражане», и к хозяину тоже с предложением вышли: как-де славно у тебя в таком уюте да на таком столе «импозантном» (иначе про него и не скажешь!) пятничные застолья мужские устраивать. Зять у Петра Ивановича довольно строгих правил был: только не еженедельные, а раз в месяц. На том и порешили. Ну как на просьбу друзей не согласишься?!

    Вот кое у кого совет уже наготове: а надо бы, мол! Что сказать на это прадедушке Толе? Сам он вот уже одиннадцатый годок в рот не берёт. И что же? Почитай, всех друзей порастерял. Нет, встречаться-то встречается, но всего-навсего только контактирует с ними. Судите сами: это ведь за бутылочкой зелена вина в дружеском общении допоздна можно засидеться, а за чашкой чая каково? Да и семейно-праздничная и годовщинная кампания для накрепко завязавшего - это всё равно, что импотенту в непосредственной близи соитие созерцать. Никакого интереса. Пьяная болтовня для не пьющего хуже стаи комаров неотвязных. Охо-хо-хо! Это бы вот мудромыслие прадедушке Толе да пятьдесят лет тому назад… Всякую ерунду учёные мужи изобретают, а вот такой «витамин» измыслить, чтобы нам, русичам в этом деле меру знать, - слабо им! Вот уж воистину: водка губит нас, но и мы её не щадим!

А это не горькое ли признание? Большинство друзей я растерял из-за того, что расстался с вредными привычками. Добрую половину врагов я нажил благодаря достоинствам, пришедшим к ним на смену.  

   Только-только закончил он свои работы, а тут весна-красна в глаза катит. И его, будто грача, скворца или жаворонка, неодолимо-неодолимо в родные палестины поманило. А перед этим он попросил зятька контору свою ему показать. Осмотрел он всё досконально и мысленно (именно мысленно, а не на показ, как это у тщеславно-недалёких людей нередко бывает) головой покачал. И ещё одну просьбу высказал: а каковы-де, у других бур… птьфу-птьфу мне на язык, - каковы у других бизнесменов конторы. После того, как всё осмотрел, опыта поднабравшись, и говорит: мол, как осенью возвернусь из села, за твою контору примусь. Не беспокойся, я быстро, почитай, за октябрьские праздники с этим управлюсь. Всё заранее заготовлю и, пока отдыхать будете, всё благоустрою.

   А в субботу зятёк на родную усадьбу его отомчал. Как глянул он на своё запустелое хозяйство, и снова его сердечко крестьянское радостно забилось: работы-то, работы-то - до тоски-печали ли тут?!

   4 апреля – Василий. Именование у него одно другого звонче да краше: тёплый, капельник и солнечник. Одно из них для огородника и дачника вельми призывное – парник. Ну то бишь землю парит, пора парники и рассадники обустраивать. Чтоб рассадушка в них не загибла. Ну это, главным образом, тех касаемо, которые рассадничек-то на Василия первого (20 марта) справить не удосужились (на кого, видимо, угроза ночлега на диване и буздания килечной похлёбки не подействовала).     

«На Василия тёплого солнце в кругах – к урожаю». Дай-то Бог!

«Если на Василия-парника при восходе солнца видны на небе красные круги, то год плодородный будет».

   С этого дня обычно в Самарской Луке начинается растороп – половодье. К соседям-шабрам, если что, то только по заборным жёрдочкам пробираться приходилось. А ежели ещё и с горшком молока в руках для бабани Дарьи? Она, бывало, аж руками всплёскивала: «Тебя не вороны через такую топь перенесли?» Ты, конечно же, скромно помалкиваешь, а мальчишеское сердечко-то от гордости так и трепыхается, так и трепыхается. Вон оно, мужское тщеславие-то, когда ещё зарождается!

   Была у нас, сельской детворы, ещё одна радость весенняя. Заберёшься на самый верх молоденькой берёзыньки в знатном урочище Барские берёзки (Говорили, по повелению нашего барина графа Григория Орлова их на многодесятинном песчаном склоне Аскульского оврага высадили), а она вся дрожит, когда забираешься-то, - и стремглав вниз! Это у нас называлось «на парашюте спускаться». Забирались не на любую, а на ту, что не сломалась бы! В противном случае, лесники дознаются, близко не подпустят нас в Барские берёзки-то.

Будучи ещё только дедом (а не прадедом, как ныне), повёл внучку Настеньку в лес – а не тряхнуть ли, думаю, мне стариной?! Усадил её на плечи, наказал ей: «Держись крепче за меня!», забрался на молодую берёзку и – спланировал вниз. То-то порадовал любимую внучку. Внуки Илья и Егорушка сами (под моим присмотром, конечно же!) себе такое удовольствие доставляли

   6 апреля – Захарий. «Коли ночь тёплая, то весна будет дружная». Кое-кому, может, и не потрафлю, но присказку всё же приведу: «Преподобный Захарий не любит, кто с пьяной харей». Не потому, что этот монах, по преданию, отличался сугубым трезвлением и трезвеничеством, а что память его на канун (и как бы на сочельник) Благовещения приходится – день сугубого поста и трезвления.

Вот что горазды, то горазды наши предки на прозвища. Вы посмотрите только, какие прозвища-клички дали они византийским святым, впрягая их в народный месяцеслов. Ну священномученика Василия, пресвитера Анкирского солнечником и парником прозвали, другого священномученика Василия, в Херсонесе епископствовавшего, - капельником, апостола и священномученика Симеона, сродника Господня ранопашцем – это ещё куда ни шло. А вот мученицу Дарию – грязнопролубницей, святителя Матина, исповедника Папы Римского – Мартыном-лисогоном, святителя Тарасия – кумошником, преподобного Прокопия Декаполита - дорогорушителем – это уже того-с…

   Паспорта-то на Руси да и на Западе поздненько появились, а посему предки наши для поименования близких и дальних своих прозвища использовали, которые потом в фамилии «трансформиро вались». Прозвища давались по чертам характера, по поведению, по привычкам, по внешнему облику. Я думаю, вы без напряга мысленно представите себе фигуру предка графьёв Льва и двух Алексеев Толстых. Полистайте на досуге телефонный справочник (особенно – московский) – будто в мусорной яме побываете.

Прозвища были не только у отдельных насельников, но и у жителей больших городов. Ну, например, у жителей Самары. Это прозвище, сказывали, в сердцах использовал даже персек Никита Хрущёв, когда наши земляки освистали его (впервые в СССР!) во время его выступления на главной площади нашего областного центра.

   Увы, «самарские горчишники» - прозвище это не на пустом месте выросло

   Перед введением сухого закона 1 января 1915 года Николаем 11-м в стотысячной тогда Самаре было свыше 450 пивных и около 400 трактиров, портерных и других распивочных заведений, два (впервые узнаю про два-то – А. М.-С.) пивных завода, несколько винокуренных, публичные дома с продажей спиртного на некоторых улицах шли целыми рядами, - рассказывает краевед Евгений Бажанов. – И тысячи людей, начиная от хозяев до полотёров, кормились с пьяного дохода. Возглавлял алкогольный синдикат пивной король Альфред Ваганов.

   И это вот не горестное ли сообщение. Николай 11 ввёл сухой закон. И что же? В скором времени место торговцев легальным спиртным заняли (какая знакомая картина!) аптекари и парфюмеры и самогонщики. Стал входить в обиход не только денатурат, но и клей и другие спиртосодежащие продукты.

   В Самарской Луке издавна так повелось: жителям соседних сёл прозвища давать да разные были-небывальщины друг про друга складывать да рассказывать. Ну вот сосновенские нас, аскульских, тыквенниками дразнили. И, наверно, неспроста. Что любили, то любили у нас тыковку-то. Что в чугунке или в скудельной-глиняной корчажечке упаренную-разомлелую до густой красноты; что в «гусях» (это – когда её во всю длину дольками не чищенную нарежут и прямо на печной под наподобие этих домашних пернатых ставят-кладут) – во всех видах она вкусна и прельстительна. А ещё и пользительна, как то учёные люди пишут. Она, говорят (ну это наши вызнали и говорят-то, а не учёные в своих трактатах пишут!), - она, сказывают, вкупе с чесночком разваренным даже старцев кое на что греховное поманывает…

   А мы их, сосновенских-то, лапшатниками обзывали. Этой самой лапши, они, сказывали, как, бывалоча, напорются, так она у них аж из ушей лезет (правда-правда, это аскульские девчата про ихних парней рассказывали, а уж кто-кто, а они, нашенские умнички да красотулички, зря не скажут!). Да и что зазорного в таком прозвище? «Лапша да каша – любимые яства наши» - так в старину не только в Самарской Луке говаривали. Сравнить ли деревенскую лапшу, рукодельно нарезанную из раскатанного по доске теста да ещё и сдобренную-удобренную, с какой-то там вермишелью да, как пустые свистулички, с макаронами?! Это вот, как наша справная да сочная и сладкая, как ягода-малинка, самаролучаночка по сравнению с какой-нибудь забугорной фотомоделью тощой-тощой, как жердь, и такой же, поди, «наваристой».

    Забыть ли такое? В послевоенное время вермишель да макароны в каждом доме употреблялись в обыденности. А вот на поминальный стол их никогда не ставили. Только лапшу домашнего приготовления! В обычное время на её приготовление много времени уходит – недосуг этим было заниматься. А вот, чтобы она чрева молельщиц ублажала ,– тут каждая уважающая себя и (это-то, пожалуй, и самое главное!) дорожащая уважением односельчан, хозяюшка не жалела времени и усердия, чтобы приготовить это доброславное яство. А ведь, поди, верно наши девчата про сосновенских парней-лапшатников-то говорили! Бывало, в детско-отроческие годы уписываешь её из плошки, на стол бабаней перед тобой поставленной, и в самом деле того и гляди, она из ушей полезет. Зело вкусна и благоутробна! Бабаня, бывало, увидит твоё усердие и всемилостиво с лукавенькой улыбочкой на добром-добром лице вопросит тебя, с игрищ голодным-голодным возвернувшегося, не подложить ли, мол, ещё? А лукавинка-то, лукавинка-то в глазах: ужли, мол, откажется?

   Но вот как коварно отыгрались «тыквенники» на своих соседях, приписав им свой «грех» - своё «тыквенничество»:

Мы послали телеграмму

Сталину да Рыкову:

Приезжайте к нам в Сосново

Мы сварили тыкову!

7 апреля - Благовещение.

   «Благовещение – самый большой у Бога праздник». В народном Православии этот праздник сопоставлялся с Пасхой. Оно и понятно: не состоялось бы Благовещение, не было бы Рождества и Пасхи. Запрещалась любая работа. В этот славный день «девка косы не заплетает».   А заплетёт, тогда что? Участь кукушки? Которая потому без гнезда, что на Благовещенье с дури его завивала. Замуж не выйдет, а детишек (в виде яичек) по приёмным семьям раскидывать будет?

   Больше того: этому запрету, по тому же поверью, даже черти следуют. «На Благовещение и на Пасху грешников в аду не мучают». А приехавший с Троицкого рынка в Самаре, с того самого, на котором Иегудиил Хламида, сиречь Максим Горький, работавший тогда в одной из самарских газет, своих будущих героев пьесы «На дне» обзирал, - возвратившийся оттудова один аскульский мужичок поведал землякам со слов одного «золоторотца», попа-расстриги: за примерное-де поведение в аду начальство ихнее выдаёт на Благовещение увольнительные в родных местах побывать. Не приведи Бог, моим дедам – двум родным и шестерым двоюродным получить такую увольнительную и на месте некогда благоустроенного села на семьсот, а по иным данным и девятисот дворов узреть в эту Благовещенскую ночь всего пять огоньков, а вместо пахотных угодий высокие бустылья чертополоха поверх снега…

   А эта вот примета кое для кого, как «Христос в лаптях прошёл» (по душе), ну то бишь благодатная: «На Благовещенье мороз – урожай на грузди». Как знатно хрустят они на зубах, особенно под водочку! Ну это, когда по доброму случаю, а не когда денежки, аки кусачие муравьи, в кармане зашевелились и в магазин галопом тебя погнали…

   Благовещение для селянина – это, в первую очередь, весть о весне:

«На Благовещение весна зиму поборола».

«Покров не лето, Благовещение не зима».

   Вот какое недоброе предупреждение селянину: «Весна до Благовещения - много морозов впереди».

   А вот это отрадная весть: «С Благовещения огня не вздувают». Дня прибыло, так что и утром, и вечером светло. Какая экономия на лучинах и свечах! Керосиновые лампы на селе в массовом порядке появились только в конце позапрошлого века.

   Благовещение – не только пора прилёта птиц, но и пробуждения и выхода из своих нор барсуков и енотов. А из трухлявых убежищ своих выбираются на свет Божий ежи. Очень милая, между прочим, и умная животинка это. Как-то по осени я, можно сказать (ох уж, и хвальбунишки эти деды, а особенно прадеды!), приручил одного. На молочко в блюдечке. Каждый вечер всё приближая и приближая блюдечко-то к крыльцу. Осмелел. Помню, припозднился у соседки – возвращаюсь: сидит у крыльца ждет, старого хрена. А потом и место жительства изменил. То где-то под забором квартировал, а это в подполье перебрался. Как-то раз по делам на целую неделю отлучился. Заявляюсь в дом, а похолодало за эти дни, ужинать пора, а квартиранта нет и нет. Для общего сугрева растопил подтопок – в избе потеплело. Через какое-то время, тогдашний дедушка (ещё не прадедушка) Толя уже спать было завалился, - заявляется. Слышу, молоко хлебает. Вот кот Тиберий у меня гостил – мыши у лентяя и неочуная чуть ли не по хвосту к концу его пребывания стали бегать. А при еже – ни гу-гу! Будто мором каким их поморили. И вы думаете, по весне он у меня в подполе жительствовать продолжал? Фигушки. На прежнее место, в заросли перебрался. Свобода, мля, свобода!

   Но связь у нас с ним или дитятей, а может, и внуком вот уже сколько леит не теряется. Вот вчера только прадедушка Толя выносил ему в угол огорода, где он по ту сторону изгороди обосновался, тарелку подзакисшего по прадедушкину растютяйству супчика овощного (на мясном бульоне!) – утром проверил: всё прибрал! За исключением листиков зелёной капустки. Прадедушка по наущению медицинских светил порет их в супе, а он пренебрёг. И вот ведь как наши сердечки прикипают к нашим братьям меньшим. На улице дождь хлестал, а прадедушка с остатками ужина к его логову попёрся: ведь, поди, уже слюнки глотает выжидаючи…

   Об эту же пору пробуждаются медведи. Злые-презлые: оголодали за зиму-то, особенно, если у матери медвежатки появились. А в лесах бескормица! Борти, которые по недоумию пчелиному, можно было взломать, им уже по осени взломаны. Тут уж ему никто не попадайся, он и в Великий пост оскоромиться за грех не посчитает…

   Приметы Благовещенские:

«Коли ночь на Благовещение теплая, то весна будет дружная».

«На Благовещенье гроза - к тёплому лету, к урожаю орехов» (Ох, уж эти орехи! Не от них ли мои сверстники-самаролукцы раньше времени без зубов-то остались?). Эта примета не по ассоциации ли придумана? Треск орехов на зубах, что гром в ушах.

   И эта вот настораживающая примета: «Вёдро в Благовещенье – к пожарам». После смерти близкого пожар самое большое горе-бедствие для селянина… Посему по примеру бабани незабвенной Матрёны Емельяновны ежеутренне молюсь Господу Богу Иисусу Христу, Пресвятой Богородице и своему Ангелу Хранителю о спасении от пожара и другого лихого сельского бедствия. Три раза спасало! А Ангела Хранителя ещё ежеутренне и ежевечерне благодарю за соавторство вот этого месяцеслова и других моих литературных опусов. Сколько добрых замыслов и хороших подсказок мне от него было и есть! А откуда ещё и быть так называемому наитию? Сколько раз так бывало: как бы ниоткуда к тебе приходит творческая находка. Вот обрёкся: в первые же минуты попадания на тот свет постараюсь встретиться с ним лично и сердечно-сердечно поблагодарить за соавторство.

«Коли на Благовещенье снег на крышах есть, так будет ещё и на Егорья (6 мая) в поле». Ничего страшного! Это значит, много его за зиму навалило, и он без спешки-суеты ранне-весенней весь-весь в землю водой уйдёт.

   «На Благовещенье дожжь – родится рожь» («Дожжь» - московский говорок у Даля-то, как и в Самарской Луке, насельники которой по большей части выходцы-беженцы после отмены Юрьева дня из Подмосковья от тамошних бар-жадюг…).

   «Мокрое Благовещенье – грибное лето» (Вот уж воистину глас вопиющего грибника: «Подай Господи!»). И это вот зело благовестно для любителя тихой охоты: «На Благовещенье мороз – уродятся грузди». А вообще-то это, наверно, бабёнки заметили или попы. «Тихой охотой» тогда только они занимались. Мужикам ни летом, ни осенью не до грибов было. Аскульского батюшки грибные похождения у нас в Аскулах определяли безошибочно: только на его приметах грибки-то срезались. А мои односельчане их «ломали». Увы, поступая по-батюшкиному, я уже три, нет, четыре ножа в лесу «посеял»… Это в домёк таким же растютяям, как прадедушка Толя: по бережливее с ножичками-то!

      Ну и напоследок:

    «На Благовещенье цыган шубу сымает (продаёт)» (Даль). Не торопился бы, барышник! Ну да ведь на Егорья (6 мая) её и за полушку не продашь, а хранить её ему негде: чулана нет. А к зиме он новую у какого-нибудь ротозея по ночухе «купит». У кого, что на уме: «На Благовещенье воры заворовывают, для счастья, на весь год». Потому как «Хоть подкову укради, а обычай соблюди». Вот уж воистину обычай, как привычка, которая «на веки нам дана, замена счастию она»!

   А сколько суеверий напридумано на этот день. Думаете, досужими людьми? Берите выше! Я не Небо имею в виду, а Поднебесную, которая бывшему Деннице, а ныне Сатане-Дьяволу в вотчину отдана…

   Вот они эти «приметы»:

   «На Благовещенье на суровую пряжу не глядят». А не то… Страшно представить даже, что такую невнимаху ожидает!

   «Не дуй на Благовещенье огня – не будет головня» (имеется в виду головня в лихих руках поджигателя).

   И попробуй-ка молодая селяночка не следовать этим «приметливым» указкам. Вот как об этом в поэме Николая Некрасова рассказывает она:

Да тут ещё свекровушка

Приметой прислужилася,

Соседкам наплела,

Что я беду накликала.

А чем? Рубаху чистую

Надела в Рождество.

За мужем, за заступником,

Я дёшево отделалась;

А женщину одну,

Никак, за то же самое

Убили насмерть кольями.

С голодным не шути!..

    Примечание Некрасова: «Примета: не надевай чистую рубаху в Рождество: не то жди неурожая».

   Обратите внимание на последние слова монолога: «С голодным не шути!..». Вот, к примеру, вы по какой-то причине заявились домой, «как с голодного поля», - что, из вас доброта, как благодатный парок из самовара, источается? А предки наши постоянно недоедали, а то и, особенно по весне и в начале лета перед новым урожаем, и голодали. Отсюда чуть ли не постоянная озлобленность, которая в первую очередь обрушивалась на голову невестки-снохи, особенно если она ещё и сирота или из бедняцкого рода. И неудивительно поэтому, что устное народное творчество избытычествует стенаниями этих бедняжек. И вот героиня поэмы нарушила примету – это ли не повод для мести и злодеяния?

   Кое-кому смешно: какие-де тёмные наши предки были! А вы послушайте да почитайте заговоры да поучения у современных колдунов да колдуний – так называемых магов, магистров народной медицины, медиумов-иллюзионистов, целителей-обаятелей (обаивателей). Причём они чётко подразделяются: экстрасенсы и медиумы – для обывателей, для «шантрапы», а вот для элиты, для «яйцеголовых» - тут уже маги и оккультисты типа Джуны, Лонго, Копперфильда, ну и наших Чумака и Кашпировского.

   Вот, например, как надо по одному из наставлений знахарки умиротворять домового – современного полтергейста (по-немецки - злого духа): воткнуть «оберегающие иголки» над дверью, посыпать чем-либо по углам («что-либо» у каждого мага своё!), пройтись по квартире с зажжённой свечкой и т. д., и т. п.

