Ну вот и февраль на дворе. Древнерусское наименование его – сечень. «Февраль сечень – сечёт зиму пополам». Только ли зиму? А щёки-то, щёки-то как сечёт! Бывало, заявится в дом красна девица, а у неё и щёчки-то красные-красные, февралём сечённые. Ну как ни подковырнуть такую: ты, мол, дочка, часом, не из баньки? Раскраснелась-то как! А ещё он:   лютень - лютуют морозы; межень – межа между зимой и весной. На средину этого месяца приходится Сретение, как бы символизирующее встречу зимы с весной.   Его и бокогреем любовно называют – на солнечной стороне пригревать начинает. «Февраль солнце на лето поворотит».

   Самое радостное в этом месяце – это полуденное солнышко на ясном небушке. Бывало, из школы из Соснового Солонца на лыжах прикачу – матушка на стол мечет, а я во двор скотинку на калду выгонять – и корову, и телушку-полуторницу, и овечек. За зиму-то в темени хлева (Именно в темени: стены-то его матушка по примеру бабани так перед Покровом ухичила – ни одной щелки не светится!), – за зиму-то они все «запаршивели» от всяческих микробов-то. Вот предки наши не то, что десятилетку, а и семилетку-то не заканчивали, а про всяческую дрянь микробную большой догад имели. Выпущу их в калду-то на «бокогрейном» солнышке понежиться – то-то благодарными взглядами они меня одаряют! Вот на что овечки вроде бы глуповатые (я так не считаю!), а и те своими радостными «мэ-э» молодому хозяину хвалу воздают! Не смейтесь над прадедушкой Толей: не старческая это блажь. Вот завтра же, как свою родную скотинку выпустите на благодатное февральское солнышко, понаблюдайте за ней и во очию убедитесь в правоте слов его.

   А скотинка-то, действительно, родная! И роднение это обоюдное: она нас тоже за близкую-близкую родню принимает. Двор, хлев, в котором она родилась, для неё роднее родного. В этом я лично убеждался несколько раз. Это – когда проданные односельчанам тёлка и овца никак не могли отвыкнуть от нашего двора и привыкнуть к новому. Благо, зима помогала, когда скотина постоянно взаперти. А по осени-то, как чуть, то к нам из табуна бегут. Помню, одна односельчанка (ныне покойная, дай ей Бог Царствие Небесное!) однажды возроптала даже: «Вы её (не помню уж: тёлку или ярку) прикармливаете что ли?». Какое там прикармливаем - палкой даже отгоняли! А знаете, каково это палкой-то на неё замахиваться – всё равно, что на родное дитя!

   Ну корова животное умственное, у неё вон голова какая! А вот овечки-то, овечки-то (Хают их: глупые-де!) тоже, как и коровы с телушкой, один бочок погреют – другим к солнышку поворачиваются

   Не удержался, старый хрен, и вот какую заметочку из солидного издания для своих земляков на пенсионерском досуге раскопал про вельми-вельми любых его стариковскому сердечку животинок:

    «По общему признанию, овцы наиболее глупые животные. А на самом деле они способны получать познания весьма высокого уровня и запоминать новые навыки. К примеру, эти животные легко запоминают и отличают своего пастуха, охраняющих их собак и членов родного стада от чужаков, они прекрасно ориентируются в пространстве. Овцы, похоже, по умнее дельфинов. Учёные из университета Витватерсранда (ЮАР) доказали, что львиная доля действительно крупного мозга дельфинов приходится не на нейроны, которые свидетельствуют о большом уме, а на глиальные клетки, главная функция которых состоит в регуляции температуры мозга в холодной воде».

    Будто по головке погладили прадедушку-то определением «главной функции глиальных клеток»-то дельфиньих. Вон, оказывается, для чего у него такой огромный можжичище-то: забота о самом себе, чтоб не шибко тепло, ни шибко холодно ему не было, эгоисту этакому!

   «Февраль – месяц лютый: спрашивает, как обутый». Гиблое дело – об эту пору в дальнюю дорогу в форсистых сапожках отправиться. «Другой коленкор» – в валеночках! В них селянину (а в дальней дороге и горожанину!) любая стужа нипочём, потому как там, ну в валеночке-то, как говаривали в старину, нога-то «спит». Ей там, как дитяти в колыбельке-зыбочке, и не зябко, и не потно. Ну всё равно, что в избе старых времён, когда стены, потолки и даже полы не красили, ни обоями, ни линолеумом не облепливали и тем самым «свободу передвижения» свежему воздуху через них не возбраняли.

Не боюся я зиму лютую,

Когда валенки обую.

Я надену их на вязаный носок

И в Самару заложу возок.

Всем своим подарков накуплю –

Пусть узнают, как я их люблю!

   Что похвальное, то похвальное намереньице-то. К Масленице подарочек – весь Великий пост вспоминать, а то и похваляться будут!

   «Февраль на три часа время прибавляет».

   Но не больно-то обольщайтесь, потому как:

«Вьюги-метели под февраль полетели».

«У февраля два друга: метель да вьюга» (а родного братца ихнего – буран-то почто забыли?).

    Ох уж, эти февральские вьюги!..      

     Ездил как-то этой порой на своём Ядрёнчике - ядрёно-казистом жеребчике дедушка Пантелей в Самару по делам. А оттудова попутчицу захватил – то ли молодую вдовушку, то ли жалмерку новинскую (из села Новинки, вестимо). Только не шелехметскую: тамошние мордовки – бабёнки, слух идёт, ну ни такие ли строгие да несговорчивые, так что нашенские мужики чурались их. Бывало, хоть и пригожая на вид, а вот на коленях просись, – не подсадят к себе в сани или на телегу. А эта ну ни такая ли басливая попалась – всю дорогу его разговорами тешила. Это вон ведь супругу-старуху слушать – так и подмывает на двор вырваться и коровке сенца задать, а потом и к куму наведаться про виды на будущий урожай потолковать. А молодую бабёночку пригожую-распригожую слаще, чем соловья слушать.

   А как к Новинкам-то подъезжать (вот они каверзы да происки бесовские, только запоздало понимать мы их начинаем!) – снег повалил. Да и метель начала подниматься. Тут-то та разговорчивая то ли вдовушка, то ли жалмерочка и судьбой его ни озаботься-ка ли: кабы, говорит, не замерзнуть тебе в такую непогодь в пути-то, а дорога-то дальнейшая всё лесом да лесом, а в Волковом овраге, сказывают, волчишки разбойничают, да и скоро темнеть станет… И ведь сманила-убаяла дедушку-то. Да какой дедушка-то?! Вид один дедовский-то. Эка, бороду распушил – и дед! А годков-то и сорока нет. При тогдашнем барине самаролукском Орлове-Давыдове наделы земельные маленькие были, всего по десятине на душу, начиная с тринадцати лет (женщины в надельных «душах» не числились!). Так что заботливые отцы старались отпрысков своих как можно по быстрее поженить, чтоб дородную да добротную работницу-труженицу на свое хозяйство заиметь. Вот и случалось-получалось: дед, а ему ещё далеко-далеко и сорока нет!

   Ну, знать, хорошо себя показал себя тот дедушка-то. Солнышко-то вон уже где, а она его всё не отпускает да не отпускает. Да и ему что-то не больно гожится в путь-дороженьку отправляться. Тем более, что метель-то (эка, эка, враг-вражина, бесовская морда бесстыжая старается!) униматься и не думает. Ну не радость ли тут обоюдная весенней рекой разливается?! Только вот незадача-то какая. От этой радости-то обоюдной обоюдная же и славушка нехорошая пошла. Вот он где по настоящему-то бес расстарался. Её в своём селе ославил, а его в своём. Ох, уж эти слухи треклятые! Их, будто дым от пожара, за десятки вёрст до другого села доносит. Зря что ли про самаролукских бабёнок замужних, вельми и вельми ерзких на руку, повествуют: ты ещё не успел оправдательное слово докончить, а она уже, как гренадёр за саблю, что под руку попадет, хватается и буйствовать начинает. Скалка – скалку, сковородник – сковородник, плошка – плошку в ход пускает. Что не выдержанные, то не выдержанные особы! Так что досталось, как говорится, на орехи тому шибко опасливому насчёт непогоды дедушке-то. Вон булгаковский Коровьев на трамваи жаловался, а я на февральские метели сердечно-сердечно посетую…

   Прадедушка Толя на собственном опыте в этом удостоверился:

«Февральская ростепель ничего не стоит».

Сколько раз нас, детвору обнадёживала эта оттепель-то февральская! Бывало, разликуемся: «Весна-красна на пороге!». Ан, на другой день такая холодрыга надвинется – одна отрада, что в школу не идти. Признаться вельми любили мы цифру 25 (двадцать пять ниже нуля – школьные занятия отменялись).

   И что, мы день-деньской на телевизионный экран пялились? Тогда радио-то (проводное) в нашем селе, например, появилось только в самом конце пятидесятых прошлого века. Почём зря резвились. Чуть ли не до посинения! А наверно, всё же не «зря» резвились-то. Закалялись!

А повечеру кто книжечки почитывал, а кто уроки зубрил. Хотя «зубри, не зубри, а пятёрку у Рафаила Александровича (естественные предметы) и у Антонины Михайловны (литература и русский) Изюмовых получить – легче десятисоточную постать вскопать!» Да, что строгие, то строгие были эти преподаватели, но, как и все остальные педагоги Сосново-Солонецкой средней школы, справедливые и учениколюбивые. Эта традиция, говорят, там и ныне неукоснительно соблюдается.                                                                                                                      

   Вот ещё что предвещает этот месяц:

«Тёплый февраль приносит холодную вёсну». Эка, застращали! Пусть холодная, только бы не ранняя…

   Вон ведь оно как: зима зимой, а все думы–думушки у селянина об эту пору о предстоящих полевых работах, об урожае. А ещё этим ранневесенним времечком (позже на это уже времени не станет) в колхозах проходили отчётно-выборные собрания. Председатели отчёт держали. Сразу как колхозные бухгалтера подбивали бабки годовые в конце зимы – начале весны, то есть перед выходом в поле эта вот уж воистину кампания начиналась – отчётно-выборная (пожалуй-ка, не менее ударная и бурная, чем посевная!).

   Тогда, в послевоенные годы, председатели колхозов отчитывались и переизбирались ежегодно. Время после засухи сорок шестого года на селе было суровое. Помню, года три подряд в конце сороковых председателей нашего колхоза имени Максима Горького (удачного «покровителя» избрали мои смекалистые земляки: после 53-го года в соседних колхозах смещали «покровителей»-то – Сталина, Молотова, Ворошилова, однако, а вот «буревестника» не трогали!) после отчетного собрания отдавали под суд. То ли за растрату, а скорее всего - за невыполнение плана госпоставок. Хотя хлебушко из колхозных кладовых чуть ли не подчистую вывозили-выгребали.

   Жалели этих председателей-неудачников? Вряд ли. Пришлые-присланные, они только и глядели, как бы смыться из этой «дыры». Да и не шибко башковитые да деловые, видимо, были.

   Это была в основном сталинская установка – председателем колхоза ставить непременно чужака, чтоб, не имея на селе сватьёв-братьёв, никому спуску не давал. Надо ли говорить, как это всё-таки отчуждало власть от рядового колхозника и как пагубно сказывалось на чувстве хозяина его?

   Но резон-то в этом всё же был. Особенно в районном масштабе. Из семилетнего опыта работы в межрайонной и районных газетах знаю: первые секретари райкомов партии, прокуроры, судьи да и редакторы и заместители редактора «районок» зачастую были чужаками и регулярно менялись, особенно персеки и редактора, засиживаться им не давали. На себе испытал, как, мягко говоря, недолюбливала нас местная номенклатура. Так что в районном масштабе это была очень хорошая мера в борьбе с коррупцией.

   Потом, при Хрущёве в колхозах перешли на местные кадры. И по сю пору мои односельчане добрым словом поминают «своих» (нашенских!) председателей колхоза – и дядю Васю (Василия Трофимовича) Дикушина, и дядю Сашу (Александра Сергеевича) Маркина. Да, им иной раз трудненько (да ещё как трудненько-то!) случалось быть требовательными к своим землякам. Но зато давало знать о себе в их работе доскональное знание хозяйства, полей и угодий и, конечно, людей (кому что доверить, кого на какую работу послать). Сколько раз, бывало, обманывались пришлые председатели в людях. Иного баюна послушать, он горы готов своротить, а на поверку – лодырь и болтун.

Ну заодно уж из своих личных воспоминаний и по рассказам односельчан поведаю кое-что поподробнее о колхозных председателях нашего села.

   Ну когда НЭП прикрывать стали и за коллективизацию взялись, да раскулачивать и церкви порушать команда поступила, аскульская голытьба после 22-го года,, после перехода с   продразвёрстки на продналог попритихшая было, теперь снова подняла голову, почуяв свою нужность для властей и значимость.

   Поначалу они в Аскулах афронт получили. Мои земляки чуть ли не единогласно избрали председателем колхоза Александра Сергеевича Самойлова. Очень-очень справного мужика – хозяйственного, рачительного, сметливого и к тому же, выражаясь по-современному, трудоголика, в страдную пору ложившегося поздно вечером спать прямо в сенях, даже не разуваясь. Тут-то голытьба и забегала. Это что же-де деется?! Он сам себя в поле и во дворе гробит и нас так будет? Сходили и съездили, куда надо, и через полмесяца Александра Сергеевича раскулачили и вместе с семейством в Казахстан выслали.

   Кого же теперь председателем? Неужли кого из местной голытьбы? Прислали 25-тысячника из Самары. Ну какой это путный мужик оставит семью и с хорошей работы сорвется на село ехать? Такой же, как шолоховский питерский пролетарий Давыдов. Бывший, по его признанию, пьяница и бабник – только вот бывший ли? Не погнушался же он спутаться с бывшей женой своего друга и побратима, женщиной не шибко праведного поведения.

   Ну и наш 25-тысячник быстро-быстро спился. В годы моей младости мои земляки частенько вспоминали, как наши активисты хоронили его под мелодию интернационала – впереди похоронной процессии шли (не буду ворошить старое и называть их фамилии, дабы не компрометировать их потомков) двое: один тренькал на балалайке, другой во всю мочь растягивал меха «хромки».  

   Кого же теперь? Такого же, но и он быстро «скопытился». Надо сказать,и ряды «активистов» уже поредели к тому времени: кто в милиционеры подался, кто в районе какую должностишку нашёл (так один из устроившихся в заготконтору похвалялся перед односельчанами: вот-де он                       ма-аленький, а начальничек! Не то, что, мол, вы, сиволапые), кто куда, но не рядовыми колхозниками быть). Так что влияние их ослабло. А посему избрали председателем колхоза молодого толкового и хозяйственного мужика Ивана Пименова – между прочим, сына кулака. Видать, уже тогда власть стала попрактичнее в кадровых вопросах-то.

   Хорошо шли дела при новом председателе. Из года в год, Но нагрянула война. У председателя была бронь. Но мог ли он, честный, порядочный и совестливый человек, изо дня в день смотреть в глаза фронтовых вдов? Несколько раз отпрашивался у начальства на фронт – не отпускали. Но всё же настоял. И в этом же году его жена тётя Таня стала фронтовой вдовой с тремя малолетними детьми на руках (старший Валентин был с тридцать шестого года). Честные люди, они и на фронте не прятались за чужие спины.

   Сколько их было пришлых-то после войны. А оставили память о себе только дядя Саша Маркин и дядя Вася Дикушин. Вот они в последнее время поочерёдно и сменяли друг друга (Районная власть наконец-то уразумела тогда: мало толку–то от варягов; свои, местные, доморощенные поспособнее и уместнее).

   Оба фронтовики, оба умелые руководители (а это тогда на Руси была, пожалуй, самая трудная должность – ну Сталин-то бы, конечно, справился с ней, а вот Ленин, Маленков, Гайдар, Медведев – вряд ли!), - оба настоящие вожаки, но, увы, оба же, как говорится, «разрешали себе». Сам не видел, но рассказывали: привезли-де, сердешненького, домой-то на телеге повечеру «еле тёпленького». Говорилось это с усмешкой, но не злословно. Понимали мои земляки: и сами они были не дураки выпить-то, а тут у воды и не замочиться?!

    Вот с высоты восьмидесяти лет, и положа руку на сердце, скажу, далеко не каждый святой-рассвятой угодник, будучи на этой сверхсволочной должности (между молотом - вышестоящим руководством и наковальней (Кто сват, кто брат, кто сосед, кого в молодости в углу зажимал, а работать-то каждого надо заставлять.   А за что? За «палочки»!), - даже святой угодник (а угождать-то надо и тем, и другим!) спился бы в то «трудо-палочное» время. Ну первый секретарь Сосново-Солонецкого райкома партии Иван Фомич Ткаченко и секретарь райкома по зоне МТС (ну как потом второй или третий секретарь) мужики умные были, в людях разбирались: они их, почитай, каждый год меняли местами: с председателя – в бригадиры, и наоборот.

