На пороге июнь – конец пролетья, начало лета. Второй месяц весенне-летне-осенней страды. Вот как в народе об этом месяце:

   «Проводит июнь на работу, отобьёт от песен охоту». Ой ли – это у самаролукской и общесамарской молодёжи-то?!

    «В июнь-разноцвет дня свободного нет».

Совет труженику из солидного издания. Большой объём работы планируйте с 10 до 12 часов и с 15 до 18 часов, когда проявляется максимум трудоспособности.

   Немецкие специалисты из института Макса Планка доказали, что, помимо основного ночного сна,, человеку необходимы ещё три короткие передышки – в 9, 13 и 17 часов. При этом достаточно подремать всего 10 – 15 минут, хотя бы опустив голову на руки, чтобы вновь вернулись бодрость и свежесть.

Ну и на всякий случай этот вот советец, потому как зубной юоли никакие трудовые графики не указ. На приём к дантисту лучше идти после обеда, так как в это время повышается порог болевой чувствительности, обезболивание становится более эффективным.

     «В июне есть нечего, да жить весело: цветы цветут, соловьи поют». «Июньские зори хлеба зорят, скорее дозревать велят».    Месяц сочной-сочной травки. А цветов, цветов-то сколько! Издали глядеть - будто персидскими коврами окрестности-то устланы. Тут тебе и голубые колокольчики, и белые ромашки, и красные полевые гвоздики, и трёхцветные весёлые анютины глазки.

       По данным Росстата, например, в прошлом году на личных сотках граждан было выращено почти 90 процентов картошки от общего объёма производства, около 80 процентов овощей и 85.7 процента плодов и ягод.

- Садоводы – это казачье сословие, только казаки охраняли границы, а мы обеспечиваем продовольственную безопасность! – заявил садовод краснодарского края Валерий Гладчук.

- Мы видим, что творится в пятницу, в выходные, как люди ждут праздника труда на своих участках, - обратил внимание коллег депутат Василий Захарьящев.

Американцы говорят: «Если у вас есть огород, качество вашего питания не уступает королевскому».

   Часы (с боем!) у нас в Аскулах да и в окрестных сёлах только у батюшки были. Ходики (и то только в отдельных домах!) только перед войной появились. Как же обходились «обезвременные» селяне?

Вот задолго до рассвета раздались трели. Это проснулся соловей - закатная головушка. Значит, пошёл второй час ночи. Почти одновременно с соловьём пробуждаются кукушка и юркая синица. Потом запоёт крапивник, а к 4 часам разом запоют зяблик и овсянка. Чуть позже встрепенётся хлопотливый скворушка. Одновременно с ним просыпается трясогузка.

   В городе же в половине пятого просыпаются и громко, на всю округу каркают вороны. Один только лежебока-воробей любит поспать до шести и вместе с прадедушкой Толей начинает около двора шевелиться..                                  

   Вот разогнёт-распрямит свою натруженную спинушку, смахнет капли пота со своего загорелого личика моя дорогая землячечка, оглянется мельком окрест: красотища-то, красотища какая вокруг! Ну неспроста же побывавший в наших местах средневековый иноземец назвал Самарскую Луку Русской Швейцарией. Только вот недосуг любоваться нам ею! Так что всё велелепие самаролукское по большей-то части для пришлых да для издали приезжих, ну то бишь туристов. В этой связи мне вспомнился такой эпизод, тоже из средневековой жизни. Ходит по швейцарским горам какой-то Людовик, король французский и восторгается видами этой горной страны: «Какая красота, какая красота!». Слыша эти хвалебные слова, сопровождающий его монах каждый раз что-то бурчит себе под нос. Наконец, король не выдерживает, оборачивается и спрашивает у него: чего, мол, ты бубнишь-то? А тот отвечает: «Для проходящих». Так вот и наша самаролукская красота: в основном – для приходящих-проходящих… Увы, увы нам! И не только русичам, но и тем же швейцарцам. И им, говорят, тоже некогда особенно-то наслаждаться роскошными видами своей благословенной родины – тоже горбатиться приходится.

    Ни о каких метеостанциях в старину и речи не могло идти и с прогнозами погоды по «ящику» селян ежевечерне тоже не знакомили. А посему нашим предкам – звероловам, пастухам, а впоследствии и пахарям-сеятелям приходилось полагаться на свою наблюдательность и сообразительность. И надо сказать, наблюдения за природой наших дедов-прадедов отличались особой живостью и закреплялись «метким живописующим словом».

   Приметы этого месяца:

«Если в июне ночи тёплые – к изобилию плодов».

«Туман утром стелется по воде – будет солнечная погода».

«Во время восхода солнца стоит духота – к ненастью».

«Утром трава пахнет сильнее обычного – к дождю».

«Если пчёлы роем гудят на цветущей рябине – завтра будет ясный день».

«Воробьи веселы, подвижны, драчливы – к хорошей погоде».

«Стадо к вечеру разревелось – будет дождливо». Ох, и не любили эту примету аскульские добры молодцы и красны девицы. «Что разревелись-то, кнута на вас нет!» - усовещали они ревущих коров, из табуна домой возвращающихся. Знать, не шибко гожилось им под дождём в хлеву томиться. А молодёжи каково?! Ну, скажем, танцам в клубе дождь не помеха, а потом-то чем заниматься? Подзадрав тогда довольно длинные подолы, домой бежать? А ну как Ванька-то с какой-нибудь, не боящейся дождя «снюхается»?

«Если вокруг муравейника много муравьёв – к хорошей погоде». Диву даёшься: какие у них маленькие головки, а как соображают-то! Вот у кого поучиться бы нашим метеорологам. А также у трав и птичек.

   Ну и напоследок вот эта невесёлая приметочка: «Знойный июнь – на рыбалку плюнь». Как говорится, «нон комментри»: не рыбак-с… Но грибник, а посему вот эта приметочка мне, как подарочек: «Сильные росы - к плодородию, а частые туманы обещают урожай грибов».

   Погодоведы начало лета относят ко времени, когда среднесуточная температура воздуха устойчиво держится выше десяти градусов.

    Вот как рекомендуют селянину и дачнику располагать летнее время. Утро – до 8 часов (к этому времени кровь из носу, а утреннюю поливку завершай!). День – от 8 часов до 16 (прополка и другие «нехитрые бабьи работы» - о, как не любят некоторые мои домашние это времён предков наших выражение!). Вечер – после 16 часов и дотемна (Ну то бишь до той поры, как стрелки молодого чеснока с пыреем начнёшь путать, если, конечно, к этому времени рученьки не отвалились, а ноженьки не подкосились от трудов праведных; ну или пока сердобольная соседка чаёвничать не позовёт одинокого страдальца!). И то сказать: «Летний день год кормит»! Вон по телевизору обещают: пенсии в скором будущем такие будут, что деньги лопатами грести придётся. Ну да ведь, как это говорится: на Бога (а такожде на начальство!) надейся, а сам не плошай… А блаженный Августин так наставляет: «Когда молишься – надейся на Бога, когда работаешь – надейся на себя».

   Нет слов, отраден месяц май. Да и название у него знатное – от имени римской богини весны Майи. Одной из многочисленных сожительниц тамошнего верховного бога Юпитера. Не шибко праведен, по христианским понятиям, был древнеримский громовержец-то в отличие от нашего славянского бога солнца и грома Перуна, у которого была только одна жёнушка. Но зато какая: Лада! Богиня любви и брака.

   А вот июнь – это месяц уже исполняющихся надежд («Надежды юношей питают, отраду старцам подают!»). И уже в начале месяца хотя бы частично сбывающихся надежд-то! Вон уже и редисочка на столе появилась, и зелёный лучок. Как они прельстительны с чёрным хлебушком вприкуску да с холодным кваском прямо из погреба в запивку.    Да ежели ещё сосед или сваток вечерком после трудов праведных припожалует, а хозяйка «сознательность проявит» и из укромного местечка бутылочку горькой изымет и на стол прямо под раскидистой яблонькой её торовато выставит. Что там какой-то библейский Эдем – вот где райские кущи-то, вот где сладостные речи-то польются!

   Нет, не впустую маялись в мае селяне и дачники. Был бы в этом воистину маетном месяце световой день резиновый, на сутки бы растянули; было бы у них, как у индийского бога Шивы, по шесть рук, всем бы работёнка нашлась. И уже видится-предвидится им такая преутешительная для их сердец картина, как их внуки и внучки сосредоточенно-сосредоточенно изыскивают маленькие ещё пока огурчики (пупырчатые-пупырчатые!), хрумкают зелёным горошком в стручках…

   Жизнь в общем-то мирная.   Вот только на семейном фронте «бои местного значения» по поводу того, кто, не разумшись, в квартиру или избу вошёл, кто за собой свет не выключает и т.д. и т. п. А с окружающей средой, можно сказать, мирное сосуществование. Хотя без конфликтов не обходится дело. Ну, к примеру, сорняки. Вот экстремисты,так экстремисты, вот кому апартеид так и хочется устраивать!