   Ох, и горазды «туманить головы» нам, легковерным, духи Поднебесья. И скорее, поди, даже и не из-за зложелательства, а от скуки, «для смеха». Не иначе, как со всего села слетались они в ту избу, где знахарка так вот «иголочно» умиротворяла домового. А вы думаете, не потешаются они над моими современниками-самаролукцами, когда те прибегают к услугам целительниц? Ибо ведомо им: ну, может, и исцелит на какое-то время она доверчивого охламона, так потом-то это «исцеление», как показывает практика, ему таким «боком выйдет»…

    На время Великого поста приходятся три родительские субботы. Поминовение усопших.

    Вот как, по свидетельству священника Михаила Ардова, обратился один из московских иереев к своей пастве на день поминания усопших:

   «Добрая половина ваших покойников – все эти ваши пьяницы – сидит в Преисподней… Вы пришли сегодня помолиться за них… Это хорошо… Это, как вот кто-то в тюрьме сидит, и вдруг приходит письмо из дома… Срок твой оно не сокращает, а всё-таки приятно – помнят о тебе…».

   В данном случае батюшка    имел в виду именно редкостно-эпизодическое поминовение. Спасению же или облегчению участи грешников, как свидетельствуют святые отцы, способствуют не эпизодические, а постоянные горячие моления и благодеяния в его имя. Куда нам, в вечной суете и в попечении о «злобе дня», до этого? Нам хотя бы весточки туда посылать: помним-де тебя непутёвого.

Вот слова религиозного публициста: « Хождение в храм, принятие Святых Таинств и регулярное молитвенное обращение к Богу – всё это хорошо и полезно для души, но одно лишь исполнение этих правил не делает человека настоящим христианином. Человек может фанатично исполнять всё выше названное, но при этом быть по своей сути не христианином, а фарисеем. И вместо любви иметь в сердце неистребимую гордыню, разрушая свою душу осуждением всех и вся».

     Вот каковы они – современные святоши. На Жигулёвском автовокзале услышал такую историю. Местная сверхактивная богомолка сразу же в церкви всем растрезвонила, что она-де теперь бабушка, у неё внучек родился. И при этом - с пребольшим удовольствием принимая сердечные поздравления молельщиц. Но вот почему-то не только повидать новорождённого, но даже позвонить невестке по поводу рождения внучка не удосужилась. И повидала его только через полмесяца после рождения. И то совершенно случайно, когда мамаша несла его в детскую поликлинику. Но зато эта святоша не пропускает ни одной службы, соблюдает все посты и среды и пятницы. И такая спасётся?!

      Воля ваша, но что-то иной раз претят мне уж шибко казистые да роскошные надгробья. Мнится мне, не столько любовь к покойнику это, а самая настоящая показуха здесь выпирает. И нередко так получается: надгробье-то роскошное, а вот помолиться об усопшем, в Божьем храме свечечку поставить в поминание о нём недосуг да и не больно-то, видно, и желается. Главное, чтоб от людей порицания не было. В этой связи вспоминается завещание великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя, неустанными стараниями либералов вот уже третий десяток лет у нас всячески замалчиваемого:

   «Завещаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о таком пустяке, христианина недостойном…   Предать же тело моё земле, не разбирая места, где лежать ему, ничего не связывать с оставшимся прахом; стыдно тому, кто привлечётся каким-нибудь вниманием к гниющей персти, которая уже не моя: он поклонится червям, её грызущим; прошу лучше помолиться покрепче о душе моей, а вместо всяких погребальных почестей угостить от меня простым обедом нескольких неимущих насущного хлеба».

   Вот и получается (и не так уж и редко!): на роскошные надгробья десятки тысяч не жалеем, а нищему червонец-другой подать – рука трясётся…

   9 апреля – Матрёна-настовица. А ещё обзывают её голенастицей. На Матрёну прилетают настовицы-пигалицы, весьма и весьма кокетливые птахи на длинных-предлинных ножках. Ну точно вот топ-модели, которые, гремя костьми, по подиумам разгуливают с ногами, будто из пазухи растущими. Бывало, идет по аскульской улице такая вот прогонистая деваха, по словам поэта, «ногами землю щупает, обувочкой форсит», а наши сельские матроны, эти цензоры и поборницы благонравия и благочестия, ей в спину клеймо так и припечатают: «Пигалица!».

   Вот как об одной из таких у моего любимого поэта Александра Яшина:

Деревня, зори вешние.

Живу среди хлопот.

И вдруг – навстречу, грешному,

Красавица идёт.

Идёт-плывёт – красуется,

Спускается с высот,

Сама собой любуется,

Сама себя несёт.

И, затаив дыхание,

Все, сколько есть ребят,

За нею с расстояния

Испуганно глядят.

Готовы в драку броситься,

Готовы – прямо в пляс.

Уж так она им по сердцу,

По нраву – в самый раз.

А мне, прошу прощения,

Давно знакомы все

И эти ухищрения, и эти украшения

При девичьей красе.

Меня как не касается

Её надменный вид.

И, оробев, красавица

В глаза мои глядит.

   Вот что значит короткая и не шибко крепкая память-то у наших новоявленных праведниц: а сами-то, сами-то, будучи красными девицами, не утицей ли по аскульским улицам расхаживали, прельщая молодые и сокрушая старческие сердца? Это вот нынче вечно спешащие куда-то горожанки так сапожками по асфальту топают, будто солдатики на плацу...

   Зело кокетлива эта птаха! Вот наблюдай за ней незаметно – спокойно-спокойно на огороде себе пропитание добывает. Стоит показаться ей на глаза, сразу же хвостиком (весьма и весьма элегантным!) игриво вилять принимается. Ну чисто аскульская красная девица, бывалоча, мимо мужской компании по улице этакой утицей шествующая…

   Повторюсь: у нас в Аскулах, да и по всей Самаролукской волости пигалицами обзывали (ну за глаза, конечно) сухопарых, прогонистых и весьма горделивых девиц. Ну как вроде бы теперешних тощих-претощих фотомоделей, на телесах которых русскому мужику и взор свой заострить не на чем. Вот какую поговорку великий знаток русского языка Владимир Даль про таких приводит: «Надокучила (ну то бишь осто… ла, надоела. - А.М.-С.), как пигалица на болоте».

   А вот у наших одноземельцев костромчан «пигалка - ласковое прозванье молодой, новобрачной». Ну и ещё у Даля: «Пигалка - быстроглазая девушка». Ну кто против такой устоит?

   Голодно об эту пору в лесу этим «перекати-поле». Вот они по первости к человеческому жилью и прибиваются в надежде чем-нибудь поживиться. Бывало, выбросишь на фанерку около двора крошки со стола, на них не только исконные патриоты нашенские - воробушки да синичечки, а и эти «вынужденные переселенцы» накидываются. Причём чибисы-то агрессивно-агрессивно набрасываются. Не иначе, как в забугорном «раю»-то шибко пооборзели! А ещё это их противно-попрошайническое гиканье! Чтоб избежать мальчишеского субъективизма, сошлюсь на Владимира свет-Иваныча Даля: «Пигалить – надоедать, докучать одним и тем же, как безотвязная пигалица, кигиканьем; клянчить, плакать приставая». Кстати сказать, по словам того же Даля, французы, оказывается, большие охотники до чибизины-то, ну то бишь до чибизъячьего мясца. Ну да что взять с лягушатников…

   «Чибис прилетел – на хвосте воду принёс». На селе об эту пору такая шутка в ходу была: «На улице водопол – задирай выше подол». Только вот ныне задирать подолы-то нашим прелестницам выше некуда уже. Им в пору речки форсировать, не замочив подола…

   «Чибис кричит с вечера – к ясной погоде».

   «Чибис летит низко – к продолжительной сухой погоде». Ох, и не любили в засуху этих низко летящих птах («Всё равно, что «юнкерсы!» - у аскульских фронтовиков военная терминология до конца жизни с языка не сходила).

   Вот уж воистину Матрёна-то – настовица! Об эту пору по целине (не по дороге), куда хочешь, иди. Но только утром - по насту (как по асфальту), а к обеду так развезёт - сиди дома и не рыпайся. Потому как в снег провалишься по самые эти…

Об эту пору в ходу такая шутка была: «Под порогом брод, на улице - переправа». У нас, учеников Сосново-Солонецкой средней школы, третья четверть, почитай, на две седмицы дольше была. Это по причине расторопа-распутицы. Дороги все развезёт - четыре километра до школы ни пройти, ни проехать. Вот такие были весенние каникулы. Ни пройти, ни проехать, а в лес, в березнячок, мы всё же пробирались. Дабы берёзовым соком и кленовичкой полакомиться.

   А второе прозвище у Матрёны – полурепница: расторопные хозяюшки в сей день самолично лезли в погреб и выбирали самые добротные репы на семена (памятую ещё бабушкой высказанную мысль: «От худого семени, внучек, не жди доброго племени!»).

А вот поговорки «прельстительно-репные»:

«Щи да репа – животу укрепа».

   И опять кто-то из молодых, да ранних съязвит: «А почему именно в этот день?». А потому, молодой человек! По обыкновению нашему – русско-селянскому. Чего уж там скрывать очевидное и тем более стыдиться его. Такие уж мы, русичи, видимо, искони. Нуждаемся в пригляде и указе. Вот крепко держащая в уме своём народный месяцеслов некая старица говорит своей молодой соседке: «Вчера была Матрёна-полурепница – ты репу-то не запамятовала на семена отобрать?». Посрамлённая этим вопросом, молодайка поспешает домой и принимается «полурепничать». А не отбери в эту пору самые добротные плоды – дочери, снохи, именно эти-то репки они и спорют! А отобранные ею и спрятанные в укромное и, конечно же, тёплое местечко, они (не то, что в холодном погребе!)     и «распускаться»-разбухать полегонечку начнут, чтоб через какое-то время в почвенную благодать угодить готовыми к проросту-прорастанию.

   Искони в наших местах, пока её не заменила забугорная картошка, репа была одним из основных продуктов питания русского селянина. Наряду с капустой, редькой, луком и хреном она ежедневно была на его столе. Вы думаете, сметливый русский мужик посадил репу в поле, чтоб этим самым с медведем в контакт войти и надуть его? Так было заведено на Руси - сажать её в поле. И ею, как потом картофелем, засаживали большие постати.

   Вот уж воистину в любых видах она была хороша и зело употребительна. Варёная, жареная, в добавках к тесту для оладышек (Не пробовали? Жаль мне вас!). И в каше она тоже благожелательна. «Но самым обычным и немудрёным, - не иначе, как со смаком пишет автор «Русского традиционного календаря» Анна Некрылова, - было блюдо, известное сегодняшним россиянам, пожалуй, только по старинному ходячему выражению «проще пареной репы». Действительно, приготовить пареную репу чрезвычайно просто – надо залить её водой и поставить в русскую печь. Круглый год пареная репа не сходила со стола крестьян, обязательным кушаньем она была во время постов, когда её ели с квасом». Как в младости «ярый паренорепец», присовокуплю к этим словам Анны Фёдоровны, которая, слышал, в дочки мне годится, вот что. Воды в глиняную корчажку, если и наливать, то чуть-чуть, что в шибко горячей печи не «скукожилась». А обычно-то её ставят без воды, но, повторюсь, это, когда в глиняной корчажке, а не, скажем, в чугунке и, конечно же, не в алюминиевой кастрюльке. Когда она влажная и скользкая, как пельмень, - это уже не то-с. А прельстительнее всего для нас в детстве она была сырая. Забыть ли? Каждый вечер бабаня лазила в погреб и приносила оттуда целую корчагу с капустой на завтрашние щи и помидорами, огурцами, груздями – на ужин. А главное-то - с нетерпением ожидаемую тобою на печке большую-большую репину со словами: «Она чистая – зубы крепкие, без ножа облупишь!». А то не облуплю! Такую вкуснятину-то! Вот набирает этот текст прадедушка Толя - и видели бы вы, как при этом чуть ли не сладострастно причмокивает, старый хрен!

   А вот это каково вам? «Репу да горох не сей возле дорог». Почему бы так-то? А вот почему: «Репа да горох сеются для воров»! Потому как «Завидны в поле горох да репа, кто ни пройдет – щипнет да потянет». А это ещё «по круче»: «Мимо девки да мимо репки так не пройдёшь».

    Вот дочка-старшуха из Интернета для тятяньки в его Месяцеслов выловила о пользительности репы:

  • В этом овоще присутствует очень редко встречающееся вещество глюкорафанин, о сильном противораковом и противодиабетическом действии которого, известно уже достаточно давно.
  • В репе намного больше, чем в редиске или редьке содержится фосфора, и больше, чем в капусте – витамина С.
  • Также в ней большое содержание таких витаминов, как А, B1, B2, В5, PP и микроэлементов, среди которых железо, йод, марганец, натрий и различные другие, нужные организму человека.
  • Невероятная ее польза в наличии солей серы, которые оказывают обеззараживающее воздействие на кровь, а также содействуют разрушению камней, образующихся в почках и мочевом пузыре.
  • Репа активизирует работу печени и стимулирует выработку желчи, что в каком — то роде препятствует образованию камней в желчном пузыре.
  • Содержащаяся в ней целлюлоза поддерживает активацию перистальтики кишечника и способствует предотвращению застоя питательных веществ, что благотворно влияет на пищеварительную систему. Также это и влияет на снижение уровня холестерина.
  • Кстати, съедобной и полезной является и ботва репы, как опять же, кстати сказать, и свеклы, которую добавляют в борщи и салаты. В листьях репы, особенно салатных сортов, витаминов и минеральных солей больше, чем в корнеплодах. Так, по содержанию солей железа листья салатных сортов не уступают шпинату, в них также много бета-каротина, что особенно ценится в детском и диетическом питании.

       Репу можно использовать как в готовом виде, при приготовлении различных блюд, так и в сыром виде в свежих салатах.
    С давних пор репу используют в народной медицине. Репа очищает и оздоравливает желудок и кишечник. Репа обладает антисептическим и мочегонным свойством. Блюда из репы рекомендуется при диабете и ожирении.

       Репа является низкокалорийным продуктом и очень способствует снижению веса. Также её рекомендуется употреблять при сахарном диабете, заболеваниях печени и желчного пузыря. Она помогает нормализовать обмен веществ и стимулирует деятельность желудочно-кишечного тракта.

        Согласно данным исторической науки, репу наши предки выращивали уже более 6000 лет назад. До первой половины XIX века на Руси, в рационе она играла ту же роль, что теперь картофель. Ни один народ так не ценил репу, как русский. Вот почему считается она исконно русским овощем.


В дни моей младости репу сажали только в огородах, а в поле – турнепс для скота. Ну и, конечно, для нас, воришек… В прошлом году прельстился семенами на рынке и посадил его. Хорош, да не по стариковским зубам. А в молодые лета с каким треском он поглощался нами. Хотя делать набеги на турнепсовую плантацию рисково было: колхозные объездчики зело сурово вели себя,    кнутами спины наши осаживая. Да и то сказать: кто шёл-то на такую хлопотно-кнутовую должность? Один из таких, отцы наши разузнали потом, смершевцем в войну был (почему-то не жаловали аскульские фронтовики их, смершевцев-то). Так что умели тогда кадры-то подбирать!

     12 апреля –    Иоанн Лествичник.

   Вот 10 февраля на Ефрема Сирина (сирийца) домового-то в старину, сказывали, о-го-го, как закармливали («Пришёл Ефрем – сама не съем, а домового ублажу, сладкой кашки наложу»). Да, видать, недоублажнили, потому как «На Иоанна Лествичника домовой бесится» (Даль). Почему бесится-то? Может, потому, что об эту пору с котов пример берёт?   О-хо-хо-хо! Знать, и на нечистую силу весенняя погодка-то ещё как воздействует! По словам очевидцев, в старину бесился он аж до полуночи, пока петух не запоёт. Одно спасение от такого нахала было – ублажить его лепёшкой, корочкой круто сваренной кашки. Тогда, говорили знатоки, он будет оберегать скотину на дворе и благоволить к обитателям дома. Ой, ли!

   Что не любит, то не любит он всяческие нелады да разборки в доме, скандалы и свары. А может, наоборот? В доме, где мир да лад, где Бога чтут, где стены намолены, где постоянно молитвы творятся, ему приходится смирять себя, этими молитвами он как бы связанный сидит. А вот когда ему волю дадут семейными неладами да бойнями, тут он так называемым полтергейстом заниматься начинает. Не иначе, как с хозяев пример берёт? Ведь дурное дело прилипчивое.

   Проделки домового, как и любого другого беса, по определению провокационны: всё – на потеху себе и на соблазн людям. А самая-то гожесть для него – людей поссорить, свару меж ними устроить. И понять его можно. Сатана-Дьявол (и слуги его), по словам Спасителя, от века – человеконенавистник. И вот что надо еще учесть и не упускать из виду. Скуку! Вековечную скуку! Семь с половиной тысяч лет прошло со дня творения современного человека и семь с половиной тысяч лет перед глазами у них, у бесов, одно и то же: копошение человеческого муравейника! И нет у них никакого иного дела, как только пакостить человеку, издеваясь над его глупостью, жадностью, легковерием.

   Нет того, чтобы своими силами (ведь способные и даже в чём-то талантливые ребята!) организовать для себя, скажем, художественную самодеятельность, какие-нибудь варьете. Как славно бы «канканили» тамошние чертовочки, смазливые да заманчивые, как сообщают Антоний Великий и другие святые отцы, которых они, эти чертовочки-то соблазнить и сбить с пути истинного тщились. Ну, на худой конец, какие-нибудь бега-забеги, ралли-тралли. Так нет, им человеческий театр всемирного масштаба подавай!

   Не знаю уж, кто у кого: мы у бесов или бесы у человеков в круговой поруке наборзели: ты – мне, я – тебе.

   И домовой-дворовой, по тогдашним понятиям селянским, наряду с домовым-доможилом тоже те ещё типы-то! В любимцах у него числятся собака да вот ещё почему-то козёл (не козочка!). А остальных животных он, мягко говоря, недолюбливает. И овечек, и козочек, и даже коровушек. А особенно свиней. Ну в этом, в его отношении к свиньям я его где-то понимаю: животное это вечно чем-то недовольное – всё не по ней. А всё валят на домового: вот-де опять расхрюкалась, опять жрать просит – не иначе, как дворовой её разбудил и подзуживает.

   У великороссов он запечник. У нас ему   за печной загородкой местечко отведено. А вот белорусы – люди прижимистые, он у них подпечник. История довольно запутанная. Их два на усадьбе или это один в двух лицах – домовой и дворовой, (у белоруссов – хлевник)? Скорее всего два, только вот как они уживаются?

   Как бы наперсница домового – кикимора.   Обычно выглядит она старой и некрасивой. Худенькая, с маленькой головкой. Но всяческих замыслов каверзных в ней, в маленькой головке-то, как ос в гнезде осином. Но вот какое дело-то, согласно тем же поверьям народным, она может представиться и красной девицей, с длинной косой и совершенно голой. Упаси Бог, любопытным самаролукцам повстречать такую в наших урочищах! Особенно тем, у кого жёнушки уж больно приглядчивые да приметливые. Враз на ковёр поставят и к «сознанке» приведут.

   Ныне такое вот редко-редко водится, чтоб дом заброшен был из-за того, что в нём якобы черти завелись и жильцам покоя не давали. А в старину такое нередко случалось. Кто же заводил этих самых чертей-то в таких домах? Увы, порой и облыгали их, чертей-то!   Вот рассказ одного такого «заводилы», который удалось подслушать одной ушастенькой самаролучаночке:

   «Когда трубу кладём, так ртути в пёрышко гусиное ливнешь, плотный-то конец оставишь на воле, а другой замажешь. Как затопят после того печку – она и застонет…».

   Или другой случай. Вмазали печники в трубу две пустые бутылки по самые горлышки. Хозяева стали жаловаться: кто-то-де свистит в трубе – страшно жить. Пригласили других печников. Те говорят: поправим, только это дорого будет стоить. Зная, что прижимистые хозяева и их обманут, они вместо пустых бутылок вставили гусиные пёрышки со ртутью. Свист прекратился, но кто-то стал охать да вздыхать. Делать нечего, снова пришлось обращаться к печникам. Отдали уговорные денежки на руки вперёд , и все «черти» угомонились.

   Погрубее и попроще месть обсчитанных печников такова: один кирпич в трубе закладывают так, что через некоторое время (не сразу – ну ни спецы ли?) печь начинает постоянно дымить.