   И, знать, действовало это: в колхозе оппозиция создавалась. За дядю Васю были насельники улиц Большая Дорога и Новая Линия, за дядю Сашу - Низ, Заовражная, Козлиная, Задуваловка и вновь образовавшаяся в результате оползня Клоповка.

Надо сказать, разделение то получилось далеко не случайное. Так, например, на Масленицу в Честной Четверг на кулачный бой выходили в вышезначимом составе: «нижние» против «верхних». И два колхоза-то у нас поначалу были организованы по этому раскладу: не хотели «верхние» с «нижними» соединяться, а паче того «нижние» с «верхними». Тут, видимо, то играло роль: добрая половина «нижних» были лесачи (лесорубы). Они и после отмены крепостного права работали на графьёв Орловых, обеспечивая Самару дровами. Почитай, вся она тогда топилась ими, так что много их требовалось. Так продолжалось и при советской власти. Зазнавались, однако, «нижние»-то!

   Так вот оно и чередовалось: то «верхние» - «внизу» (дядю Васю сняли), то «нижние» - наверху (дядю Сашу выбрали председателем). Какие-никакие, а поблажки «своим» и у того, и у другого, наверно, были: «слаб человек». Но не как, допустим, у Брежнева, который и всю родню, и всех своих друзьёв-приятелёв вокруг себя пристроил на тёпленькие местечки. Чего не было, того не было в моём родном селе и колхозе.   

   Когда баламут Никита Хрущёв начал укрупнять колхозы и тем самым порушать их, Аскулы стали отделением, а затем просто бригадой с молочно-товарной фермой. А порушение-то вот в чём. Это латифундия-совхоз с его жёсткой цетрализацией и дисциплиной будет эффективным. Колхоз же живуч и эффективен, когда он артель, где все знают и ценят-оценивают друг друга, где многое держится на сознательности и совестливости. А большой колхоз с его несколькими отделениями в разных населённых пунктах - это, извините, армия Махно. Сражение с регулярной ей никогда не выиграть.

Ну так вот бывший председатель аскульского колхоза имени Максима Горького стал завферной сосново-солонецкого колхоза имени Куйбышева. Телефон, чтоб его по ночухе не раскурочили, перевели в наш дом. И дядя Вася каждое утро и каждый вечер от нас докладывал председателю колхоза чуть ли не легендарному в наших местах Фёдору Ивановичу Булину.

   Приехал я как-то зимой наведать родителей. Рано утром заявляется дядя Вася. Я лежу на печке и слушаю его доклад. Ну председатель, видимо, поинтересовался, как дела идут. Дядя Вася отвечает (у меня аж мороз по коже!):

   - Плохо, Фёдор Иванович, плохо! Что плохо-то? Да, почитай, всё плохо! Корова отелилась, телёночка не уберегли. Доярка замешкалась – не углядела. Ну я с неё взыщу! Да как-то жалко её. Кто? Да Буркова (а это одна из лучших доярок в районе была!). Ну что же, Фёдор Иванович, как говорится, и на старуху бывает проруха. Да и корова-то – первотёлка, дура дурой. Вы, наверно, запомнили её. Погладить попытались тогда, а она чуть не боднула вас – игривая!

   Ещё что плохо-то? Да сена кот наплакал: на две недели – не больше (Тут, видимо, председатель прерывает его). Да какой я нытик, Фёдор Иванович. Был бы я нытик, у вас в ногах валялся бы: «Фёдор Иванович, выделите трактор с санями денька на два. А то завьюжит, запуржит – в Ширяевские луга не пробраться будет…

      Тут, видимо, терпение у председателя лопнуло: у него, как я потом вызнал, на центральной усадьбе сена-то меньше, чем на неделю. И он обрывает дядю Васю и интересуется надоями. Но тот «гнёт свою линию»:

   - Плохой надой, Федор Иванович, плохой. Сколько? Да всего-навсего восемь литров, ну в общем-то восемь с половиной.

Хитрец дядя Вася! Прекрасно знает, что восемь, тем более восемь с половиной литров на одну корову в зимнее время – это очень даже не плохо: на центральной усадьбе надой намного меньше.

   Я смотрю на сократовский лоб его. Эх, дядя Вася, тебе грамотёшки бы, не твои два класса – какой бы из тебя министр вышел. Это надо же: он самого Булина, самого Фёдора Ивановича чуть ли не разжалобил, и тот уже готов был утешать этого «нытика»: мол, ладно уж тебе, Василий Трофимович, так убиваться-то!

   А будь я на месте дяди Васи, я бы сразу же отрапортовал: надой восемь с половиной, кормов почти на месяц (сам-то он вдвое преуменьшил, хитрец этакий!). Под конец повинился бы: телёночка, мол, задавили. Надо знать вспыльчивый характер Булина. Вот тут-то бы он и врезал мне, тут-то бы он и отчитал меня!

   Да, были люди в наше время!  

   Вот недавно из Самары пришла скорбная весть: скончался Фёдор Иванович Булин. Строг, очень строг был этот председатель Сосново-Солонецкого колхоза, куда вошёл и аскульский колхоз при укрупнении, но справедлив и добр, очень, говорят, бывал добр к настоящему труженику! И требовательность его (порой, очень и очень жёсткую!) сносили безропотно, потому что видели: человек душой болеет за дело!

   А я его знал, когда ещё был старшеклассником. Наверное, впервые в нашей области в 1954 году (задолго-задолго до того, как это стало повсеместным в сельских школах!) он, будучи секретарём Сосново-Солонецкого райкома партии по зоне МТС (была такая должность на уровне третьего секретаря райкома) совместно с директором Сосново-Солонецкой средней школы Иваном Николаевичем Кругловым и завучем Алексеем Сергеевичем Ургалкиным организовали для старшеклассников курсы механизаторов. Много-много выпускников этих курсов потом трудились как на полях, так и в городах нашей области механизаторами. Я сам в летние каникулы работал прицепщиком и управлял трактором, когда в ночное время мой «шеф» (тракторист) часочек-другой отдыхал в стогу. А потом, когда по комсомольской путёвке работал в Кизеловском шахтстрое на Урале, благодаря полученным знаниям на этих курсах успешно закончил трестовские спецкурсы и трудился помощником экскаваторщика.

   Не с чужих слов опишу (сам как помкойбайнёра вместе с дядей Мишей Мухортовым, ну и с потачки тогдашнего предколхоза дяди Васи Дикушина присутствовал на таком) опишу собрание отчётно-выборное в феврале 1955 года.

   Когда наш колхозный бухгалтер дядя Петя Столяров, безсменный, как сталинский нарком финансов Зверев (зело оправдывал он, говорят, свою фамилию в глазах тогдашних финансовых прохиндеев!), окончательно «подбивал бабки», а делал он это дотошно и скрупулёзно. Ни одна копейка, ни один килограмм жита от него не ускользали. За что и ценили его долгие годы на таком беспокойном посту! Тогда вот и назначалось колхозное собрание (при «сталинском зажиме демократии» они каждый год проводились и были не только отчётные, но и выборные-перевыборные – в струне держала тогдашняя власть колхозных вожаков!).

   Сейчас-то я понимаю, зело мудр был парторг Василий Матвеевич Маланичев, ведший это собрание. С первого ряда мне приметно было, как присутствовавший на собрании молодой «уполномоченный» из района понукал его: мол, давай заканчивай эту «бодягу», продолжавшуюся чуть ли не с утра и до позднего вечера, как говорится, «без перерыва на обед». На что мудрый партийный «дьяк», тоже, как и дядя Петя, почитай, безсменный, по моей теперешней догадке, ответствовал: пускай-де выговорятся, а точнее - наболтаются вволю, пусть косточки друг дружке ну и, конечно же, руководству поперемывают. Пусть пар из своих исстрадавшихся сердечек повыпустят.

   А как собравшиеся устали чуть ли не до изнеможения, как языки уже, того гляди, отвалятся, тут-то со слов председательствовавшего и принялась нужная «резолюция», утвердились единодушно-единогласным голосованием нужные кандидатуры в состав колхозного правления и его председатель.

   Вот одно время у нас взялись похваляться новгородским и псковским вечами (вот-де где корни-то европейской демократии-народовластия!), пока не сообразили: да это же была великолепная ширма для тамошних-тогдашних купцов и финансовых воротил!

   Знаток народного быта и обихода, автор эпопеи «В лесах» и «На горах» Мельников-Печерский устами своего любимого героя Потапа Максимыча изрёк: артелью-де хорошо трудиться, но артельно решать что-либо – это лишь пустая трата времени на ненужные споры. Ну это на взгляд купца (делового человека). А вот тогдашним общественным коноводам артельно, соборно, коллективно «решать вопросы», вернее, проводить в жизнь нужные решения – разлюли-малина!

   1 февраля – Макарьев день (денёк того самого Макара - помните, про его теляток-то?). Видимо, поэтому и примета на эту дату такая коварная: «Коли на Макара погода ясная - ранняя весна». Не приведи Бог! О-го-го, как настрадались мы от ранних вёсен-то…

   Управившись с домашними делами, отрада из отрад – прогуляться по окрестностям. Идешь по зимнему, но оголённому от бесснежья лесу и как-то даже физически ощущаешь, как деревьям холодно теперь. Особенно молодым деревцам-то! Страшен ли мороз особенно в бесснежную пору дереву, тоже ведь живому существу? Ещё как! Порой и смертельно. Сколько их, молодняка, погибает (коченеет-замерзает!) в такие вот зимы. Лесоводы знают, если дерево промёрзнет насквозь, до самой сердцевины, оно умирает.

   Вот уж воистину хитрят эти живые организмы (так и хочется сказать: существа), чтобы сберечь тепло, не допустить мороз внутрь себя, собрав за лето в себе силы, к зиме они отказываются от еды, перестают питаться, расти, не тратят силы на размножение. Что называется, бездельничают и погружаются в сон, как то делают зимой многие животные. Нет слов, красива зелёная крона, но как много тепла она выделяет вовне – долой её (и опять же долой-то её не без пользы себе: сброшенная наземь, она этаким одеяльцем укрывает-утепляет корневую систему дерева). Крону-украшение сбросила липочка или берёзонька, а сарафачик-то – фиг вам! А ежели она не юница-молодица, то на ней, как бы на матроне, уже шубейка образовалась, сама себе её выделала ежегодными отложениями – пористой-пористой пробковой ткани. Она вон, как тот же бархат, не живая, не мёрзнет. А тепло дерева знатно сохраняет и от холода предохраняет. И чем старше дерево-то, тем шубёнка на нём теплее и теплозащитнее становится - навроде тулупа.

   И вот во время прогулки-то зришь: могутные дерева спокойно-спокойно даже под порывами пронизывающего ветра стоят, а на юниц-молодиц жалко-жалко смотреть, как они от ледяного ветра-то вот уж воистину трепещут, жалостливо клонятся. И нутром своим чуешь, зябко-зябко им. Многоопытные да многомудрые садоводы вот уж воистину сердечно-сердечно молодые деревца (детвору и отроков как бы) долу клонят, чтоб сарафанчики их снежными шубками прикрыло. Да и сам не поленится снежком припушить их, будто младенчиков пуховым одеяльцем прикроет. Для истинного садовода они, молодые садовые деревца, будто детки малые!

   А это вот уже из книги узнал. Оказывается, под пробковым-то слоем у них ещё одна «хитрость» есть. К зиме в соках деревьев откладываются соли и крахмал, превращающийся в сахар (сечете теперь, почему берёзовый сок и кленовица такие сладкие, причём только весной сладкие-то?). А раствор соли и сахара, умный человек и знаток-лесовод пишет, очень холодоустойчив, ну то бишь к такому-то дяденьке холод-то!

      2 февраля – Ефимий. «Если на Ефимия в полдень солнце – к ранней весне». Представляю, как этим утром самаролукские крестьяне – исконные предки наши умоляли этого святого: «Ефимушка, славненький, принахмурь небушко тучками, уж больно не гожится нам ранняя-то вёснушка ! Она вон, что девка (имярек) – капризная-раскапризная: не знаешь, что ждать от неё».

   В скобках этого умоления крестьянского, заканчивавшегося филиппикой, указывалась дислокация капризной девки. Причём, в каждом селе – разная. Своя! В Аскулах, например, называлась сосново-солонецкая, а в Сосновом Солонце – наоборот (своих-то не хаяли!). Но особенно часто в употреблении самаролукцев было прилагательное от села Отважное – к потомственным дщерям волжских казаков (из песни, как говорится, слова не выкинешь: казаков-разбойников!). Оно и в других селениях самаролукских этих «романтиков волжских просторов» жаловали, но, главным образом-то, конечно же, в приволжских и, в первую очередь, опять же, в Отважном. Вы думаете, случайно к этому селу такое удалое название-то, будто тавро к быку, «приварилось»? Вот, например, моё родное село официально называлось и на дореволюционных картах обозначалось, как Богородское (в честь Казанской иконы Божией Матери), а Сосновый Солонец, как Дмитриевское (в честь преподобного Димитрия Солунского и его тезоименинника Дмитрия Донского), так, старики сказывали, наши красны девицы тогдашние, аки овечки-агницы супротив отважинских-то были. Может, прихвастывали – Бог им судья…

   Оговорюсь сразу же (и не токмо сохранности старческого телосложения и образины своей целения для!): сказанное выше относится к седой древности, почитай, к стеньки-разинским временам! Ныне в славном городе Жигулёвске (везёт же нашим землякам: опять какое название-то к ним прильнуло, будто красивое платьице к красной девице!), - ныне на брегах рукотворного моря взрастают там ну ни такие ли добродушные красные девицы и матроны, что нет ни одного достоверно известного факта, чтобы исконная жительница этого города подняла руку на своего не шибко благоверного, чтоб она встретила его далеко за полночь со скалкой в руке, устроила в квартире феномен «летающих тарелок», в порядке теста на алкоголь в крови задала ему такой вот провокационный вопрос, а ну-ка скажи, мол, слово «Гибралтар»!

   4 февраля – Тимофей-полузимник. До того, как рядом с Самарской Лукой не ходило волнами рукотворное море, и климат у нас был резко-континентальный, на наших просторах хозяйничали трескучие морозы. Вот как тогда самаролукцы стращали друг друга: «Не диво, кум, что Афанасий-ломонос (31 января) морозит нос - боись, нагрянут тимофеевские морозы!». И опять о том же, что и на Ефимия: «Если в полдень будет солнечно - к ранней весне».

   «На святого Тимофея одевайся по теплее. А то с мерзлыми ушами оставишь деток сиротами». Так в тимофеевские морозы шутковали мои земляки-самаролуцы.

   Не знаю, как кому, а нам, аскульским школьникам, каждодневно ходившим за пять верст в Сосново-Солонецкую среднюю школу, тимофеевские морозы даже на руку были. Бывалоча, как мороз, у нас - «каникулы»! Это, конечно же, не означало, что мы, поутру не пойдя в очередной раз в школу, день-деньской на печках полёживали. Куда там! Чуть обдняло – и на улицу! А там всяческих затей и забав – больше, чем у сноровистого нищеброда в сумке сухарей. Одна забота – нос и щёки не обморозить. Каково это растяпой с обмороженным лицом на людях появляться, насмешливо-сочувственные соболезнования выслушивать: ты, мол, в следующий раз-то и лицо обувай?!

   И вот ведь: повсюду да и во все времена, наверно, детвора такая была. В своё время довелось мне служить в Сибири, на авиабазе в Красноярском крае. Так вот: и в сорокаградусный мороз там школьники, освобождённые от занятий, во всю бесновались на улицах. Правда, там, при тогдашнем сухом климате (ГЭС и рукотворных морей там   тогда ещё не было), сибирские сорок градусов мягче наших двадцати были.

   Как лечили нас от простуды? Картошкой! Тягостнейшая это процедура для мальца – сидеть укрытым с головой над чугуном с только что вынутой из печи картошкой.

   «Не диво, что Афанасий-ломонос морозит нос, подожди Тимофея, доберётся до спины и шеи» - вот как стращали в старину.

   «Если в мороз вспотели оконницы и рамы – жди потепления».

   «Если побеги мороза на стекле вверх устремились – к оттепели»

   В этот день пасечникам не грех наведаться в омшаник. Прислушайся: ежели еле-еле слышно пчёлки жужжат – значит, всё в порядке! А если (у-у-у!) гудят беспокойно, будто тоскующие по европам оголтелые московиты на Болотной, - значит, что-то не ладно в дружной пчелиной семейке. Может, хозяин прошлым летом слишком «подсуетился» и этим бескорыстным труженицам маловато медку на прокорм оставил? Худо, конечно, так жлобиться-то. Но поправимо: сахарным сиропом, густоватым, как сразу же после качки медок (а не как жиденький сиропчик, о, жадина-говядина!), опустелые рамки (две-три, а то и все четыре!) подзалить надо. Это я вам, опять же, как сын, племяш и внук аж четырёх дедов (три из них – двоюродные) аскульских пчеловодов-бортников, говорю!