      В шестидесятые годы прошлого столетия в партийно-советских кругах (келейно, конечно) судачили о таком случае. Во время поездки в Голландию «дорогой Никита Сергеевич» подивился чистоте полей у одного фермера. Тогда хозяин поля предложил нашему тогдашнему вождю: мол, найдёшь хоть один сорняк – плачу миллион гульденов. Хрущёв загорелся от такого заманчивого предложения (увы, и члены Политбюро не святые были). И остроглазо заметив в поле василёк, помчался туда. Хвать, а он в горшочке!

   Вот выйдешь иной раз по утряни на огород да как возьмёшься, как возьмёшься заместо физзарядки-то сорняки мотыжить. И надо же, хоть и давно уже, как «завязал», тем более, что утром «ни в одном глазу», а так и слышится гневный ропот аборигенов, ну то бишь сорняков «родимых». Вот-де опять старый хрен на нас ополчился. Понасадил в огороде и в саду всякой забугорщины : картошку, помидоры, арбузы, тыкву, огурцы – их и холит-нежит. Поназавезённых-то! А нас - местных, исконных уроженцев и насельников огородных чуть что, и под корень, как что, то и мотыгой! И прозвище-то какое срамное нам дали: сорняки, видите ли! Вот возьмём, к примеру, хрен или паслён, с этими насельниками исконными,   как с братьями, уживаемся. И с теми же ежевикой или клубникой и земляникой полевыми мы как есть шабры шабрами. А он вон малину да садовую клубнику рассадил. Так нам, местным жителям, к ним и не подступись. Сразу хозяин или хозяйка (а та похлеще его искоренительница-то будет!) головы с нас срывают.

   И усовестили ведь «ирода окаянного»! То ли якобы в боку у него кольнуло, то ли ещё какой недуг дал о себе знать – закинул он тяпочку свою на плечо и домой попёрся…

    А в заключение такой вот любый моему сельчанскому сердечку диалог:

     -Как хорошо сохранился-то! – хвалят пенсионера-дачника. А тот делится опытом:

   - Секрет простой: потею много, - и, видя недоумение на лице похваляющего, мол, как это понимать, - поясняет:

   - Работаю много. Как говорится, в поте лица своего!

   Да, работ в саду и на огороде после майской посевной страды не шибко поубавилось (трава-то, трава-то как прёт, хоть Куликовскую битву ей устраивай!). Но и о здоровье своём и близких твоих не след забывать: уже приспевает тебе в «зелёную аптеку» наведываться. Не поленись – сшастай в ближний колочек и понасобирай-ка молодых листочков берёзовых да и почечек заодно уж. Копотно это – почки-то собирать, но уж больно пользительны они об эту пору – и старым, и малым. Да не обойди своим вниманием и боярышничек, что на окрайке того же колка процветает. Самая пора в этом месяце цветочки его обрывать. Тоже для мужика копотное это дело – тебе легче бы полмашины дров порасколоть, чем с этими цветочками возиться. Ну да ведь благоверную в лес-то об эту пору палкой не прогонишь – будет она тебе цветочки собирать: у неё в огороде дел, фигурально выражаясь, если уж не по горло, то по самые локти. Но зато, когда повечеру чуть ли не до упаду сериалов насмотрится да, не дай Бог, за сердечко то ли от усердия, то ли от переживаний схватится,- ты с пузырёчком настоечки боярышниковой как тут и был. Примет она несколько капелек – и баиньки под твоё скорбное увещеваньице, как, мол, ты, дорогуленька, у ящика-то напрягаешься. Добрая шуточка, она иной раз не получше ли капелек на организьм воздействует!

   Помню, одна знакомая горожанка, с которой мы собирали грибы в урочище Дубрава и шли по луговине, горестно-горестно посетовала: «А мы ведь с вами сейчас, считай, по аптечным полкам идём и ценнейшие лекарства сапожищами топчем (это она, глядя на меня, так выразилась!). Вот смотрите: и начала, и начала цветы один за другим и травки одну за другой перебирать, разъясняя их пользительность (целебность). Сейчас бы, говорит, сюда китайцев или западноевропейцев – сердечки бы у них от жадности захолонуло.

    Так что по её почину я становлюсь на место провизора народной аптеки и (не только от себя, а и из знахарского «Словаря») начинаю торовато и заманчиво расхваливать вот эти чуть ли не чудотворные народные лекарственные средства, испробованные нашими предками в течение веков, а то и тысячелетий (А куда деваться-то им было: аптекари-то обслуживали только фараонов, императоров да царей-батюшек?).

   Ну вот хотя бы так называемые анютины глазки (по научному выражаясь, фиалка трёхцветная). Сам цветок, конечно, бесполезен, в лечебных целях используют только его надземную часть. Траву фиалки срезают ножом в период цветения и затем высушивают. Она содержит множество полезнейших веществ и витаминов, обладает противовоспалительным и антисептическим воздействием. Настой и порошок её хорош при заболеваниях верхних дыхательных путей, ревматизме, артритах, заболеваниях женских половых органов, кровотечениях, неврозах. А в качестве примочек – при диатезе и экземе, дерматите и многих других кожных заболеваниях. А для пенсионеров, которых по ночам одолевают горестные думы, она и от бессонницы хороша! Это вам не забугорные «усыпители», а своя – природная убаюкивальщина, нежная, как маманька в детские годы твои.

   А вот это растение числится, как иссоп лекарственный, а у нас он просто называется: зверобой. Эксперт по лекарственным растениям Антонина Серебрякова предупреждает: «В лечебных целях используются побеги, цветы и корни, но – не семена!».

   Растение включает в себя огромное число витаминов, среди которых: А, С, В, Е, РР, К и Д. Если перечислить все заболевания, говорит эксперт, можно создать большой медицинский справочник. Он облегчает усваивание пищи, улучшает работу желудочно-кишечного тракта, ускоряет обмен веществ и заживление ран, борется с грибковыми инфекциями, помогает против потливости, используется при похудении. На заметку астеникам: повышает кровяное давление. Он даже пользует от похмелья. Попробуйте при случае, когда капустного рассола под руками нет…

   Черемша. Набрал это слово на ноутбуке – и у прадедушки Толи слюнки потекли при воспоминании об этом самом первом весеннем полевом лакомстве детворы. Но она, оказывается, как недавно узнал, не только сладость мальчишеская, а и пища лечебная и общеукрепляющая (не с неё ли мы так резво по сельским улицам скакали?!). Она употребляется при заболеваниях желудочно-кишечного тракта, сахарном диабете, атеросклерозе, ишемической болезни сердца, при тяжёлой физической работе, утомлении. Дюже полезна при авитаминозе. Вот почему, не считаясь с расстояниями, мы так рьяно собирали её, за зиму-то шибко обезвитаминенные! Человеческий организм, он иной раз не «по грамотнее» ли терапевта с академическим образованием?

    А это вот я своих земляков с полезными растениями ознакомлю из «Словаря русского знахаря» (знахаря-растениеведа, а не какого-то там колдуна и ведуна!).

   Возьмите тетрадочку и выпишите, в первую очередь, рецепты знахарских чаёв из этой стародавней книги (повторюсь: знахарками здесь названы хорошо знающие своё дело травницы):

   Листья для лесного, травяного чая сушат, разложив ровным слоем под навесом или в хорошо проветриваемом помещении. Когда подсохнут, их режут и слегка поджаривают в духовке (раньше-то в печи или не каменке). Собирают листья в тёплые и ясные дни, сушат и хранят каждый сорт отдельно. Смешивают их только при заварке. Обычно в равных пропорциях смешивают листья яблони и земляники, яблони и вишни, клубники и малины, клубники и земляники, кипрея и вишни, кипрея и яблони. Приятный запах придадут чаю чёрная смородина, мята, душица, донник, тысячелистник. Лепестки роз, жасмина, шиповника делают запах сладковатым – ну это на любителя.

   Заваривают (не кипятят!) из расчёта: чайная ложка сухих листьев на стакан кипятка.

   Листья малины собирают всё лето, вереск – в июле – августе, когда он цветёт. Брусничные и черничные листья – в мае – июне, ежевичные – в июне – июле, кипрейные – в июле –августе, яблоневые и вишнёвые – в августе – сентябре.

   Малиновые листья и ягоды заваривают при простуде и гриппе, они хорошо понижают температуру. Ну это, когда она шибко высокая, а вообще-то высокая температура – главное средство борьбы организма с болезнью. На печь-то бабушки почему нас при простуде-то чуть ли не ухватом гнали?

   Чай на смородиновых листьях помогает при авитаминозе и малокровии. Отвар листьев ежевики полезен при гриппе и ангине, снимает нервное напряжение. Липовый цвет заваривают при простудах, при головной боли, клевер луговой – при слабости, общих недомоганиях, душицу – при бессоннице. Крепкий сон даёт и отвар из ромашки. Для снятия усталости полезен вот такой вот «комплексный» чай из смеси листьев смородины, малины, земляники и чабреца, взятые в равных количествах. Хорош и напиток из плодов боярышника, шиповника, рябины черноплодной. Ныне для приготовления этих тонизирующих чаёв гоже использовать термос, в нём этот напиток можно держать в течение дня.