   Как говорится, и плотников, кум, не хвали: те ещё мастера «чертей-то в доме заводить»! Из мести за неуплату под коньком длинный ящичек без передней стеночки, набитый берестой, вставят - в ветреную погоду и плач, и вой, и вскрики, и вздохи такие начнутся, хоть святых выноси!

   Какой выход? Простой! Я хорошо помню, как аскульские хозяйки готовили яства пастухам и как чуть ли не подхалимничали перед ними, чтоб те на пастбище их скотинку не забижали. Уважай труженика, плати ему уговорную цену. И не будут в твоём доме такие вот рукотворные «черти заводиться»!

   А каковы они, черти-демоны-то «нерукотворные», так сказать? А перечтите-ка «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова, человека, несомненно, забесовлённого (А кто ещё мог так нелицеприятно изобразить нашего Спасителя? Даже у отъявленных безбожников так гадко не получалось!). Ну если сам Сатана-Воланд и один из ближайших «генералов» его сами мелкие пакости ниже своего достоинства считают совершать, поручая делать это «нижним чинам» Коровьеву и Бегемоту, но глазеют на эти пакости не без удовольствия. Вспомните-ка Воланда на сеансе чёрной магии в Варьете, он даже поднауськивать этих «проказников» не гнушается. А вот презрение (на почве неизгладимой и неиссякаемой ненависти к этому быдлу-«человечине») в каждой мысли, в каждом действе их!

   Не поленитесь – проследите все поступки мелких бесов Коровьева и Бегемота за все три дня пребывания в Москве, есть ли среди них хоть одно человеколюбивое? Да, они вдосталь наподшутились над отрицательными персонажами романа. Во имя чего? Чтоб только поиздеваться над ними! И что в остатке? Буфетчик перестал обманывать театралов, потому что совесть зазирать стала? От рака окачурился. Так же бесславно расстался с жизнью соглядатай барон Майгель – вот уж воистину туда ему и дорога, быть заживо сожжённым на полу у порога. А прохиндей Алозий на повышение пошёл. Хорошо устроился и Лиходеев. А вот в общем-то хорошему и добросовестному работнику Римскому испорчена жизнь – и физически (преждевременно) одряхлел, и нравственно. А за что? За то, что невзлюбил ближнего своего – начальника-шалопая?

   Все их шалости и проказы на уровне школьника-пакостника, подкладывающего кнопки на стул учительницы.

Вручённые буфетчиком профессору Кузьмину червонцы в качестве гонорара за приём, конечно же, превращаются в этикетки. Далее: «На том месте, где лежали этикетки, сидел чёрный котёнок сирота с несчастливой мордочкой и мяукал над блюдечком с молоком».

   Читаем далее: «Тут за стенкой, в комнате дочери, заиграл патефон фокстрот «Аллилуйя» (в отсутствие дочери? – А.М.- С.), и в то же мгновенье послышалось воробьиное чириканье за спиной у профессора. Он обернулся и увидел на столе у себя крупного прыгающего воробья… Присмотревшись к нему, профессор сразу убедился, что этот воробей – не совсем простой воробей. Паскудный воробушек припадал на левую лапку, явно кривлялся, волоча её, работал синкопами, одним словом, - приплясывал фокстрот под звуки патефона, как пьяный у стойки. Хамил, как умел, поглядывая на профессора нагло».

   А вот это каково вам? «Буфетчик вымолвил:

   - Покорнейше благодарю, - и опустился на скамеечку (поданную перед этим Азазелло – А. М.-С.). Задняя её ножка тотчас с треском подломилась, и буфетчик, охнув, пребольно ударился задом об пол. Падая, он поддел ногой другую скамеечку, стоявшую перед ним, и с неё опрокинул себе на брюки полную чашу красного вина…

   Полным горя голосом буфетчик отказался от предложения хозяина снять штаны и просушить их перед огнём…». Ну ни умора ли?!

   Или вот это:

   «Без всякого ключа (вот она сверхъестественная мощь-то! – А. М.-С.) открыл чемодан, вынул из него громадную жареную курицу без одной ноги, завёрнутую в промаслившуюся газету, и положил её на площадке. Затем вытащил две пары белья, бритвенный ремень, какую-то книжку и футляр и всё это спихнул ногой в пролёт лестницы, кроме курицы. Туда же полетел и опустевший чемодан. Слышно было, как он грохнулся внизу, и, судя по звуку, от него отлетела крышка.

   Затем рыжий разбойник (Дорвался, стервец и негодник! То всё втихую пакостил, а это вживую подфартило поиздеваться над бедным рабом Божьим! – А. М.-С.) ухватил за ногу курицу и всей этой курицей плашмя, крепко и страшно так ударил по шее Поплавского, что туловище курицы отскочило, а нога осталась в руке Азазелло.»

   А кот в шляпе буфетчика, расцарапавший ему всю голову?!

   Ну если наказывался обманщик буфетчик или грубиян Варенуха, взяточник управдом, тут можно узреть какую-то социальную справедливость. А вот над профессором-то, как и над финдиректом почто? По-доброму-то за такие проделки мелкохулиганские на пятнадцать суток бы сажать.

   Вот такие у них забавы! И, наверное, всё-таки зря посмеивались мы над нашими бабушками, грешившими на домового за его невинно-дурацкие проделки. То моток шерсти, бывало, в самый дальний угол под лавку закатит, то ещё какую пакость сотворит.

   Вот что не иначе, как сотворили они с автором гениального романа:

   Запись Елены Сергеевны (супруги Булгакова) от 23 января 1934 года: «Ну и ночь была. М.А. не здоровилось. Он, лёжа, диктовал мне главу из романа – пожар в Берлиозовой квартире. Диктовка закончилась во втором часу ночи. Я пошла на кухню насчёт ужина. Наша (домработница – А. М.-С.) стирала. Была злая (кому понравится до половины второго не спать? – А. М.-С) и очень рванула таз с керосинки, та полетела со стола, в угол, где стоял бидон и четверть с керосином – не закрыть. Вспыхнул огонь. Я закричала: «Миша!». Он, как был в одной рубахе, босой, примчался и застал уже кухню в огне. Эта идиотка Маша не хотела выходить из кухни, так как у неё в подушке были зашиты деньги!..

   Я разбудила Серёжу, одела его и вывела во двор, вернее - выставила окно и выпрыгнула. И взяла его. Потом вернулась домой. М.А., стоя по щиколотки в воде, с обожжёнными руками и волосами, бросал на огонь всё, что мог: одеяла, подушки и всё выстиранное бельё. В конце концов он остановил пожар. Но был момент, когда и у него поколебалась уверенность, и он крикнул мне: «Вызывай пожарных!»

   А ту сцену пожара в квартире Берлиоза и погромы в квартирах врагов и недоброжелателей Мастера, которые учинила ведьма Марго, этакая инкарнация кровавой королевы Марго-Маргариты, сам Булгаков характеризовал в черновом варианте своего романа: «Приятно разрушение, но безнаказанность, соединённая с ним, вызывает в человеке исступлённый восторг». А восторг этот от духа злобы – от кого же ещё?

   Гневливость – великий грех. И живописать его – тоже грех. Воля ваша, но я уверен, тот пожар в квартире Булгакова в то самое время, как он живописал пожар и погром в берлиозовских апартаментах, был отнюдь не случайным.

   14 апреля – «Марья – зажги снега, заиграй овражки». Пик расторопа.

«Если лёд сходит вдруг (быстро) – год будет лёгкий».

   «Если разлив на Марию Египетскую, то травы будет много». Вот это в старину больше всего радовало моих земляков-самаролукцев. Почвы у нас солонцовые, суглинистые, под пашню не шибко пригодные – кому пай на такой надел по душе? А посему с общего (мирского) согласия такие земли отводили под луга и пастбища. На неугодной земле урожай зерновых даже сам-три не получишь, а вот травы на суглинке довольно богатые даже в засуху урождаются. А уж если Марья большим водопольем порадует, они до пояса вымахивают!

Есть у бывшей блудницы египетской еще одно наименованьице, скорее --прозвище: «Марья – пустые щи». Вот как в старину говаривали: «Захотел ты на Марью кислых щей!». Дело в том, что об эту пору у многих селян заканчивался запас капусты. В пору моего военного и послевоенного детства много её заготавливали: большую-большую кадушку – ни на шесть ли вёдер? А расходилась она шибко. Помню, бабаня, а по кончине её и сама матушка каждый вечер вынимали по большому блюду её (а другое блюдо - с огурцами и помидорами, а то и с солёными грибками – и всё уходило!). Ну и гости, ежели наведались, что, хозяйка-селянка за консервами в лавку бежала?! В погреб «спрыгивала»! Опять же за той же капусткой (вкупе с огурцами да помидоркой!). Не только селяне, а и вон даже его сиятельство граф Алексей Николаевич Толстой (между прочим, хоть и заволжский, а всё же земляк наш – самарский!) без капусты-то, как сам публично признавался, за стол не садился. Дедушка, а потом и прадедушка Толя по его почину и рекомендательству тоже капусту-то перстами в уста свои возлагает. Так она, по мнению его сиятельства, а вкупе и по моему собственному уже, намного-намного вкуснее и укладнее для чрева. А то вон, глядя на субтильную интеллигенточку, как она на тарелочке вилочкой ковыряется, – иной раз даже чарочку горькой под «такую капустку-то» (ну на вилочке-то!) охота возлить в уста свои пропадает.

   Вот какими словесами дедушку Толю моя хорошая знакомая за пиршественным столом умудрила: капустку-то, мол, на стол никогда не стыдно поставить, а съедят - не жалко! Есть женщины в самаролукских селеньях! Она и стол для дорогих гостей такой сотворит, что на нём только на птичье молоко дефицит наблюдается. И словечко иной раз такое вымолвит, что хоть стой, хоть падай! Ну падай – это к ногам её. В знак восхищения.

   Но не всё-то нам про капусту. А про лучок-то вы не забыли? В ящичек вместе с укропчиком на подоконник на солнечную сторону посадили? Нет?! Ну как же вы это так оплошали-то? Сию же минуту в глазах своих близких извольте себя реабилитировать!

   А насчёт пустых щей и такое вот полукрамольное    и довольно правдоподобное объяснение (шибко не рекламируемое кое-кем!): сугубо постились в этот день, питаясь только пустыми щами, ну то бишь лёгонькой похлёбочкой, которая заправлялась луковкой и горсткой крупы, те, кто за собой большую-большую вину знал или в преднедопущение этой вины. Раскаявшиеся или ещё пока только кающиеся блудницы. Как известно, эта будущая святая семнадцать лет вела сугубо «нездоровый образ жизни». А потом, раскаявшись во гресех своих, как и её тёзка Мария Магдалина, стала окормительницей и покровительницей как падших женщин, так и чающих освобождения от этого порока. Вполне понятно, что они (особенно чающие!) не шибко рекламировали своё «пустощёвое» постничество. Ну и, видимо, перед Владимиром свет-Иванычем не шибко откровенничали насчёт своего великопостничества-то. А с какой стати откровенничать не перед попом-то?! Чай, не на исповеди! У представительниц так называемого слабого пола иные «сведения» клещами не вытащить…

   В этот благословенный день наши самаролукские бабушки пекли нам «волгокрести» - четырёхконечные кресты из цельной лепёшки солодового (сладкого-сладкого!) теста. И вот по утряни мы бросали их в верх с призывными криками: «Волгокрести – Волга, тресни!».

    В те поры, когда плотины на Волге не было и её ледоколами не бороздили, поздним вечером мы всем селом выходили «Волгу слушать». Бывало, под наше мальчишечье «Ура-а!» как шандарахнет со стороны Осиновки-Винновки-Ермакова – будто где-то неподалёку (у «Гусинца» - Гусиного озера) из гаубицы пальнули! И даже ветхие старушечки не ленились в этот вечер с печки спуститься и выбраться на волю. Как заслышат, бывало, эту «канонаду» - перекрестятся: «Слава Тебе, Господи, – проснулась Волга-матушка!». И опять на печку.

   15 апреля - Тит-Поликарпов день.

   Эти святые продолжают «гнуть линию» Марии Египетской: «Если с Марии на Поликарпов день разольётся полая вода, то надо ждать больших трав и покоса».

А вот эта примета – не приведи Бог: «Когда вешний лёд по озёрам и затонам не тронется, а потонет, год будет тяжёлым».

   Поликарпов день в старину на Руси и на Самарской Луке был началом весенней бесхлебицы (откуда обильным хлебам в закромах того же самаролукца быть, если на душу, причём только мужского пола причиталась по паю всего одна десятина пахотной земли?), потому и говорили: «Ворона каркала, каркала, да мужику Поликарпов день накаркала». « И чем труднее приходилось мужику, - пишет упоминавшаяся ранее исследовательница русского народного обихода Анна Некрылова, - тем острее становились шутки. Набор присловий об отсутствии всего просто великолепен!»:

«С одного конца нет, и с другого нет, а в серёдке и не бывало».

«Ни крохи, ни зерна, ни капли, ни волосу».

«У кого ничего, а у нас пуще того».

«Ничего-то у нас и дома много».

«Всякого нета припасено с лета» (со времени небогатой уборочной).

   День Тита и Поликарпа приходится на период Великого поста, чем объясняется ряд шуток, поговорок, присловий про Тита, пишет далее исследовательница:

«Наш отец Тит и в Великий пост блудит» (скроешь ли что на селе?).

«Пьяный Тит псалмы твердит».

«У нашего Тита и пито, и бито».

После зимы в дымоходах много сажи поднакопилось. Есть, которые её по снегу растрясают, чтоб быстрее таяло. А вот   житейски мудромысленные селяне, а вкупе с ними дачники с нею вот что делают (дочка-старшуха по моей просьбе из интернета надыбала):  

   С точки зрения агротехники сажа обладает почти теми же свойст­вами, что и зола, а, следовательно, и использоваться на участке может практиче­ски для тех же самых нужд. Мой личный опыт и опыт других садоводов и дачников показал, что особенно эффективна сажа в борьбе с вредителями сада и огорода. Чаще всего для этого нужно взять около 400 г сажи, хорошо её растереть и тонкой струёй засыпать в ведро, заполненное на одну треть теплой водой. Затем ее надо тщательно размешать до сметанообразного состояния, а после этого снова разбавить водой до полной ёмкости ведра. Полученный рас­твор можно залить в опрыскиватель или лейку и обработать им плодовые деревья и ягодные кустарники. После такой операции утром следующего дня вы увидите, что почти все гусени­цы лежат мёртвыми на земле под растениями.

   Нужно отметить, что наиболее эффективной оказывается такая обработка, когда сначала опрыскиваются стволы, затем ветки, а в конце - зелёная крона. Как показала практика, столь эффективно противостоять различным вредителям не способен ни один инсектицид. По своему опыту знаю, что для яблони, груши, сливы, сморо­дины и крыжовника обычно достаточно только одной такой обработки и лишь в редких случаях - двух. Конечно же, такую обработку сада сле­дует делать только в те дни, когда не ожидаются дожди, иначе ваш труд пропадёт да­ром.

   Для борьбы с листогрызущими вредителями на овощах нашёл при­менение и другой способ нанесения сажи - опыление. Опыт показал, что достаточно всего одной щепотки сажи, чтобы исчезли гусеницы белянки на капусте, а против крестоцветной блошки на редьке и редисе потребуется всего 5-10 г сажи. При появлении заболеваний на огурцах отдельные садоводы и дачники практикуют обтирание плетей и припудривание их сажей, после этого, как правило, огур­цы избавляются от болезней. Есть также сведения, что опыление растений сажей может дать эффект и против личинок колорадского жука на картофеле.

   Так как сажа, впрочем, как и зола, весьма богата кальцием, калием, фос­фором и различными микроэлементами, то одновременно с противостоя­нием вредителям при обработке сажей садово-огородных культур достига­ется и своеобразная их подкормка. Хотя такой эффект и трудно оценить, но все, кто использовал сажу для таких целей, единодушно отме­чали существенную прибавку в росте и развитии растений после обработ­ки сажей, а также более высокую урожайность выращиваемых культур.

   В заключение отмечу, что применение сажи в качестве лекаря и удобрения для сада и огорода обойдется садоводам бесплатно, что тоже немаловажно в наше нелёгкое время.

Анатолий Веселов, садовод

    16 апреля – Никита. Знатный день для рыбарей. Дело в том, что, по народному поверью (и догляду, конечно, а то с чего бы взяться поверью-то?), на Никиту: «Водяной просыпается от зимней спячки. Рыбаки угощают водяного, утопляя (чужую) лошадь: «Вот тебе, дедушка, гостинец на новоселье: люби да жалуй нашу семью!» (Даль).

   Не хотелось бы мне с земляками-волжанами ссориться, но утаить ли слово правды? Грешили, сказывали, однако, «сухопутные» самаролукцы из Соснового и Берёзового Солонца, из Большой Рязани и Валов на насельников приволжских: умыкали-де те у них лошадок-то на умилостивление водяного (А чего бы вы хотели от прямых потомков волжских казаков, этих «романтиков волжских просторов и больших дорог»? Они вон даже красавицу княжну-персиянку Волге-матушке за грех не посчитали подарить!). Правды ради, надо всё же отметить, не обходилось здесь без «коррупции» и «откатов». Находились, сказывали, среди сухопутцев, кто «бизнес» на этом делал. Мерина-то помогали умыкнуть рыбарям не то что застоялого, а иной раз даже залежалого, так что к Волге-матушке его чуть ли не волоком доставляли в расчёте на то, что водяной-то старенький, а очков у него нет – вот и недоглядит, кого ему в порядке подхалимажа презентовали. Так что на Никиту-то моим землякам почитать надо и рыбарей – потомков волжских казаков-разбойников, и тогдашних «сухопутных» «взяточников»…

    Это всё про отважинских да бахиловских сказ был. Но южнобережные самаролукцы-волжане тоже народ-то не промах. Они, рыбаки которые,   руководясь присловьем «чем чёрт ни шутит», подхалимнуть перед водяным-то не гнушались, утопляя в реке в его честь якобы умыкнутого ими мерина, а на самом деле в Аскулах, в моём родном селе купленного (ну как есть одра, которого мои земляки на скотомогильник уже намеревались транспортировать, а осиновские рыбаки тогда прикупили его!). Они не только в его честь дряхлых лошадок утопляли, но и (правда, мне что-то в такое бескорыстие с трудом верится!),- они даже «неочищенной», ну то бишь дешёвенькой водочкой эту лошадку-то бедненькую спрыскивали (мол, цени, дедушка, нашу тороватость-то!).

    Но, чтобы поступать так, как вот шибко здравомысленные, а по этой причине и трусоватые чехи поступали, такого не наблюдалось у нас. Они, которые уж больно шибко гордятся тем, что вот-де Москву сколько раз вороги сжигали из-за упрямства не желавших добровольно сдавать её неразумных москвичей, а вот в их Праге за последние пятьсот или даже тысячу лет врагом ни один дом не порушен (Эти умники чуть что – и лапки вверх!), - про них у Афанасьева вот что: «Доныне в Богемии рыбаки неохотно соглашаются (вот оно благоразумие-то забугорное!) подать помощь утопающему: они боятся, чтобы водяной не лишил их за это счастья в рыбной ловле и не утопил бы их при первом удобном случае».

   Не утаю: «сухопутные» самаролукцы не иначе, как из чувства не шибко светлой зависти, про обитателей приволжских селений так говаривали: у них-де там «кинь в собаку – попадёшь в рыбака».

   В своём «Древе жизни» А.Н. Афанасьев сообщает: «Народ представляет водяного голым стариком, с большим одутловатым брюхом и опухшим лицом… Всё, что ни случается на реках, прудах и озёрах – творится по его воле, он бережёт пловца в бурную погоду, даёт рыбаку счастливый улов, смотрит за его неводами и бреднями…». Что-то, знающие люди скажут, это не больно-то похоже на беса и демона? Очень даже похоже! Освободившиеся от бесовских чар и обольщений, продолжает известный знаток народной жизни и потустороннего мира, рассказывают: те ещё бесы-то мастера и искусники очаровывать доверившихся им и клюнувших на их удочку! «Согласно с разрушительными свойствами олицетворяемой ими стихии они склонны к злым проказам. Все беды на воде бывают от него: он заманивает пловцов в опасные места». Чудом спасшиеся такие пловцы недоумевают: и какая-де нелёгкая меня понесла туда, как под гипнозом был. По словам Афанасьева, они перевёртывают лодки, размывают плотины, портят рыболовные снасти. Приводит такой случай обольщения и коварства водяного. По реке плывёт тело утопленника. Рыбак затаскивает его в лодку, чтоб по христианскому обычаю потом предать его земле. И тут, к великому ужасу его, мертвец оживает: «вскочил, захохотал и бросился в воду». Так вот искусно подшутил над ним водяной. Вот уж воистину нет худа без добра! Не больно шибко отличавшийся благочестием и христолюбием тот рыбарь после этого, говорят, без молитвы и крестного знамения рыбачить уже не решался.