   Пчёлы, они, как коровушки, не спесивые существа. Они и сахарком не побрезгают, как те же коровушки в бескормицу, – соломкой…

   Но самое страшное, если мышь в улей забралась! Все, сволочь этакая, рамки испортит и всё семейство пчелиное таким образом загубит. Отец мой покойный ныне Николай Алексеевич – сын знатного колхозного пчеловода однажды, при проверке узрев такое (участник трёх войн, кавалер двух медалей «За отвагу»!) прямо на моих глазах аж прослезился, видимо, в душе кляня себя за такой беспризор к пчёлкам-то…

   В глубокой норе отсыпается барсук, накопил жирку-то по осени. И только непоседливые волки и лисицы в поисках ёдова рыщут по лесу. Не уедно им теперь в чащобах-то. В село приходится наведываться. Упаси Бог, этим кровожадинам забраться в твой хлев. Умыкнут со двора-то по одной тушке, но вот она поистине волчья кровожадность: перегрызут всех, кто им в лапы да в пасть попался.

   Птицы-эмигранты ещё по осени покинули наши колки и дубравы, в поисках лучшей жизни в южные края подались. И как же милы селянскому сердечку наши птахи-патриоты – воробушки да синички. Вот кому голодно, так голодно – никакой живности летучей. Вот кто уж благодарен тем селянам, которые не поленятся крошки со своего стола вынести им. Бывало, когда бабаня посылала на двор крошечки этим птичкам вынести, приговаривала: «Божьи твари. Это – как милостыня им».

   Так и быть уж, поведаю своим землякам: милостыня эта может стать и корыстной даже. По случаю побывал в гостях у сына Владислава в Тольятти. Живёт на первом этаже многоэтажки. Вокруг дома полно зелёной листвы, а у него окна настежь. И ни одного комарика в квартире. Что так? Оказывается, он и зимой, и летом прикармливает синиц. И около его окон их у него целая стая, так как особо рьяно он прикармливает их зимой. Ежедневно! И они у него чуть ли не домашние стали. А синичка, она очень привязчивая к человеку. К вам что, не заглядывала в окно эта любопытная птаха? Увы, не любопытство тут, главным образом-то, а заявка о себе: мол, не жадобись, хозяин! Признаться, с большим-пребольшим уважением смотрел я в тот раз на хитрюгу-синицелюба!

   5 февраля – Агафий-полузимник. По заведённому исстари обычаю в этот день наши предки «инспектированием-аудитом» занимались. Пойдут на Гуляй (так у нас в Аскулах заоколичное место называлось, где размещались риги с овинами и амбары и где молодёжь в праздники «отрывалась», а при советской власти мы, детвора в зарослях репейника игрались), - наведаются туда и проверят, а много ли жита в сусеках осталось (по старому стилю ползимы уже миновало, а хлебушка-то на вторую половину хватит?). Потом в чулан наведаются. Теперь уже проверку учиняя насчёт остатков мучки в ларях. Больше всего, сказывали, аскульские хозяюшки второй «инспекции»-то побаивались. А ну-ка хозяин-то, в чулане с проверкой побывамши, да и запретит ей мучкой-то сдабривать болтушечку для телёночка, что по младости возросточка в запечье (на велюю-велюю радость детишкам!) в тепле и призоре блаженствует. За зиму он к хозяйскому сынку так, бывало, привыкнет, что года через три уже стельной коровой став, как самого ближнего, продолжать любить будет. И вечером, возвращаясь с выгона, ни за что не войдёт во двор, пока тот её хлебной корочкой не угостит, по спинке не погладит и за ушком не почешет.

   Вот снова повалил снег. Да как обильно! У коммунальщиков и эмцеэшников, поди, сердечко разрываеися от горести: опять непроходимые улицы и дороги будут. А хлебороб радуется: с хлебушком будет!

    Да, нет отраднее картины об эту пору, когда с неба снежок падает. Да хлопьями, хлопьями! Вот догадка психиатра из Кёльна, с которой я полностью согласен. «Падающий снег создаёт электоромагнитное поле, и это отражается на человеке благотворно во всех отношениях. Голова «проясняется», нервы успокаиваются. Восстанавливаются защитные силы иммунной системы, чувства обостряются».

    Больше того! Вспомните-ка свои молодые лета, как у вас прямо-таки опускались рученьки. Чтобы кое у кого забраться кое-куда да и задрать кое-что. Немецкий психолог поясняет это так:    «Если на улице тихо падает снежок, эротическое желание возникает вполне естественно».

   Охо-хо, хо-хо! Сосед намедни пожаловался, ознакомившись с «открытием» немецкого психиатра. К нему вчерась молодая соседка по делам наведалась – вся в снежных хлопьях от обильного снегопада. А у него, у старца-бедолаженьки, белы рученьки-то от ломотного ненастья готовы были аж вверх судорожно взметнуться. Увы, миновало то времечко, когда они непроизвольно-то опускались - в нужное время и в нужном месте. Да и из-за плохого зрения с первого взгляда, как бывалыча, влюбляться невозможно стало – знающие люди советуют в таком разе на на рукия полагаться…

   6 февраля – Аксинья-полухлебница, полузимница. Перелом зимы.

«Озимое зерно пролежало в земле половину срока».

«Половину старого хлеба съедено».

«Половина сроку осталось до нового хлеба».

   Что и говорить, сей день рубежный был для наших предков-крестьян. Именно для крестьян! Славному рабочему классу что? Нет жита в городских зернохранилищах, нет хлеба на магазинных полках – продразвёрстку устроят, крестьянские закрома-амбары и сусеки до чиста огребать будут. Слава Богу, правители наши наконец-то полегоньку взялись за сельское хозяйство. Авось в будущем Россия-матушка вновь станет житницей Европы. И наши поля вновь будут засеваться русским житом. Увы, из муки забугорных сортов калачи-то русские не получаются. И не дай Бог, чтобы наши закрома опустели, как в голод сорок шестого года и в неурожайный 63-й прошлого века, когда мы начали сами закупать жито за бугром…

   «На полузимницу вёдро (бесснежно) – весна красная».

   «Какова Аксинья, такова и весна»

Вот очень нехорошая примета: «Метель на Аксинью сметёт и корм, и сено». Как в старину говаривали: «Ранняя весна, что ветреная девка, но и позднюю, кум, не хвали: она, как перестарка».

   7 февраля – Григорий Богослов. Замечено: каков этот день с утра до полудня, такова будет первая половина будущей зимы; а погода с полудня до вечера предвещает другую половину будущей зимы». Вот как далеко вперёд заглядывали наши предки!                  

   Скоро-скоро Масленица, а потом, увы, и Великий пост (для тогдашних добрых молодцев он был, как «серпом по этим самым»!). На эти предвеликопостные дни приходится разгар свадебной поры. Те, которым «уж замуж невтерпёж», а их всё не сватают да не сватают, почитай, каждый вечер бегали в церковь великомученице Екатерине свечечку ставить со слёзной просьбушкой «о ниспослании женишка».

   Это вот только при советской власти так стало:

Приходите свататься,

Я не буду прятаться.

Я невеста не плоха,

Выбираю жениха.

   Вон ведь какая боевая да прыткая! Эта Покрова дожидаться не будет, ей и Филипповки нипочём: охмурит парня и, как бычка на верёвочке, - в ЗАГС его!

   А тогда, сказывают, красны девицы скромницы были. Ну ни такие ли ласковые да добросердечные! Только вот почему-то уже вскоре после свадьбы молодые мужики самаролукские (сказывали, и в других местах, не только у нас!) недоумевали:

В девках – будто бабочки-красавицы.

Почему же в бабах – как слепни кусаются?!

   Но не всем-то под венец не терпелось идти:

Не жени меня, тятяня,

Не жени, тебя прошу.

А не то я у Карюхи

Оба уха откушу!

   Шутливая угроза эта не от того, что детинушка не нагулялся вдосталь. Вот как об этом в другой частушке:

Дорогой ты, мой тятяня,

Ох, ты хитренький какой:

Сам женился на мамане –

На девчонке молодой.

Мне ж невеста не глядится:

Она в тётки мне годится!

   Вот нынче с Запада всякого мусора наплыло. Даже мужик на мужике стали жениться, а девки друг за дружку (пока неофициально) замуж выходить. А о снохачестве слыхом не слыхать. Социально-экономических условий для этого не стало!   Столыпинская реформа, а затем и советская власть под самый корень подрубили снохачество.

   Как бы ни хаяли советскую власть, но при ней чуть ли не стопроцентно стали жениться и выходить замуж по любви. Не только богатенькие, но и бедняки стали жениться на ровесницах, а то и на несколько лет по моложе себя в жёны брали. Но уж никак не на «тётках»! Ну а браки в чиновно-бюрократической и олигархической среде, как и при советской, так и при царской власти – это особ статья. Тут карьерно-денежный интерес преобладает…

После Святок в мясоед

Пойдём с милым в сельсовет.

Церкви нет, но мы и так –

Без венца оформим брак.

    Да, оченно-оченно хочется замуж-то, но и с беззаботным девичеством расставаться грустно:

Скоро-скоро, скоро-скоро

Посиделочкам конец.

Во субботу меня милый

Поведёт да под венец.

Без меня мои подружки

Станут песни распевать.

А я буду в чужих людях

Под приглядом щи хлебать.  

     Думаю, молодожёнам будет полезно ознакомиться с рассказом врача-терапевта Инны Рудневой об уязвимых местах представителей обоих полов.  

   Чей мозг долговечнее?

    Мозг взрослого мужчины в среднем весит 1424 грамма, к старости масса серого вещества уменьшается до 1395 граммов. Женский мозг на 12 процентов меньше мужского, его кровоснабжение в полтора раз активнее, чем у мужчин. Поэтому и ткани женского мозга изнашиваются в два раза медленнее, чем у мужчин. Как правило, с возрастом самые большие изменения происходят в левом полушарии, которое отвечает за управление речью. Кстати, отсюда следует, что старческое слабоумие (деменция, болезнь Паркинсона) быстрее и чаще посещает мужчин.

Да, вес головного мозга у мужчин почти на 14 процентов больше, но, с другой стороны, полушария головного мозга женщин связаны вдвое более сильными нервами. Поэтому мыслительный процесс у женщин протекает быстрее. От себя присовокуплю, думаю, каждый женатик уже на первом году супружеской жизни убедился: ты ещё полностью своё суждение не успел высказать, а у неё с языка не менее двух оправданий с языка слетает.

   Дела сердечные.

   У мужчин сердце больше, а поэтому бьётся медленнее (в среднем оно совершает от 60 ударов в минуту) Женское сердечко меньше и бьётся быстрее (80 ударов в минуту). Кроме того, мужская кровь гуще на 15 процентов, следовательно, у мужского пола склонность к образованию тромбов намного больше, отсюда и повышенный риск инфаркта. Статистика неумолима: у мужчин в возрасте от сорока лет инфаркты и инсульты происходят в три раза чаще. У женщин проблемы с сердцем начинаются с 60 лет.

   У женщин сердце меньшего размера и поэтому бьётся быстрее. Если у мужчин оно совершает в среднем 72 удара в минуту, то у женщин – 90. Стенки левой сердечной камеры у женщин тольше и эластичнее, чем у мужчин. Поэтому повышенное кровяное давление для них менее опасно.

   Корни волос у женщин сидят в коже головы на два миллиьетра глубже, чем ук мужчин. И поэтому выпадают менее интенсивно.

   Не иначе, как по всеблагости Своей Господь Бог нам такое вот послабление дал. Неудачи в любви мужчины переживают легче. Чтобы избавиться от тягостных от тягостных воспоминаний им требуется всего три месяца, тогда как женщины способны скучать о ком-то 15 месяцев.

   Прошу особо обратить внимание на это:

   - Мужчинам ежедневно требуется на 700 калорий больше, так как обмен веществ у них потекает быстрее и температура, как правило, выше. А вот ежедневная потребность во сне у женщин выше, чем у мужчин. Женщины уравновешены и спокойны, когда спят на два часа больше, чем мужчины   

   10 февраля – Ефрем Сирин (сириец).

   У Даля в его Месяцеслове: «На Ефрема Сирина домового закармливают, покидая (оставляя) ему каши на загнётке» (печи). А посему у домохозяюшек, которым постоянно приходилось «контактировать» с этим, выражаясь по-научному, «существом параллельного мира» (СПМ), было за правило: «Пришёл Ефрем – сама не съем, а домового ублажу – сладкой кашки наложу».

   Кто-то усомнится: эка, чем нашли умасливать домового: кашкой с маслицем! Он же-де дух – почто ему какое-то варево? А вот вам в домёк: внимание-то, внимание-то для духа больше, чем для человека важно, ибо мирские дела ему недоступны.

    Чего далеко ходить-то? Вот, например, старцы вроде меня, всё в душе у них давным-давно перегорело, и женские ножки их интересуют только ниже колена, да и то только у жён (отнюдь не выше, как то было ранее!). Интересуют, как предмет внимания и заботы: мол, ломят в непогоду лодыжки-то, так я тебе настоечки на божьем дереве принесу.   Помажешь их ею, и боли, как рукой, сымет. А вот улыбнись тебе этак шаловливо и заманчиво молодая бабёночка, и будто майским ветерком тебя охолонуло, и сердечко твоё этаким жаворонком в небесно-фантазийные выси взмыло.

   Так вот и бесы, говорят, женским вниманием прельщаются. Таких вот бабёночек-то, рассказ одной из которых публикуется в центральной газете под сногсшибатнльным заголовком: «Будем праздновать день рождения домового»:

   «Я стараюсь с домовым дружить. Домашняя нечисть живёт вроде бы под печкой, но у нас там места нет, вот я и поставила в укромном уголке на печку старый чугунок. Красиво оплела его шпагатом, добавила еловых шишек, пшеничных колосьев для декора. Внутрь напихала соломы, парочку декоративных мешочков с крупой.

   Если в доме что-нибудь пропадает, кладу в «домик» гостинчик и говорю, чтобы домовой отдал пропажу. Дня через два нахожу.

   Старший сын смеялся надо мной, пока сам зарядку от планшетки не потерял, а новую я покупать отказалась. Потоптался возле печки, посопел и сунул домовому печенье и шоколадную конфетку. Наутро меня разбудил радостный вопль: сын нашёл зарядку, но старую, год назад потерянную. Теперь вопросов о существовании домового нет.

   Один раз он нас спас. Ночью проснулась от пинка – кто-то больно меня лягнул. Глаза открыла, а в темноте сполохи вроде фейерверка. Смотрю – горит розетка, да хорошо так горит! Пожар погасили, но проводку пришлось менять. Теперь думаю о том, чтобы отпраздновать день рождения домового».

По наивности может подуматься: какй-де у них добрый домовой-то! Только доброта-то такая, как у обольстителя, совратившего не шибко умную красавицу Алёнушку (поди, не только краснобайствовал, а и подарками задабривал). Вот и сидит она на берегу озера в горестных размышлениях…

   Словом и маманя, и сынок – очень хорошая клиентура для последующего забесовления.

Было-было время, как повествуется в Ветхом Завете, по недосмотру или попущению сыны Божии (демоны тоже, как и Ангелы Света, сыны Божии, только непутёвые) «входили» к земным женщинам на заре человеческой истории, ну то бишь близко-близко общались с ними, в результате чего рождались «искони славные люди». Видимо, те самые «сверхчеловеки», что изготовляли на острове Пасхи огромные статуи и творили иные чудеса, над разгадкой которых по сю пору бьются «яйцеголовые» всего мира. Так и хочется прадедушке Толе вразумить их: «Ребята, Библию читать надо!»

   По библейскому преданию, земля наша искони была отдана Господом Богом за прегрешение прародителей наших Адама и Евы во владение князя мира сего - бывшего любимца Божия светозарного ангела Люцифера (по латыни – светоносный). Отпавшие от Света ангелы его (как и верные Божии слуги) подразделяются на три группы, каждая из которых, в свою очередь, делится ещё на три группы. По-военному это как бы генералитет, офицерский и унтер-офицерский (сержантско-старшинский) составы.

   Ну генералитет сатанинский занимается мировыми делами (войны, революции, глобальные бедствия), офицерский состав действует в масштабах страны, региона, области, района. А вот унтер-офицерский - эти непосредственно заняты «индивидуальной работой с людьми» (как того в своё время требовала партия от низовой номенклатуры!). К этому разряду и относятся домовые.

   По словам апостола Павла (Первое послание к коринфянам), «Сколь долго будет стоять мир, один ангел будет стоять выше другого, один человек выше себе подобного». Так что доктору Фаусту, допустим,   прикрепят полковника (а может, даже и генерал-майора!) Мефистофеля, а к нам, многогрешным и сирым, - капралов, унтеров да фельдфебелей бесовской армии. К тому же все они разнствуют не только в силе-значимости, но и в характерах и нравах. Кто-то любит пакостить, а кто-то просто пошутковать. И нередко подшутить-то сугубо по-человечески, ну то бишь по-житейски глуповато… Словом, как и людям, им, супротивным творениям Божиим, ничто человеческое, судя по их проделкам, не чуждо. Да и то сказать, «с кем поведёшься» (а они уже, по Писанию-то, с нами аж восьмую тысячу лет общаются).