   В большом почёте у наших смекалистых предков была сон-трава (прострел). Это доброе успокаивающее и снотворное средство. А к тому же помогает при зубной боли, ревматизме, заболевании ушей, коклюшем, бронхитом.

Хмель. Им лечат холецистит и другие воспаления - жёлчного пузыря, печени, мочевого пузыря, нефрит. Отвар хмеля используется при бессоннице. «Голову ломит – спи на хмельной подушке» - советуют знахари. Наволочку заполнять шишечками с лиан. Давно замечено: дух хмеля имеет снотворное действие.

   Собирают шишки в конце лета, сушат в тени.

   Нет слов, собирать   лекарственные травы – дело приятное, хоть и хлопотное. А вот с хранением у пожилых людей казусы случается. Вот интернетовский рассказ внучки: «Разбирали с бабушкой запасы в кухонном шкафчике. Дошли до тканевых мешочков со всякими сушёными травами… В одном из них обнаружили пояснительную записку: «Не знаю что». Открыли следующий мешочек, а в нём ещё записка: «Тоже не знаю что».

   Многоопытные травники, не надеясь на свою память (или на случай смерти своей) для потомков «метят» лекарственные травы и ягоды (даже дату сбора ставят).  

Вот есть растения, как красные девицы, на которых волей-неволей все пялятся, ну, как например, тот же ландыш или подснежник. А вот мокрица (не насекомое!) ну как есть незаметное по ранней весне растеньице. Это растение (раннее-раннее!) потрясающе укрепляет мышцу сердца, особенно у пожилых людей!!! Самаролукские и общесамарские старцы, обратили внимание, что прадедушка Толя в конце последнего предложения поставил аж три восклицательных знака?!

   А к тому же особенно об эту голодно-витаминную и не шибко щедрую на зелень пору она зело вкусна в салате. А особенно – в пирогах и сочнях. Как у нас в Аскулах в таких случаях говаривали: «Ум отъешь!». Некоторые считают, вкуснее, чем с капустой даже.

   Ну вот не шибко казистое растеньице полынь. Да ещё, как то мы с детства знаем, горькая (всё-то мы своими блудливыми языками в детстве испробовали!).

   Это вон нынче: приболел - симени в аптеку, выкладывай пятисотенную, а то и всю тысячу – и, знай себе, излечивайся (а они, выданные тебе таблеточки или микстурки, случается, самый что ни на есть мелок, чем-нибудь горькеньким приправленный). А в старину жар в теле или мочевой пузырь, клещами бы его вырвать, покоя не даёт, – так снаряди внучку на улицу, нарви-ка, мол, мне полынки. В таком разе лучше нету её! Или расшумелся на детей и внуков – супруга тебе на помощь поспешает: употреби-ка, мол, ты полынной настоечки. Успокоишься, и ну ни такой ли покой на тебя снизойдёт.

   А это вот я уже цитирую:

   «Полынь горькая снимает все ушибы, синяки, опухоли. Лечит алкоголизм, тромбофлибит, паралич, инсульт, боли в области малого таза. Полынь обыкновенная (чернобыльник) лечит эпилепсию, нервные и женские заболевания, туберкулёз лёгких, рак желудка, саркому, а у мужчин и импотенцию». Вот уж воистину:

Пожую-ка я полынки

Иль настоечки напьюсь,

Потаясь глазастой жинки,

Проверять овин попрусь.

   Вот одному моему хорошему-хорошему знакомому из туристической поездки во Вьетнам внучек привёз какое-то уж больно чудодейственное лекарство растительное - какое? (Буду я ещё всякой дребеденью стариковскую память засорять!). Дедушка сердечно-сердечно поблагодарил внучка за доброту и заботу. Но от подарка наотрез отказался (подари-ка, мол, своим московским друзьям-товарищам, они на всяческие новинки, особенно забугорные дюже падкие). Потому как давно-давно уяснил: все растения, необходимые для излечения человека, растут в его родном регионе. А в российских лесах и полях произрастает до 30 тысяч растений. Вот уж воистину: на каждую хворинку есть своя травинка!

   Падки мы, русичи, на забугорное-то. Ну, например, на тот же жень-шень, который ото всех болезней и даже якобы жизнь продлевает. И мало кто знает, что у русского народа был свой традиционный напиток, который у нас любили и употребляли на протяжении многих столетий – цикорий.

   Почему же это растение так ценилось у нас? Нет, мы не первооткрыватели цикория. О нём упоминается ещё в древнеегипетском папирусе (около 1536 г. до н.э.). Описание лекарственных свойств его обнаружено также в старейших арабских прописях и в трудах античных учёных.

   Где только не побывали наши с вами предки в древности. И в гвардии фараона служили, и в Троянской войне участвовали. Ну а потому как, опять же, издревле охочи были на «новое и передовое», то и завезли цикорий и на Русь-матушку ещё задолго-задолго до Крещения. А в Европу этот напиток попал только в Средние века. Я думаю, кое-кого удивлю, сообщив, что в 1800 году крестьянин Ярославской губернии Золотахин начал выращивать цикорий, что называется, в промышленных масштабах и поставлять его за бугор. С тех пор до Первой мировой войны за границу каждый год экспортировалось 400 пудов этого растения. А для продажи его в самой России заготавливалось в разы больше. Ну это для горожан, конечно, а сколько потребляли его сами селяне – тут статистика бессильна.

   Как же к цикорию относится современная наука – как к лекарственному растению или как к просто приятному напитку (это очень скромно сказано: «просто приятному напитку» - вельми и вельми приятному-то!)? Исследования доказали, что в состав цикория входит целый комплекс полезных веществ: витамин С, витамины группы В, макро- и микроэлементы, пектин, каротин и другие.

   Но главное - это одно из немногих растений, которое содержит уникальное по своим свойствам вещество инулин – полисахарид, который влияет на важнейшие процессы организма. Он снижает уровень сахара в крови и улучшает обмен веществ, что актуально для людей, страдающих от ожирения. Ну и, конечно же, способность инулина приводить в норму уровень сахара помогает и диабетчикам.

    Инулин снижает уровень холестерина и, что ещё более важно, триглицеридов, повышенный уровень которых в крови провоцирует старение сердечно-сосудистой системы. Уникальность его в том, что он усваивается не в желудке, а в кишечнике, благодаря чему нормализует микрофлору его – кишечника. Проходя через всю пищеварительную систему, он работает, как губка, выводя из организма тяжёлые металлы и часть токсичных веществ.

   Всё это я взял из солидного московского издания. А добавка к этому такая. Продающийся в аптеках и магазинах цикорий в виде порошка и гранул, изготавливается при температуре от 180 до 220 градусов, при этом часть полезных веществ, конечно же, разрушается. А посему советец молодым селянам и сельским дачникам от прадедушки Толи: а вы заготавливайте его, как то наши предки делали. Связали в пучочки и в сенцах или чулане на верёвочке или на гвоздиках и поразвесили. Ну а это совет не обязательный – прадедушка заваривает его не в кипятке, а просто в горячей-горячей водичке. Так даже вкуснее у него получается, ну и, наверно, всяческие полезные вещества поменьше разрушаются. Сами-то вы вон приберегаете себя: в баньке-то ну ни при ста же градусах паритесь…      

   Вот прадедушка Толя всё расхваливал лекарственные растения. А теперь считаю своим долгом просветить своих земляков о противопоказаниях применения некоторых из них (по присказке: «Мы пьём в меру» – сказал Джавахарнал Неру, - «А мы пьём досыта», – похвастался Хрущёв Никита; жизнь показывает: лучше поступать умеренно).

   А мало ли других лекарств-снадобий «провизором» - благодеющей нам природой-матушкой бескорыстно и изобильно, как на аптечной полке, прямо на показ выставлено. Тут тебе и листочки лесной земляники (именно лесной земляники-то, а то вон, сказывали, у одной молодой дачницы с садовой-то все губоньки пораспухли; хотя кое у кого подозрение падало на не шибко благочестивые деяния её соседа по даче, который около неё всё ошивался…). Признаться, мне диковатой показалась просьба одной моей знакомой нарвать ей таких листочков-то. Не знаю уж, может, с чего другого, попользовав себя наваром или настоем их (Надо при случае поинтересоваться у неё), она уже дня через два аж приплясывать стала!