   А стоит ли так уж обижаться на такую вот, казалось бы, незатейливую хохму насельника потустороннего (параллельного) мира? Побыли бы вы на его месте вот уже восьмую тысячу лет: изо дня в день одно и тоже, одно и тоже! И хотя есть, говорят, там, в параллельном мире «ротация кадров»: и в смысле роста и продвижения по служебной лестнице (Учудил какую-то особо злостную каверзу – из капралов в фельдфебеля произведён. Так держать!), и в смысле перестановки кадров (В этом столетии - водяной, в другом – домовой, в третьем – леший и т.д., и т.п.), - и всё равно за такое длительное время служба, наверно, всё же «приедается». А посему, со слов очевидцев повествует Афанасьев, в ночную пору водяные дерутся с лешими (думаю, не дерутся, а хулиганят со скуки, причём на показ!), от чего по лесу идёт грохот и треск падающих деревьев. А утром, перекрестясь, загляни в этот лес: ни одного поваленного деревца. Что же это тогда было? Не иначе, как «концерт художественной самодеятельности».

    Да чего далеко ходить-то, в смысле - в глубь веков забираться?! Какой уж вот год «водит за нос» доверчиво-простодушных туристов так называемое лохнесское чудо! Представляю, как потешаются мелкие бесенята, наблюдая над ротозеями на берегу этого озера. Крупные-то, высокопоставленные демоны глобальными вопросами занимаются: войны, стихийные бедствия по попущению Божию организуют…

18 апреля – Федул.    Селяне ликовали:

«Пришёл Федул, тепляк подул».

   Сколь помню дни своей сельской младости, так оно в этот день зачастую и случалось, но бывали и исключения. И тогда так говаривали (обидчиво-обидчиво, как на красну девицу-капризулю): «Федул губы надул» (ненастье).    Что и говорить, не даёт нам Господь Бог в однообразии закиснуть… Нет-нет, да как удивит нас каким-нибудь природным «разнообразием»!

    В таком разе аскульские старики не советовали своим внукам в грязной обуви заходить в горницу, а то от мамани взбучка будет. Эта примета (насчёт взбучки-то!) в отличие от других завсегда сбывалась «стопроцентно»! Увы, и по сю пору сбывается! И даже в отношении самих старцев.

   По поводу федуловых губ в ходу была такая вот шутливая сценка:

- Федул, что губы надул?

- Кафтан прожёг.

- Большая дыра-то?

- Один ворот остался.

   Но главная-то радость вот какая: «На Федула растворяй оконницу», ну то бишь выставляй вторые (зимние) рамы.

    Нынешней детворе, когда в современных домах имеются форточки, трудновато будет понять нашу тогдашнюю детскую радость. Выставит, бывало, матушка вторые (зимние) рамы, распахнет окно – и вот в избу шаловливо и весело врывается весенний ветерок (свежий-свежий и тёплый-тёплый!) - впервые такой-то с летнего времени!

   Вот как об этом у моего любимого поэта Александра Яшина:

Промыли в окнах стёкла

Студёною водой, -

Весь мир казался блеклым,

Теперь он молодой.

Как будто бы промыли

Самим себе глаза.

Яснее проступили

Окрестные леса.

      В крестьянской избе за зиму воздух почти и не застаивался: входная дверь то и дело растворялась. А как было дойти свежему воздуху с входной двери на первом этаже по коридорам, скажем, до комнат третьего? Выручала их благородия и светлости «смолка». Покурят ею в затхлых комнатах и залах – и вот там несказанное благовоние распространяется! Благорастворение воздУхов, да и только! Так что до конца девятнадцатого века крестьянская изба и большой барский дом по чистоте воздуха в них отличались друг от друга, как крестьянская красная девица после баньки, благоухающая запахом берёзового веничка, а то и трав полевых (душистых-душистых!), - и западноевропейская мамзель средних да и более поздних веков, дурные запахи на своём теле «укрощающая» всяческими притираниями. Вы думаете, это случайно, что всяческие одеколоны да духи на Западе (а до этого практически на безводном Ближнем Востоке) появились, а не в России – «Стране рек и озёр»?

   Поэтому более чем понятен восторг насельника «дворянского гнезда», в своём стихотворении воскликнувшего: «Открывается первая рама!». А о том, как превращали не шибко ароматное ухАние-запах в барских апартаментах в благоухание, хорошо сказано злыми языками в эпиграмме на великого поэта и его красавицу жену:

Дома сидя я без дела,

Буду нежно говорить:

   - Ах, мой друг, как ты на … ла,

Прикажите покурить.

   Покурить «смолкой», ну то бишь возжиганием ароматизированной трубочки.

     Про великого русского терапевта Сергея Петровича Боткина рассказывали, как он, в весенне-летнее время придя по вызову в купеческий дом Замоскворечья, первым делом в комнате больного суковатой палкой выбивал стёкла в оконной раме, впускал свежий воздух и только после этого приступал к осмотру больного.

   В это трудно поверить, но даже летом в купеческих домах Замоскворечья не выставлялись зимние рамы. Кстати сказать, он же (знать, могутный был мужчина!) переворачивал (опять же летом) кадушки (с прошлогодней!) капустой у дюже экономных замоскворецких купцов. Ну жалко же им было «доброе добро» на свалку выбрасывать. Вот уж поистине у богатого снега зимой не допросишься… А вот у крестьянина капустка-то вся в свою пору на стол уходила. У не шибко запасливых её даже и не хватало (не забыли про «Марью – пустые щи»?).

   Об эту пору сверчки просыпаются. Откровенно говоря, в детстве я недолюбливал это надоедное насекомое, вот уж воистину не званого гостя-иждивенца. Но всё же потехи для приведу вот это шутливое повествованьице из Месяцеслова: «С Федулова дня и стряпать бабе веселее: сверчок под мостком ей песню поёт».

   И ещё одна новость из Месяцеслова: около дня Федула у лосей появляются рыжие лосятки. По осторожнее будьте, ежели в глухомань самаролукскую ненароком занесло. Не только мать-лосиха, но и отецынька этого милого дитяти, что, по словам моего деда Алексея, пчеловода и охотника, ну то бишь лесных дел знатока, он «час-минуту» к материнскому вымени тянется на своих пока что дрожащих ножках, - и отец его постоянно настороже и, не дай Бог, что плохое о вас подумает…

   Ну и ребятне ни забава ли, ни развлечение ли: появляются бабочки-крапивницы и пробуждаются божьи коровки. То на слуху, на глазу твоём даже мух нет, а это позабавляться есть с кем…

   А не от того ли «Федул губы надул», что горестно-горестно ему созерцать мусор на освободившихся сельских улицах и подворьях?

   Вот у нас всё советскую власть клянут: больно-де она строгая была. Помню, мой двоюродный (по отцу) дед Яков Михайлович Костин, тот самый, кто с Первой мировой фельдфебелем (единственный, между прочим, кто у нас в селе до такого чина дослужился, да ещё и с георгиевским крестом с фронта-то придя), глядя на замусоренную (по теперешним меркам – слегка-слегка!) улицу, горько-горько посетовал: «Как пораспустились-то людишки – старосты и сотского с десятниками на них нет!».

   Даже после столыпинской реформы, порушившей многовековый уклад сельской жизни, порядок на селе соблюдался. Который год долдонят: самоуправление, самоуправление. Вот при царях-батюшках (даже при Николашке – так возвратившиеся из пекла Первой мировой аскульские фронтовики «величали» последнего российского царя) оно на селе было. Да ещё какое! Сельские улицы и переулки, Базарная и Церковная площади, дороги, улочные колодцы, гуменные и амбарные пространства – всё-всё содержалось в исключительном порядке. На то у старосты для контроля и понуждения к соблюдению этого порядка были на каждую улицу – сотский и на каждую десятидворку – десятник. Ну если в старосты избирался сходом по «рекомендации», конечно, совета стариков села, который в русской демократической литературе назывался «синьорен-конвентом», по-нынешнему говоря, «политик», человек умеющий «работать с людьми» и ладить с начальством, то в сотские, как правило, избирались отставные служаки (помните чеховского по существу бездельничавшего на городских улицах унтера Пришибеева – в нашем селе ему нашлось бы дело!)? Вот как об этом в старой частушке:

Не пора ль кончать вечёрку,

Завтра рано ведь вставать.

Сотник злющий, как собака,

Пошлёт ульцы расчищать.

Таким вот напутствием тогда заканчивались вечёрочные бдения сельской молодёжи.

   Но тогда, лет шестьдесят тому назад в пору нашей беседы с деденькой Яковом, порядок на улицах всё же соблюдался. А ныне даже в некоторых и «перспективных» селениях улицы и дворы позаросли бурьяном. И вот ведь как избаловала нас «деспотическая» советская власть: двор весь в бурьяне, ну выйди скоси или повырви его – нет, ждём, что кто за нас сделает это.

   В своё время я работал в межрайонной газете в Чапаевской зоне нашей области. Вот едем, бывало, на редакционном «Москвиче»: дорога с весны в ухабах, кругом кучи золы и мусора и чуть ли не у каждой избы стайка бабёнок (и ни одного деревца около дома). Это русское село. Через четыре километра: улица чистенькая, выровненная, около каждого дома палисадничек, огороженный штакетником, и в огороде обязательно плодовые деревья и кустарники - и ни одной бабёночки около домов: все в садах-огородах копошатся. И детвора вместе с ними. Это хохлацкое селение, Здесь приехавшие во время столыпинской реформы переселенцы с Украины проживают. Куркули! А кто же ещё-то, как не куркули, если на улице в буднее время ни одного пьяного не увидишь?

   Помню, как тогдашний Председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов, побывав в подмосковном селе, публично возмущался: «Неужели бы я, проживая в чеченском селе, допустил, чтобы около моего дома разбухали яму на дороге, и я бы не купил машину щебня, чтоб её засыпать? Если надо, и три бы купил – для себя же!»

   У нас, как крепостными валами окраины городов и селений окружены горами мусора. Представляю, с какой жадностью смотрят те же немцы не только на заросшие бурьяном поля наши, но и на горы этого мусора – ценнейшего полуфабриката для их химической промышленности. Германцы озолотились бы на этом! Вот сообщение из центральной газеты:

   «Обычное ежедневное занятие жителя Германии – сортировка мусора. Для немцев это целая философия. Каждому отходу своё конкретное место. Немецкая домохозяйка проделывает эту работу автоматически: берёт пустую упаковку из-под йогурта, крышечку от неё (фольга) выбрасывает в одно ведёрко, затем отрывает от упаковки бумажную обёртку и кладёт её в другое ведро, а саму упаковку (пластик) выкидывает в третье». И всё это потом пойдёт в дело. На какую- нибудь «химию», которую за евро сбагрят нам…

      Для использования в медицинских целях в апреле рекомендуется собирать:

Берёзовые почки.   Мочегонное. Настойка на водке благотворна при язве желудка и двенадцатипёрстной кишки, при плохом аппетите, от поноса, при ревматизме.

Корни девясила.

Дубовую кору.

Кору калины обыкновенной.

Корневища папоротника мужского.

Сосновые почки.

Почки чёрного тополя.

   Продолжается Великий пост – пора трезвления (воздержания от всяческого излишества) и духовного покаяния.                                 

   Пришёл на ум эпизод из воспоминаний одного из известнейших российских юристов Анатолия Кони о Льве Толстом. В Ясной Поляне жила престарелая горничная бабушки Льва Николаевича, «верная до самозабвения своим господам» Агафья Михайловна. И вот узнаёт она от управляющего, что из усадьбы на село сбежали собаки молодого графа, того и гляди, загрызут чью-нибудь овцу, а старому графу, ну то бишь Льву Николаевичу придётся платить. Послали ловить их, да где там. Что оставалось делать рачительнице-старушке?

   «Ушёл он, управляющий, а я и думаю: поставлю свечку Николаю-угоднику! Пошла в комод. Глядь, а свечки-то у меня нет! Последнюю за полчаса поставила ему, чтоб барышнин (Софьи Андреевны) брат Берс экзамен в правоведении выдержал. Как тут быть?! Я стала перед образом, перекрестилась да и говорю: «Батюшка! Батюшка, угодничек Божий! Это, что за молодого барина поставила, свечка – так это потом будет, теперь это за то, чтоб собаки вернулись и крестьянских овец не рвали».

   Прочтёшь или вспомнишь такое, и невольно на старческие глаза слеза наворачивается…

    В детстве меня поражало (а теперь вот до слёз трогает) такое вот по-крестьянски простодушное отношение моей бабани и её подруг-старушечек аскульских к Господу Богу, особенно к Отцу Небесному. Это для интеллигентов-умников Он – Мировой Дух, Логос, а то и Архитектор Вселенной, а у них Он был как бы отцом, родным дедом (всемогущим, конечно, и всезнающим) – строгим, требовательным, но понимающим. Это тебе не уездный голова или губернатор, к которому вот так прямо обратиться для крестьянки даже немыслимо, а к Господу Богу – запросто. И даже на ты!

   Ну Отец Небесный – это Отец Небесный. А вот Иисус Христос - Кто? Русский, конечно! Тем более – Богородица. Что повезло, то повезло мне: от медной колгушки банной стремительно увернулся. То во время поливки капусты (она поливала, а я воду из колодца носил) матушка ей в меня запустила, когда, бахвалясь своей «ученостью», сообщил ей, что Пресвятая Богородица – еврейка. Она знала, что я уже с пятого класса стал безбожником. Сдерживая себя, мирилась с нашими с отцом - коммунистом с начала 1943 года атеистическими разглагольствованиями и насмешками, но стерпеть такое?! Спустя годы призналась: «Как ты разозлил меня в тот раз. Хорошо, что увернулся, а то ведь убить могла…». Что это – язычество, как любят надсмехаться над таким простодушием веры не шибко грамотных в вопросах теологии селян? Нам бы, нынешним, «теплохладным» такую силу веры…

   Что взять с простой селянки? Вот как передаёт Горький слова Льва Толстого:

   «Один тульский поп уверял меня, что даже Христос не был евреем, хотя Он Сын еврейского Бога и Мать у Него еврейка; это он признавал, а всё-таки говорил: «Не могло этого быть». Я спрашиваю: «Но как же тогда?» Пожал плечами и сказал: «Сие для меня тайна».

   С покаянием-то всякое бывало. Приходит как-то (это ещё при царе-батюшке было) один нашенский (сам об этом с друзьями в беседе разоткровенничался) в Божий храм: так, мол, и так, отче, бес меня попутал (а на кого ещё вину-то свалить?). С соседкой-вдовушкой того-сего. «И скокажды раз это «того-сего»-то, сын мой, было?» С иереем-то этот греховодник по сельской жизни, что называется, вась-вась был. Дважды сено сметывать помогал ему, и в других делах в помощи не отказывал. Сельские батюшки, они ведь искони на Руси, особенно которые многодетные, не только на подаяния мирян жили, а, чтоб концы с концами сводить, еще и хозяйством занимались наряду со своими прихожанами. Ну так вот: сказать ему (а подмывало!), что, мол, батюшка, я каяться, а не хвастаться в Божий храм-то пришел? Но во благоразумии не осмелился. Замялся. А батюшка-то мудрый был, он тайную мыслишку ту греховодную на лице его прочел и, как пыльным мешком из-за угла, охолонул нечестивца: я-де, сын мой, это к тому вопрошаю, что, ежели единожды, епитимия стопоклонная, но единоразовая, а ежели… - и тут он многозначительно умолк…

Ну грешник-то навскидку как прикинул второе «ежели» иереево-то, и разом смяк: батюшки-светы! Если по полной программе его прегрешения с жалмеркой-то отмаливать, то епитимия стопоклонная у него мало того, что на весь пост растянется, а еще и до Вознесения продлится! А соврешь – себе дороже станет: опятежды и ещёжды каяться придется. Уже и за этот грех!

   По-ученому говоря, дилемма, да и только! И тут в мужичью голову ну ни такие ли благие помыслы этаким елеем вливаются. Эх, мол, какого дурака я свалял, связавшись с этой наянливой жалмеркой, которая его то в одном, то в другом месте с пути истинного сбивает! Все, баста! Завязываю! Но то ли климат уж такой у нас в Самарской Луке, то ли еще какая другая причина, но (вот грех-то!) испаряются из головушек эти благие помыслы-то. Испаряются, аки капли благодатного дождя в летнюю засуху…

Но вот чего не отнимешь у аскульских, думаю, и у всех остальных самаролукских и даже общесамарских мужиков того времени: умели грешить – умели каяться. Причём искренне и истово! Не так, как их потомки на парткомиссиях…

   И покаяние-то было не только словесно-исповедальное, а и в виде приношений на церковные нужды. И вот ведь, сказывали, какие аскульские бабёнки промзели, ну то бишь подозрительно-наблюдательные были! Зорко-зорко следили, какую монету в церковную кружку кладёт её благо- или не шибко благоверный-то. Ежели семишник, алтын, пятак, гривенник, пятиалтынный и даже двугривенный, то это куда ни шло. Хотя, конечно, полагание двугривенного-то уже настораживало. А вот когда жертвовался полтинник, а то и целковый, тут уже в голове аскульской матроны сам собой вспыхивал, как сухой бурьян по весне на огороде, вопрос-вопросище: а какой это такой он грех так замаливает? Ну да аскульских мужиков каким-то там лупоглазым бабёнкам и провести?! Они в таких случаях… Что они творили «в таких случаях..» - так я вам и раскололся! Дудки!  

   А вот как молились в старину на селе, со слов сестры великого русского поэта Сергея Есенина:

   «В первой половине (церкви) молились обычно почтенные мужики, во второй – все прочие. Направо у входа церковный ящик-бюро, где церковный староста продаёт свечи, налево – в самом тёмном углу – места девок. Нет, не молиться они сюда приходили, и не для этого угла происходила церковная служба. Сначала, когда девок немного, слышится осторожный шёпот. По мере прибавления их шёпот нарастает, а к середине службы уже стоит гул, как в пчельнике. Частенько церковный сторож становится позади девичьих рядов, подкарауливая неосторожных шептуний, и, выследив, награждает громким подзатыльником. Был у него и другой метод угомонить разболтавшихся девок, подойдя к их рядам, он начинал стыдить их:

   - Эх, вы бессовестные тараторки. Вы зачем сюда пришли? Как вам не стыдно, вы ведь не на базаре.

   Голос его гораздо громче батюшкиного гулко разносится по всей церкви. Девки смолкают, но через несколько минут шёпот снова нарастает.

   Девчонки-подростки подкрадываются одна к другой, дёргают за косы, стаскивают с головы друг у дружки платки, а когда очень надоедает стоять в церкви, выходят на паперть или в сени. Тут уж совсем весело, разговаривай, сколько тебе угодно. Здесь место сборищ весёлых подростков. Шутки, смех, возня.

   Ещё более вольно вели себя в церкви подростки. А летом во время обедни за церковью на кладбище они играли в бабки. Так же «молился» и Сергей» (Есенин).

   И такое на Святой Руси (любили тогдашние попы так именовать полуязыческую Россию-матушку)? Увы, так было чуть ли не повсеместно ли? Уж кто-кто, а поповский сыночек знаменитый критик Виссарион Белинский (помните его знаменитое «Письмо к Гоголю»?) хорошо ведал об этом. В нынешних церквях такое немыслимо? Потому что ныне в Божий храм идут осознанно, по велению сердца. Напомню: «В первой половине (церкви) молились почтенные мужики» (ну и, конечно, женщины). Что ж, придёт время, и некоторые из резвившихся и «хаёривших» во второй половине храма будут молиться в первой половине. Усердно и истово. По своим товарищам знаю: истовые коммунисты, они задолго до августа 1991-го, как правило, в пятидесятилетнем возрасте стали тайно торить свою дорожку ко Господу Богу. В большинстве своём это были интеллектуалы. А представители славного рабочего класс тоже в большинстве своём как в советское время к марксизму-ленинизму, так и ныне к Православию равнодушны.