   А вот каковы, по определению Аллана Кардека, автора «Книги   духов», духи девятого, самого низшего разряда (эти сведения получены им из непосредственного общения с высшими силами потустороннего мира, во всяком случае – по его признанию):

   «Духи (эти) легкомысленные. Они невежественны, хитры, непоследовательны и насмешливы. Они втираются повсюду, говорят обо всём (это на сеансах связи – А. М.-С.), отвечают на все вопросы, не заботясь о правде и истине (высшие духи ведут себя хитрее и осмотрительнее, для одурачивания «клиентов» столоверчения выдают порциями правду и истину – А. М.-С.). Они обожают причинять мелкие неприятности и приносить малые радости (ну ни артисты ли? – А. М.-С.), поднимать шум, лукаво вводить в заблуждение мистификациями и проделками. К этому классу принадлежат духи, просторечно называемые «чертями», «ведьмами», «гномами», «лешими». Они находятся в зависимости от высших духов (Вот и проболтался! – А. М.-С.), кои нередко пользуются ими, как мы пользуемся слугами. В своих сообщениях людям они порою обнаруживают остроумие и весёлость, но речь их почти всегда лишена глубины. Они легко схватывают недостатки и смешные стороны и обрисовывают их штрихами резкими и сатирическими.

Они видят счастье добрых, и видеть его – для них источник непрестанного мученья, ибо они испытывают все страдания, какие могут вызвать зависть и ревность…».

   Почему, вы думаете, так откровенно хулит известный мистик позапрошлого века в своей книге откровений духов потустороннего мира? Наверное, потому, чтобы приукрасить-реабилитировать духов высоких степеней, существ умных, разумных и человеколюбивых? Я, что называется, с карандашом в руках ознакомился с этими откровениями СПМ. И пришёл к выводу: вот кто являются наставниками забугорных политиков! Как ловко иной раз дурили они наших руководителей!

    А вот предки наши по смышлённее нас были: ни в каких «пришельцев» они не верили, но существование параллельного мира им доказывать не надо было. Ну а коль так («Бог-то Бог, да сам будь не плох!»), то они, как люди сугубо практичные, с существами параллельного мира (СПМ) старались ладить. Ну как бы «мирное сосуществование» с ними устанавливали.    Как? Да очень просто. Грубо говоря, подхалимажем!

   У русского этнографа С. В. Максимова в его книге «Нечистая сила» так сказано про доможилов:

   «Все хорошо знают, что домовой любит те семьи, которые живут в полном согласии, и тех хозяев, которые рачительно относятся к своему добру, в порядке и чистоте содержат свой дом…».

    Добрый домовой, чуть ли не с умилением повествует далее этнограф со слов многознающих селян, старается предупреждать о несчастьях. Вот, например, «подёргает за волосы – остерегайся жена: не ввязывайся в спор с мужем, отмалчивайся, а то побьёт, и очень больно». Что тут скажешь? Разве что вот это: как иной раз кое-кому не хватает таких вот добрых подсказок! Глядишь, и жили бы мирно да дружно, без ссор…

    Домовые, по словам бабани и других старушек, были в общем-то добрые и безобидные существа. А к тому же забавники! Бабаня Груня Макеева, вдова моего двоюродного деда Алексея, участника Первой мировой с доброй-доброй улыбкой рассказывала, как домовой (наверное, дворовой?) их молодой кобылке «Соловушке» (окрасом соловая - ярко-жёлтая с белым хвостом и белогривая – ну как есть красавица!)     заплетал ленточку в её роскошную гриву («И у кого только он упёр её? – дивовалась бабаня. - У наших ни у кого не пропадала такая…»). У нас, например, жеребцу Игреньке, наречённому так не за игривость, а по окрасу (рыжий с белым хвостом и гривой), домовой по ночам расчёсывал гриву. Верить, не верить ли   было моим бабушкам, сугубо верующим старицам? А вот нынешнему мне поведение домовых не кажется несбыточным. Ну чем-то же надо было на досуге заниматься-то?! Хозяева дрыхнут (истово-истово на сон грядущий помолившись – к ним не подступись!) – ну ни со свиньёй же или с кошкой ему забавляться?!

   Повторюсь: обе бабани были очень набожные, обе избы в их домах были намоленные, в обеих в передних углах киоты с иконами, так что не было воли чертям разгуляться. Ну а кто на помощь Божью не надеялся, тем ничего не оставалось, как ублажать домового-то. И наверно, получалось это у некоторых. Особенно у молодых да обаятельных бабёнок. Повторюсь: помните библейский рассказ, как по попущению Божию (наверно, по недосмотру?) «сыны Божии» «контактировали» с земными женщинами? При таком-то широком выборе для них – ужли с дурнушками? Но самое верное средство от бесовского наваждения – это порядочность, честная жизнь ну и, конечно, молитва и крестное знамение.

   Не стоит, однако, слишком обольщаться альтруизмом доможила: чёрт - он и есть чёрт. И доброта его вынужденная, как у буяна-громилы, когда он безсилен (приставка без здесь и в подобных случаях не случайна, а то получится: бес силен!). Если в семье мир и лад   да ещё и стены намоленные, домовому только и остаётся, что «любить» хозяев, ну то бишь не досаждать им.

   А разгорись сыр-бор семейный – тут-то вот ему раздолье потешиться над глупостью людской.    В этом доме, где начинали постоянно скандалить, сквернословить да ещё и в пьянку ударились, домовые тоже (в знак протеста что ли или по примеру хозяев?) начинали буянить, как современные барабашки (Это те же самые домовые, только очень уж «оторванные» - нервы-с! Знать, тоже поистрепались они у них за последние два с лишним десятилетия-то…). Тут и до пресловутого полтергейста, до «летающих тарелок» не далеко…

   Вот в пору нашего общего с ним атеизма мой односельчании Саша В–в за столом в моём родительском доме во время нашего "чаёвничанья» по случаю выходного дня (на трезвую-то голову он вряд ли бы признался из-за опаски, что засмеют его) горестно-горестно посетовал:

   - Хоть в квартиру не заходи (он жил в Комсомольском районе города Тольятти): того и гляди чем-нибудь пришибёт, то тарелкой, а однажды салатницей, еле увернулся – вдребезги о стену разбилась.

   - Кто это у тебя так разбойничает – ужли дочка? (супруга у него полгода назад безвременно скончалась).

   - Её и дома-то в это время не было.

    - А кто же тогда так бесится?! – тогдашний атеист, я это слово (бесится) переносно употребил, хотя неосознанно, оказывается, попал в точку! Вот на старости лет всё больше и больше убеждаешься: ничегошеньки-ничегошеньки случайного в нашем мире нет да и не было…

   - Ума не приложу. Соседка советует к ворожейке обратиться. Это, говорит, тёща на тебя насылает. Она знает, что мы с тёщей-то давно уж на ножах.

   О-хо-хо-хо-хо! Сейчас-то я бы знал, что посоветовать. Да, в те поры какая-то чародейка-знахарка вытурила или усмирила злого духа, по-немецки – полтергейста. Да, да, хотите верьте, хотите нет, но злого духа можно изгнать (скорее всего – усмирить) силой другого демона. Но только в том случае, если последний, который курирует чародейку, более могущественный, более высокого ранга.Так что ежели у моего односельчанина Саши В –ва в квартире буянил бес, скажем, в чине сержанта, то изгнан он был не иначе, как лейтенантом. Как видите, всё очень просто: «сила силе доказала, сила силе не ровня».

   Итак, злой бес-«сержант» куратором-демоном знахарки («лейтенантом») был усмирён (это уже потом стало известно родне Сашиной от соседей). Но вот незадача: вскоре его разбил паралич. И он целых десять лет лёжмя лежал, в забесовлении выкрикивая лишь два слова (причём чётко-чётко!): «Водки! Бабу!». Как видим, помощь-подмога со стороны бесов, как говорится, чревата! Прибегший к их помощи, как правило, и сам забесовляется.

   Самое доброе дело – это обратиться за помощью и советом к священнику. «Однако, - как пишет в своей книге «Люди и демоны» иерей Родион, - бывают случаи, когда беса не сразу удаётся изгнать из дома. Это зависит от силы демона (его иерархической степени в параллельном мире – А. М.-С.), образа жизни хозяев и личной благодати священника».

   От себя добавлю (не на личном опыте, конечно, а на чтении соответствующей канонической литературы!): далеко не каждый священнослужитель отваживается на прямое борение с демонами. Бывает, что сила дьявола поборяет благодать священника. Помните, что произошло с гоголевским излишне самонадеянным бурсаком Хомой, который в чаянии набить золотыми оба кармана, вышел на борение с демоном Вием? Бесы кинулись на бедного бурсака, не защищённого в достаточной степени Божией благодатью, - и   «бездыханный грянулся он на землю, и тут же вылетел дух из него от страха». У кого, у кого, а у священнослужителей, говорят, «Вий», повесть такого в высшей степени религиозного человека, как Гоголь, «находится в наивнимательнейшем прочтении».  

А вот как у Пушкина про проделки домового (увы, и ему не иначе, как от клеветников доставалось!):

По ночам ходит он в конюшни,

Чистит, холит он коней боярских,

Заплетает гриву им в косички,

Туго хвост завязывает им в узел.

   Но вот не взлюбил он ворононого. Вечером после водопоя он стоит в стойле исправен и смирен.

А поутру отопрёшь конюшни,

Конь не тих, весь в мыле, жаром пышет,

С морды каплет кровавая пена.

Во всю ночь домовой на нём ездит

По горам, по лесам, по болотам

С полуночи до белого света –

До заката месяца.

   Охо-хо-хо! Оказывается, всё это домыслы и клеветнические измышления конюха, которого великий знаток русской жизни, как говорится, и выводит на чистую воду:

Ах, ты, старый конюх неразумный,

Разгадаешь ли, старый, загадку?

Полюбил красну девку молодой конюх,

Младой конюх, разгульный парень -

Он конюшни ночью отпирает,

Потихоньку вороного седлает,

Полегоньку выводит за ворота,

На коня, на борзого садится,

К красной девке в гости скачет.

   Вот ещё что. Кто-то надоумил простодушных селян (и это попало в месяцеслов!), что-де бесы ругани боятся, так что проклинай их, знай себе, на весь дом ругаючись! Не трудно представить, как потешались бесы над таким безбашенным матерщинником, старательно занося в свои «талмуды» его словоизвержения греховные, чтоб представить их по его кончине вышестоящему начальству.

   Ох, и трудоёмкая работёнка была у колдунов и колдуний, чтоб совратить селянина на знахарское излечение. А ныне, как сообщается в центральной газете, мошенники, представляясь экстрасенсами, магами и целителями, по телефону ставят пожилым людям серьёзные диагнозы, которые они покупают из базы данных поликлиник, и предлагают провести лечение с помощью магических обрядов. Конечно же, после предварительной оплаты. Деньги надо перечислить на банковский счёт (солидно-то как!). Но после первого «обряда» выясняется, что одного сеанса недостаточно, и тогда сумма за лечение вырастает в разы. Зачастую получается так: чем пациент богаче и легковернее, тем заболевание у него серьёзнее.

   Ну от потустороннего перейдём к «посюстороннему».

   Вот советы из «Календаря с пословицами на 1887 г.» великого старца Льва Толстого на этот месяц: «У кого куры в призоре – нестись начнут. Хорошо яйца в гнёзда класть, чтоб зарились куры». Вот ни бабаня моя незабвенная Матрёна Емельяновна, ни матушка незабвенная Анна Никифоровна про Льва Николаевича слыхом не слыхивали (окромя популярной и в наших местах частушки: «Шла барыня из Ростова поглазеть на Льва Толстого») и уж, конечно, «Календарь…» его не читали. А вот поди ж ты: пошлют меня, бывало, на сушило куриные яйца снимать, обязательно строго-настрого накажут: «По яйцу в каждом гнезде оставь!» Это, значит, чтобы «курица на него позарилась». Они ведь не для удовлетворения утроб наших яички-то несут, а продолжения рода для! Головки-то у них маленькие-маленькие, а сообразят гнездо-то в другом месте обустроить. Потом ищи-свищи его! Сколько раз так бывало: молодка как бы «в подполье уходила». Ищут-ищут «подпольщицу» по сенникам да по сушилам - наконец-то найдут, а она в своё новое гнёздышко уже без малого два десятка яичек наклала и цыпляток высиживать собралась. А случалось и так: уже с выводком к хозяйскому крыльцу жаловала. Принимай, хозяюшка, на кошт моё семейство! А у той уже есть на иждивении такой же выводок. Где корму набраться на такие две оравы?! Именно «оравы»! Они, цыплятки-то хоть и не такие громкогласые, как свиньи, но не хуже их хозяйку-то сдонжить-умучить хлопотами горазды.

И еще советец великого старца: «Если телёнок есть, то не жалеть на него молока. На продажу ли, на племя ли – окупится вдесятеро то молоко, что в первые недели давать. Если сначала заморить, после уже не справишь. Если на продажу выкармливать, то болтушку делать. Затереть гречневой муки (какая уж есть, у нас всякая шла – А. М.-С.) с водой, потом обдать кипятком. Да туда же два яйца сболтать (матушка вряд ли послушалась бы великого старца: по-крестьянски прижимиста была, однако!) и молоком долить. Тем и поить». И такой вот призор ещё как сказывался-то! Когда по весне, бывало, почти одного дня рождения теляток на волю выпустят, который на примерно таком вот рационе был, намного пригожее и резвее выглядел.     

Примета: «На Ефрема ветер – к сырому лету».                               

14 февраля – Трифон.

   У Даля: «На Трифона звездисто – поздняя весна». Дай-то Бог, чтоб на Трифона небушко ночью, как русская печь угольями блистала! Потому как, по словам нашего местного златоуста и сердцеведа дедушки Кузьмы М-скова, поздняя весна – это всё равно, что выгульно-взрослая дева на выданьи: ох, и добрая жёнка из неё выйдет – на все руки мастерица да умелица! А ранняя, что девчушка-соплюшка, у которой ещё одни игрушки на уме. А к тому же капризница: не знаешь, что ждать от неё…

   И ещё на этот день у Владимира свет-Иваныча: «На Трифона заговаривают мышей». Найдётся, который этак ехидненько-ехидненько пройдётся по нашим предкам: а они, мол, не пробовали травить их? Сыно-ок! Умница, ты разумница: не пробовали! Потому как не было тогда никаких ядохимикатов на Руси. Уж в чём, в чём, а в повсеместной да в повседневной глупости наших предков не попрекнёшь. Чего-чего, но здравомыслия им не занимать-стать было. Это и станут они (на трезвую голову-то!) никчёмным делом заниматься, свои кровные на пустое тратить – на заговоры?!

   Сам в детстве от бабани Груни, вдовы двоюродного деда по матери моей, слышал, как знатная ворожея аскульская мышей-то «заговаривала». Сама в амбар вошла, а нам говорит: смотрите, мол, в левую сторону. Пошептала-пошептала и кричит нам оттудова: «Бегут?» - «Бегут!» - «Гуськом?» - «Гуськом!» - «А сейчас, - говорит, - глядите, как врассыпную кинутся!». И впрямь: во все стороны кинулись, будто кипятком их стали обваривать.

   Вот кто пострадал, так пострадал от коллективизации, а особенно после ликвидации колхозов, так это мыши. Ну-ка: семьсот дворов, а по некоторым данным, и все девятьсот было в нашем селе Аскулы, и в каждом – подполье-подпол, подвал или кладовая, где в летнюю пору от пожара сберегались-спасались сундуки со скарбом, погреб, подворье с яслями, конюшней и курятником-курятней, где совместно с лошадьми и курами есть чем было и мышам поживиться. Ну а главное – это, конечно, амбары на самой околице села («Какая уважающая себя мышь не мечтает пожить, как не в амбаре?» - это я у какого-то классика вычитал). Аж семьсот (или все девятьсот?) амбаров. Это какое же раздолье-то! Точи зернышко по зёрнышку – знай себе, только не ленись. И, почитай, безбоязненно и безнаказанно. Ну и спровадит хозяин на ночку-другую туда свою кошку, так сказать, на вольные хлеба – толку-то! Мышь, по Павлову, существо безмысленное, оно, видите ли, животное, оно только рефлексами живёт, а поди ж ты: не хуже хозяина кое в чём микитит. Кошка только на порог амбара, а рефлексующие мышки мигом уже в соседний амбар эмигрировали.

   Да и при колхозах, чего Бога-то гневить, они не шибко голодовали. Далеко не везде хлебные склады неприступно-каменные были. Есть где было покормиться от стопудовых урожаев колхозно-совхозных.

   И вот какой облом для них вышел: подразогнал колхозы-совхозы-то ни тем будь помянутый президент Бориска Ельцин - уж точно не кормилец-батюшка. И скудная-скудная жизнь для них пошла на селе. Многим ли разживёшься у деревенской старушечки, хоть она в своё время и передовой труженицей славилась?

   Но как бы то ни было, обиход мышиной-мышачьей жизни не меняется. Начиная с весны и по начало осени, в сельских домах по ночам тишина. Но только начнёт холодать, и мышиное племя целыми ватагами, будто солдатики из летних лагерей, возвращается на «зимние квартиры». И начинаются круглосуточные шмоны или, если хотите, обыски-сыски, где что плохо лежит. А через какое-то время и приплод появится. Вот веселье-то начнётся! Молодые мышатки, они очень и очень игривые и по глупости и неопытности своей ну ничегошеньки не боятся. Резвятся-играются по всем ночам. Бывает, и днём играются. Но писк уже другой слышится, то мамаши голос свой подают, вразумляя неразумных дитяток своих: мол, не больно шибко хулиганьте-то, а не то кошку разбудите, которая вон на печке нежится.