    Не проходите мимо майского ландыша (у него не только листочки – цветочки ещё ярее), пустырничка пятилапастого, чистотела, полыни да и той же крапивы. Только одно предостереженьице от прадедушки Толи (повторюсь для блага земляков): сердечникам след по осмотрительнее с ней быть, сворачиваемость крови зело повышает! А цветочные корзиночки ромашки душистой? А корни дягиля и лопуха – выкапывай их, пока твердеть не начали,

   Вот никто нам, сельской детворе не «рекламировал» эти сладостные корешки. Какие вкуснющие они были, как обольстительно хрустели они в молодых зубах! Обольстительно-то – для тогдашних «соплячек»: и они по нашему примеру обольщённо похрустывали их. Ягоды ещё когда пойдут, а это было первое наше лакомство ранней весны. Потом уже за дикую редьку принимались. Дягильные корешки свою пору знают, к концу месяца они жёсткнуть начинают. Вот ведь как оно получалось-то. Почём зря поглощая корни дягиля и стебли дикой редьки, мы, оказывается, не мамоны тешили, а молодые организмы свои пользовали да укрепляли. Так что ходовое сельское выраженьице «почём зря» прадедушка Толя здесь явно не уместно употребил.

   Если хотите иметь кипенно-белые зубы, свежее дыхание, чтоб любимому человеку от твоих уст

отрываться не хотелось, и избавиться от пародонтоза, следуйте примеру вот этому наставлению

из довольно-таки солидного издания: жуйте зелень. Её дезинфицирующие свойства

позволяют уничтожать болезнетворные микробы в ротовой полости и сохранять здоровье зубов.

    Не верите прадедушке Толе? Загляните на скотоводческую ферму и поинтересуйтесь

состояние зубов у преклонного возраста коров и и овец-перестарок - указательным

пальцем,которым я бывалоча любил помахать в педагогических целях перед носами деток и

внуков своих, ручаюсь: ни у одной не узрите больных, тем более выпавших зубов.

    Какую зелень? Да любую, за исключением газонной травы, конечно.

     В июне   знающими людьми рекомендуется собирать:

Цветки и листья мать-и-мачехи.

Трава и корни одуванчика.

Листья подорожника

Цветочные корзинки ромашки душистой

Цветки липы.

Цветочные корзинки ромашки душистой.

Трава пустырника пятилопастного.

Трава фиалки трёхцветной.

Трава череды трёхраздельной

      Как и в мае собирают также:

Листья и почки берёзы.

Цветки боярышника.

   Вот прадедушка Толя всё расхваливал лекарственные растения. А теперь считаю своим долгом просветить своих земляков о противопоказаниях применения некоторых из них (по присказке: «Мы пьём в меру» – сказал Джавахарнал Неру, - «А мы пьём досыта», – похвастался Хрущёв Никита; жизнь показывает: лучше поступать умеренно).

   Вот эти полезные (от слова пользовать – лечить, стало быть) лечебные плоды и растения знахари советуют принимать «с умом», ну то бишь сугубо осторожно, а то, не дай Бог, раньше времени в очереди у проходной в рай или в ад придётся ошиваться (а ежели в ад, то очередь-то туда, говорят, большая-пребольшая, так что не поспешай туда, дорогой землячок!):

Алоэ (столетник) Вызывает прилив к органам малого таза. Противопоказан при заболеваниях печени, жёлчного пузыря, при маточных кровотечениях, геморрое, цистите и беременности.

Берёза бородавчатая. Раздражающе действует на почки. Применение берёзовых почек как мочегонного под контролем врача. Длительно не принимать.

Валериана, корни. Нельзя принимать длительное время и в большом количестве. В таком разе она действует угнетающе на органы пищеварения, вызывает головную боль, тошноту, возбуждённое состояние и нарушает деятельность сердца.

Вьюнок полевой (берёзка) При использовании в больших количествах могут возникать жалобы со стороны желудочно-кишечного тракта: рвота, понос, общее недомогание.

Девясил. Противопоказан при беременности и болезни почек.

Душица. При беременности не принимать, действует абортивно.

Земляника (ягода). Может вызвать (у некоторых) аллергию, сопровождающуюся крапивницей.

Мята полевая и лесная. При приёме внутрь закрывает доступ к деторождению. К мяте садовой, культурной, это не относится.

Пастушья сумка. Препараты из неё (так же, как и из крапивы!) противопоказаны людям с повышенной свёртываемостью крови, Так что я, например, на котором все ранки, «как на собаке заживают, обхожу оба эти растения стороной, метра на два кругаля даю!

Пижма. Ядовита. Внутреннее применение требует осторожности и точной дозировки. А то не только гельмитам, а и малолетнему пациенту может занедужиться…

   А это вот не прадедушки Толи отсебятина, а из солидного издания извлечение:

   «Шум листвы деревьев, пение птиц, шорох кустарников расслабляет и восстанавливает жизненные силы организма. Многочисленными биологическими исследованиями доказано, что пение птиц снижает уровень холестерина в крови и нормализует артериальное давление, а весенняя капель нормализует сердечный ритм.

   Существует также психологический эффект целебного воздействия весенних звуков. Когда деревья освобождаются от зимней спячки, их ветви специфически потрескивают (начинается движение соков по древесным тканям). Слушая этот фоновый шум, человек и сам ощущает душевный подъём, его дыхание учащается, зрачки расширяются. У мужчин, например, на этом психофизическом фоне наблюдается повышенная потенция.

Шум тёплого весеннего ветра в кронах деревьев помогает справиться с одышкой как с астматической, так и сердечной. В период поздней весны (середина мая – начало июня) легче переносятся последние месяцы беременности – ребёнок в утробе матери ведёт себя спокойнее, на него вся палитра весенних звуков оказывает ещё большее влияние».                          

    Лучше Александра Твардовского об этой поре не скажешь:

Как зацветёт иван-чай,

С этого самого цвета, -

Раннее лето, прощай,

Здравствуй, полдневное лето.

Липа в ночной полутьме

Светит густой позолотой,

Дышит – как будто в дупле

Скрыты горячие соты.

   2 июня – Фалалей огуречник. «На Леонтия и Фалалея сажай огурцы, да поскорее!». В этом месяцесловном «да поскорее!» мне так и видится наш старшина роты с такой командой на устах, и меня, как шилом ниже поясницы, побуждает ответить: «Есть!» и сразу же устремиться к грядкам. То вот мы всё нежданных морозцев побаивались – теперь приспело невозбранно заняться посадкой огурцов.

   Ох, уж этот огурец-огурчик! Вот что об этом не только вкуснющем, но и архипользительном овоще в «Словаре русского знахаря» сказано (чуть ли не гекзаметром продекламировано-декларировано!). Мочегонное. Укрепляет сердце и сосуды. Пользует зубы, дёсны, ногти и волоса, успокаивает нервную систему и препятствует атеросклерозу. Так что, дорогие мои землячки, почаще откармливайте своих суженых огурчиками-то: и ворчать поменьше будут, и забывать про обещанное не станут. Чуть закапризничал – вы рот ему огурешным салатиком и заткните!

   А об огуречном рассоле, о его целебных качествах «после вчерашнего» - тут бы в стихах, но я не поэт-с. А вот на прозаические советы на старости лет зело горазд стал. Вот один из них:

   Вот ежели, скажем, любите горькие огурчики, тогда поливайте луночку холодной водицей. А коль возлюбили очень-очень горькие, то поливайте очень-очень холодной водой-то!

   Огурцы – они как есть южане, с теплых стран к нам пришлые. А посему любят «баню», ну то бишь влагу и тепло. Так что поливать их надобно теплой водицей, на солнышке предварительно согретой. Ну а нет солнышка – замените его кипятильничком. Мне вот по-стариковски мнится: серчают они на весьма и весьма хладнокровных огородников-то, которые по лености или недоумию своему как чуть - и чупых на грядку-то водой из колодца или прямо из-под крана. И при этом такие торопливцы даже, поди, иной раз зело-зело злятся (опять-де поливать их надо, а тут по телику такая передача…), и эта злоба в них в огуречную горечь трансформируется (так и быть уж, солидности ради на научную лексику перейду!).

   Повторюсь: огурчики любят «баню», ну то бишь не только тепло, но и влагу. В связи с этим знающие люди советуют: чтобы в теплице увеличить влажность, поставьте ёмкости с водой, В самую жару поливайте не только сами огурцы, но и тропинки в теплице-то. Не ленитесь в градусничек впериться: температура в тепличке должна быть не ниже 14 градусов. А обнажился корешок, не поленись вовремя присыпать землицей. Навостришь слух после этого благодеяния, авось и детский лепет услышишь: «Спасибо тебе, дедушка, за заботушку, а то ноженька у меня зябнуть стала».

   И ещё один советец, это тем, кто уже в годах: первое и обязательное условие излечения простатита ежедневный приём вот этого овощного сока: огурец (обратите внимание: на первое место поставлен!), морковь, свекла, в одинаковом соотношении.

   Вот не было на селе даже в памятную мне военную и первую послевоенную пору календарей, а в днеисчислении сбои не допускались. Вот она память-то народная! А только ли память? Вот бабаня моя незабвенная Матрёна Емельяновна знала-помнила «числа» (дни упокоения) и дни ангела (дни рождения) всех усопших близких родных. Наверно потому, что у   неё и подспорье памяти-то было.