   Пост постом, а усидишь ли дома? Вечёрки, конечно же, продолжались. Но без песен, без плясок с частушками. Не хотелось срамно выглядеть перед односельчанами. Вернее: перед односельчанками (выражаясь по-современному, мужики-то у нас были в этих вопросах толерантнее!). А вот старушки – змеи по осени в вертепы попрятались, а этих куда бы спровадить? Всего-то одну песенку и спели, а они раздули на всё село: песнячили-де чуть не до первых петухов и на всю улицу! Переведя на нынешний лад, чуть ли не концерт художественной самодеятельности устроили.

    Ну девки делом или якобы делом занимались, назавтра маманьке «очки втирая»: вот, мол, какие варежечки связала вчерась! А эти варежечки-то (между нами, конечно!) ей самой бабанька   ещё в прошлом году подарила! Ну, словом, рукодельничали. А парни (а чего бы вы хотели от шаромыг да разгильдяев?), конечно, хаёрили. Но всё же что-то доброе и от них исходило, вернее, получалось. Главным-то образом - пряники и другие сладости получались зело активными участницами этого завлекательного «мероприятия», и ходко-ходко шли в их уста. Ну что ты с ними, аскульскими красными девицами, поделаешь – оченно любили они прянички-то! Да и в других местах, сказывали, тоже. Вон песню даже сочинили: «Ты б ходил-ходил ко мне почаще, ты б носил мне пряников послаще, я б тогда тебя…» ну и «далее по тексту». Но вот какое дело-то: больно капризные да избирательные они, красные девицы-то. Пряничек-то более благоутробен им был не наш - чукинский, а самарский! И, главным-то образом, не потому, что особо сладкий, а потому что – привозной! Вон ещё когда у нас пошло на привозное-то западать!

   А вот как об этом у Николая Некрасова в его «Кому на Руси…»:

Куда же ты, Алёнушка?

Постой! Ещё дам пряничка.

Ты как блоха проворная,

Наелась – и упрыгнула,

Погладить не далась.

23 апреля – Руф.

   «На святого Руфа дорога (путь) рушится» (Даль). Но мне милее вот эта незатейливо-милая поговорочка: «На святого Руфа вернулась без ступней старуха». Так и видится мне такая вот картиночка. Не усиделось, не улежалось старой на печи. Выйду-ка я, мол, на огород: а не пора ли горошек высевать? Уж больно любо-дорого будет взирать, как внучки прямо на грядке за обе щёки уплетать его станут. Да сослепу-то ну ни в такую ли грязищу угодила! Ступни-то из вязкой земли тянет-потянет – вытянуть не может. Так и пришлось старой босичищем в одних носках домой шлёпать да любимого внучка за своими лапоточками-ступнями в огород снаряжать.  

    В этот же день чествуется и Родион-ледолом. «Родион воды принёс – ставь соху перепахивать на овес». Потому что «посей овёс в грязь, он будет князь».

   Овёс в старину для мужика – это, как вот бензин, для автолюбителя. Какое там «любителя»! Как для частника-грузотаксиста! А посему «овсяных» примет на этот день хоть отбавляй. Вот некоторые из них:

«Овёс сеять хоть в воду, да в пору, а рожь – обожди часок, да посей в песок» (ну то бишь в тёплое да сухое!).

   Кто-то ссылается-упирается: мол, грязно в поле-то, а Месяцеслов ему, как неуступчивый и по-хорошему «твердолобый» диспетчер: «Хоть грязь топчи, а овёс мечи» (в землю-матушку, стало быть). И присовокупляет, по-отечески строго наставляя: «Когда на дороге грязь, тогда овёс на постати князь».

   Это вот я не от себя говорю, а в полном согласии с собой цитирую для авторитетности автора «Русского традиционного календаря» Анну Некрылову:

   «Крестьянин, тонкий знаток климата, природы своей местности, не ошибался в точном выборе времени сева, потому что опирался на несколько признаков, сопоставляя разные природные проявления, поведение животных, птиц, насекомых и пр., понимая, что всё в окружающем мире связано друг с другом и определяет одно другое. Знакомишься ныне с такими крестьянскими знаниями, правилами, советами – диву даёшься, как зорок был крестьянский глаз, как земледелец чувствовал и ценил гармонию в природе! Как точно и образно он умел выразить свои мысли, в какую великолепную художественную форму облекал знания!». И подтверждает эту мысль такими приметами, в частности, «овсяными»:

«Лягушка с голосом – сей овёс. Лягушка квачет – овёс скачет».

«Когда лист дуба развернётся в заячье ухо, а с ивы пух полетит – сей овёс».

«Если кроты и хомяки весною начинают выбрасывать из своих норок землю – сей овёс».

«Овёс сей, когда берёза распускается».

   А это вот о неприхотливости этого любимого русского злака: «Овёс и сквозь лапоть прорастает»

24 апреля – Антип-водопол, половод.

«Если на Антипа реки не вскроются, то лето будет плохое».

«Антип без воды – закрома без зерна». А ежели «Антипы – водополы: подставляй подолы, жита некуда будет сыпать».

   К этому дню вскрываются реки, начинается водополье.

«Если на Антипа реки не вскроются, то лето будет плохое».

   «Антип без воды – закрома без зерна»

    На моей памяти два таких Антипа было: в 1946 и в 1957 годах. Особенно горестен был первый послевоенный год. По сю пору не приятен мне запах картофельных блинов по утрам на сковороде. Пробудился на печке – опять этот отвратительный запах соевого масла, которым бабаня прямо с углей мазала их этим трофейным маслом. А вот соевый жмых мы прямо на уроках уплетали только так, хотя супротив нашенского подсолнечного он намного безвкуснее. Но, опять же, в нём лузги не было. Такие вот не шибко весёлые воспоминания у меня, мальчугана военных и первых послевоенных лет вызывает этот самый Антип, когда он не больно-то водопольный. И каждый раз в таких случаях приходит на ум тревожная мыслишка: не дай Бог перенести моему правнуку Демидушке, что довелось одногодкам-селянам его прадедушки Толи!..

    Скоро-скоро Волга-матушка разольётся во всю свою ширь. Расторопная вода зальёт поймы. Но не селения! Я плохо знаю Левобережье волжское, но больше чем уверен, и там (любая!) волжская стихия весенняя не страшна жителям прибрежных селений. Сколько живу, слыхом не слыхивал ни от родителей своих, ни от бабушек, чтоб водопольем затопило Отважное (ныне Жигулёвск), Бахилово, Бахилову Поляну, Зольное, Солнечную Поляну, Рождественно, Осиновку, Винновку, Ермаково, Кольцово, Мордово, Брусяны и другие самаролукские селения.

   Вот будь то весна или осень, по «ящику» то и дело видим горестные картины наводнений. Это – когда затопляет не какое-нибудь поселеньице, а крупные города, как наша Самара.

    Исконные жители нашей губернии-области могут ли помыслить такое, чтоб нашу Самару-городок залило волжской или самарской (из реки Самарки) водой. И чтоб лЮбые ещё с дней юности нашим сердцам самаряночки ходили бы по самарским улицам, задрав подолы?! Ни в жисть!

   Однако такое кажинный год случается у горе-умников западноевропейцев. Но не у «дураков»-россиян (я тут имею в виду и татар, чувашей, мордвов и других приволжских насельников России- матушки).

   «Дураки»-россияне по берегам рек-то с умом селились, по уму выбирая места для своих поселений. Чтоб вода-то и рядом была, но чтоб в половодье каждый раз не побуждала тебя на повети, а то и на коньке крыши от неё хорониться.

   У нас вот кое-кто заладил и долдонит, как дятел, мол, в России две беды: дураки да дороги. Я вот телевизор редко смотрю – главным образом, только новости. А в начале года у меня глазыньки не высыхали, глядючи на мытарства умных западноевропейцев, как они «по-дурацки» (а как же иначе-то о них?!), бедолаженьки этакие, мучаются от бездорожья-то. И дороги-то у них, оказывается, если снегопад обильный, заносит, и техники-то у них тоже не хватает, И зимушка-зима к ним нагрянула, оказывается нежданно-негаданно. А вы говорите…   

   В житии священномученика Антипы, епископа Пергама Асийского нет ничего связанного с разливом русских рек, а вот об этом на всякий случай моим землякам, когда с врачебной помощью нелады случаются, напомнить, думается, стоит. Этот святой был «целителем разных человеческих болезней и в особенности утишителем (не утешителем! – А. М.- С.) зубной боли», «иже благодать имел от Бога целити болезнь зубную». Автор «Церковно-народного месяцеслова на Руси» И. П. Калинский пишет: «Иногда в случае зубной боли наши простолюдины прибегают к такого рода способу: берут мелкую монету и, подержав её несколько времени на больном зубе, пробивают её насквозь и вешают её на икону святого Антипы в надежде, что он избавит их от докучливой болезни».

   А в Вятской губернии, сообщает этот же автор, такой вот был в ходу способ заговорить зубную боль: «Месяц молодой увидишь, надо стоять на одном месте, взять из-под пяты правой травинку или песчинку, на зуб положить и говорить:

   - Месяц млад! У тебя есть Антипий брат. У него никогда зубы не болят, и у меня бы не болели».

   Смешно, не правда ли? А прадедушке Толе грустно-грустно читать это. И вновь очень тоскливо становится, когда вспоминаю ту октябрьскую пятницу, когда после обеда у меня заболел так называемый зуб мудрости. О, эта бессонная ночь с пятницы на субботу! О, этот тягостный субботний день! О, эта ещё более бессонная ночь с субботы на воскресенье! О, этот ещё более тягостный воскресный день! О, эта совсем уж невыносимо-бессонная ночь с воскресенья на понедельник, и, наконец-то добронадеждное старческое поспешание по непролазной грязи в сосново-солонецкую больничку…

   Дело в том, что наш стоматолог (дай Бог ему доброго здоровья и многотерпения на его вот уж воистину многотрудном поприще!) принимает больных три раза в неделю по понедельникам, средам и пятницам (в остальное время, говорят, изготовляет протезы). А об эту пору у нас из села уже повыехали многие, так что, как на грех, не только анальгином, но даже и аспирином растютяю тогда пока что дедушке (не прадедушке) Толе разжиться не удалось, Так и пришлось по совету одной старицы пользовать зуб газетной бумагой, свинец набора на которой якобы утишает боль. Между прочим, в самом деле - утишает!

   Сельские ровеснички мои ещё, думаю, не запамятовали, как нам (да и не только нам) в войну вырывали больные зубы. Привязывали его на ниточку, а её к дверной скобе. В целях гуманности на какое-то мгновение отвлекут твоё внимание – дверь с той стороны дёрнут: и вот он уже на ниточке болтается! Ну ни отрада ли? Как и мне тогда радостно было по не такой уж и не пролазной (если без зубной боли-то приглядеться!) грязи возвращаться в родное село от нашего стоматолога. Для молодых читателей от прадедушки Толи: ни в коем случае не оговоритесь и не назовите стоматолога зубником. У них такой аргумент: ну не называете же вы гинеколога ни п…ком, ни м…ком, а почему нас зубником?

   … Дороги поразвезло – ни пройти, ни проехать. Ну это – смотря кому не пройти-то! Ужли полакомиться берёзовым или кленовым соком сельскую детвору что останавливало? Ужли для неё стёжки-дорожки в лес и в лесу не находилось? А ведь иной раз в пашне так увязнешь, что и резиновый сапог, разувшись, еле вытянешь (Тогда у нас, видите ли, по осени землю-то пахали, чтоб рано по весне яровые сеять…).  

   25 апреля - Василий Парийский.

«Василий Парийский землю парит».

     Ох, как в кон попался русичам-селянам епископ Парийский (Что-что, а находчивости и смекалистости нашим предкам не занимать стать было). Как подгадал под русскую погодку-то! Землица-то воистину в сей день парит. И к весенней работушке призывает - и во поле, и в саду-огороде «попариться», ну чтобы с рубахи на спине парок шёл...

   Из всех лесных насельников нам, садоводам, что не люб, то не люб заяц.   С ним, с зайцем на Руси немало примет. Как с чёрной кошкой, не хороших.

«Заяц по селению бегает – к пожару».

«Заяц перебежит дорогу - к беде». Не иначе, как по этой причине «погорел» наш аскульский «ходок». При шествии в соседнее село, конечно же, «по делу» заяц ему дорогу перебежал. И надо же: супруг той, к кому мой землячок по «делу»-то поспешал, нежданно-негаданно этой же ночью домой заявился…

   Поэтому в некоторых русских селениях, желая человеку счастливого пути, его напутствовали: «Чтоб тебе заяц дорогу не перебёг!»  

   27 апреля – Мартын-лисогон. У Даля: «На Мартына переселение лисиц со старых нор в новые».    «На Мартына лисы переселяются из старых нор в новые». Туда, где блох пока что нет. Так что маленькие лисятки родятся в чистеньких «земляночках». А старые-то норы за зиму страсть как подзагажены. А главным-то образом, «подзаблошены». Водички-то нет в ручьях, а в прорубь не полезешь. Снежком же этих «паразиток», ну то бишь блох не выведешь – валяйся не валяйся. Одна забава, а толку – шиш.

    В своё время по пути в школу из Аскул в Сосновый Солонец, (безответственно-безответственно!) опаздывая на уроки (увы, что было, то было…), мы об эту пору на бугре неподалёку от «Гасильной» (часовни) наблюдали, как заботливо обустраивали они свои новые норы, чтоб молоденьким лисяткам, недавно родившимся, в них приютно было. О-очень чистоплотные зверьки, лисы-то! Но хитрованы - ещё те! Они, эти чистюли-то, оказывается, вот что вытворяют. К чему-де это горбатиться-то да лапки свои утруждать?! А не лучше ли сделать вот как: забраться в только что вычищенную барсучью нору (тоже очень чистоплотное животное!), пока тот в отлучке, и нагадить в ней? Барсук-то, хитрюга Патрикеевна знает это (разумения у них, говорят, нет – на двоих хватит!), зело-зело брезглив – он в эту нору уже ни ногой, ни лапой то бишь. А шибко-шибко чистоплотная лисичка-хитричка не больно-то, оказывается, брезглива. Она моментом прибирает своё «добро» и перетаскивает в это очень-очень просторное и благоустроенное (а к тому же с запасным выходом на худой случай!) жилище. Как тут не вспомнить о некоторых лопухах-старичках, которых облапошивают при разводе с жильём уже двуногие лисички-хитрички?!

   Вот рассказ знакомого егеря:

   - Лиса – та ещё чистюля-то! Но уж больно блохи ей надоедают, уж больно, видать, им в её шубке вольготно. Это вот я от деда слышал, как она от них освобождается. Медленно-медленно, начиная с хвоста, в воду погружается, пока они у неё (не хотца в воде задыхаться-то!) все на нос не выползут. Тут она лапой их, лапой – всех в воду спровадит. Подсохнет и идёт в нору, как в баньке побывала!

   А это вот сам видел. Всё так же делала, как дед рассказывал, только мне хитрюга попалась на вид. Перед погружением она пучок шерсти вырвала и в пасть его. Блохи-то на него сбежались. Она выплюнула его - и была такова!

   Лисы. Они у нас среднерусской породы. Как правило, красного цвета. Излюбленное место для нор у них по склонам лесистых холмов, в песчаной почве. У нас по книгам и кинофильмам сложилось представление такое – питаются они зайцами. Увы, зайчатинкой полакомиться, если и удаётся им, то крайне-крайне редко. Уж шибко прыток он (и хитёр). Так что «завалить» удаётся только «старцев». В старые времена удавалось им поживиться и курятинкой. Сараи-то в то время особенно у вдов и старушечек ветхие были. Ныне такой лафы им на селе, как правило, нет. Так что питаться приходится, главным образом, мышами. В это трудно поверить, но вот задокументированные факты: при вскрытиях у некоторых лис находили в желудке до 50 (!) мышей. Надо ли говорить после этого, сколь полезное это, оказывается, животное?! Любят они полакомится яйцами и птенчиками и (вот никогда не подумал бы!) – насекомыми . Ну и сладкими плодами.

   На Мартына «На лис нападает курячья слепота» (Даль). Ну эта весенняя слепота и на людей нападает, когда из своей «норы» (избы) на свет Божий в эту пору выберешься. Тут вот прадедушка Толя как племянник, внук и правнук охотников вот какое предупреждение должен сделать. Об эту пору лисы, обычно избегающие встречи с человеком, делаются агрессивными, как одичавшие собаки. Напомню: в это время они переносят своих младенцев-лисяток в новые, чистенькие норы. А маманя, она и у лис маманя: за дитятю своей жизни не пожалеет, если ты тут некстати объявился...

Слепота-то слепотой, а вот у кого курочки, тому об эту пору ухо особо востро держать надо. Новорождённые лисятки ещё на те проделки маманей-лис подвигают: и для лис голод-то не тётка... Сколько раз я вместе со взрослыми земляками поутру дивовался, с изумлением созерцая ту малюсенькую дырку в курятнике, куда она этой ночью проникла.

    К тому же за последнее время они бешенством стали страдать. Года три тому назад в Сосновом Солонце в один из домов на окрайке леса через полуоткрытую дверь забралась лиса. Находившийся в доме хозяйкин любимец бесстрашно кинулся на незваную гостью и прогнал её. Правда, сам при этом был сильно поранен. К великому-великому горю хозяйки, доблестного защитника родного крова пришлось усыпить. А если бы не этот доблестный рыцарь, что стало бы с малолетними внуками той семьи?

   А вот почему Мартын –то лисогоном прозван? Для меня загадка. Кому об эту пору взбредёт в голову охотиться на них? Тощих и облезлых. Дед мой Алексей Яковлевич, охотничий билет имевший, уже в феврале на лис капканы переставал ставить.

   28 апреля – «На святого Пуда доставай пчёл из-под спуда». А то задохнуться могут в наступающей теплоте омшаника. А на ночь леток можно прикрыть. Но не полностью, а то трудновато дышать им будет, задохнуться могут.

   Отрадно-отрадно сознавать, за последние тридцать лет какой-то перелом произошёл в сознании русичей. Растёт у них интерес к родине, родной истории, к родным местам. Вот увидели бы мои бабаня и матушка чуть ли не толпы туристов на аскульских улицах, пожалуй бы, и всполошились: чего это-де они тут высматривают?

   По Самарской по Луке во казацком во седле! Ну ни увлекательно ли? Вот снова до меня доносится сладостный аромат дымка из огорода соседнего дома, снова слышатся оттудова весёлые голоса. То вновь в моё родное село Аскулы, Богородское тож временные насельники проездом припожаловали. Да каким проездом-то! Конным! И не на каких-нибудь телегах, а верхами. О, как порадовала стариковское сердечко в первый раз (и радует в последующие разы!) вереница всадников, растянувшаяся по бригадному проулку более, чем на двадцать саженей. То были конники из самаролукского клуба конного туризма «Степное Поле», который возглавляет и окормляет энтузиаст и патриот нашего края Ирина Николаевна Глинская.

    И захолонули стариковское сердечко отроческие воспоминания, когда мы повечеру этим же проулком с бригадного двора гнали колхозный табун на вечернюю пастьбу! Подробнее об этом в обзоре за 22 мая.

   Возможно ли было такое четверть века тому назад? Интересовались ли тогда русской стариной в наших местах. Ну в знатные места на Байкал, в Кижи, на Соловецкие острова были охотники наведываться, но, по большей части, всё забугорные туристы-то наезжали. Вот такие не шибко знатные места, как Самарская Лука, кого-то интересовали? Только студентов Куйбышевского пединститута, которые собирали в свои блокноты и микрофоны элементы народного творчества. А это то одна группа туристов, то другая, не только из Самары, Сызрани, Тольятти и Жигулёвска, но даже из Москвы.

   Да, с Запада на Россию хлынул поток зарубежного масскульта, ну это, главным –то образом, в столицы, но параллельно с этим в разы возрос и с каждым годом возрастает всё больше интерес к родному и исконному. По собственным наблюдениям знаю, как интересуются   странники и страницы, ну то бишь экскурсанты былями, сказами и историями наших мест. У меня у самого перед одной группой самарских насельников во дворе собственного дома язык чуть ли не на полтора часа разглагольствований на местные темы развязался. Всё-всё их живо интересовало: и дореволюционное житьё-бытьё самаролукцев под началом графьёв Орловых и княгини Долгорукой, и Столыпинская реформа, и НЭП, и первые годы (очень радостные для моих тогдашних молодых односельчам!) колхозной жизни и многое другое (слава Богу, экскурсовод сжалилась над дедушкой Толей и увела своих подопечных на Святой колодец в нашем селе!).