   Да, амбары амбарами, а вот в домах мышам потачки не было, Почитай, в каждом доме кошка, а то и две. Но не кот! Кота редко кто держал – на манер трутня по большей части, выражаясь по-научному, «в репродукционных целях». Только вот ежегодно его, конечно, не порешали, как то делали с тунеядцами в ульях «по совершении ими своих функций».

   Это вот ныне одинокие горожанки души в них не чают. Для красы-басы и удовольствия ради этих байбаков держат. А мышей ловить они не горазды. Сам видел, как у бабани Дарьи мышиный молодняк, бывало, чуть ли не под самым носом резвился у сибаритствующего котяры-вельможи. Он, видите ли, только зайчатинку вкушать любил, а мышатиной, по-моему, даже брезговал. Дедяня Алексей Яковлевич, по осени «припутив» колхозных пчел в зимовьё на пасеке, в зимнее время без дела не сидел – охотничал в самаролукских лесах по лесническому билету. Волки и лисы в капканы довольно редко попадались, а вот зайцев из силков, почитай, каждый день в мешок складывать доводилось. Ну вон у древних иудеев за большой грех почиталось употреблять в пищу мясо с кровью. Нет слов, любитель я нынешней крольчатинки, без крови которая. Но вот и по прошествии чуть ли не семидесяти лет мнится мне: ничего вкуснее зайчатины, затомлённой в глиняном горшочке в печи на вольном духу, я так ничего и не едал. Не только мы с бабаней Дарьей, но и её любимец котяра пристрастился к такому ёдову. И вот на таком довольствии будучи, ещё и каких-то там мышей ловить?! Разве что для ради забавы! Этим неблагодарным делом занималась безвидная кощёнка, которая к тому же и о своём вельможном сожителе заботилась, постоянно вылизывая его. Глядя на всё это, дедяня поучал меня: вот-де, внучек, какую жену выбирай себе! Эх, записать бы мне тот благомысленный советец, да неграмотен я тогда ещё был…

    А это вот на загладку из научного издания:                                            

   «Коты мяукают, чтобы общаться с себе подобными? Ничего подобного! Свой язык они «разработали» специально для хозяев благодаря высокому уровню интеллекта и своей музыкальности. Мяукая, они дают понять, чего хотят в данный момент. Общаясь же между собой, коты захватывают частоты, которые человек не в состоянии просто услышать».

    Отсебятина: из уважения к хозяину у нашего знакомого пенсионера Геннадия Васильевича кот ел даже маринованный огурец из его рук.

   15 февраля - Сретенье. «Зима с весной встречаются». Сверстники мои, наверное, помнят: поутру на Сретенье закликали солнышко показаться «из-за гор-горы». И ведь показывалось! А посему, значит, первая встреча весны прошла благополучно. Ну а ежели нет - ожидаются строгие власьевские морозы (с 24 февраля).

   «На Сретенье кафтан с шубой встретился». Кафтан - лёгкая верхняя одёжка, весенне-осенняя. Повторюсь: ну и оптимисты были наши предки!

   Ну и так на Руси шутковали: «На Сретенье цыган шубу продаёт». Это, чтобы не продешевить, - коммерсант ещё тот! Однако впереди ещё месяц марток («Не снимай тёплых порток!»).

«Если на Сретенье установится оттепель - весна ранняя и тёплая. Ну а если холода завернут - весна холодная будет».

   И ещё одна примета: «Выпавший в этот день снег - к затяжной и дождливой весне».

«Если на Сретенье снег через дорогу несёт - весна поздняя и холодная».

«Солнце на лето, зима на мороз (поворотили)».

«Сретенские морозы. Сретенские оттепели». Вот уж воистину: «Старуха на двое сказала»!.

   «Какова погода на Сретенье, такова и весна будет».

   «В Сретенье метель дорогу переметает, корм подметает (к неурожаю)». Пронеси, Господи!

   «На Сретенье снежок – весной дожжок».

   «На Сретенье капель – урожай на пшеницу».

   Заиграемся, бывало, в пушистом снегу-то до позднего вечера, пока родители на крылечках не начнут ремнями да плетками демонстративно воздух сотрясать, созывая своих неразумных чад по домам. Возвратишься иной раз в избу (да какое там «иной раз», почитай, ежевечерне!), а «руки, как крюки». Пальцы от мороза скрючились (ну никак с пуговицами фуфаечки не совладать!), и униженно просишь: «Ма-ам, расстегни!..» - «Это надо, до чего набегался – фуфайка, как лубяная стала!» - с притворной строгостью выговаривает тебе матушка, безответному-безответному (чует кошка, чьё мясо съела!). «До зеленых, до сопель!» - резюмирует, тоже показно строго, отец. А ты бы, может, и возразил, да зуб на зуб у тебя не попадает, и язык, как у мертвецки пьяного, еле ворочается.

Разделся – и на печь. Господи, как с мороза-то хорошо тут! Вот уж воистину: «За печной трубой и климат другой»! Первым делом на горячих кирпичах ноги греешь, а особенно пятки, чтоб не заболеть. И чтоб назавтра опять можно было на пушистом снегу вволю, ну то бишь опять чуть ли не до посинения и «до зеленых, до сопель» позабавляться.

   Но вон оно как случается: "Придет счастье и с печи сгонит". Что верно, то верно! Бывало, на улице холодно-холодно, а на печке-то тепло-тепло. Но вот другари в окно стучатся: "Толян, выходи! Пойдем на Бобыльскую (гору) на лыжах кататься!" Ну ни зов ли это счастья-радости?!

    А возвращаешься домой и сразу опять же на печь.

Повторюсь для собственного утешения на старости лет: "За печной трубой и климат другой" - соседка бабушка Параня это оченно верно заметила.

   16 февраля – Симеон. Народный месяцеслов советует: «На Симеона расчиняй починки (чинят летнюю сбрую)». И опять найдётся, кто усомнится: а почему-де на Симеона-то? А потому, молодой человек! Вот у кого детство выпало на военные и первые послевоенные годы, те ещё могут представить себе, по рассказам бабушек своих, насколь многотрудна была крестьянская жизнь при царях-батюшках. Даже зимой и в не страдную, казалось бы, пору дел по хозяйству у селянина было не в проворот. И вот тут народный месяцеслов, как старшина роты перед новобранцами: «Та-ак! Нынче начинай сбрую починять!» - «Да мне надо бы в заволжские луга по сено ехать…» - «Отставить!» - «Да и в Самару бы смотаться надо, к Масленице кое-что прикупить…» - «Разговорчики в строю! Садись и починяй! А то закрутишься (тем более, что впереди Масленица!) – с неисправной сбруей в поле опозоришься! Всем селом над тобой, растютяем этаким, потешаться до самой осени будут!».

   А ещё у Даля на сей день вот что: «Привязывают к лошади кнут, рукавицы, онучи (от домового)». Ну это на тот случай, если на Ефрема Сирина ему, домовому-то, с кашкой на загнёточке не потрафили, вот он и стал взбрыкивать. А это грозит большой бедой: «всё во дворе и избе пойдёт на изворот, спорина (успех, удача, выгода, прибыль – А. М.-С.) пропадёт, скот худеет и чахнет, люди болезням поддаются». И каков выход из этого затруднительного положения? А вот каков: «В старину обращались к знахарю-ведуну, который до пения последних петухов резал во дворе кочета и, выпустив кровь на веник, обметал им все углы в доме и во дворе».

   Да простят меня наши предки за эти вот нелицеприятные словеса мои: ох, поди, и хохотали над такой «процедурой» собравшиеся, почитай, со всего села домовые, дворовые, шишиги и примкнувшие к ним по такому случаю огуменники, ну то бишь, по-научному выражаясь, СПМ (существа параллельного мира)!

      Искони, вот уже восьмое тысячелетие (самому древнему городу на земле, что находится в Халдее, археологи насчитали шесть тысяч лет; древнее его пока что не найдено: ну ни во дворцах же жили Адам и его ближайшие потомки?), - искони существа параллельного мира (демоны, бесы) во главе с сатаной-дьяволом изо дня в день (круглосуточно!) наблюдают за нами и постоянно находятся в общении с нами. И иного занятия у них нет! И судя по иным проделкам ихним, ох, как же скучно и тоскливо им бывает. То ли по недосмотру ихнего начальства (а контактёры знают: там у них, ого-го, какая иерархия-то!), но некоторые просто озоруют и мелко и глуповато издеваются над своими простодушными подопечными, Одному тольяттинцу, сам рассказывал об этом, его куратор поднебесный (а кто же ещё-то(!) присоветовал: «Иди к соседке – муж у неё в ермаковские леса на охоту с друзьями уехал!». А мужа-то ненароком животом прихватило, и он прямо с дороги домой возвратился (случайно ли прихватило-то?!). То-то, поди, потешался и сам куратор, и его коллеги-бесы, наблюдая «разбор полётов» в этой квартире!

   Ну а чего бы хотели от них? У них же это и работа, и хобби, если хотите. Без праздников и выходных, изо дня в день, из ночи в ночь! Заняться-то больше нечем! Представляю, как какой-нибудь чертовке завидно смотреть, как молодая самаролучанка с упоением трудится на своём огороде, как несёт своим деткам свежесорванные садовые и огородные плоды!

   Тысячелетней давности скука – это еще полбеды для демона. Главная их беда – зависть к людям, а отсюда и ненависть. С тех самых пор, наверно, как Господь Бог пресёк их контакты с земными женщинами, которые, согласно Библии, рожали от них великанов, «издревле славных и великих людей», - зависть, главным образом, к нашим земным (телесным) радостям, которых они, обладатели «тонкого тела», лишены. Вкус и сладость девичьего поцелуя, хруст свежего огурчика в молодых зубах, сладкая горечь или горькая сладость чарки водки, вкушаемой вечерком под яблонькой вместе со сватом или соседом, – всего этого они, увы, лишены.

   Только представьте себя на их месте: вместо того, чтобы, что называется, «вживую» общаться с женщиной, вам остаются на веки вечные порно- или эротические фильмы смотреть! Так и запить недолго! Но вот беда: водки-то там тоже нету. Даже палёнки! Отсюда и злоба, неукротимая злоба к людям. Все средства хороши, лишь бы только навредить человеку (По попущению Господню, конечно! Даже в этом большой воли-то им не дадено!).

     Пожалуй, самый страшный «огонь гнева своего» - это патологическая зависть, переходящая в ненависть. Вообще-то грех этот в той или иной степени многим свойственен. Даже апостолам Христа. Вспомните, как их заело, когда Саломия Зеведеиха - мать апостолов Иакова старшего и Иоанна просила Иисуса Христа, чтоб они первыми у Него были во Царствии Его (земном!).

   Ну как не позавидовать соседу: какая у него красивая жена? Как не позавидовать подружке, у которой такое прикольное платье? Ну позавидовали и позавидовали – эка незадача. Завтра ещё кому или чему-нибудь позавидуешь…

   А вот когда этот грех или грешок перерастает в порок – это страшно. Сколько пожаров в прежнее, доколхозное, время было на селе. Один год, бабаня расказывала, как раз перед колхозами в нашем селе их случилось аж шесть. «А, разбогател! Возгордился – вот тебе «красного петуха» подпущу!». Потом простодушно дивовалась: «Власть безбожная, а пожары с тех пор почти что перевелись!» Когда мироедов перед колхозами пораскулачили, некому на селе стало завидовать, особенно в войну и первые послевоенные годы, когда все чуть ли не поголовно стали голь перекатная. А если у кого-то каторжным трудом шикарная (на то время!) обновка появилась, ну, например, плюшевая жакеточка, наручные часы или радиоприёмник на батарейке, – из-за этого пожар устраивать?! А ныне пожары не случайные, не от чьей-то неосторожности и растяпости, а «целенаправленные» опять пошли. Вон в прошлом году в Сосновом Солонце аж три было. Один случай раскрыли: обомжившийся односельчанин у соседа не только дом спалил, но и на сожжение баньки усилий не пожалел. Что и говорить, социальное расслоение ведёт к росту зависти…

   На последней стадии этого пожирающего всю душу порока вы не услышите от несчастного ни одного доброго слова ни о ком и ни о чём. Всесожирающая ненависть к любому успеху, к любому доброму делу – ко всему миру и , в конечном счёте, к себе, такому, на его взгляд, невезучему и несчастному.

   Я думаю, каждому доводилось общаться с таким – бр-ры! И, думаю, вы подтвердите моё наблюдение: особо поражённые этим пороком как бы на глазах пожирают сами себя. Казалось бы, физически здоровые люди, а редко перешагивают за пенсионный рубеж, а в особо крайних случаях и пятидесяти не достигают. Такова вот это воистину дьявольская болезнь…

    Однако зависть двояка, как бы двуипостатна. Чёрная неодолимо гнобит, разрушает человека. А вот белая, она растит, развивает его, побуждает к состязательности. Ну и почему бы не позавидовать (только светло-светло!) уму, таланту, заслуженному успеху? Такая зависть, для пачей убедительности сошлюсь на известного московского публициста Анатолия Макарова, неунизительна, не агрессивна, не подла. Она духоподъёмна, поскольку не злобу к счастливому ближнему провоцирует, но не довольство самим собой, своею ленью, своей инертностью.

   Надо ли говорить, как истово исполнял селянин повеление народного Месяцеслова: «На Симеона расчиняй починки»? Недаром же поэтическое народное творчество нарекло коня крыльями человека. У простонародья о нём так: «Не пахарь, не столяр, не кузнец, не плотник, а первый на селе работник!» Он является воплощением молодецкой, здоровой удали: «Ходит конь конём». «Конь не выдаст - и смерть не возьмёт».

   О том, как относился наш предок к лошади, куда как красноречиво свидетельствует перечень мастей её, какого нет ни у одного домашнего животного (по количеству с ним не могут соперничать даже любовно-поэтические наименования наших лапушек и красных девиц и даже нынешний список марок автомобилей!). Вот он из Словаря моего любимого Владимира свет-Иваныча (Дай Бог Царствие Небесное этому доброхоту всея Руси!):

    Вороная – чёрная, каряя – чёрная с темнобурым отливом; караковая – вороная с подпалинами, подвласая - караковая, с большими подпалинами; рыжая – красноватая; бурая – вся изкрасна-коричневая, а навис (хвост и грива) потемнее; игреняя – рыжая, а навис белесоватый; гнедая – рыжая или бурая, но ноги и навис чёрные или тёмные; красногнедая – шерсть краснее; каурая – рыжая в прожелть, навис такой же или светлее, иногда темноватый ремень по хребту; саврасая – стан тот же, навис и (всегда) ремень чёрные; соловая – желтоватая, навис белесоватый; буланая – стан тот же, навис чёрный, и почти всегда ремень; изабеловая – буланая с красниною; сивая - вороная с проседью; мышастая или голубая - пепельного цвета; чалая – вообще сплошной мешаной шерсти, особенно белой и рыжей, также серая, сивая, с чёрным хвостом и гривою, или тёмная с белесоватым хвостом; мухортая – гнедая с подпалинами (желтизною на морде и в пахах); пегая в больших белых пятнах, лаптах (воронопегая, буропегая, гнедопегая, буланопегая), чубарая – вся в небольших угловатых пятнах».

   Маланья и Маланья – так вот мы простосердечно именовали нашу пословную трудолюбицу, которую отцу выделили, как леснику. Но прибывший к нам на побывку дедушка Лёса после ссылки в Казахстан в злостном тридцатом, узрев её (ну как есть красавицу!), восхитился: какая-де она у вас мухортая! Ну с тех пор мы её уже Мухортихой стали звать. Ну народ-то думал: по-семейному. Ибо уже тогда, перейдя на автотранспорт, и у селян потерялись знания мастей. А их ведь, повторюсь, на селе у крестьянских любимиц было более трёх десятков.

    Не знаю, с чего это рукою Владимира свет-Иванович в его Словарь попало это неказистое словечко «мухортик», а в Самарской Луке, по словам бабани Дарьи, так искони называли казистых-казистых - гнедых с жёлтыми подпалинами (как не залюбоваться таким?) жеребёночков, а потом и молодых жеребчиков, на которых не только молодые кобылки, а и кобылищи-матроны начинали заглядываться. Крестьянские дети хорошо это знали: корова в определённый момент столь похотлива – ей любой бык по нраву. Не то кобылица, далеко не каждого, рассказывали, она к себе подпускает. Тот крутится-крутится около неё, а она хвостом хлобысть его и на хозяина укорчиво взирает: мол, пошто привёл меня к такому замухрышке и растютяю, приласкать ему её невдомёк. Веди к мухортому Мухортику на двор к деду Якову Мухортову!