    Вся стена её спальни была исчерчена крестиками (булавкой). Родившаяся где-то в самом начале семидесятых, а может, и в конце шестидесятых позапрошлого века, она, конечно же, была безграмотна (тогда церковноприходскую школу у нас только мальчики посещали, и то не все). И вот, догадываюсь (тогда мне это не интересно было: игрищам да забавам мальчишеским предавался): свой годовой календарь она вот этими крестиками вела. Особенно запомнилось из этого вот что. Каждую вёсну она вела отсчёт сорока утренников (утренних заморозков). Теперь-то я от Даля знаю, отсчёт их ведётся со дня памяти сорока мучеников. И вот, бывало, как утром поставит последний (сороковой) крестик – под вечер выходит огурцы сажать. Малец был, а гордился: бывало, как ближайшие одноулошники из нашего курмыша узнают об этом: «Бабушка Матрёна огурцы высаживает!» – и тоже за это дело принимаются. И, видимо, безошибочный был тот высев: морозы щадили этот овощ на нашей улице. А торопыгам пересевать приходилось…

     3 июня – Олёна.

   У Даля воистину мудрый советец россияночкам: «Олёнин день – сади огурцы». Почему воистину мудрый-то? А потому (в этом прадедушка Толя, даже ещё и дедушкой-то не будучи, неоднократно убеждался), что «понаехавшие» в селения Самарской Луки жигулёвские и тольяттинские новосёлки-новоселицы и дачницы (ну как есть торопыги!), прельщённые жаркими лучами солнечными, уже чуть ли не в День Победы их высаживать принимались, не внимая предостережениям умудрённых капризами природы старцев (я ещё в число старцев не входил, но уже и тогда на благонаправленные советы горазд был!). Что угораздивало на них, на эти советы-то? Вот эта горестная картины на огороде не шибко разумной энтузиастки (как правило, бывшей комсомолки!), а попросту говоря, торопыги. Ещё только вчера повечеру на её грядках, как шустрые детсадовцы, вот уж воистину резвились огуречные росточки, а утром они, как молодые солдатики, от вражеского огня полегли. Поморозило их, бедненьких…  

   Но Бог милостив. Он этим так называемым энтузиасткам даровал смекалистых муженьков, которые впоследствии без лишних слов сооружали им теплички, в которых и даже апрельского посада огурчики ну как есть благоденствуют! И вы думаете, хоть одна из этих облагодетельствованных воистину рукастыми муженьками нашла время похвалить своего благоверного?! Прошлым летом интересуюсь у своего молодого соседа Руслана, благоустроившего приобретённый им довольно ветхий домишко, мол, похваливает тебя супруга-то за твои, без преувеличения сказать, трудовые подвиги? Этак скорбно-скорбно ответствует: «Нет, дядя Толя,,,». И я так же вот горестно взираю на него… И тут (ну и слух у этих бабёночек!), будто быстрокрылая ласточка, налетает на нас посрамляюще обезоруживающий нас вопрос его молодой супруги: «А он меня хвалит?» (а хвалить-то есть за что: огород у неё, как делянка в сельскохозяйственном НИИ!). Да, и мы, мужики, не шибко горазды на похвалы своим жёнушкаам (а какие сладкопевцы были, когда уламывали их на совместное благожительство!). А зря!!! Доброе слово для человека - иной раз лучше всякого подарка окрыляет его!

    Этой святой ещё одно наименование присвоено: «Олёны - длинные льны». Советец селянину был: «На Олёну сей лён».

   Верю, возродится эта благородная культура на самаролукских угодьях. И фабрики по производству льняных тканей и в Отважном – Жигулёвске, и в Ставрополе-на-Волге – Тольятти, а может, и в Самаре появятся. Ныне вон не только девы, но и матроны наши в синтетике, как в резине, в жару преют. А в одеяниях из льняной ткани и летом не потно, и зимой не зябко. Зело ладно они, льняные-то, с человеческим телом сочетаются!

   Покойница матушка, бывало, когда что-то намеревалась проверить, частенько говаривала: «Посмотрим по бердам, нет ли там близён». Бердо – это большой гребень, основная часть ткацкого стана; близни – две спутавшиеся нити, как бы сросщиеся близняшки в этом самом берде. Ну то бишь брак в работе ткачихи. Как потом мне довелось слышать, эта поговорка не только в Самарской Луке, но и по всей Руси была в ходу и ещё для наших матерей носила предметный характер и не требовала пояснений. Стало быть, ткать на Руси льняные ткани вручную продолжали ещё во времена НЭПа.

   В детстве я (да только ли я?), однако, «лазучий» был. Бывало, как только бабаня куда-то отлучится, я быстрее кошки на подволоку (чердак). Заберёшься – глаза разбегаются! Сколько там старой домашней утвари! Для современного малыша – это как в магазин детских игрушек попасть. Это ведь ныне детские комнаты ими завалены, а в военные и первые послевоенные годы у ребят в качестве игрушек «функционировали» болты, гайки, зубья от бороны, металлические трубочки и другой, грубо говоря, металлом. А тут у меня в руках оказался большой-пребольшой, раза в два шире лопаты, гребень. Бабаня как взвидела его у меня в руках, сразу же «на место» велела положить его – это самое бердо. «Зачем оно нам?» - «Может, ещё пригодится!». Да, до конца дней своих они, старики и старухи, верили: колхозы распадутся, и снова начнётся «единоличное» хозяйствование на селе. А, стало быть, снова холсты придется ткать? Ну хотя бы для домашних нужд…

   Недавно узнал: предприниматель Третьяков, тот самый, что основал на свои средства самую богатую галерею русской живописи, оказывается, главной задачей своей предпринимательской деятельности ставил, не дать погибнуть русскому золоту – льну под потоком дешёвого хлопка из США. И не дал! Увы, нет нынче на Руси таких предпринимателей-патриотов. Уверен: появятся!

   По словам тех же стариков и старух, знатные льны урождались на самаролукских угодьях. И я по примеру предков своих верю, придёт-настанет времечко: засинеют-заголубеют и у нас поля посевами льна. Помню, когда в Москве в МГУ заочно учился, все иностранцы в хлопчато-льняных рубашках летом благоденствовали, а мы, дурачьё, в синтетических прели. Кипенно-белые, да ещё и не мнутся – шик, да и только! Один итальянец (помню-помню презрительную ухмылку его!) вразумил нас: у них-де в Италии в таких рубашках рабочие асфальт укладывают: дешёвка!

   А это вот выписка из солидного издания для воистину деловых людей Самарской Луки и всея Самарии (Самарщины):

   Льняное производство практически безотходное. Из льна делаются масло, длинное, короткое волокно, пакля, техническая вата, жмых (идёт на корм скоту). Используются вершки и корешки.

    Евросоюзом из Европейского фонда гарантий производителям льна выделяют прямые дотации, что обеспечивает 35-40 процентов доходов фермеров. Это способствовало развитию отрасли во Франции, Бельгии, Голландии, Испании и Великобритании.

   Льняные ткани опять становятся модными. Они дороже хлопковых, но у льна неоспоримые преимущества: он лучше сохраняет прохладу и более износостойкий. В Европе видимая помятость льняной одежды, даже ухоженной, считается своеобразным шиком.

   Льняное масло даёт превосходные возможности не только лечения многих болезней, но главное – их профилактики. Оно – богатейший, фактически не имеющий равных источник ненасыщенных жирных кислот Омега-3 и Омега-6, необходимых организму для борьбы с распространёнными заболеваниями - атеросклерозом, диабетом и многими другими.  

   Вместе с Олёной (Алёной, Еленой) чествуется и её сын Константин. А посему на Руси так подразделили: «Льны – Олёне, огурцы – Константину». Зело мудро подразделили-то! Кипенно-белые льняные ткани у кого больше в почёте-то? Кому гожее нарядной быть, нежели огурцами укормленной? Опять же: а для кого прельстительней огурчики на столе, да ежели ещё и по соседству с ней – с треклятой? То-то и оно!

    4 июня – Василиска. И в этот день сажают огурцы.

Пришла Василиска,

На столе редиска.

А чтоб были огуречки,

Не сиди-ка на крылечке!

   Потому как не сорняки они, огуречки-то – сами не вырастут.

   Про окрошку я в майском обзоре рассказывал, а теперь вот поведаю о русской ботвинье (в забугорных кулинарных книгах для любителей экзотических кушаний она так и значится: русская!).

   Это традиционное русское народное блюдо уже в моё время уходило со стола моих земляков (возни с ней, видите ли, много!).

   Заправкой для ботвиньи, как и для окрошки, служит квас, а вот зелень берётся любая – чем больше видов её, тем лучше! Напомню землякам своим: мясцом разговелись наши с вами предки по всемилости Божией только после потопа, а то на яблочках, на овощах сидели да травкой, аки наши меньшие братья, пробавлялись. И всё равно, хоть и без белковой пищи, а понагрешили-то, понагрешили-то сколько, что Господне терпение даже лопнуло!