   Прошлым летом у нас побывали две группы потомков нашего знатного певца в молельном доме дедушки Яши Галкина (о нём в моих   материалах о Пасхальной службе в нашем селе, публиковавшихся в ставропольской районной, жигулёвской городской и в самарской областной «Социальной газете»). Побывали на пепелище дедовом, от которого только сад его остался (разросся чуть ли не до гектара!), около молельного дома, в котором на праздничные богослужения пел их дед (врезалось в память: от его баса лампы сквозь стёкла начинали мигать, того гляди, потухнут!), ну и, конечно же, на кладбище.

А в начале этого лета – звонок из Москвы. Звонит Юрий Вениаминович Исаев. Номер моего телефона он вызнал у редактора самой крупной и самой читабельной в нашей области «Социальной газеты» Татьяны свет-Николаевны Воскобойниковой, с которой мы знаемы по «Волжской коммуне» аж с 1972 года (между прочим, дважды капитанской дочки: и отец, и мать у неё фронтовые капитаны!). Аскульский потомок по архивным материалам собирает историю своего рода, ну вот по публикациям в «Социалке» вышел на меня.   Как и обещал, в средине августа вместе с супругой Ольгой Борисовной прибыл в Аскулу знакомиться с родными местами.

   Своих прадедов по отцу Якова Мухортова и Михаила Костина, а по матери – Якова Макеева и Емельяна Ларина я знаю только по отчествам дедов и бабушек. В ходе земляцкой беседы попросил его по возможности хоть отчества у них по архивам выяснить. И вот на второй день, как они с Ольгой выбыли из Аскулы, мне из первопрестольной вот уж воистину чуть ли не сногсшибательный звонок. Оказывается, мы с Юрием четвероюродные братья по нашему прапрадеду Ермолаю Исаеву, который является отцом моей прабабушки Дарьи Ермолаевны – жены моего прадеда Якова Ивановича Макеева. Так что прапрадед Ермолай Яковлевич Исаев(1803 г.) является сватом моего прапрадеда Ивана Васильевича Макеева и тестем моего прадеда Якова Ивановича Макеева.. Благодаря архивным материалам, присланным мне по телетайпу моим изыскливым братцем Юрием, мне известны теперь и мои прапрапрадеды по моей матушке Анне Никифоровне в девичестве Макеевой Василий Макеев и Яков Исаев. Теперь мой правнук Демидушка будет знать предков аж в восьмом колене! Ну а у его прадедушки вельми приятная заботушка: новоявленному братцу-москвичу посылочку готовить из самаролукских трав, ягод и кореньев, которыми предки его ублажали и пользовали-лечили себя. На радостях-то сразу же бы отправил, да боярышник, шиповник и девясил ещё не подоспели.

   А прадедушка Толя включил нововыявленных предков в свой поминальный устный перечень. И   чается старому хрену такая вот картина на небесах. Обращается по утряни мой прапрадед Ермолай к своему свату - моему прапрадеду Ивану: до него-де донеслось на небеси, что за него нынче молился какой-то Анатолий, на что прапрадед Иван ответствовал: это-де нашего внука Никифора внучок. «А как это и где он надыбал про нас?» - «Дочка твоя, а моя сношенька Дарьюшка откуда-то разузнала:   правнучек наш с тобой Юрашенька в московских письмохранилищах изыскливая, проведал про нас и из Белокаменной четвероюродному братцу, а нашему с тобой правнуку в родные места наши – в Самарскую Луку и поведал. Вот со временем заявятся сюда, так и быть уж, местечки рядом с собой у тутошнего начальства, как старожилы, для них выхлопочем!»

Ну что ж, до встречи, до свиданьица (для меня восьмидесятилетнего и скорого), наши дорогие предки, нам есть будут о чём потолковать, о том, что было при вас и при нас на нашей любимой родине о нашем прошлом, о вашем будущем. Причём с живейшим-живейшим интересом разговор-то пойдёт: мы же - не чужие, мы же – родня!

   Я это всё не из похвальбы (хотя и здесь не без греха!) изложил, а земляков моих вразумления для. Раньше «раздобыть» свою родословную было вельми и вельми трудным делом. Сужу об этом на примере моего старого друга Виктора Петровича Захарова, с которым знаемся уже три десятка лет. Чтоб раздобыть свою родословную до начала девятнадцатого века, ему потребовалось на это более года работы в архивах. Ныне же на примере моего брата москвича Юрия убедился: теперь это дело уже не столь многотрудное. Так что дерзайте, мои молодые земляки, дабы не стать «Иванами, не помнящими своего родства»!

   29 апреля – «Ирина (Арина) - урви берега».

   Арина, Арина, что ты натворила! Берега поразмыла, полевые да и просёлочные дороги промоинами перекрыла, по колеям дорожным овражки сотворила…

   Есть у неё и другое прозвание – рассадница. Заботливые хозяюшки как селянки, так и трудяжечки-дачницы сеют капусту в рассадниках.

   Вот по наущению мамани или дошлой соседки, а может, и по наитию   самаролучанка пригрозила своему благоверному: покуда-де рассадник не спроворишь, на диване, а то и на полу на усобицу спать будешь. Ну куда было деваться бедолаге? Бабёночки в Самарской Луке нередко это на вид только добрые. Так что тот уже к вечеру с рапортом в дом прибыл: «Иди, гляди рассадник-то!» Ну и, конечно же, присовокупил (мысленно, опять же): так его мать. Ну да он, этот рассадничек и с таким «присовокуплением» ей чуть не до старости послужит. Рассадка-то на нём, как на игровой площадке детсадика резветь будет!

   30 апреля – Зосима-пчельник (пчеловод). У Даля: «Расставляй ульи на пчельнике». И у него же: «Зосима – заступник пчёл».

   Это был самый настоящий праздник не только для пастырей самых любимых Божьих тварей, но и для самих пчёлок.   Забыть ли этот первый облёт пчелиный?! Как резвятся они, как резвятся, вырвавшись из заточения в ульях и омшаниках на свободу! Ну всё равно, что малые детки на лужайке. Или этого года телёночек, впервые выпущенный на двор. Вот уж воистину сломя голову носится он, бывало, по улице. То закуток да теснота, а это – солнце, весенняя краса да и просто воля!

     Но, увы, ничегошеньки медоносного пока что нет. А оголодали к весне-то! Тятяня мой, потомственный пчеловод (и бортник по совместительству), бывалоча, так делал: на каждую семью по рамочке, а то и по две (ведал, где две-то потребны – не с бухты-барахты благодетельствовал своих любимиц!), - а то и по две рамочки всклень заполнял густым-густым сахарным сиропом. А сыту (жидкий сиропец), что после помывки чайника оставалась, в чайные блюдца разливал и в улей по низу ставил. Ох, как накидывались они, за зиму-то отощавщие, на это ёдово (в рамке) и хлёбово (в блюдце). За такую заботушку пчёлки потом сторицей отквитаются. Им, бедняжкам, об эту пору только на ольхе пожива. Да вот скоро клён расцветёт – с него «оброк» будут собирать

   Не тем будь помянут, хитрил мой родитель-то: что жадничал, то жадничал Николай Лексеич (А вот дед мой Лексей Яковлич хоть на колхозной, хоть на приусадебной пасеке пчёлок-то об эту пору природным - настоящим, а не «липовым» медком-то потчевал!). А всё потому, что матушка моя незабвенная Анна Никифоровна, тоже не тем будь помянута, его осаживала: «И на сахаре не пропадут. Вон как резвятся-то!». Жалела медок-то…

   В старину выставленные на пасеке ульи окуривали ладаном, окропляли святой водицей, и молебен батюшка служил Зосиме-заступнику, чтоб пчёлки не пропали от какой напасти, чтоб медосбор хороший был. А потом – праздничное застолье! Если Зосима приходился не на Великий пост, то кроме обычного мёда, вкушали пенный мёд-медовуху.

   У меня и прадед (по бабане Дарье) Михаил, и дед Алексей, и три брата бабанины Иван, Игнатий и Яков, и отец мой, и два брата его Пётр и Степан – все были пчеловодами. Так что Зосима у нас был как бы второй Микола Милостивый. Первую половину дня все они на своих пасеках «пчёлами занимались», а к обеду все в дедовой горнице собирались («Как на свадьбу!» - шутила бабаня Дарья). Вкушали только медовуху (Упаси Бог спутать её с брагой!). Пенно-духмянная, она в подполье, в укромном местечке (туда даже бабане было возбранено!) выстаивалась месяцами, а для особого случая – до года. И никакого тебе «похмельного синдрома»! Как от «Посольской» кремлёвского розлива. Довелось единожды вкушать мне таковую   во дни университетской учёбы на банкете по случаю защиты кандидатской одним нашим самарцем в первопрестольной. Хо-ро-ша, злодейка! Но до стародавней самаролукской медовухи-мёда далеко ей и по вкусу, и по разымчивости. Только один недостаток у неё есть. И коварный! Вот сидит, допустим, добрый молодец за пиршественным столом. И по молодецкому недоразумению своему увлекся. Сидел как ни в чём ни бывало, исправно языком работал и, может быть, даже что-то путное говорил, а как подниматься из-за такого сугубо гостеприимного стола – ноженьки-то, как ватные. Отнялись! Вот и ведут его в постелюшку-то под руки, как в старые времена архиерея в аскульской церкви во время богослужения важивали. У нас в большом ходу такое сравнение-то было. «Ну его вчера опять домой-то, «как архирея вели!» (под руки, стало быть). Как потом узнал, в старые времена такая «мода» повсеместно на Руси была – водить под руки владык, аки древних старцев. А наши аскульские старцы, знавшие коварство такого «обезноживания» и посему умерявшие себя при вкушении этого напитка, добродушно-покровительственно ухмылялись во след молодому недотёпе. Я это не зубоскальства ради, а поучения для пишу! Дело в том, что, слава Богу, самаролукские меды, как и многое другое ныне, стали возвращаться из многолетнего небытия, и секрет приготовления их, чего боялся дедушка Толя, оказывается, не утрачен. В случае чего бдите и умеряйте себя, самаролукские и общесамарские добры молодцы! Да и многомудрые старцы - такожде!

   Настаивается этот воистину волшебный напиток, которым на своих пиршествах Киевский князь Владимир – Красное Солнышко Илью Муромца и других русских богатырей потчевал-ублажал, - настаивается сам на себе (без капельки дрожжей!). Дедяня Алексей сотворял его в глухом подполье, куда даже бабане Дарье вход-влаз был заказан. Ну аскульские пчеловоды, сколь ведаю, не больно-то давали ему застаиваться, не то, что польские паны, у которых, говорят, терпения хватало вот уж воистину томить этот напиток десятилетиями – у наших, дай-то бог, не больше года ему давали выстаиваться.

   Не удержусь - похвалюсь (не похвастаюсь!) прилюдно: довелось вкушать мне такой мёд! Родной брат бабани Дарьи Яков Михайлович Костин (между прочим, георгиевским кавалером и не единственным ли на всю нашу округу фельдфебелем с Первой мировой чуть ли не целёхоньким, ну слегка, на его взгляд, пораненным возвратился) угощал меня, когда я на втором году службы в краткосрочный отпуск в родное село заявился. Зело сладостен и – разымчив, причём, сам убедился, коварно разымчив-то сей божественный напиток. В задушевной беседе на армейские темы (старший сержант с фельдфебелем!) поувлёкся: под добрецки-насмешливым взлядом дедяньки со скамьи подняться – мочи нет, ноги чуть ли не напрочь отнялись. Потом-то вот, будучи студентом МГУ и русские народные былины досконально изучая, догадался, почему столь длительны были пира у Красного Солнышка (до полугода якобы затягивались – ну это, конечно, преувеличение завистника-сказителя): действительно, трудно былинникам из-за пиршественного стола подниматься было. А к тому же, у мёда-медовухи (не как у постылой бражки!) нет похмельного синдрома. Никаких тебе рассолов по утряни – будто ты вчера до полуночи простоквашей ублажался!         

   Покойница бабаня (по отцу) Дарья Михайловна, однако, подтрунить-побаснословить над своим благоверным – моим суровым-пресуровым дедом Алексеем Яковлевичем: «Пока церковь у нас в селе не порушили, дедушка-то ваш иной год даже на Пасху на всенощную не ходил, а как Зосима да Савватьюшка, то бегмя , бывало, бежит свечку ставить, – и шутливо помавая пальцем перед дедовым носом, заключение делала: «Лебезили они, пчеловоды-то, перед Зосимушкой да Саввушкой, лебезили!» - и это обобщение было камушком в огород и своих братцев Ивана, Игнатия и любимца Яшеньки – презаядлых бортников и пчеловодов. В эти дни они, по словам бабани, тоже (чуть ли не гурьбой якобы!) в церковь-то бегали.

   К моему великому удивлению (чего там: изумлению!), суровый-пресуровый с нами, «сорванцами-внуками», дед наш (он и с супругой-то порою зело суровенек бывал, когда она, скажем, у соседки забалтывалась, а кашка пригорала – ужли не слышала, как из печи гарью-то пахнет?), - на сей раз помалкивал, только (опять же по наблюдениям бабани!) «ноздри раздувал».

   Полебезишь, пожалуй! Особенно когда своих любимиц «на зимние квартиры», как солдатиков, переводишь – чуть ли не на скитско-монашеский «затвор» (затворение). Пчеловодство, оно намного рискованнее земледелия. Особенно в зимнюю пору. Зеленя-то редко-редко вымерзают, а вот пчелиные семьи – довольно часто вымирают.

   «У Савватия-Зосимы добра пчёлкам просим мы». Просили по-селянски истово. Приглашали батюшку, который служил молебен, окуривал ульи ладаном из кадильницы, окроплял их святой (крещенской) водицей. И Бог миловал тогда самаролукских пчеловодов по молитвам преподобных Зосимы и Савватия. Не то, что ныне: то медосбор плохой, то пчёлопадёж…

   Вот в безбожные времена у нас в Самарской Луке клещ какой-то завёлся. От него спасались таблетками. Родитель мой один год то ли запамятовал, то ли поленился осенью положить эти таблеточки в ульи – к весне у вдовца все двадцать семей погибли. Через год на другую вёсну и отца не стало. Три войны прошёл (Халхин-Гол, Финскую под самый конец и Отечественную), никогда, кроме как насморком да иной раз с похмелья, ничем не болел, а это – рак легких!   Подкосила отца эта утеря…

    А ещё мыши – любят они вощечком-то полакомиться. Заберётся в улей – и никакая кошка ей не указ. А посему тогда одна надёжа была – на Зосимушку и Саввушку-Савватьюшку. «Зосимушка-Савватей, бедных пчёлушек пожалей!».

Пчеловодам нет милее

Зосимы и Савватея:

Святые пустынножители –

Пчелок наших покровители.                                                         

    Пчёлы на колхозных пасеках в окружении лип и других лесных и полевых медоносов промышляли. Не в обиде оставались пчёлки и на сельских пасеках. Подсолнухи и овощные растения на каждом огороде были. А труженицы-то, труженицы какие эти самые любимые Божьи твари. Вышел как-то повечеру в сад, солнышко уже село, а в малиннике всё эти трудяжки жужжат. И это в четверть одиннадцатого!     

   Вот есть, которые своих благоверных   кисаньками-кошечками, ласоньками-ласточками, а то и заиньками обольстительно-ласково величают, а умственные и понимающие рачительных да непраздных жёнушек – пчёлками. Пчёлка, она не только трудолюбивая да ухватистая, – она (вот ведь какая толерантная-то!) ни за что, ни про что никогда не ужалит. А вот кисаньки да ласоньки, чуть что, как солдат по тревоге за ружьё, сразу же за ухват хватаются, чуть, что не по ней – как олимпийская чемпионка диски, она миски да плошки в славословца мечет.

   А главное-то – с жёнушкой-пчёлкой и беда - не беда. Вон как патриарх-то о русских женщинах отозвался на встрече с молодёжью: это ещё, мол, разобраться надо, кто в лихие девяностые сильным полом-то показал себя!

   Они, пчёлки-то и ныне, как в Эдеме живут-поживают, вот уж воистину святой образ жизни ведут. Никомушеньки от них никакого вреда – всем одна польза только. И растениям, которые они бескорыстно опыляют, и человекам, которых медком услащают-балуют. Иной раз и лесным насельникам – сластолюбивым косолапым рэкетирам от них перепадает.

   Вот взять хотя бы их близких сородичей – осу и шерстня: как есть дармоеды и жулики. Да не просто жулики, а самые настоящие, выражаясь по-современному, рейдеры! Мало им яблок, слив и вишен, так они позапрошлой осенью у тогдашнего дедушки, а ныне, слава Богу, прадедушки Толи на дынной постатке бракодельничать взялись. А осы на подволоке-чердаке на самом потолке гнездо себе устроили, в избу лаз проделали и на дедовых тарелках взялись иждивенничать. Так и пришлось отцовский дымарь (увы, с подволоки!) в ход пускать (увидев такое, вот бы восскорбело пчеловодское сердечко покойного, на что сыночек его любимый «струмент» использовал!), - а потом и ихний лаз в палец шириной цементным раствором замазывать. А толку-то?! Они новый проделали. Хорошо, дочка брызгалку от мух прислала – вроде бы подействовало.

   Как-то раз в избу залетел шмель. Не иначе как из любопытства. Но не корысти для ради. Были бы оса или шершень, не задумываясь, к стеклу ногтём придавил бы. Потому как паразиты. А шмель - труженик, помощник урожаю.

   Один знающий селянин-овощевод поведал мне. Весной поймай и запусти в теплицу хотя бы одного шмеля - наверняка с ранними огурчиками и помидорчиками будешь! И ему лафа. Ну не такое ли «хлебосолье-хлебоцветье». Ну как есть некое кафе-бистро с тысячами столиков. И ни один из них он не пропустит, не проигнорирует, чревоугодник-сластёна! Будто в Париже на Монмартре будет он среди   подружек-быстрозацветалок!

Это я сообщаю тем, у кого теплицы овощные. И чтоб доброхот-«опылитель» под рукой оказался, уже сейчас выследите его обиталище, где он зиму-зимушку почивал.

    Пчёлы, они, как вот домашние животные (это я как внук, сын и племянник пчеловодов знаю). Как родные! На манер детишек по разумению.   Верить такому вот чутью пчелиному – нет ли? Но вот какое дело: за все годы моего детства и отрочества я ни разу не видел своего деда Алексея Яковлевича Мухортова, знатного пчеловода нашего колхоза имени Максима Горького и владельца собственной пасечки с пчелиным укусом («Слово что ли какое знает?» - шептались про него). «Знание слова» он вот как мне однажды продемонстрировал. На всю жизнь мне запомнился подзатыльник его (неожиданный-неожиданный: я до этого от него грубого слова не слыхивал!), когда я прибил привязавшуюся ко мне пчёлку. Она, говорит, за лето-то больше фунта мёду натаскала бы, а ты её сгубил! Сам-то он понабившихся ему в бороду пчёлок по одной бережно-бережно вылавливал и на волю в окошко выпускал. Стоя у зеркала! В других случаях я его около зеркала никогда не видывал. Бабаня Дарья – до старости красавица, та к зеркалу-то частенько наведывалась…

   Не стану называть имена двух нынешних аскульских пчеловодов («Чтобы не сглазить!»), но, по личному наблюдению моему, и к ним очень «толерантно» относятся ихние пчёлки!

В ульях, как и в муравейниках, тоже образцовый порядок. Никакого разгильдяйства, всех поголовно можно бы медалью «За трудовую доблесть» награждать! А как почти бескровно и своевременно меняется власть в улье! Замечено (Кем? Видимо, каким-то «сеньорен-конвентом» пчелиного сообщества), что матка уже того, ну то бишь сдавать уже стала, её уничтожают и ставят новую (никаких тебе перезаматерелых брежневых и черненок пчелиного племени!). При смене власти в улье ни ропота, ни волнения. И уже в следующую минуту в дело вступают секструдяги трутни, истово (никакой неистовости и ажиотажа!) выполняя свои обязанности.