Приметы: ржёт конь – к добру; топает – к дороге; втягивает ноздрями воздух дорожный – дом чует; фыркает в пути – к доброй встрече (а то и к дождю). Споткнётся перед выездом со двора – лучше назад воротиться; распряжётся дорогой – быть беде неминучей. А вот хомут, снятый с потной лошади, - у знахарок это лечебное средство: надеть его на голову болящего лихорадкой – всю хворь, как рукой, сымет. Вода из не допитого лошадью ведра тоже облегчала разные болезни, если умыться ею со словом наговорным. Ну то бишь на бесовщину поддаться. Категорически не советую!

   Считалось, что конский череп страшит нечистую силу. Оттого-то нередко у «продвинутых» селян можно было видеть черепа лошадей, воткнутые на частокол около дома.

   На дворе последний месяц зимы – месяц   «Дотерпи до весны». Самый трудный в году и для зверья, и для птиц.

    А земля-матушка наша ныне, как спящая красавица: дремлет-отдыхает под пуховым одеялом. Жизнь в природе как бы замерла. В лесу тихо-тихо. Вон снежок с ветки посыпался - то непоседа синичка вспорхнула.

У всех насельников лесных запасы в «кладовых» и «амбарах» подошли к концу. Так что от жизни впроголодь все поотощали, сил поубавилось почти у всех поголовно.

   Птиц вьюга иной раз прямо на лету режет. Вот на что ворона - птица выносливая, а и она в пургу да буран гибнет. Самому в детстве видеть доводилось: в февральскую лютую стужу летит по улице (Что не сидится-то?! А видимо, сидючи-то ещё зябче, или нужда заставила), - летит и прямо на глазах шмякнулась на землю. Это ли не пример и повод для бабани моей (знал бы, не рассказал ей!) для дидактики-поучения? Вот-де будете в такую стужу на улице болтаться, тоже вон, как ворон, вас будем подбирать, в гробики складывать и на мазарки (кладбище) таскать. А у тебя, выслушивающего эту угрозительную сентенцию, «руки, как крюки», и просьбушка на стылых губёшках: бабаня, расстегни фуфаечку-то! И заставь тебя «Карл украл у Клары кораллы» единым духом вымолвить, как у мертвецки пьяного, получится: «ав уав у авы ававы».

18 февраля – Агафья. Народный месяцеслов в лице Владимира Иваныча предупреждает крестьянина: «На Агафию коровья смерть ходит». Надо ли говорить, сколь серьёзно относился селянин к этому предупреждению? Ведь корова (наряду с лошадью, конечно!) – главная кормилица.

    Случайно ли, что только им, корове и лошади давались имена? А у всех остальных всеобщие клички: у свиней – Хрюша или Хрячок, овцы у нас вот в Аскулах все поголовно Катьки были (неудивительно ли: эти якобы тупицы на «катьку»-то откликались только из хозяйских уст!). А вот матушка моя незабвенная Анна Никифоровна, знать, любила пооригинальничать-то (причем не нарочито, а скорее не осознано, исключительно из приязни), она их всех дочками величала-окликала. А ведь и в самом деле: самые послушные, самые преданные из всех домашних животных – они не дочки ли? Вон козочки тоже вроде бы такие же, но чуть что не по ней, она и на хозяйку готова рога в ход пусть, на что овечка по определению не способна. Ну недаром же ей прозвище дадено: коза-дереза!

   Вот пословицы и поговорки о бурёнушках:

«Корова на дворе – еда на столе».

«С маслицем да со сметанкой и бабушкин лапоть съешь».

   Но:

«У коровы молоко на языке». «Корова в тепле – молоко на столе» (Забыть ли, как бабаня каждую осень перед наступлением холодов ухичивала двор, затыкая и обмазывая стены его. Не поверите, во дворе становилось так темно – без фонаря хоть не заходи!).

«Корову палкой бить – молока не пить» (Что обидчивое, то обидчивое это милое животное: осерчает на хозяйку и целый литр молока не сдаст!). А к этому вот что ещё присовокуплю:

«Сметанку любить – коровку кормить»,

   И как же с ней, с «чёрной смертью» боролись? Ну кто поленивее, те опять же к знахарям обращались. А такие, как вот дед мой по матери Никифор Яковлевич Макеев, он, по словам бабани, вот каким указанием народным руководился: двор убирал-завешивал старыми лаптями, пропитанными дёгтем. Бывало, вспоминала она, весь двор дёгтем-то завоняет – не продохнуть. Ну чертям-то такой «пахер», как говорится, по фигу. А вот расплодившимся за истекшие полгода вирусам и другой погани – это было, поди, «не по ноздре»!

    Повторюсь: про всяческие бактерии в те времена слыхом не слыхивали, а вот, наверно, догадывались об их существовании (не иначе, как Микола Милостивый или Егорий зимний подсказывали!). Вот знакомишься с приметами и пословицами – этими жемчужинами народной мудрости и иной раз диву даёшься: оказывается, за сотни лет вперёд предвосхищали иной раз наши предки некоторые научные открытия и в медицине, и в агрономии, и в климатологии, и в других отраслях человеческого знания. Что смышлёные, то смышлёные были они у нас! Как не гордиться такими?!

       19 февраля – Вукола-телятник. За что сподобился этот духовный наперсник Иоанна Богослова, которого он поставил в епископы города Смирны, такой чести? А потому, что день памяти его на Руси пришелся на разгар коровьего отёла. Забыть ли эту «вукольскую страду», когда всё село переходило, как на военное положение. Всеми ночами поочерёдно дежурили во дворах в ожидании этого самого отёла. Да, сельские дворы в ту пору были ухичены, но температура-то в них была, как на улице, только что без ветра. И в такую холодрыгу из материнского чрева появляется на свет беззащитное-беззащитное существо. Оставь его на дворе хотя бы на полчаса – погибнет ведь малютка! И вот приносят его, бывало, в дом, жалобно-жалобно помекивающего. А за стеной слышно, как не менее жалобно мычит его маманя, особенно, если первотёлочка, у которой впервой такое изъятие любимого дИтятки.   Откуда ей знать, что её кровиночка теперь в теплоте и призоре до самой весны пребывать будет? И даже (о, неблагодарный!) и не вспомнит он про маманьку-то свою. И знать не будет, что молочко, которым его поить будут, - её! Но зато у него ну ни такой ли добрый патрон уже появился. Вон он как влюблённо зарится с печки на нового постояльца-то. Всё будет дозволено этому «патрону» в общении с подопечным (и «околопечным»), окромя того, чтоб палец давать ему пососать, чтоб «жёвой» он не вырос. Но не поставишь же сторожевой пост около «патрона»-то?! Ох, грехи-грехи наши детские!..

   А жёвой стать – для коровы нередко оказывалось гибельно. Вот навадится, бывало, она жевать, что под рыло попало. На моих глазах подыхала одна такая – тягостно-тягостно. Местный ветеринар тётя Дуся ничем помочь не могла: слишком далеко в живот ушла сжёванная ею тряпка. Помню её обречённые последние слова: «Решайте, а то подохнет!». Делать нечего – пришлось прирезать «тряпкоугодницу». Кормилицу среди лета!

   Тут вот что не забыть сказать: дружба между вами, если это тёлочка (бычок через полтора года под нож пойдет), продолжится на годы и годы, И, уже ставши «матроной», она будет тянуться к тебе. Возвращаясь повечеру из табуна, первым делом к тебе потянется в ожидании корочки хлебца, ласкового поглаживания по спине и чесания за ушами

   Рассказали случай. В нашей семье, говорит, есть любимая байка – про то, как дедушка (по профессии зоотехник) пытался при первом знакомстве с бабушкой завоевать её расположение комплиментом: мол, глаза у тебя, как у телёнка. На что бабушка страшно обиделась. И обижалась до тех пор, пока лично не убедилась, что глаза у телят вправду нереально красивые: томные, огромные и с длинными ресницами. После чего комплимент оценила по достоинству. Равно как и того, кто его сделал.

   Не знаю ничего краше коровьих глаз. Ну недаром же древние греки богиню красоты Афродиту волоокой величали!

   Во время отпуска в родном селе пошёл как-то повечеру «проветриться» за околицу – на Гуляй (это ещё при колхозах было). И забрёл к летнему коровнику, там за деревянной изгородью более сотни полуторниц томились. Стою, луплю зены на них, и они, почитай, все до одной на меня уставились. Умирать буду – не забуду это море разливанное красоты их взоров, в котором я купался. В большущих очах их было столько неги, ласки, покорности – неизбывной любви к человеку. Ни одно домашнее животное – ни лошадь, ни даже лопоухая овца не любит так человека, как корова, особенно в дни младости своей, будучи телёночком или уже   полуторницей (про телка этого не скажу: тому уже, с хозяином играючи, и пободаться ничего не стоит).

   Вот, к примеру, Жданка – бывшая любимица и баловница моя. Два года не видались (по окончании десятилетки по комсомольской путёвке работал на Урале), а она не забыла своего «благодетеля». Как увидала вечером после табуна, сразу ко мне засеменила, мордой тычется, руки лижет своим шершавым, как наждак, языком (видать, соскучилась!). А потом давай гладь её, молодой хозяин. И (какой недогадливый-то!): а гостинчик где? Ну-ка в избу бежать за хлебной корочкой. Именно – за корочкой! Мякиш она мигом ухмыстнёт – как не было его! А это жуёт и благодарно-благодарно на тебя взирает своими волоокими-то. Прожевала, а не отходит. Переглянулся с матушкой, та «оценила ситуацию» и смилостивилась: мол, беги ещё за корочкой-то, грех один с вами!

   А через несколько лет приехал с молодой женой, так она, Жданочка-баловница, её от меня     своим мягким мурлом отстранила, и на меня вопросительно уставилась: это-де что за фря такая? Так что жена даже изумилась: гляди-ка, она, что - ревнует?!

   20 февраля - Лука. «Пекли пирожки-сочни с луком» (Даль). И, я думаю, неспроста: конец зимы - авитаминоз! А лук, он от семи недуг.

   Что любили, то любили наши бабушки и прабабушки побаловать своих любимых муженьков пирожками-то (ну это если не в поучение от прадедушки Толи, то хотя бы в домёк или в намёк моим теперешним землячечкам прописал). Прямо из печи, прямо с поду – горячими-горичими: «Насыщайся, дорогой, только с бережью, а то ну-ка язычок сожжёшь, чем тогда меня уму-разуму учить будешь?! Ответить бы злоязычнице: мол, вожжой, да уж больно пирожки-то вкуснющте, на супротивное язык не поворачиватся.

   Да, что насмешницы, то насмешницы наши самаряночки-то. Это надо, что одна из них удумала:

У меня милёнок был,

Его звали Михаил.

Может, помните девчата:

Рот разинувши, ходил?

   Так уж прям и разинувши! Чуточку-чуточку приоткрымши, да и то, можно сказать, твоей пригожестью восхищаясь.

   Вот уж воистину чуть ли не подневольно мужчины останавливают свои не шибко праведные взоры на женских устах. К чему бы это? Мало кто из них штудировал сочинения по психологии, нутром чуяли, что форма и размер женских губ раскрывает сексуальную сущность женскую. Из солидного источника займусь-ка я «просвещением моих молодых земляков на этот счёт, тем более что свадебная пора на дворе.

   - С полными губами – любвеобильные, страстные, нежные, находят большое удовольствие в сексуальных утехах.

   - С пухленькими губками в виде бантика - горячо и ото всего сердца любят одного мужчину.

   - С узкими губами – раскрывающие своё сердце для любви только после длительной дружбы. Спутника жизни выбирают из круга близких друзей, а случайные знакомства не приемлют. Дон-Жуану тут не пройдёт!

   - С полной нижней губой и узкой нижней – нуждаются очень в сильном партнёре. Только такой способен вызвать у неё бурные чувства.

   А теперь возьмёмся за так называемый сильный пол.

   Мужчины с полным ртом и опущенными, как бы спадающими, уголками губ обладают сильной волей, на него трудно оказать влияние.

   Несоразмерно маленький рот «выдаёт» слабый характер – его обладатель озабочен борьбой за выживание.

   Чуть выпяченные большие губы – свидетельство успеха и довольства жизнью.

   Рот, одна сторона которого опущена, принадлежит упрямцу.

   Уголки рта приподняты вверх - человек, который хочет всем нравиться, но внутренне не уверен в себе и нуждается в поддержке и одобрении.

   Верхняя губа, явно выступающая над нижней, расскажет о нерешительности характера, выпяченная нижняя – об эгоистичности.

   21 февраля - Захарий-серповидец. Этому святому молились жнецы. Особенно жницы, потому как серпами, главным образом, молодые бабёнки да красны девицы в поле-то орудовали. А мужики, те снопы в суслоны составляли, а коли время позволяло - так и прямо в риги их свозили.

   В этот день доставали серпы и кропили их крещенской водой.

   Радиоприёмники в массовом порядке (я имею в виду так называемые динамики) на селе появились в конце пятидесятых прошлого века. Как же тогда без чуть ли не ежечасных прогнозов погоды обходились сельчане? Ну горожанину – ему ещё не больно шибко грезилось прогнозы-то знать. На работу или с работы – транспортом, в цеху, в мастерской или конторе – крыша над головой и в стенах мороз и ветер не страшны. А селянину как было жить и трудиться, не зная, какая погода будет наутро, к обеду или вечером, жить и планировать свой день, а то и ночь, мало того, что трудно, но и – рискованно. Сколько людей погибало в лютые морозы и многоснежные бураны на дорогах, в лесу или лугах.

   Это ныне живём мы, не особенно-то обращая внимание на окружающую природу. А в прежние времена наблюдали за ней, ого-го, как пристально, так как жили по приметам, знание которых давало возможность предугадать состояние погоды не только на сегодня и на завтра, но и характер предстоящего сезона, а то и всего года и в зависимости от этого планировать и строить свою хозяйственную и иную деятельность.

   Селянам издревле, чтобы справить нужду хоть малую, хоть большую в любую непогоду, хоть зимой, хоть летом, приходилось «ходить до ветру». И вот сидит, скажем, селянин на приволье, дивится, многогрешный, красоте Божьего мира и всё-всё примечает. А вернётся в избу и сообщит свои наблюдения, сопроводив их незамысловатыми комментариями:

   - Эка, звёзды-то как прыгают: знать, похолодает.

   Или:

   - Пока сидел, уши чуть не отморозил. А на небе ни облачка. Знать, завтра и послезавтра можно, не боясь, в луга по сено ехать: ни бурана, ни пурги не будет. А от мороза у меня вон тулуп какой, а Мухортика (гнедого с подпалинами по животу) попоной прикрою.

   - Ай-яй, луна-то в каких кругах красных – не иначе, как под утро мороз грянет. Телёнка-то, пожалуй, не в избу ли со двора принять?

   - А звёзд-то, звёзд-то повысыпало! Студёно, однако, завтра-то будет…

   - Смотрю, облака-то опять против ветра пошли – никак снова снегопад предвидится. Дай-то Бог! Это для озимых-то, как манна небесная, про которую наш батюшка всё толкует.

    От себя добавлю: а если при этом ещё и потеплело, то не только снегопад, а и метель жди. Не по ноздре это крестьянину-то. Надо бы в Самару съездить, а в метель не до базара. И то сказать, не выгонка: с урюком да курагой для поминального стола можно и погодить…

   А вот вышел он во двор и опять же во все глаза зрит:

   Ага, лошади стоя спят – к холоду, стало быть. А ежели разлеглись, жди тепла. И на копыта у них посмотрит: коли запотели – к оттепели.

   22 февраля – Никифоры-Панкраты.

   Вот на Симеона конскую сбрую починяли, на Агафьюшку коровушек от болестей оберегали, на Вуколушку теляточек принимали. Теперь лапотной проблемой приспело заняться. Тимофей-весновей на подходе! Пришёл весновей, тут уж будет не до лаптей. А их, ох, много в скором времени понадобится. Да и зимой-то крестьянину в лапоточках с тёплыми онучами весьма и весьма способно было. Только вот весной и летом (после мягкого снега-то!) они на ногах, как «огнём горят»! Валеночки-то, нет слов, дюже хороши, но в русском обиходе они не так уж и давно появились. А вот лапоточки – у русичей обувочка исконная (согласно «Этимологическому словарю» слово лапоть в русских письменных источника значится с Х века).

   Молодой хозяин с сыном во дворе или уже на гумне заняты, заблаговременно обустраивая его, а то летом не до этого будет. Хозяйка у печи чугунами орудует и скотинушку обихаживает. Свекровка овечью шёрстку или льняную кудель прядёт. Дочка-юница или уже девица рукодельничает. А вот свёкор лапти плетёт. Милое дело! Рука занемела – для «разгулки»-разгрузки молодку-сноху по мягкому месту шлёпнет: не засти, мол, белый свет или ещё какую причину придумает…

   « Никифор на дворе – к лапотной поре». Оно, конечно, Никифору (Победителю) - как бы братцу-близнецу Ники (Победительницы) вроде бы и не сподручно ходить на Руси в лапоточниках. Но куда денешься-то, ежели церковно-календарное памятование как раз пришлось на эту пору? На носу Масленица, а на Масленицу до лаптей ли будет?! А там уже к весне готовиться!