   Основа – ботва свеклы, крапива, шпинат, щавель, в небольшом количестве добавляются зелёный лук, укроп, петрушка. Можно также ввести в ботвинью свежие огурцы. Для остроты добавляют столовый хрен и горчицу.

   Зелень, кроме пряной, складывают в кастрюлю, заливают водой и варят пять – семь минут. Не больше! А то у нас есть хозяюшки: поставила чугунок или кастрюлю в печь или на плиту, заболталась с соседкой – все витамины в трубу вылетели или на потолке кухонном расселись…

   Огурцы и пряную зелень также мелко (а ежели у свёкра с зубами проблема, то мелко-мелко!) режут и добавляют её к варёной зелени. Всё заливают квасом.

   Горчицу и хрен растирают в небольшом количестве кваса, добавляют в общую массу и подают на стол. В каждую тарелку можно будет добавить кусок (для «скуса» - не кусочек!) отварной рыбы, в жаркую погоду кладут мелко нарубленный лёд.

      А заодно уж из солидного источника поведаю землякам своим, какая посуда для ублажения чрева ваших гостей да и собственных животов должна стоять на обеденно-праздничном столе.

   Здравоумные (в моём родном селе Аскулы таких уважительно-уважительно называют дошлыми – ну то бишь до пределов чего-то в добром деле дошли!) наставляют нас: это мало - умело составить меню для здорового питания, надо ещё правильно выбрать посуду. Оказывается, белые тарелки – самые «правильные». Блюда в них красиво смотрятся, внимание не отвлекается, легко контролировать, сколько съедено.

   Не покупайте красные, оранжевые, жёлтые тарелки. Не поверите: они провоцируют аппетит. Накладёте дорогому гостенёчку в такую, а он уже минуты через две на хозяюшку вопросительно-просительно смотрит: а не предстоит ли добавочка? Так что, если у супруга животик в стол ещё до обеда упираться стал, выбирайте ему посуду «холодных» тонов. В таком разе предпочтительны синий и зелёный цвета.

   На шибко экономном востоке любят чёрную и серую посуду: эти цвета угнетают аппетит. Может быть, поэтому в Японии, сказывают, почти нет толстяков. А которые по неосторожности растолстели, тем только и остаётся на борьбу сумо подаваться.

Ещё раз подивлю своих земляков. Форма тарелки и её размер тоже имеют значение. Внимание: чем проще форма, тем проще съесть много. Большой размер тоже провоцирует положить в рот по больше.

   Хотите похудеть? Ваша тарелка должна быть тёмного цвета, необычной формы (заодно уж и перед гостями попижонитесь!) и маленького (а то и маленького-маленького!) размера.

   5 июня - Леонтий-огуречник.

   «На Леонтия садят последние огурцы». Я бы поправил свет Иваныча: предпоследние. Самые-то последние - те, что потом, засолёные-то, не только на ужин всей семье с толчёной картошечкой на постном маслице подавались, но и у дорогих гостинёчков после чарки горькой зело ядрёно хрустели на зубах. Те благомысленные («дошлые»!) селяночки посадят попожжа.

    Вот дети и внуки мои так называемое пюре картофельное со сливочным маслом в свои молодые чрева уминали, а я по старой крестьянской привычечке на усобицу - токмо с постным. Поделюсь с земляками недавно узнанным. Оказывается, древесный уголь и подсолнечное масло намного калорийнее каменного угля и сливочного масла. Вот не так уж давно подсолнечник-то на российские огороды подселился (из Америки, между прочим), а основательно укрепился на нашем столе, потеснив, а то и вытеснив конопляное маслице-то. Да, вкусно сливочное масло с блинами да в лапшевничке, но нутром и чревом своим селянин почувствовал сугубую пользительность подсолнечного. И не только по части калорийности его, но и по витаминно-микроэлементному составу. Так что неспроста исконный самаролукец прадедушка Толя картошечку с постным маслицем-то горазд вкушать. Вприкуску с огурчиками, особенно с малосольными, хотя они тоже пришлые к нам из-за бугра. Что любил, то любил похрустеть ими бывалоча. Да только вот у прадедушки «хрустелки» поизносились, а по большей части и вообще из строя вышли. А ты, мол, через тёрочку их пропускай. Попробовал – ну это всё равно, что кипячёную водочку с чайного блюдца прихлёбывать…

   Надо бы (жена с дочкой все уши прожужжали!) искусственные вставить. Это на восьмидесятом году жизни, когда уже одной ногой в могиле стоишь?! Увы, одна заботушка на склоне лет у прадедушки Толи (кое на чей взгляд – придурь старческая!): завершить вот этот Месяцеслов, чтоб молодые земляки в наш беспамятно-«неочунайский» век хоть немножечко знали о том, как жили (не только горевали, но и веселились от души!) их предки. И вот что старого хрена смущает. А ну как буду возлежать во гробе, а сердобольные односельчаночки, горестно взирая на меня, будут сетовать: «Только две недельки с новыми зубками походил, сердешный!»?! Сам над собой подтрунивать – меня мёдом не корми, медовухой не потчуй (читатель это, конечно, заметил), а вот выслушивать насмешки со стороны, увы, не горазд. Даже на смертном одре…

      Что любили, то любили этот овощ на Руси. Вспомните: не по тридцать ли, а то и больше стеклянных банок «закатывали» (замариновывали) их чуть ли не в каждой городской семье? Но вот ныне прилавки заполонили забугорные овощи и фрукты. Ох, уж эта наша обезъянье-переимчивая натура! До неприличия падки мы на забугорное-то (и ведь презирают нас за это за рубежом-то!). Помните, как в кинокомедии «Иван Васильевич…» за царским столом паюсную икорочку большущими ложками загребали, а кабачковую - маленькими-маленькими ложечками чуть ли ни благоговейно вкушали? Ну как же-с – забугорная!

   Но ныне, замечаю, в по-настоящему самостоятельных и патриотично-самодостаточных семьях обстановка меняется. Будя! Помучились животами от забугорного ёдова (а сколько раком кишечно-желудочного тракта от этого мучаются или уже отмучились!) – отрезвление наступает. Вы заметили (повторюсь, наверно): еда и яд - слова одного корня? В старинных словарях у них одинаковое написание       (на «я»). Сколько погибло людей, пока не привыкли русские животы к такому тогда забугорному овощу, как картошка! Пока в наших организмах к этой «яде» противоЯДие не выработалось…

   Так и видится мне эта картина средины прошлого века. Нагрянули из Самары к моему отцу его фронтовые друзья-товарищи. Ну и, конечно же, в центре стола стоит бутылочка (язык не поворачивается назвать эту прельстительную ёмкость бутылкой-то!) горькой («Московской»), а рядом большая миска с огурцами (малосольными!). У фронтовых побратимов отцовых из 438-го отдельного батальона связи (как в Самаре в начале июля сорок первого сформировали его, так он и до Берлина дошел),– так и видится мне, как хрустят эти самые огурчики на их тогда ещё крепких-крепких зубах. А уста-то, уста-то как безумолчны в похвалах тороватой хозяйке! Те ещё краснобаи-то были! Они (по их «закулисным» признаниям!) даже занозистых полячек убаивали, чопорных немочек улещали. И стоит ли удивляться: матушка-то моя, матушка-то моя незабвенная Анна Никифоровна так и тает, так и тает от их похвал! И ни с такой ли охотой отвечает на их льстивые вопросы, как это-де ей удалось сотворить такое: «не огурцы, а объедение»…

   Да что там «какие»-то самарские фронтовики! Сам «избранный народ» - иудеи, - как они, оказывается, сорок лет путешествуя по Синаю, тосковали по египетским огуречкам! К Моисею чуть ли не с ножом к горлу приставали: хватит, мол, нам по пустыне шастать. Веди нас назад, в Египет. Хотим огурцов тамошних!

   Я вот иной раз мучительно рекламную паузу переживаю, глядючи на разговорчивую бабёночку, в похвалах забугорного лекарствия рассыпающуюся: «А накормить бы тебя, басливенькая, малосольными огурчиками вкупе с кислым молочком, и чтоб ты после этого кое откуда всю передачу не выходила, желудок очищая и глаза нам не мороча!» А то: активия, активия. Огуречки-то с молочком подейственнее будут!

   Примета (вот уж воистину нет худа без добра!): «Массовое появление оводов – к урожаю огурцов».

Как надо поливать? Вот совет молодому огороднику от селекционера, кандидата с.-х. наук, огородницы: «Томаты и перцы не станут «водохлёбами», если высаживать рассаду «в грязь» и после посадки не поливать её, пока она не начнёт подвядать. Корни у неё глубже врастут в грунт, и в промежутках между поливами растения обеспечат себя водой сами».

   7 июня – Иванов день. Медвяные росы.

   В прошлом обзоре я по сорнякам прошёлся-позлословил. Но есть ещё одна «чума» для селяночек и дачниц: садовые муравьи.