   А потом что с этими трудягами? В опалу, на заслуженный отдых? Нет! Сделал дело – гуляй смело («на тот свет»). Ну то бишь карачун им тот же «сеньорен-конвент» негласный устраивает. Почто кормить дармоедов? Пчеловоды сказывали (верно – нет ли?): предложили одному из трутней переквалифицироваться в пчелу, сообщив при этом, что на добычу одного килограмма мёда она затрачивает двести тысяч верст лёта. Отказался, стервец!

    Стоит прислушаться к великому поэту древности Гесиоду. Трутней он «злодеями пчелиного царства» называл. Они для него образец ленивого мужчины: «Богам и смертным ненавистен тот, кто живёт, не работая, а только застольничая, подобно невооружённым трутням, которые в своей лености проматывают то, что собирает прилежная пчела». В другом месте у него говорится: «В свободообразных ульях пчёлы кормят отродье трутней, которые имеют долю в самом лучшем. Те целый день до солнечного заката ежедневно работают и строят белые ячейки сотов; эти, сидя дома, внутри сводчатых сотов, стараются забрать в свой живот чужую добычу». Внимание: этими словами Гесиод бичует нехорошие обычаи некоторых жён, которые в отсутствие своих мужей расточают их богатства, подчёркивает исследователь творчества Гесиода.

   Почти повсеместно культурные народы древности смотрели на пчёл, как на символ чистоты, целомудрия, порядка, заботливости и бережливости. Господствующий в улье порядок пленил в особенности спартанцев, и их знаменитый законодатель Ликург взял его за образец, когда он задумал осчастливить свой народ лучшим государственным устройством. Величайший философ того времени в полном согласии со знаменитым законодателем считал, что при том прилежании и бережливости и при том порядке, который господствует в улье, такое государство будет отличаться от других не только по богатству и могуществу, но и по чистоте и простоте нравов и единодушия его населения, что позволит побеждать и искоренять дурные наклонности отдельных граждан.

   Древнеримский философ Сенека, учитель известного своей жестокостью императора Нерона, немало занимавшийся изучением жизни пчёл, сделанные им наблюдения приложил к человеческим отношениям: «Если бы, - восклицает он, - и у людей было также! Если бы человеческий гнев кончался после того, как сломано оружие!». (Здесь философ и моралист имеет в виду то, что каждый ужал пчелы оплачивается ценою её жизни). «Если бы никто не мог причинить вред чаще одного раза и свою ненависть не мог бы (как пчела! _ А. М.-С.) проявлять при помощи чужой силы! Безмерную ярость легко можно было бы ослабить, если бы она расплачивалась за себя сама, если бы она своё насилие подвергала смертельной опасности!».

   Эпикуреец Цельз приравнивал пчелу по разуму даже к человеку, за что и получил от своего современника отца Церкви Оригена выговор. Хотя и (по-партийному) не строгий, но, как оказалось, «с занесением» (только не в учётную карточку, конечно, но намного строже: в анналы истории!). Пчёлам приписывали это уже в Средние века много добродетелей и опять-таки - ума! Верили, что они могут различать добрых людей от злых и что жалят они только злых. На этом основании многомудрые девицы, желая узнать характер своих женихов, залучали этих простаков на пчельники. О-хо-хо-хо!

   Древние греки считали мёд очень здоровым кушаньем. 90-летний старец Пифагор (да-да, тот самый, геометрические штаны которого…) утверждал, что без употребления мёда он не достиг бы такого преклонного возраста. Ещё один великий грек (Теренций Варрон) считал: «Для богов и для людей нет ничего приятнее и слаще мёда, его употребляют при жертвоприношениях». На праздничном обеде древнеримский император Август спросил столетнего старца Поллия Румиллия: посредством чего он достиг такого преклонного возраста. Тот по-римски кратко ответствовал: «Внутрь медовый напиток, снаружи масло».

   В современной практике пчеловодства звуки совсем почти не применяются при обращении с пчёлами, разве только во время роения иногда стучат в косу (почитай, каждое лето мне в детстве и отрочестве приходилось быть «звонарём», пока младшему брату Славику не передал это). Древние же, судя по отдельным намёкам, знали такие звуковые секреты, которые давали им власть над пчёлами. Но это, как и многое другое в древности, держалось в большом секрете, как, например жреческие тайны. Так что нынешним пчеловодам приходится открывать их заново. Воистину музыка – великая сила, даже растения на неё реагируют. Причём на современную тарабарщину крайне отрицательно!

     Вот как о пчеле у исконного селянина и моего ровесника поэта Анатолия   Брагина:

От блюдечка до блюдечка,

С цветочка на цветок

Летает пчёлка-дудочка

И собирает сок.

Ей хорошо и весело,

Хлопочет и поёт,

Рассказывает в песенке

О том, как вкусен мёд.

О том, что петь недолго ей,

Пока цветут цветы,

О том, что в синем домике

Её сестрёнки ждут.

   Вот уж воистину, по словам великого волжанина Максима Горького, мы, русичи, ленивы и не любопытны к своей истории и к своим великим и знатным людям. Ну вот сейчас мода на кроссворды пошла. Доброе то дело: зело память тренирует. Но чьи имена-фамилии и какие исторические события там по большей части фигурируют? Забугорные! Встретите вы там Мечникова, Боткина, Сеченова, Скобелева, Брусилова и других русских учёных, первопроходцев, изобретателей, полководцев? Нет нигде ни словечка и о таком знатном человеке, как П. И. Прокопович – изобретатель рамочного улья. И изобретению этому в 2015 году исполнилось двести лет.

   Что только ни придумывали, начиная с седой древности, пчеловоды для сотворения жилища пчёлкам, удобного и им, и человеку. Изымание мёда из разного рода дуплянок и соломенно-глиняных «кошёлок» каждый раз напоминало «раскулачивание» на грани разбоя. Что это такое, я хорошо помню, «ассистируя» отцу с дымарём в руках, когда он в лесной чаще «экспроприацией» борти самоотверженно занимался. Видели бы вы, какой героизм проявляли эти трудолюбицы, защищая плоды своего неустанного труда. А мне после этого дня три в наш сельский клуб на танцы зазорно было появляться. Эти, тут уж я их безстыдно тварями называл, - эти патриотки вели себя на манер пули, которая «всегда дырочку найдёт»!

   И вот наконец-то знаменитый и зело смекалистый пчеловод Пётр Иванович Прокопович, через пятнадцать лет, как стал заниматься пчеловодством, в 1815 году, не побоюсь написать это слово, изобрёл досчатый улей с рамками (в магазине) и стал переводить из дуплянок в такие добротные жилища своих трудолюбивых питомиц. Первый в мире! Дзерзону, которого немцы считают таковым и называют Колумбом в пчеловодстве (ох, уж эти заносчивые швабы!) в то время было только ЧЕТЫРЕ года! А вот американец Лангстрот и француз Гамет признавали приоритет Прокоповича.

   Изобретение улья – не единственная заслуга Петра Ивановича. В 1828 году он на свой усадьбе открывает первую в России школу пчеловодства. Двадцать два года он сам управлял этой школой и выпустил более 500 человек, обученных рациональному ведению пчеловодства. После его кончины эта школа, перешедшая в ведение его зятя С. П. Виликдана, продолжала действовать до 1879 года, то есть более полувека. Были на Руси энтузиасты. Современники П. И. Прокоповича отмечали воистину колоссальное значение его в развитии и совершенствовании российского пчеловодства. Неоценима его заслуга и в литературной деятельности по пчеловодству. Уже после его смерти был издан его капитальный труд «Школа пчёловождения». Его труды отмечались многочисленными наградами.

   По кончине Петра Ивановича около его могилы был поставлен памятник в виде изобретённого и сработанного его руками улья. Но всероссийского памятника этому первому русскому рационалисту-пчеловоду, который шёл впереди своих западно-европейских собратьев, ещё нет, - писал исследователь его творчества А. Я. Курочкин в 1922 году. – Мало того! Мы совсем забыли о нём, не встретишь нигде даже его портрета. Нет ни одного немецкого учебника, в котором не упоминалось бы о Дзерзоне, улей которого теперь уже нигде не применяется… А в наших пчеловодных сочинениях, где очень част о повторяются имена иностранных изобретателей и учёных и помещаются их портреты, редко-редко встретишь краткое упоминание о Прокоповиче. Да будет нам стыдно за это!» - с горечью заключает известный русский пчеловод А. Я. Курочкин.

   По оврагам и другим влажным местам распускается ива, этакими белыми барашками вся усыпанная стоит. Так и хочется её цветения нежные, как маленького котёночка, погладить. На глинистых косогорах, где снег уже растаял, скоро-скоро появятся стебелёчки мать-и-мачехи.  

Приближается Вербное воскресенье.

«Верба крАсна - бьёт напрасно, верба бела – бьёт за дело».

   Приметы сего дня:  

«На Вербной мороз - яровые хлеба хороши будут».

«Если Вербная неделя вёдреная, с утренниками, то яри хороши будут».

«Скотину выгоняют в поле в первый раз (на Юрья) веткой с Вербного воскресенья». У нас в Аскулах да и, говорят, по всей Самарской Луке эту веточку окропляли святой водицей (во здравие и благосохранение скота).

Верба, как бы родная сестра ивы, в наших сухменных местах не водится. Но на Вербное воскресенье в молельные дома нашего села многие приходили с веточками этого святого деревца. Привозили и присылали её родным и близким из-за Волги, главным образом, с Матвеевой Гривы. Но по нужде и ива использовалась.

Так что в качестве розги даже для малышни она по причине дефицитности редко употреблялась. Помню, пучочек её бабаня ставила к иконам на киот, она там долго-долго стояла. По-моему аж до Троицы. В качестве розги её с успехом (ещё с каким успехом-то!) заменяла   кое у кого в семье ива. Мальчишек пользовала-лечила от хулиганства, девчат (может, наговаривали на них?), чтоб в кроватке не сикались…

   Как пишет в своей книге «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» М. Забылин, «в Вербное воскресенье, возвратясь из церкви с освященными прутьями вербы, деревенские бабы хлещут ими своих ребят, приговаривая: «Верба хлёст, бей до слёз!». Прочитал это у знатока народного быта и воочию представил эту «процедуру» праздничную. Проводя её, матушка, бывало, утешала меня, повизгивавшего от боли: «Это тебе, сынок, от цыпок на пользу пойдёт!» Да, скоро-скоро они появятся, эти треклятые цыпки на наших ногах, когда станем босиком-босичищем по весенним лужам и мокрой земле носиться. Эх, как остро, будто иголками, впиваются в понежневшие за зиму пятки крупицы рассыпчатого мартовско-апрельского снега! Как радостно замирает мальчишеское сердечко от такого беганья по проталинам!..

   Вот уж воистину за всё приходится расплачиваться. После таких пробежек ноги краснеют и кожа трескается. Лечили эти цыпки почему-то кислой-кислой сметаной. Больно было – криком кричали…

   В старину на Руси (и прадедушка Толя это ещё застал) любили, однако, пошутковать-то, «тестируя» ребятню на сообразительность вот этим вопросцем: когда-де воскресенье на субботу приходится?

     В последнее перед Пасхой воскресенье заканчивался Великий пост (вернее: четырёхдесятница, после которой Страстная седмица). Заканчивался, надо сказать, радостно для говельщицких животов – праздничной трапезой Вербного воскресенья. Потому как церковно-православным уставом разрешалось вкушение елея (постного масла), рыбы (и даже рыбной икры!) и вина.

   Умирать буду, не забуду, как деденька Яша (родной брат моей бабушки по отцу Яков Михайлович Костин, с Первой мировой вернувшийся георгиевским кавалером и единственным на всё наше село, а может, и на всю округу фельдфебелем), знатный сельский богослов-начетник (не только Евангелия, но и Ветхий Завет читал) за праздничной трапезой у нас в гостях, воздымая правой рукой поданную (у нас говорят: «поднесённую») моей незабвенной матушкой Анной Никифоровной чарку «зелена вина», а указательным пальцем левой помавая, как бы в оправдание себе , ну и, конечно же, в поучение близким (поучать-то мы, старцы, зело горазды!) возгласил:

   - Для ради такого большого праздника сие не возбранено!

   А «приняв», закусывал куском рыбного пирога, услужливо преподнесённым ему моей матушкой.

   «Услужливо» - это не какой-то там подхалимаж, а знак глубокого уважения к старшим, а тем более к мужниной родне. Замечено мною, у нас в Аскулах жена более почитала (пусть хотя бы только показно!) мужнину родню, и наоборот – муж женину. Не то, что нынче в некоторых семьях: не каждая сноха свёкру так «услужит», как прежде заведено было. Того и гляди, он, не солоно хлебавши, из сыновнего дома уйдёт…    

   Идёт Страстная седмица. Наиболее памятен в народе был Великий четверток.

Очень много примет великочетверговых:

«Кто в Великий Четверток рано встаёт, встаёт рано и во весь год».

«В Великий Четверток стегают скот вереском, чтоб не лягался».

«В Великий Четверток мороз, так и под кустом овёс».

«В Великий Четверток приговаривают: «Мороз, мороз, не бей наш овёс».

«Калят (жгут, пекут) соль с квасной гущей: четверговая сольца лечебная». Якобы! Но: «Блажен, кто верует…».

   А вот к этой примете я советовал бы особо прислушаться: «Печная зола со Страстного Четверга, Пятницы и Субботы охраняет капусту от червя».

   Ну и наконец-то долгожданная Пасха, Самое радостное событие года на селе - это Светлая седмица (неделя). Казалось,   сама атмосфера сельская в эти празднично-пасхальные дни была пронизана лучами и токами радости, всеобщего веселья (как отмечалась она у нас в Аскулах, в моих «Былях и сказах…»).

   Вот как христосовались у Льва Толстого Екатерина Маслова с соблазнителем своим Нехлюдовым:

   - Христос воскресе, Дмитрий Иванович.

   - Воистину воскресе, - сказал он. Они поцеловались два раза и как будто задумались, нужно ли ещё, и, как будто бы решив, что нужно, поцеловались в третий раз, и оба улыбнулись.

   Самое трогательное в Пасхальном предании – это шествие мироносиц ко гробу Господню. Апостолы, откровенно говоря, перетрусили. А они ничего не забоялись.

   Кто же они, эти великие женщины? Первою в церковном календаре упоминается Мария из Магдалы (ныне это деревня Медждель). Иисус освободил её от семи нечистых духов, и за этот акт милосердия она из всех Его учениц и подвижниц была сугубо преданна Ему. Она была первою, которая бросилась к ногам Воскресшего и приняла Его приветствие и поручение. Приветствие ей, а поручение апостолам, которые разбежались во время Его ареста и всё это время сидели, запершись «страха ради иудейска», ну то бишь боясь ареста. По сообщению евангелиста Луки, она в числе других женщин служила Христу и Его апостолам «своим имением».

   Далее в списке Мария, жена рыбаря Клеопа, согласно Евангелию Иоанна, сестра Пресвятой Богородицы, мать апостола Иакова меньшего и Иосии.

   В числе следовавших ко Кресту и Гробу Господню была и Саломия, жена рыбаря Зеведея, мать апостолов Иакова и Иоанна.

   И ещё одна Мария следовала с мироносицами, чей образ особенно пленителен для верующих во Христа. Это именно она, когда хозяйственная Марфа принялась готовить угощение Христу и   Его ученикам, по словам Спасителя, «избрала благую часть»: села у ног Его и слушала Его речи. И во второй раз, когда Спаситель воскресил Лазаря, брата их – Марии и Марфы, и вошёл в дом их,    она опять, несмотря на упрёки сестры своей Марфы, не занималась приготовлением пищи, а вместо этого по наитию Святого Духа и велению любящего сердца помазала ноги Спасителя миром и вытерла их своими власами.

   Мария и Марфа… Они обе преданно, но каждая по-своему служили Спасителю. Хозяйственно-приземлённая Марфа и мечтательно-озарённая, возвышенная Мария – вот те две ипостаси Женщины, между которыми и мечется издревле мужчина. Евангельские Мария и Марфа – это пушкинские Татьяна и Ольга. Одна моя знакомая, злая на язычок и до сих пор незамужняя, так изрекла: «Вы, мужики, любите Татьян, а женитесь-то на Ольгах». На этот выпад я благоразумно промолчал…

   Закончился Великий пост. Как изрядно и пользительно для организма выйти из него?

   Держите в уме поучение Серафима Саровского: за празднично-пасхальной трапезой «оставляйте место Духу Святому», ну то бишь не набрасывайтесь на скоромное, аки (догадайтесь сами, «аки кто»!). Чтоб, глядя на пасхальное чревоугодие, не воцерковлённые люди «не искушались о Церкви и Боге ради нашего невоздержания». Не подтрунивали над великопостниками: ну навалились, мол, скоромное-то –теперь, почитай, третий день час-минуту за двор бегают. А трещат-трещат-то как – на соседней улице слыхать!

   Дело в том, как поясняет в «Сибирской православной газете» Д. Н. Дурыгин, врач Тюменского Свято-Троицкого монастыря, во время поста ферментные системы организма отдыхают (как бы сказал один из лучших ефрейторов моего стрелкового взвода на Канской авиабазе Иван Вавилов, «сачкуют»). Прежде всего, это относится к тем ферментам, которые расщепляют белки и жиры. Наработка их происходит постепенно. Поэтому выход из поста должен быть по длительности таким же, как и вхождение в него. Вспомните Масленицу (вопреки попам пишу это слово с большой буквы!) – неделю, когда мы не вкушали мясо, - и перенесём этот опыт на дни Светлой седмицы. В первые дни ешьте рыбу и молочное. Постепенно вводите нежирное мясо. Полный скоромный стол: сало, наваристые щи – можно сформировать только к концу Пасхальной седмицы.

   Древним евреям, повествует далее выше упоминавшийся врач Н. Д. Дурыгин,   при исходе из Египта Яхве повелел им жертвенного агнца есть с горькими травами. Памятуя об этом, к мясным, рыбным, жирным блюдам желательно добавлять зелень и приправы; они усиливают выделение пищеварительных соков. Кроме перца наши предки использовали порошок из сушёной полыни, тысячелистника, корицы, чабера, аниса, тмина, кориандра и других пряно-ароматических трав. Традиционно в весенние салаты и овощные супы кладут молодые побеги крапивы, листья одуванчика, сурепки, сныти, укропа, медуницы, мокрицы, тмина, ярутки».                           

   В церковном календаре несколько поминальных дней - главным образом родительских суббот. В народном - основным днём поминовения умерших был вторник на Фоминой неделе-седмице - Радоница. Обычай этот очень древний, восходящий к заупокойным тризнам наших предков.

    Церковь порицала этот обычай как языческий. Так как в этот день ходили на кладбище с закусками и вином, «угощали» умерших родителей и угощались сами. И такое вот символическое общение с покойниками продолжалось до вечера... Ну а чем плохо-то? Чем худо такое вот от всего сердца поминание-то?

   Любим мы потщеславиться-то. В том числе и показной заботой о покойниках. Причём, нередко по особым дням. А не повседневно, не каждодневно в молитвах своих. И необязательно около киота, около икон. Господь Бог всеведущ. Он и по пути в тот же Сосновый Солонец с вещмешком за плечами твои молитвы-прошения о родных и близких услышит (так свидетельствуют святые отцы). Мы вот в Аскулах частенько вспоминаем и поминаем одну благодетельницу нашу сельскую.

    Увы, увы, увы! Не услышу я больше этот воистину родной голосок: прошлой осенью скончалась наша Петровна - Людмила Петровна Вереникина. В самом начале восьмидесятых купили они с супругом домик с земельным участком в Аскулах. Стали обустраиваться. И вот как-то поздним вечером по слякотной грунтовке возвращались они на своей легковушке в Жигулёвск. И надо же: обгоняющий их на бешеной скорости «Кировец» - этот мощнейший трактор с многолемеховым плугом на весу смертельно ранит этим плугом Леонида Николаевича. Тракторист, не снижая скорости, умчался в Сосновый Солонец, как ни в чём не бывало. Вы только представьте себе эту картину: более двух часов бедная женщина сидит среди поля в ночной тишине рядом с умирающим мужем, пока их не выручила попутка (тогда мобильников ещё не было, сообщить о беде не было никакой возможности).