На святого, на Панкрата

Вся семья наша богата:

Наплёл дедушка Матвей

По три пары нам лаптей.

В них зимой не холодно,

А летом не жарко.

Мужику лаптёшечки –

Лучше нет подарка.

    Вам не доводилось пофорсить в лапоточках-то? А мне привелось. Дед Алексей, знатный пчеловод колхозный, а зимами ещё и профессиональный охотник, сплел в войну мне парочку. Одно загляденье! А легкие - семилетнему мальцу в них, как амурчику, летать хотелось. Но кайф недолго продолжался! До вечера – до прихода матушки моей с работы. Как взвидела она их, сразу же вырвала из мальчишеских ручонок и - за забор! Это сын бригадира ремонтниц стратегического значения шоссейной дороги Москва – Куйбышев и будет в лаптях шлёндать на виду у всего села?! Дожила, добрые люди скажут, пока муж на фронте - сынок его в лапти обутый бедствует! А ну как начальству с Сызранской дистанции, в Аскулы нагрянувшему, в таком виде попадётся?! Львица по гороскопу, матушка-то моя, не тем будь помянута, довольно тщеславна была.

   Вообще-то, как я за без малого восемьдесят лет убедился, не тщеславные-то, как правило, тюхи да матюхи.   Вот тщеславную жёнушку за супчик похвалил – на глазах млеет. Гостям праздничным столом потрафила – радостью светится. Первое место по бегу в районных соревнованиях занял, нос сам собой задирается. Почётную грамоту за работу на комбайне в летние каникулы получил, об этом «почему-то и откуда-то» вся школа знает. А не тщеславному всё по фигу, для него главное – здоровье. Так что я, упаси Бог, матушку-то за её тщеславие в данном случае отнюдь не осуждаю, так уж ради красного словца, чтоб потщеславиться, выразился.

    Ну да ведь и мы с бабаней-то не лыком шиты были! Достал я по её подсказу (на что только не пойдёшь ради любимого внучка?!) на утро их и – на улицу, на игрища! Вот уже семьдесят лет с той поры пролетело, а вспомнить, как завидовали моей обувочке «други игрищ и забав», зело приятственно. Обувочка в самом деле очень гигиеничная. Как солдатская шинель. В ней, как то пояснял солдатик жалостливой старушечке, зимой не холодно, потому как она суконная. А летом не жарко: она же без подкладки!

   Смех смехом, а кампания-то лаптезаготовочная для дедов серьёзная предстояла! Это ведь зимой вечером покучился внучек: «Деденька, лапоточки прохудились!» - с вечёрок пришёл, а на стеночке новёхонькие висят! Расстарался дедуленька для любимого внучка. «Как это ты так быстро-то?» - показно изумится внучок. А дед этак самодовольно-самодовольно (даже ус молодецки поправит!) усмехнётся: мол, есть ещё порох в пороховницах! О, как я, четырежды дед (а теперь ещё и прадед!) России, понимаю его!

   Ну это зимой так-то. А в страду этим заниматься некогда будет. А лапоточки, они же лыковые – на ноге у труженика в летнюю пору, «как огнём горят». Намного быстрее летом-то изнашиваются: земля, особенно каменистая – это тебе не снежок, по которому лапти-то иной раз, как лыжи скользят. Это я из серьёзного источника узнал: за время страды селянин до двадцати пар лаптей изнашивал. Представляете, каков объём работ предстояло дедам к началу весны выполнить на большую семью?!

   Только, не дай Бог, снохе-солдатке такое вот в голову взбредёт:

Эх, лапти мои,

Чёрные оборки!

Хочу, дома заночую,

Хочу у Егорки!

   Дома, дома, сношенька! Свёкор на всякий случай под вечер твои с оборочками-то в сундук спрятал!

    Валенки только зимой, а лапти-то на селе всегда в ходу были. Ну а вот яловые или хромовые сапоги у крестьянина, увы, - это только на свадьбу да в церковь. Над стариками подшучивали: они, мол, до церкви- то босиком, а обуваются на паперти. Потому-де и носят сапоги-то по тридцать лет без сносу, а внук надел их без спроса поплясать на гулянку и за один вечер разбил.

   Я вот своим сверстникам и сверстницам риторический вопросец задам: у вас у кого-нибудь дедушка или бабушка ревматизмом болели? То-то и оно! У знатока русского языка Владимира Даля в его Словаре к каждому иноземному слову по два или более русских синонимов, а к слову «ревматизм» - только медицинское определение. Так что словечко это, видать, к нам из-за бугра прикочевало вместе с резиновой обувкой.

   23 февраля – Прохор. Ничем этот преподобный инок Печерский на селе не прославился, только вот этой многообещающей поговоркой: «До Прохора старуха охала: «Ох, студно как!»; пришли Прохор да Влас – «Никак, скоро весна у нас?».

   А вот для служивых на эту дату после Дня Победы - самый большой праздник:   День Советской и Российской Армии приходится.   Если в народный месяцеслов вошли христианские и языческие праздники, то почему бы в современный месяцеслов не включить такие знатные даты, как 9 мая, 23 февраля и 8 марта?

   Вот встретишься с совершенно незнакомым человеком и даже словом с ним не обмолвишься, а по какому-то неуловимому для других жесту и хотя бы по одному словечку, по реплике определяешь: служивый. А стало быть, свой, собрат! И сразу же у вас общий разговор затевается: где служил, в каких (войсках). И сразу же вы проникаетесь друг к другу взаимным доверием. И, конечно же, самые верные друзья-приятели у тебя, с кем служил. Многих-многих ты позабыл, но не их, армейских друзей!

    По окончании средней школы по комсомольской путевке работал вместе с бывшими зеками на строительстве шахты в городе Кизел ныне Пермского края, а в самой шахте —   с бывшими полицаями, бендеровцами и власовцами (подальше от границы на восток их ссылали). Казалось бы, чем не экзотика? Ан, нет! Самые яркие воспоминания у меня остались о годах армейской службы. Более полувека прошло с того времени, а милые моему сердцу лица армейских друзей-побратимов как живые всплывают перед глазами. И чем ближе к последнему рубежу, тем чаще предстают они...

    Вот перебирая старые бумаги, нашёл, наконец-то, на десятилетия затерявшийся в родном дому по возвращении из Армии адрес своего лучшего армейского дружка Александра Суппеса, который частенько-частенько вспоминался все эти годы. И не взыграйся-ка ли стариковское ретивое (а жив ли мой старый друг, а не творить ли мне о нём ежеутреннее поминание?) – направил письмо в сибирское село Хортицы на имя главы администрации с просьбой сообщить, что известно ему о давнем жителе этого села. И вот получаю письмо от его старшего сына Владимира, который сообщает:

«Глава администрации с. Хортицы передала Ваше письмо нашей семье - старшему сыну Александра Викторовича - Владимиру. У Вашего друга судьба сложилась хорошо – у него большая семья: три сына и три дочери, тринадцать внуков, а теперь вот появился и правнук (здесь – в России). По приходе из Армии отец закончил курсы трактористов и восемь лет работал на «Кировце». Работал так, что мы, дети, его и не видели. Утром уходил рано – мы ещё спали, а возвращался так поздно, что мы уже спали. А потом долгое время возглавлял тракторную бригаду и был главным механиком. Но в девяностые совхоз развалился, работать стало негде, и он по примеру односельчан отправился на историческую родину (их семью немцев Поволжья всем селом выслали в Сибирь, где они и ублагоустроились). Ну обо всём он подробнее Вам сам напишет. Мы срочно отправили ему Ваш адрес. Думаю, теперь вы не потеряете связь. Это очень здорово, что есть на свете что-то неоспоримо ценное, а именно – армейская дружба. То было советское время…»

   Теперь мы со старым другом постоянно держим связь – перепиской, и по телефону, а теперь намереваемся и по скайпу общаться. Ну а лично встретимся разве что только на том свете. О, сколько нам порассказать и поуслышать друг о друге придётся (дай Бог – доведётся)! Опять же, а сколько встреч там нам предстоит с нашими сослуживцами! Как говорится, в доску (ежели есть ТАМ такие!) разобьёмся, а с капитаном Абдулиным, командиром роты обязательно встретимся! Вот уж воистину строг был, но справедлив наш комроты! И когда в телефонном разговоре с Сашей вспомнили, как мы, сержанты роты провожали его из нашей части на покой, то невольно всхлипнули (а ведь не какие-то там хлюпики – людьми по два года командовали!). Да, изредка он улыбался, конечно (но изредка-изредка!), когда отмечал наши служебные успехи, а на этот раз (нам обоим одновременно это вспомнилось!) с какой вот уж воистину по-отечески доброй улыбкой он глядел на нас за прощальным (с разрешения командира базы, конечно!) столом. Забыть ли такое? Как не только ценил по службе, но и любил нас по-человечески, скрывая это за своей суровостью. Это я потом уже неоднократно убеждался: постоянно приветливо улыбающиеся начальники, они, как потом выясняется, не того-с…

   Что ж, традиция не теряется: как для наших отцов ничего не было дороже фронтовых друзей (Забыть ли, как они по-братски задушевно общались в нашем доме, когда приезжали из Самары? А матушка-то, а матушка-то моя так и светилась вся от радости, сотворяя гостеприимный стол!), так и для нас (это я по рассказам своих знакомых доподлинно знаю!) армейская дружба превыше всего!   

    А забыть ли наши праздничные застолья февральско-армейские на гражданке - с простой выпивкой и немудрящей закуской? Что-что, а пошутить на армейские темы мы горазды были, вспоминая забавные случаи из нашей армейской жизни. И тут уж дамам не след было послушать нас, потому как шутки эти, ого-го, как солёны были. И то сказать: казарма, она и есть казарма – это тебе не класс благородных девиц. И казарменная жизнь, она глубоко засела в наши душеньки. И даже над отцами-командирами подшучивали. Но юмор юмору рознь!

   Прошло уже много лет, а это омерзительное воспоминание по сю пору занозит моё сердце. Один чернявенький хохмач на экране телевизора, картинно ёрничая, гнусно вопрошает другого такого же: «А ты мог бы убить командира?» - «Чем, барабаном что ли?» - с гаденько-глумливой ухмылкой разводит тот короткопалыми ручками.

   В связи с этим мне хочется процитировать абзац из статьи капитана первого ранга Александра Боркова, опубликованной в своё время в «Российской газете»:

   «Горько об этом говорить, но приходится: усердствует в унижении офицеров часть нашей творческой интеллигенции, особенно прорвавшаяся к телеэкрану, на страницы газет и журналов. Я думаю, вряд ли бы их посчитали своими коллегами и патриотами Отечества поручик М. Лермонтов и майор А. Фет, генерал-лейтенант Д. Давыдов и поручик Л. Толстой, майор А. Толстой и поручик Ф. Достоевский, полковники Ф. Глинка и Бестужев-Марлинский, генерал-майор Ц. Кюи и гвардейский прапорщик М. Мусоргский, генерал-майор Н. Ярошенко и лейб-гвардии штабс-капитан П. Федотов, прапорщик В. Верещагин, лейтенант Флота В. Даль и другие русские офицеры, менее известные, но не менее честные и благородные, истинные патриоты Отечества».

   Сын простой работницы Родион Малиновский 16-летним сбежал на фронт, и уже через полгода, будущий маршал Советского Союза, был награждён Георгиевским крестом 4-й степени.

   Храбро сражались кавалеры всех четырёх степеней Георгиевского креста будущие маршал Семён Будённый, генералы Иван Тюленев, Кузьма Трубников. А Василий Чапаев за храбрость был награждён Георгиевскими крестами 4-й, 3-й и 2-й степени. Будущие маршалы Советского Союза Георгий Жуков и Константин Рокоссовский - 3-й и 4-й степени.

   «В первые дни Первой мировой войны на фронт добровольно ушли Николай Гумилёв, Александр (Саша) Чёрный, Виктор Вересаев. Фронтовыми корреспондентами стали Михаил Пришвин, Валерий Брюсов.

   А вот как с этим обстоит дело ныне. Материал из газеты «Аргументы и факты»:

   «Подавляющее большинство депутатов никакого отношения к армии не имеет, даже среди имеющих звание офицера запаса мало кто служил в армии. Пару лет назад, когда парламентариев призывали на военные сборы, нас там оказалось не более 30. В том числе, кстати сказать, Анна Аршинова, которой министр обороны в виде исключения присвоил звание лейтенанта. С учётом ещё пары десятков человек, ранее служивших на высоких должностях в силовых структурах, из 450 депутатов наберётся не больше 50, знакомых с военной службой. А на месте других я бы действительно воздержался от каких-то оценок нашей армии и тем более от советов руководству страны по поводу развития Вооружённых сил и военной стратегии РФ» - Дмитрий Горовцов, зампред Комитета ГД по безопасности».

   С праздником вас, служивые! Для нас ведь Россия – Родина, а не «эта страна» и Российская Армия – не «эта армия», а кровно родная.

Вот слова из русской народной песни умирающего на поле боя русского воина:

Ах, не жаль-то мне роду-племени,

Не жаль-то мне молодой жены,

Мне жаль-то малых детушек,

Остались детушки малёшеньки,

Малёшеньки детушки, глупёшеньки,

Натерпятся голоду и холоду.

   А это из другой песни:

Умирал мой друг, приказывал:

«Вы братцы мои, товарищи,

Может, Бог велит вам домой прийти –

Поклонитесь вы моему батюшке,

Сударыне родной матушке;

Милой жене слово молвите,

Чтоб вымыла мою рубашечку

Не на речке, не в колодезе,

А вымыла горючей своей слезой;

Чтоб высушила мою рубашечку

Не на ветре, не на солнышке.

А высушила на белой своей груди.

   Любовь к Родине – она есть в душе, или её нет. И если её нет с первых лет жизни, то никакими педагогиками её не привьёшь. И, опять же, если нет её, это вскрывается в каких-то проговорках, в интонациях, в не произвольных поступках.

Вот они, красноречивые проговорки. Вот некто распинается в своей любви к России, в своей «русскости» и даже русопятом пытается выглядеть. Но разволновался, разволновался и обязательно проговорится: «в этой стране» или «эта страна» (это всё равно, что на старости лет у тебя на машинке вместо «в» непроизвольно иной раз «ф» выскакивает, а ведь далеконько на клавиатуре-то эти буковки друг от дружки отстоят!). Ну никогда, даже будучи вдребезги пьяным, так не скажет русский, татарин, мордвин, чуваш и другой исконный насельник России-матушки. Ведь, если есть «эта страна», то значит, подразумеваются и другие по «принципу»: «Где дупе (ж…е) тепло, там и родина»?

   Или: благородно негодует о недостатках в России, и обязательно вырвется у него про дураков и дороги. Ну а чего же бы вы хотели от «этой страны»?! Страны дураков! Ну и, конечно же, про патриотизм – «утешение и забаву подлецов».

        Вот Евгения Ивановна, героиня одноимённой повести Леонида Леонова, провинциальная девушка с гимназическим образованием, попав в ходе Гражданской на Запад, казалось бы, неплохо устроилась там: аж за англицкого лорда замуж вышла (это ли не мечта столичных барышень, даже княжон и графинь?). Но, поди ж ты, в цвете лет истлела там. От меланхолии, как Чацкий? Нет, от ностальгии, как и немало других исконно патриотичных наших соотечественников-эмигрантов (Ну недаром же её, ностальгию-то там русской болезнью называют). В отличие - от Герцена, Плеханова, Бердяева и того же Бунина, «истых европейцев». Для них это была вторая родина, они и до этого уже были полу: французами, англичанами и немцами.

   Кто мы, русичи для того же Бунина, судя по его злобной книжонке «Окаянные дни», этом скулёже разобиженного революцией барина? Не только Весь, Чудь и Мурома, но и остальные славяне были, по его убеждению, не того-с. Вот как о древних русичах у потомка варяжских кровей: «Колтунный край древлян…». Ну это про тех, кто жадюгу Игоря (Ингвара) и его варяжскую дружину перебил.    Увы, увы, не умели вести себя славяне-древляне. А чего с них взять,                                             с колтунных? Колтун – это болезнь кожи, при которой волосы на голове или конская грива спутываются и склеиваются в плотную массу. Ну как есть простонародно-варварская болезнь. Это вам не аристократические перхоть, подагра, геморрой и другие благородные заболевания.

   Вот более, чем семидесятилетней давности ответ нынешним либералам-космополитам погибшего на фронте в начале Отечественной поэта Павла Когана:

И пусть я покажусь им узким

И их всесветность оскорблю,

Я патриот. Я воздух русский,

Я землю русскую люблю.

   А вот пример из жизни великого русского полководца, прославившегося своим Брусиловским прорывом.

   Осенью семнадцатого во время революционных беспорядков в Москве доме, где жил отстранённый от должности полный генерал Брусилов, взорвалась граната. В тот момент в доме было полтора десятка человек и четыре собаки – не зацепило никого. «Одного меня осколок изувечил, - размышлял Брусилов впоследствии, - будто именно меня нужно было выбить из строя. Я фаталист и много думал об этом впоследствии. Случайности я не допускаю в данном случае. Да и вообще, что такое случайность? А ведь не будь я ранен, я, вероятно, уехал бы на Юг, к Алексееву. И всё приняло бы другой оборот в моей жизни. Хорошо ли, дурно ли, но я в этом не повинен».