О, начинающие дачники, а вы не слушайте-ка досужие басни о том, что они-де санитары садов! Санитары – это в лесу которые. У них муравейники, что терема. И любо-дорого (для успокоения нервов на досуге) хотя бы полчасика улучить и понаблюдать за этими хозяйственными вот уж воистину трудоголиками. Они, как пчёлки, с раннего утра и до позднего вечера в трудах и заботах. А силачи какие! Ну ни умилительно ли наблюдать, как вот этот воистину стахановец и ударник коллективного труда тащит в муравейник былинку в десять раз больше себя по размеру?!

   А какая дисциплина, какая организованность, какая любовь к своему крову! И ведь, поди, никаких учётчиков у них, никаких прорабов-бригадиров, никаких трудодней и премий, не говоря уже о вымпелах и почётных грамотах!   В своих общежитиях муравьи, а также пчёлы живут, как при коммунистическом строе, – мирно и дружно. А какая самоотверженность, вот уж воистину всё – во имя коллектива, всё для блага его!

   В их колонии-«государстве» жёсткая иерархия: рабочие, охранники, пастухи, аристократия и даже рабы, захваченные в качестве добычи в войне с соседями. Внутри жилища муравьёв – конусообразной постройки, весьма схожей с пирамидой, кстати сказать, имеются грядки с грибами и пастбища с тлями, которых муравьи «доят» посредством щекотания, а «надой» - кому? Аристократии! Обратите внимание: у них пастбища с тлями внутри муравейника, а не на листьях садовых деревьев!

   С древними цивилизациями коллективистов-насекомых объединяет не только схожесть их строя и монументальность сооружений, но и тот факт, что они, ввиду специфического строения зрительного аппарата, никогда не могут охватить взглядом то, что они построили. Но это не мешает им запросто заделывать искусственно образованные бреши, восстанавливая своё жилище до первоначального состояния.

   Изучая жизнь термитов, учёный-биолог Эжен Морайс, разрушил верхушку термитника – куполообразной постройки с очень сложной системой внутреннего лабиринта и вставил в щель тонкую металлическую пластину, исключающую возможность общения между «строителями» с обеих сторон. И что же вы думаете? Когда пластину убрали, то выяснилось: обе отстроенные половины вершины термитника идеально подошли одна к одной.

       Недавно узнал: они, как домашние кошки, почуяв смертный час, удаляются из муравейника (так же, кстати сказать, делают и ещё одни коллективисты – пчёлы). Какое благородство!

   Такой же результат, кстати сказать, можно наблюдать и на примере восстановления части разрушенного жилья   пчелиных сот. Пчеловоды знают, каждая пчела положит свой кусочек воска таким образом, чтобы в совокупности образовался правильный шестигранник.

   Короток пчелиный век, но члены улья каждый год летят на одни и те же места сбора мёда. Ужли у них есть своя бабаня Матрёна, которая, как вот мне, передала свои грибные приметы? Но она-то ведь водила меня по ним, а пчёлам как это от усопших передаётся? Да возгордятся атеисты по этому поводу: вот-де неживая природа какого результата добилась путём эволюции. Ай, да молекулы глины и песка вкупе с другими (железа, олова, ванадия, кислорода и водорода) – до чего смышлённые-то!

   Вон ведь оно как! Знать, в прадедушке Толе сработал нереализованный в нём пчеловодческий ген его предков – прадеда, четырёх дедов, отца и двух дядьёв: как вёртко его с муравьёв-то на пчёлок перекинуло! Но теперь с восторженной речи перехожу на обличительный тон!

   Какая гадость для садовода скрывается за этим поэтическим названием: «медвяные росы»! Эти самые «росы» выделяет тля, когда её «щекочут» муравьи. Они же, вернее, их крылатые собратья (этакие ВДВ муравейного сообщества) разносят зародышей тли на тыльные стороны листьев садовых деревьев и кустарников (Садовых деревьев-то! На обычных эта фря безобразничать несогласная!). Чтобы избавить растительность от этой «заразы», надо уничтожать распространителей её (крылатых «диверсантов») и самих «эксплуататоров»-иждивенцев.

    Тлю на листья распространяют крылатые особи этих мерзавцев по ранней-ранней весне, как листва распустится. Травить чем-либо эту тлю, как я убедился, бесполезно, потому как она не поверх, а на изнанке листа располагается. Попробуй, достань её там!

    Выход один: обойди пядь за пядью весь свой сад и огород в поисках их «блиндажей» и «бомбоубежищ» (где они скрываются, там около дюжины дырочек будет диаметром в горошину). Застолбил их все палочками - растопляй печь или плиту на все конфорки разжигай и кипяти воду. Раскопал «блиндаж» - и варом их, стервецов, особенно тех, кто с крылышками, не дай им улететь! Через день, как подсохнет, по новой пройдись варом-кипятком по тем, что уцелели. И так до тех пор, пока на том месте дырочки перестанут появляться. Но целеуказательный колышек не спеши убирать, потому как, ого-го, какие это живучие твари!

Дело это весьма и весьма копотное и хлопотное. Не надейтесь за один раз уничтожить муравейник. К тому же учтите: уцелевшие муравьи нередко перебегают на другое место и там основывают новую колонию. Хитрецы: зачастую новый муравейник прячут за что-нибудь оставленное в саду растютяем навроде меня - тарелку, кусок картона и прочее.

   Можно, конечно, вместо кипятка ядохимикатами их «попотчевать». Но есть два «но». Во-первых, где гарантия, что часть их не переберётся на другое место во избежание гибели? А во-вторых, ужли тебе самому этим ядохимикатом хочется «полакомиться»?!

   Я с первачка за корни деревьев боялся. Теперь убедился, кипяток, будь даже он чуть ли не стоградусный, корням не опасен.

   По весне и летом у всех забот полон рот – недосуг наблюдениями за природой да за птичками заниматься. А выберется часок свободный – оглядись-ка вокруг себя: благодать-то какая!

   Вспоминается: когда служил в Подмосковье, будучи то ли в дозоре, то ли в секрете, увидал нашего землячка – волжского куличка. Находившийся рядом со мной брусянец (тоже курсант Всеармейской школы младших командиров ПВО страны) Юра Тарасов чуть ли не признал эту птаху: «Слушай, а она не из Брусян сюда прилетела, я такую каждый год у нас видел, а это вон куда припорола!»

   Ну я тогда, признаться, чуть ли не на смех поднял своего дружка и соседа по койкам в казарме за его «шовинизм». А вот спустя годы и годы узнал (надо бы извиниться перед Юрой-то, да припоздал): все другие птахи об эту пору на гнёздах сидят, а эти соберутся в стайку и айда-пошли путешествовать по стране. Ну как вот те красотки-автомобильщицы. Если верить в переселение душ, в этих птах вселяются души не шибко благочестивых дев, зациклившихся на «охоте к перемене мест».

   И тут ещё одна красноречивая деталь. У всех других птах самцы яркие, видные, а у куличков наоборот: серенькие-серенькие. Но зато самочки, ну как есть красотки. И вот такой прелестнице сидеть на гнезде («как клуше»)?! Фигушки вам! Она, говорят, где-то там, на севере снесет яички в ямочку – и аля-улю «на юга», ну то бишь в наши края подалась. У нас, знать, и привлекательнее, и уеднее, чем в какой-то там тундре. Как то делают и некоторые человеческие особи женского пола, отправляющиеся «холостячками» «поправлять здоровье» уже на настоящие юга.

   А что же с яичками в ямочках и будущими птенчиками деется? А на них сидят олухи-самцы, а потом и таких же вот красоток-стрикулисток выращивают и в «птицы выводят». Как то и в человеческом сообществе ныне всё чаще встречаться стало… Ужли наши стервочки-оставлянки с этих птах пример берут? Шалавы и есть шалавы!

   И ещё одна «оторва» есть, пример которой паки и паки заразителен, особенно в последнее время: кукушка!

   Вот типичная история с кукушкиным потомством. У симпатичных трясогузочек вывелось шестеро деток. Пятеро - птенцы, как птенцы, а шестой урод уродом: грубый, большеголовый. Когда чуточку подрос, всех «законных наследников» одного за другим в отсутствие родителей взял да и повыкидывал из гнезда. И когда на двенадцатый день он покрылся перьями, стало видно (но не несчастным родителям!): лупоглазые трясогузочки выращивают на горе себе подкидыша-кукушонка.

   Артист в маманю! Он умеет так жалобно пищать, так умильно дрожать крылышками и просить, просить: жрать, жрать хочу! Родители из сил выбиваются, чтобы насытить этого обжору. К осени выкормили - и (ни спасиба, ни прощай!) он, как однажды улетел, больше его и не видели. Увы, нередко так бывает и у нас в обществе с приёмными детьми, характер и нравы которых по пословице: «Яблочко от яблоньки недалеко катится…».

   А сколько вообще детёнышей бывает у птах? У чижа, зяблика, овсянки – по пять птенцов, у вертиголовки – восемь, а у серой куропатки (на радость «птицерезам»-охотникам»!) – аж двадцать!