   Мы тогда, можно сказать, единодушно порешили: после такого горя наша новоиспечённая односельчанка, конечно же, расстанется с Аскулами, дабы не травить себе сердце жуткими воспоминаниями. Но, к счастью, ошиблись. И именно – к счастью! Ну откуда бы стать у того же тогдашнего дедушки Толи в его огороде таким вот «затейливым» растениям? Ну, например, как эстрагон (не забыли ещё чухонский напиток «Тархун», которым мы в семидесятые-восьмидесятые упивались?). Или: кориандр-кинза, тмин, топинамбур (подземная груша), любисток ну и иссоп, конечно, вручая знакомым пучочек которого, я по старой привычке лектора-международника назидательно помаваю указательным перстом перед носом одариваемого и доверительно сообщаю ему, что, мол, в соус этого воистину божественного растения обмакивал хлеб Сам Иисус Христос! А, пожалуй, главное – это так называемое «Божье дерево», настойка листочков которого чудодейственно пользует суставные боли. Натрёт этой настоечкой страдающая ножными болями бабёночка - и как заново родилась: хоть на танцы собирайся.

   Уже на следующую вёсну после трагической кончины супруга взялась она за дело. Да так энергично, что уже через год тот приусадебный участок было не узнать. А лет через пять он стал райским садом (это не только мои, но и наезжавших к ней гостей и экскурсантов из Самары, Тольятти и Жигулёвска слова!). Сколько там плодовых деревьев, неизвестных дотоле у нас, взрастились её руками. А цветов, цветов сколько было! Три или четыре раза они вместе с внучкой Сашенькой занимали призовые места на областной выставке в Самаре.

Трёх внучек помогла она дочке Нине вырастить – не только умных, деловитых, но и, как сама она, рукастых и неустанных. Одной только радости ждала – не дождалась. И всего-то три денёчка не дождалась – рождения четвёртого правнучка Никитушки.

   Да, не к кому после трудового дня в саду и огороде заглянуть будет поздним вечерком прадедушке Толе «поразмять» язык в дружеской беседе. Нет, не только и даже не столько о делах сугубо житейских, но и о духовном. Не поверите: мы однажды с ней о Канте расспорились. Очень интеллигентная женщина была. Библиотека у неё воистину богатейшая. Не какие-то там улицкие да прилепины, а настоящая литература.

   Вот ежели бы, скажем, за хорошее поведение или по моим молитвам отпустили бы с того света на часок-другой моего деда Никифора, послушал бы он наши беседы и только головой покачал бы. Мол, с тобой-то внучек всё ясно, на тебе грехов, как репьёв на овце по осени, а вот собеседница твоя, хоть бабёнка и добросердечная, но тоже вряд ли за такие разговоры в рай-то попадёт. А и ладно! В геену огненную нас не за что больно-то заточать, а в поднебесье болтаясь, ужли нам там поболтать не доведётся?   

   А это вот не чудо ли? Мой жигулёвский приятель поведал мне. Заявляется он на могилку Петровнину и глазам своим не верит. Осень в этом году во след за летом засушливая-засушливая была. Растительность на всех ближних могилках пожухла, а на Петровниной – цветы цветут! Этим же днём поинтересовался у дочери и внучек усопшей: вы, мол, могилку-то её каждый день водичкой что ли уливаете? Они смутились, подвох заподозрив, и смущённо признались: за недосугом (у всех трёх внучек малые детки, да и   бабка у них чуть ли не на подхвате) они целый месяц туда не наведывались. И очень удивились сообщению моего и их хорошего знакомого-то. Младшенькая внучка этими же ногами – на кладбище. Ан, и правда: своими роскошными цветами Петровнина могилка среди других, как эдемский сад в аравийской пустыне!

     Прямо скажем: не шибко верующий-то, а откровенно говоря, не нагольный ли атеист, а, рассказывая мне про это не иначе, как чудо, вижу: призадумался…

   А это другая история.

     Память моих односельчан   до конца их жизни жгли тягостные воспоминания об оголтелом шабаше 1928 года аскульских шариковых в церкви, а особенно на колокольне.

   Батюшку тогда увезли в Самару, церковь закрыли. Ну закрыли бы и закрыли, так нет: надо иконы из церкви вытаскивать и в кучу для сожжения складывать, а потом с гиканьем кресты с церкви сбрасывать. И всё это, на глазах молчаливой толпы богохульничая и сквернословя. А чего доброго было ждать от забесовлённых?..

    Сбрасывали они их под зверское улюлюканье на глазах собравшейся толпы моих односельчан. Кресты   сбрасывали, а вот самые знатные иконы присвоили и тайно продавали их христолюбивым односельчанам. Именно благодаря этому главная икона нашего храма - Казанская Божией Матери в течение шестидесяти лет береглась в доме тёти Нюры Степановой и была принародно во время молебна у чудотворного источника, где она и чудотворно объявилась в девятнадцатом веке, и была вручена нашему батюшке отцу Иову. Так же вот сохранился и нерукотворный образ Христа Спасителя на подволоке у дедушки Филиппа Ивановича Карпычева (по улошному – Дряхлова), по его кончине при содействии моего соседа Саши Веретенникова попал ко мне и мною потом   был передан нашей восстановлённой отцом Иовом церкви.

А это мне запало в память и спустя годы и годы вспомнилосб. Когда моего деда Алексея в тот раз не было дома, бабаня Дарья, разоткровенничавшись, рассказала, а потом по моей просьбе повела меня в конец огорода, где за забором были припрятаны кресты с нашей церкви, которые в конце тридцатых сбрасывали с колокольни, а дед (траванутый германским газом, медаленосный участник Первой мировой) подобрал их. Будучи четвероклассником, поздним вечером я тайком перетаскал их (даже от матери потаясь) к забору своего огорода. Но уже пятиклассником я. ошарашенный сведениями в учебнике по древней истории о вавилонских, египетских и древнегреческих богах, я стал атеистом. Так что за истекшие десятилетиягде они истлели, поди, заросшие бурьяном. К тому же «полнеет» наша земля-матушка. Вот в дни моего отрочества мы игрались на мельничных жерновах позади огорода моего двоюродного деда Павла - ушли в землю. Теперь и до останков крестов не докопаешься.

   До конца дней своих наши старушечки без слёз не могли вспомнить, как каждый вечер в течение двух недель жители Аскул выходили на улицу и безмолвно, с болью в сердце и со слезами на глазах слушать жалобное-жалобное пение неизвестно откуда взявшейся неведомой птицы на колокольне порушенной и осквернённой церкви. Ну участники шабаша не «бездельничали», конечно, из трёх ружей палили по ней. А она сорвётся с колокольни и через некоторое время снова свою жалобную «песню» заводит – и так до самого утра.

   Моим односельчанам хорошо известна была трагическая история двух братьев Ивана и Дмитрия Б–вых и их сводного брата Петра В-ва, которые ославили себя в конце двадцатых прошлого века своим участием в раскулачивании и воистину надругательским сбросом крестов с нашей церкви

   Вот уж воистину Бог попираем не бывает. Никто из тех богохульников свою жизнёнку хорошо не закончил. Кого репрессировали, кого («Хорошо, хоть не расстреляли!») за борт за ненадобностью выбросили. Кому это шантрапа да голь перекатная (из-за лодырничанья да непробудного пьянства) нужна?! Тётя Дуся, жена моего крёстного дяди Стёпы рассказывала, как один из самых оголтелых из этой шатии-братии Иван Б-в, выгнанный из милиции, стоя около нашего магазина, чуть ли не со слезами на глазах (голод не тётка!) обратился к ней с просьбой: «Дай кусочек хлебца – умираю, есть хочу!».

   Жаль только, что знаемые мною потомки их (оно хоть и не по-христиански это, н слова проклятия с языков моих земляков, особенно землячек срывались всё же по адресу богохульников) - сначала дети и внуки, а теперь уже и правнуки страдали и страдают. Кто без              времени скончался, кто в тюрьму («ни за что, ни про что») угодил, кто бомжует, спивается, кто «на игле сидит».

   Кстати сказать, а поинтересуйтесь-ка (а чтоб разоткровенничались, «палёнкой» угостить не поскупитесь) у местных бомжей насчёт их предков…

В этой связи приведу заметку   протоиерея Сергея Филимонова под заголовком «За грехи отцов и дедов»:

   «Когда я, священник и врач, сталкиваюсь с людьми, которые употребляют наркотики или чрезмерно страдают по какой-либо объективной причине, и начинаю узнавать их родословную, выяснять, кем были их бабушки и дедушки, то зачастую оказывется, что это именно те, кто уничтожали огнём и мечом то, что до этого было насаждено Богом на нашей земле. Рано или поздно, но приходит законная расплата, и род их действительно искореняется. Их внуки и правнуки – сегодняшние юноши и девушки – оканчивают свою жизнь в психиатрических больницах, бросаются под колёса машин, вешаются, становятся наркоманами, болеют».

   «Можно ли изменить порочный генотип? – спрашивает протоиерей. -   Да, можно. Когда человек приходит в храм Божий и начинает молиться, благодать Божия изливается на него и изменяет его духовный состав и даже генетический код его изменяется».

   У нас, у коммунистов советского времени было три божка-идола: Маркс, Энгельс и Ленин (ну ещё кое для кого – Сталин). Остальных как бы не существовало. Ни Каутского, ни Бронштейна (а ведь именно ему Энгельс поручил архив Маркса!), ни Розы Люксембург, ни других социалистов, учеников и сторонников Маркса. Теперь-то вот понимаешь: жаль. Будь наши коммунисты знакомы с их трудами, с предостережениями, может, и судьба социализма в России была бы иная. Не гегемония кучки вождей под видом диктатуры пролетариата (очень знатный камуфляж-то был!), а народовластие, которое предрекалось Марксом в ставших нам известными только сейчас его работах.

    Так же вот и христианство. Чуть только своё несогласие с церковной доктриной высказал, сразу в еретики попал. Как, например, знаменитый богослов первых лет христианства Ориген. Он высказал такое предположение, что Бог в своей неизреченно-великой любви к людям не станет обрекать грешников на вечные и бесконечные муки. Я в своих молитвах прошу Господа Иисуса Христа: проявить великодушие к великогрешнику – по смерти его уничтожь и душу его. А если так нельзя, то дай мне на муки и исправление три-четыре сталинских срока по двадцать пять лет каждый. Если уж в этом случае не исправился и не осознал свои прегрешения, тогда – на муки вечные-бесконечные.

   Я всё это вот к чему. Представлю читателям отрывки из объёмистого фолианта мистика   Аллана Кардека «Книги духов», составленной им на основании откровений медиумов. Найдёте вы именно в этих вот, приведённых мною, богословскую ересь? Я, например, именно вот в этих не нашёл её:

   «Тех, кто любят Его от глубины души, искренно, тех, кто делают добро и избегают зла, Господь предпочитает тем, которые полагают, будто они почитают Его какими-то церемониями и ритуалами, не делающими, однако, их лучше по отношению к своим ближним.

   Тот, у кого лишь внешние признаки благочестия, есть лицемер; тот, у кого поклонение только притворно и противоречит всему его поведению, подаёт скверный пример.

   Кто утверждает, что он поклоняется Христу, а сам спесив, завистлив и ревнив, жесток и безжалостен к другим или жаден до благ этого мира, у него, говорю я вам, религия более на языке, чем в сердце; и Господь, коий зрит всё, скажет: кому истина ведома, тот сто крат повиннее в зле, тобою совершаемом, нежели невежественный дикарь; и он соответственно судим будет в судный день. Ведь если слепой, проходя мимо, толкнёт вас, то вы простите ему; но если зрячий сделает то же, вы возмутитесь, и правильно сделаете.

   Говорю вам, ещё раз: песни достигают Его лишь через врата сердца».

   - Люди, отдающиеся созерцательной жизни, не делающие зла и помышляющие только о Боге, угодны ли они Ему?

   «Нет, ибо они, если и не делают зла, то не делают и добра, и тем бесполезны; однако не делать добра есть уже зло. Бог желает, чтобы о Нём думали, но Он не желает того, чтобы думали только о Нём, поскольку Он определил человеку обязанности, которые тот должен исполнять на земле. Тот, кто расходует своё время в медитациях и созерцаниях, не совершает ничего достойного в глазах Божиих, ибо жизнь его целиком тратится лишь на себя и бесполезна для человечества, и Бог спросит у него отчёта в том добре, что не сделано им»

   - Молитва угодна ли Богу?

   «Молитва всегда угодна Богу, когда она идёт от сердца, ибо намерение для Него всё, и молитва, идущая от сердца, предпочтительней той, какую ты можешь прочитать из книги, как бы прекрасна та писаная молитва ни была сама по себе, особенно если ты читаешь её более глазами и языком, чем мыслью и сердцем. Молитва угодна Богу, когда она говорится с верою, устремлением и искренностью в сердце; но не подумай, будто Его может тронуть молитва человека суетного, спесивого и эгоистичного, если только она не будет у того выражением искреннего раскаяния и подлинного смирения».

   - Какова вообще природа молитвы?

   «Молитва есть действо поклонения. Молиться Богу – значит мыслить о Нём, значит приближаться к Нему, значит вступать в общение с ним. Молитвой можно стремиться к трём вещам: хвалить, просить, благодарить».

   «Суть не в том, чтобы молиться помногу, но в том, чтобы молиться правильно. Эти же люди (скверного характера, завистливые, сварливые, лишённые доброжелательства и снисходительности) полагают, что всё достоинство молитвы в её длине, и закрывают глаза свои на собственные недостатки. Молитва для них лишь привычное занятие, препровождение времени, но не познание самих себя. Так что не действительно не само лекарство, а способ его применения.

   Хорошие дела суть лучшие молитвы, ибо дела значат больше слов».

   «Несомненно, нельзя питать к врагам своим любви нежной и страстной. Любить врагов своих – значит прощать им и воздавать им добром за зло; тем самым человек делается выше их; через месть же он ставит себя ниже их».

   «Скептиков гораздо меньше, чем полагают; многие притворяются при жизни вольнодумцами, но в миг смерти они не так уж храбры». (Как то было с Вольтером, который страшась смерти, так орал, что сиделка готова была сбежать от него; и с Зиновьевым, который молил иудейского Иегову спасти его от расстрела – А. М.-С.)

   Вот что у них (спиритов) о Господе:

   «Бог есть всевысочайшая премудрость, первая причина всего существующего. Бог предвечен, един, невеществен, непреложен, всемогущ, правосуден и благ. Совершенства Его должны быть беспредельны; предположить в Нём хотя бы малейшее несовершенство невозможно, Он не был бы тогда Богом».

   Что это? Стремление подольстится к верующим или искреннее откровение, ведь они так и остаются сынами Божьими, непутёвыми, но всё же сынами, испытывающими если уж не горячую сыновнюю любовь к своему Отцу, то хотя бы уважение и признательность Творцу?

   А что можно возразить на такие вот признания падших духов?

   «Можем ли мы при этой жизни искупить свои ошибки (грехи)?»

   «Да, можете, если их исправите. Но не надейтесь искупить их с помощью каких-то ребячливых (!) лишений… Господь не придаёт никакого значения бесплодному раскаянию, которое всегда легко и сводится лишь к тому, чтобы бить себя в грудь. Лишиться мизинца, оказывая помощь другому, это стирает больше ошибок (грехов), чем пытка власяницей, претерпеваемая годами и имеющая единственной целью самого себя». Нагольный эгоизм. А ведь стоит прислушаться к этому откровению демона, ведь он тоже ангел Божий?

«Зло исправляется только добром, и исправление не имеет никакой заслуги, если оно не затрагивает ни гордыню человека, ни его материальных интересов.

   Какова его заслуга, если он откажет себе в каких-то пустячных удовольствиях и некоторых излишествах, если обида, нанесённая им другому, остаётся там же?

   Какова, наконец, заслуга его смирения перед Богом, если он сохраняет свою спесь перед людьми?

   Тот, кто отдаёт при жизни, имеет в том двойную пользу: заслугу самопожертвования и удовольствие видеть счастье тех, кого он сделал счастливыми». Да, в конце концов, всё больше убеждаешься: дарить намного приятнее, нежели получать дары самому.

   «Ах, жалейте того, кто не знает радости отдавать другим, ибо он воистину лишён одного из самых чистых и тонких удовольствий».

   В этой обширной выписке верующие христиане вряд ли найдут что-то «крамольное» в вопросах веры в Бога. А дал я её, скорее, для «полуверов-маловеров» и атеистов, на этих примерах показав, что и отпавшие от Бога веруют в Него. Вот ещё одно замечание Кардека:

   «В своих спиритических откровениях демоны явно потешаются над преставившимися советскими партийцами-атеистами, души которых по выходе из тела, не сознают, что же с ними произошло, что самим фактом своего загробного существования они отрицают всю суть и смысл своей идеологии. Из-за этого непонимания они якобы продолжают собираться на свои партийные собрания, голосовать, принимать решения и предаваться атеистической глупости».

   Как, оказывается, дальновиден был мой самый любимый поэт современности Александр свет-Трифонович Твардовский, описавший жизнь на том свете в своей воистину гениальной поэме «Василий Тёркин на том свете».

Рядом – тоже не добро:

Заседает на том свете

Преисподнее бюро.

Здесь уж те сошлись, должно быть,

Чио не в силах побороть

Заседаний вкус особый,

Им в живых ихзъевший плоть.

Им не отдыха, ни хлеба, -

Как усядутся рядком,

Ни к чему земля и небо –

Дайте стены с потолком.

Им что вёдро, что ненастье,

Отмеряй за часом час.

Целиком под стать их страсти

Вечный времени запас.

Вот с величьем натуральным

Над бумагами с клонясь,

Видно, делом персональным

Занялися – то-то сласть.

Тут ни шутки, ни улыбки –

Мнимой скорби общий тон.

Признаёт мертвец ошибки

И, конечно, врёт при том.

Врёт не просто скуки ради,

Ходит краем, зная край.

Как послушаешь – к5 награде

Прямо с оду представляй.

Но позволь, позволь, голубчик,

Так уж дело повелось,

Дай копнуть тебя поглубже,

Просветить тебя насквозь.

Не мозги, так грыжу вправить,

Чтобы взмокнул от жары,

И в конце на вид поставить

По условиям игры…

А не к этому ли, бесшабашно перенимая «западные ценности», идём и мы?

    В Стокгольме 90 процентов умерших криминируют. В подавляющем большинстве случаев похороны проходят без всяких церемоний. Работники крематория не знают, чьи конкретно останки сжигают, ибо на урнах в Швеции принято ставить лишь идентификационный номер. Из экономических соображений энергию, полученную от сожжённых тел, по выбору родственников включают в обогрев их дома или в систему обогрева города. Ну ни экономные ли?

   При этом примерно половина урн остаются невостребованными – близкие попросту не приходят проводить человека в последний путь и не забирают прах усопшего.

   Вот цитата из книги П. Калиновского «Переход»:

    Христианское понимание смерти можно увидеть из письма епископа Феофана Затворника к его умирающей сестре: «Прощай, сестра! Господь да благословит исход твой и путь твой по твоём исходе. Ведь ты не умрёшь. Тело умрёт, а ты перйдёшь в иной мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая. Там встретят тебя батюшка и матушка, братья и сёстры. Поклонись им и наши им передай приветы и попроси попещись о нас… даруйже тебе , Господи, мирный исход! День-другой, и мы с тобою. Потому не тужи об остающихся. Прощай, Господь с тобою».

   Хорошее письмо, совсем спокойное и полное уверенности в будущей блаженной жизни. Будто он провожает сестру не в дальнюю дорогу, не в неведомую страну, а в отчий дом, где ждут нас наши близкие, умершие раньше нас».

У него же:

   «Часто хорошо умирали крестьяне, растившие хлеб на своей земле. Они трудились, помогали другим, выращивали хороших людей и не позволяли сбить себя с толку разными безбожными философиями. Грешили, конечно, но каялись и старались не повторять. У них было ощущение жизни, прожитой не зря. Они своё дело на земле сделали и отходили легко». От себя про аскульских праведниах скажу: они как бы засыпали и отходили от нас в неведомое для нас

   А закончу поминальную тему я лЮбыми моему старческому сердцу стихами поэта-русича Анатолия Брагина:

На старом кладбище - цветы,

Их рвать - великий грех.

Растут они для красоты,

А стало быть, для всех.

То наши бабушки весной

Повышли там и тут.

Тела истлели их давно,

А души всё цветут.

И шепчут пчёлам золотым,

И пчёлы слышат их:

«Снесите, милые, живым

Подарки от родных!»