«Позднее я говорил всем, - пояснял свою точку зрения Брусилов, - что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это не стоило… Ведь такую великую и тяжёлую революцию, какую Россия должна была пережит ь, не каждый народ переживает. Это тяжко, конечно, но иначе я поступить не мог, хотя бы это стоило жизни. Скитаться же за границей в роли эмигранта не считал и не считаю для себя возможным и достойным».

   В братоубийственной Гражданской войне Брусилов участия не принимал, отчасти даже демонстративно сохранял нейтралитет. А вот когда на Россию в двадцатом напала Польша, науськанная бывшими нашими союзниками в Первой мировой войне, он «нейтралитетничать» не смог и стал сотрудничать с новой властью, как и по его почину и содействию более четырнадцати тысяч офицеров и генералов, участников Первой мировой. Причём число генералов в этой оборонительной войне исчислялось сотнями, что, по подсчётам Брусилова, составляло четверть, а то и треть всего генералитета царской России.

    И ныне боевой дух как у народа, так и у нашей Армии не иссяк!

   Подвиг российского спецназовца Александра Прохоренко, попавшего под сирийской Пальмирой в окружение боевиков-исламистов и вызвавшего огонь авиации на себя, неожиданно стал главной темой в западных СМИ. «Храни тебя Бог, русский солдат! Салютуем тебе». Он настоящий герой! Конечно, не такой, которые бегут из своих стран в Евросоюз. «Человек с честью и убеждениями, чего многим из нас, жителей Запада, не хватает», - пишут восхищённые насельники Запада и США на форумах популярных изданий. Однако многие иностранные обыватели и недоумевают: как вообще такое возможно – вызвать огонь на себя? Другие утверждают, что русские так уже поступали во Вторую мировую войну. «Это невозможно, - спорят оппоненты, тогда не было ни мобильных телефонов, ни управляемых боеприпасов». «У меня для вас есть небольшой сюрприз, - просвещает спорщиков ещё один участник дискуссии. - Оказывается, в русском языке фраза «Вызываю огонь на себя» является идиомой». Ну как, например, «Москва за нами» - добавлю я от себя.   

    Вот что по этому поводу пишет известный современный философ Дмитрий Галковский: «А русские всегда вызывали в Европе чувство ненависти и презрения, в лучшем случае – испуга… Она всегда вела себя по-хамски по отношению к восточному соседу, но некая последняя грань приличия была нарушена где-то в начале Х1Х века. Русские войска разгромили Наполеона и спасли европейские народы от кровавого диктатора. Однако европейцы между собой договорились, что Наполеона победили они. Пруссия, наголову разбитая французами, обложенная контрибуцией и превращённая в вассальное государство, вынужденная поставлять в армию сюзерена войска, - Пруссия заявила: мы, немцы победили Наполеона, а русские «казаки» (то есть для немецкого уха «казахи») во время кампании 1813 – 1814 гг. пили водку и хулиганили, мешая вести правильные военные действия и компроментируя немецких солдат перед местным населением. Александр 1 на Венском конгрессе выступил за идею вечного мира между европейскими народами, отказался от русской доли контрибуции со стороны побеждённой Франции. Тогда же Россия заявила о необходимости восстановления польского государства. Потом, при Николае 1, русские войска спасли от распада Австрию, что для нашей политики было исключительно невыгодно, но зато отвечало идее «европейского порядка». Как же ответила Европа? «Россия – это азиатская деспотия, страна рабов и монголов, которая МЕШАЕТ европейскому прогрессу».

    А в старину фронтовая дружба вот даже к каким последствиям приводила – обогащала русскую литературу вон даже какими талантами.

   Сидит, потом сказывали, полковник в отставке Афанасий Иванович Бунин с наведавшимся к нему, будучи на побывке, фронтовым дружком «за чашкой чая». И ни посетуй-ка ли он военному побратиму на свои горести: осточертели ему, видите ли, дворовые девки, холопки то бишь (ну это такие, как бабуленька и мамуленька Катюши Масловой). Рты у них, у его девок ну как есть луком да редькой провоняли, а то ещё на ночь-то возьмут да и гороху напо…, прости великодушно: накушаются – в спальной-то хоть рамы выставляй. Привёз бы, говорит, ты мне с фронта-то молоденькую-молоденькую турчаночку. Сказывают, ну ни такие ли резвенькие они!

    Что не сделаешь для фронтового дружка? Выполнил он его просьбу-то. Да ещё и в удвоенном размере! Старшенькая-то что-то не прижилась «на русских хлебах». А вот младшенькая Сальха (впоследствии во святом крещении Елизавета Дементьевна Турчинова) ну ни такой ли тороватенькой оказалась: сыночка отставному офицеру принесла! Чёрненького-чёрненького!

    В советское время такое строго-настрого партийцам возбранялось. За такой «проступок» тогда выговора получали, да не простые, а строгие, да ещё и «с занесением». А при царях-батюшках попы похлеще парторгов действовали. Мало того, что стопоклонную епитимию наложат, так ещё и дитятко усыновить не дадут! Разреши только усыновлять барских детей от холопок, так всё дворянство холопским отродьем станет.

Вот и пришлось Афанасию Иванычу сыночка Васеньку на соседа - обедневшего белорусского дворянина Андрея Григорьевича Жуковского записывать. Умирая, Афанасий Иванович завещал супруге своей: Васеньку за родного сыночка почитай. Что Мария Григорьевна, говорят, и делала. Так что в отцовском имении и в северной столице он с родной маманькой безбедно существовал. Бывало, кофейку поутряни чашечку выкушает, по Невскому прогуляется, созерцанием тамошних красоток воодушевляясь, и за письменный стол садится очередную балладушку строчить.

   24 февраля – Власий. С того времени, как после Крещения на Русь в её церковный календарь один за другим, а потом и целыми взводами (сорок мучеников севастийских, например) внедрялись забугорные (главным образом – византийские святые), священномученик Власий заменил нам исконно славянского бога Велеса (Волоса), второго по значимости после Перуна – божества, олицетворявшего хозяйскую мудрость.

   Священномученик Власий, заменивший нам Велеса, считается на Руси покровителем домашнего скота и, в первую очередь, коров. В некоторых местах коров, быков и телят прозывали «Власьевым родом». Нет, какие же всё-таки смышлёные были предки наши! Они не только у татар позаимствовали технологию катания валенок, но еще и наименование на весь европейский мир им дали – русские валенки. Они и на такого страстного борца с язычеством, как епископ Севастийский Власий, умудрились возложить обязанности языческого бога Велеса! «У Власия борода в масле» - эта поговорка вам о чём говорит? Правильно! Это воспоминание о жертвах богу Велесу маслом. Исследовательница Анна Некрылова пишет: «В Х1Х веке был широко распространён обычай приносить в церковь на день Власия свежее коровье масло и ставить его в новой посуде под икону святого. Это масло в Вологодской, Новгородской и других губерниях так и называлось – волосным, власьевским». Вы думаете, этим освящённым маслицем-то заболевшим коровкам вымя мазали, а телёночкам лобики? Увы… Исследовательница далее сообщает: «Оно поступало в пользу церкви и причта».                                                               

   В день памяти Власия, готовясь к весеннему выпасу скота, пригоняли к церкви коров, окропляли их святой водой. Служили молебны, призывая милость этого святого на домашнюю скотину. «Святой Власий, дай счастья на гладких тёлушек, на толстых бычков, чтобы со двора шли – играли, а с поля шли – скакали!».

   Так и видится мне эта радостная картина: «скачущие», ну то бишь мотающие головами в такт резвым ногам, возвращающиеся с выгона коровы. Вся Нижняя улица нашего села Аскулы повечеру заполнена была ревущим-мычащим коровьим стадом. «Чего это они ревут-то, будто их на бойню гонят?» - «От радости! Мол, встречайте нас, мы по своему двору соскучились!» - с доброй улыбкой ответила малолетнему недотёпе бабушка Таня Любимова, наша начетница знатная, тоже встречавшая свою корову из табуна.

   Вот степенно-важно шествуют коровы-матроны. Но – в семье не без урода! Как среди женщин наряду со степенными домашними хозяйками встречаются «дикие», так и среди коров диковато-дикие колобродки. Бывало, все уже на нашей улице подоят своих кормилиц-бурёнушек, молоко процедят и в погреб на лёд или в колодец в бидоне в леденющую воду спустят, а соседка тётя Поля свою «аникину корову» всё по селу ищет…

   Вот пишу, и самому даже не верится, что такие стада (коровье – голов в сто пятьдесят, а то и все двести, и овечье – чуть ли не тысяча!) в нашем селе пребывали. А ныне вон даже в так называемом перспективном Сосновом Солонце коровки повывелись. А ещё чуть более двадцати лет тому назад только в колхозе три огромных стада было, четвертое – телушек-полуторниц и пятое – теляток!

   А между тем места для животноводства в Самарской Луке наиблагодатнейшие. Своих пастбищ на суглинках немало (на суглинках-то трава даже в засуху чуть не по пояс!). А к тому же самаролукцам приволжским ещё барами Орловыми и Долгорукими были выделены для покоса заливные луга за Волгой, начиная с Липягов и чуть ли не до Екатериновки. Так было и при колхозах. Если раньше наши деды сено через замёрзшую Волгу возами возили, то колхозники – тракторами.

   С Власия начинались «скотские торги» - базары. В моём родном селе Аскулы, которое до революции на всех картах и во всех документах именовалось Богородским и до начала двадцатого века было центром Богородской волости (тогда в эту волость входила, почитай, вся Самарская Лука), - эти торги ежегодно проводились во время весенней ярмарки на Базарной площади. Особенность «скотских торгов», по словам бабани, была такова: коров, овец и коз старались продать иносельным, чтоб потом это бедное животное не мозолило глаза и не тревожило сердце своими наведываниями к родному двору. Продал, скажем, в Большую Рязань или в Бахилово – и из сердца вон. Купил сосново-солонецкую овечку, она уже на другой день «своя» будет. Куда деваться-то ей?

   «Пришёл Власьев день, пришли и власьевские морозы».

   «Власьевские морозы последние, завершающие зиму».

Наши предки об эту пору ожидали «семь крутых утренников: три до Власия, один на Власия, три после Власия». Ежели этой весной что не так будет, то прадедушка Толя не виноват. Спрос с Владимира свет-Ивановича – дай Бог Царствие Небесное этому знатоку русского народного обихода! (А то цитировать-то мы мастера, а помянуть автора не все горазды…).

Ну и напоследок: «Власий сшибает рог зиме». С чем и поздравляю дорогих моих земляков самаролукцев и жителей всея Самарской губернии!

      28 февраля – Онисим-овчар.

     У Даля в его Месяцеслове про сей день так сказано: «На Онисима овчары окликают звёзды, чтоб овцы хорошо ягнились». Почему это апостол от 70-ти Онисим удостоился такой чести? Видимо, в древности у наших предков язычников был такой божок, в честь которого они «окликали звёзды». Конечно же, это был языческий обряд, который у наших предков христиан и сохранялся. Знать, шибко хотелось, чтоб овечки-то напряжённо и продуктивно тужились, производя ягняток-то! Почему бы в таком разе и подзабытому языческому божку не покучиться и по мере возможности астрологией не подзаняться?..

   Что взять с наших не шибко грамотных предков-полуязычников? А вот современные забугорные данные.   Более четверти немцев считают, что их судьба зависит от расположения звезд на небе, в США более десяти миллионов прибегают к услугам астрологов. Общество, раздираемое глубокими социальными противоречиями и лишённое надежд на будущее, – вот основа предрассудков и суеверий. Но не только это. Увы, не мало среди нас тех, кто, казалось бы, вельми и вельми благоразумные, уж очень иной раз доверчивы, когда дело касается их здоровья, судьбы, своего будущего.

   Вот уже третий десяток лет, как по России катится волна «гороскопизма». По этим самым гороскопам доморощенные мудрецы всё-всё предсказывают, даже, сказывают, такое: будет ли в старости гемороем и запорами страдать.

Встречался я с ними, с местными астрологами-то: весьма и весьма басливы эти знатоки будущего. Искони, издавна. И находчивые. Вот уж воистину не лыком шиты. Один из забугорных астрологов не угодил королю Людовику Х1, и тот решил расправиться с ним. Но перед этим захотелось ему поиграть с ним в кошки-мышки.

   - Ты очень хорошо предсказываешь судьбу других людей, - сказал он перед тем, как подать знак палачу. – Скажи мне, сколько осталось тебе жить самому?

   Почувствовав неладное (не лыком шит оказался тот предсказатель-прохиндей), ответил:

   - Ваше величество, звёзды показали мне, что я должен умереть за три дня до вашей смерти.

     Надо ли говорить, как после этого суеверный король заботился о здоровье прохиндея-астролога, как о себе самом?

   29 февраля – Касьян. У Даля к Касьяну такие вот эпитеты: завистливый, злопамятный, недоброжелательный, немилостивый, скупой.

   А вот какие в народном месяцеслове пословицы и поговорки про него:

«Касьян на скот глянет – скот валится; на дерево – дерево сохнет».

«Зинул Касьян на крестьян: на что ни глянет, всё вянет».

«Касьян на народ – у народа недород; Касьян на траву – трава сохнет; Касьян на скот – скот дохнет».

   Что и говорить, это давно нашими предками замечено: високосный год тяжёлый – и на людей, и на скотину.

      Так уж получилось, что чьим-то старанием преподобный Кассиан Римлянин угодил памятоваться раз в четыре года (не иначе, как тоже заменил нам какого-то злюку языческого божка). На такое восприятие его повлиял «лишний» день в високосном году. Как вам такая вот «шутка»: «И так мало хлебушка в закромах, а тут ещё на проклятого Касьяна и лишний день в году!»? А как, говорят, школяры и бурсаки недолюбливали это святого, удлинявшего им учебный год на целый день!

   Как сообщает один знаток народного быта, Касьян у восточных славян – не просто злопамятный, немилостивый святой, ему даже приписывают демоническую природу. Существуют легенды о том, что в младенчестве Касьян был украден дьяволом, что он является стражником адских сил и способен, подобно гоголевскому Вию, одним взглядом испепелить всё вокруг.

   «В некоторых местах, как, например, в Саранском уезде Пензенской губернии (в соседях, однако!), он даже не считается святым и не признаётся Русским, - пишет известный этнограф С. В. Максимов, упоминавшийся в предыдущем обзоре автор книги «Нечистая, неведомая и крестная сила», - а самое имя слывёт, как позорное».

   Хоть и крепки ещё в этом месяце морозы, но уж не те, что были посредине зимы. Да и снег уже не тот: в январе, в начале февраля, как сахарный песок, блестел, а это сереть стал и ноздреватеть. А с крыш уже сосульки спускаются, а с них среди солнечного дня капель начинается. Этакие первые ноты весеннего гимна, этакие точки-тире, точки-тире: это вам не январь, это середина февраля, скоро-скоро оживёт земля!

   И небо уже не бело-голубое (Глянешь, бывало, в эту голубень-голубель и невольно плечами подёрнешь от мысленного озноба) – теперь оно синеет день ото дня и становится, по определению древних греков, цвета бедра замерзающей нимфы. Вот-вот густо-синим будет.

   А под окном уже (Господи, какая милая птаха, а к тому же что ни на есть патриотка!) вызванивает синица – весело-весело, задорно-задорно! Вот уж воистину «не нужен ей берег турецкий и Африка ей не нужна»! Слава Богу, почитай, перезимовала-перестрадала вкупе с нами. Так же и воробушки. Ещё недавно он канючил: чуть жи-ив, чуть жи-ив! А скоро-скоро разбахвалится: «Семь жён прокормлю, семь жён прокормлю!».

   Усидишь ли тут? Руки сами собой тянутся накрошить им хлебушка. Ну да они и сами не промах! Воробьи, те поскромнее, а синичка (знает, что красотка!) не постесняется и в окно клювом побарабанить: ты чего-де, старый хрен, с крошками-то мешкаешь (приучил, так не подводи!). А ещё хвалился: пенсию, мол, получил и целый вещмешок продуктов из волостного магазина припёр…

   А по ночам уже начинаются кошачьи концерты (и не понять, кто кого вызывает на любовное ристалище-то - коты или всё-таки кошки?). Ну и драки, конечно. Но только между котами (кошки не в пример девицам между собой из-за кавалеров не дерутся). А у тех схватки-то не похлеще ли, чем у сохатых. Ну трубадуры, ну серенадные воздыхатели-кавалеры, ну дуэлянты и забияки – нет уже у прадедушки Толи мочи и прыти палками, палками вас, полуночников, разогнать.

   В лесу пока что по-зимнему тихо. Но, нет: тук-тук – не ахти какая замысловатая, но тоже как бы песенка. Веселая, однако. Господи, а у теперешних фанерщиков-шарманщиков замысловатее что ли?!

   А скоро-скоро начнётся глухариный ток. Вот уж то воистину таинственно-страстная весенне-лесная музыка-то будет!