   Вот и приходится птахам-родителям, что называется, не покладая крыла, трудиться, трудиться и трудиться    день-деньской, чтоб прокормить свои большие семьи. Трудно, очень трудно это, но не берут они пример с царя птиц – орла, у которого, как правило, только два наследника. И это хорошо: сколько вредных для леса (да и для людей!) насекомых и их личинок уничтожают такие вот многодетные родители. А орёл сделает за день вылет-другой, принесёт в гнездо зайчонка-растютяя или другую какую снедь: «Хавайте, обжоры!» - и снова на выступе скалы или какой другой верхотуре умощается «царскую думу думати».

   8 июня - Алфей-глинник. По преданию, этот апостол гончарным делом занимался.

   Наряду с кузнецом (он же зачастую и жестянщик) у гончара-горшечника в старину была самая уважаемая профессия на селе (не в обиду будет сказано коновалам, знахаркам-травницам и повитухам!). А что удивительного-то? За исключением чугунов и сковород, почитай, вся посуда была глиняная (частично фаянсовая - чайнички, блюдца). Начиная от многовёдерных логунов и кончая мисочками для сметаны, мёда и варенья.

   На всю Самарскую Луку, а может, и за Волгой славились гончары-горшечники из Большой Рязани. В старину они привозили свой товар на аскульскую (общесамаролукскую - ещё в начале XX века Аскулы-Богородское были волостным центром, почитай всей Самарской Луки) ярмарку дважды в год - осеннюю и весеннюю. А в моё время в обычные дни возами везли её. Распродавали свою продукцию с ходу. Для бабёнок то чуть ли не праздник был. Бывало, не успеешь корчажку или горшки домой отнести, а матушка уже опять, глядя на других, на что-то позарилась. Мужики шутковали: вам-де, бабам, вагон пригони - всё расхватаете!

   Что-что, а посудой глиняной все полки в крестьянской избе позаставлены были. Намного-намного, говорят, она гигиеничнее теперешней-то – металлической, а то и пластмассовой .

   Всё недосуг мне смотаться в Большую Рязань, поинтересоваться, остались ли наследники у тех знатных мастеров.

   11 июня – Феодосия колосяница. «Пришла Федосья – в поле колосья».             

    То-то радостная картина для хлеберобского сердца. И не только для предков наших, переживших голода двадцать первого и тридцать первого годов, но и страшный неурожай послевоенного сорок шестого года. Повторюсь: на всю оставшуюся жизнь мне запомнился запах каждое утро испекаемых бабаней картофельных лепёшек, которые она «торовато», будто солью, притрушивала мучкой, а затем смазывала соевым маслом (трофейным, с Дальнего востока привезённым). Не забывается и трагико-комичный случай того сурового времени. Знаменитый московский клоун уселся на мешок картошки. На вопрос, почему, беспечно ответствовал, так, мол, на картошке-то теперь вся страна сидит. Сказывали, этим же вечером смехотворца отправили уму-разуму учиться, фигурально выражаясь, «в месте не столь отдалённые». Ну не в Магадан же или на Чукотку, а всего-то на всего на Соловки или на Ямал.

   Вспоминается, как в этом же голодном сорок шестом мы с живейшим интересом, глотая слюнки, слушали рассказ дедушки Кузи Мирскова, как они детворой кажинный день едали тюрю (в Словаре Даля про неё: «самая простая еда: хлеб или сухари, корки, покрошенныя в воде с солью»).

   А вот как это отразилось в устном народном творчестве:

Пришёл к тёще – брови хмурю:

Что не ставишь тёща тюрю?

Нету хлеба, зять, ни крошки –

Вон чугун тебе картошки.

Знай же, тёща, в эту ночь,

Будет дрыхнуть твоя дочь.

Сразу спать я завалюся,

Её пальцем не коснуся.

   Дай Бог, чтобы нынешней молодёжи не довелось испытывать, что нам…                           

   «Хорошая нива - всякому диво». Почему - диво? Да потому, что природные условия у нас такие: то засухи да суховеи, то дожди заливают, то смерчи налетят и для колосовых самую настоящую сечу устроят, всё долу положат. Комбайнёру хедер прямо до земли приходится опускать. А каково жнице с серпом было чуть ли не каждый колосок с земли поднимать?!

   Как тут не дивоваться велицией мудрости волжских южных булгар, которые, чтоб монгольскими татарами (ну то бишь «верными») не стать, снялись с насиженных мест и на Дунай подались. Правда, и там полтысячи лет на турок пришлось горбатиться. Но зато при погодно-климатическом благоприятствовании! И не это ли «благоприятствование» так на память их подействовало, что они на юбилей освобождения от многовекового турецкого ига и тех же турок, и всех остальных пригласили, но, уважая «общеевропейскую солидарность», только не самих освободителей! Климат, он, брат, с иными головами (да, наверное, и с сердцами?) иной раз «дивные дивы творит»…

    Возвращаюсь как-то из соседнего Соснового Солонца в Аскулы. За харчами ходил. На целых полмесяца запасся. Вон как рюкзак-то плечи оттягивает. Плохо ли? Почитай, всё необходимое ныне в волостном центре есть (в прежнем райцентре этого даже не было!). Аж три продуктовых магазина – заходи в любой, продавщицы встречают тебя с улыбками, на все вопросы вежливо-вежливо (не то, что раньше: некоторые, как сычихи, за прилавками-то стояли – не подступись!).

   А к тому же и промтоварный, и хозяйственный магазины. И даже пекарня своя. Оченно нравится проезжающим через село на дачи сосновенский хлебушко. Припозднился – бери тольяттинский, а местный уже разобрали.

   Да, хлебушко в Сосновом Солонце пекут, а вот выращивать не выращивают…

   Вышел я из села за околицу и просёлком домой пошёл – сердечко грустью-печалью захолонуло. Бывало, идёшь по этой дороге, некогда столбовой, - с обеих сторон этак величаво-величаво колосья озимой пшенички тебе кланяются. А сейчас в которую сторону ни обороти взгляд – бурьян, бурьян и бурьян. Хуже того: от урочища «Штаны» (там два оврага в один сходятся) и до самого Енаралова (Генералова) колодца уже берёзки и осинки выше человеческого роста вымахали. А какая там яровая пшеничка урождалась - полтораста сажен прошли по полю, и бункер комбайна уже полон (это я, как бывший на время летних каникул копнильщик-помкомбайнёра, говорю).

   В самом начале девяностых на «руинах» бывшего колхоза имени Максима Горького взялась хозяйствовать группа фермеров, главным образом, пришельцев из Тольятти. Некоторые, особенно местные, поначалу-то взялись рьяно хлеборобствовать-то, Года по два поусердствовали и отступились: несподручно и невыгодно в наших местах фермерствовать-единоличествовать» современному селянину…

   Вот ещё чем в старину была по-своему знаменательна (особо памятна) Федосья: «День святой Феодосии один стоит всех понедельников (несчастный)» - Словарь Даля. Сказывали, в старину попечительные матроны на мученицу деву Федосью сугубо возбраняли своим дочерям этим вечером целоваться с парнями, ну разве что разок-другой… Но не больше! А то мало ли что может случиться-приключиться с шибко тороватой девой?! И придётся ей, как васнецовской Аленушке, скажем, в Анурьевском овраге на берегу тинистого озерца сидеть, о своей беспечности горюя. А ведь не только матушка, а и обе бабушки поведывали ей, какие в Самарской Луке парни обманщиками урождаются…

   12 июня – Исаакий. У Даля на этот день вот что: «Сажают бобы, приговаривая: «Уродитесь, бобы, и круты, и велики на все доли, на старых и малых».

   Именно «на все доли, на старых и малых»! Разваренные на вольном духу в горшочке, а то и в корчажке (а чего мелочиться-то!) в русской печи на вольном духу, они, будто свежий творожок со сметанкой, мягкими да сочными делаются. Всякому по зубам (даже, если их и нет у старого да малого: у одного выпали, у другого – не подросли!). Зело вкусны и питательны они!

   Ну недаром же аскульские старцы сетовали и жаловались:

«Ешь бобы, а в глазах бабы».

«Не вари бобы, жалмерка-сноха, не доводи свёкра до греха!»

   Ныне интерес к стручковым поугас. А зря. Бобовые очень питательны. А по содержанию белка к мясу приближаются. Гоже было с ними поститься-то!

   И вот ещё что в Месяцелове Даля на сей день: «На Исакия змеи скопляются, идут поездом на змеиную свадьбу». Зрелище воистину не для слабонервных. «Не приведи Бог, ещё раз увидеть такое!» - признался как-то в дружеском застольи наш сосед дядя Миша Подлипнов, человек отнюдь не робкого десятка: единственный в нашем селе Аскулы, кто вернулся с фронта с орденом «Отечественной войны» (это потом уже, при Брежневе не иначе, как не от большого ума, этим славным орденом к какой-то юбилейной дате наградили всех поголовно участников Отечественной войны).

    Это вам не селянский брачный поезд с бубенцами, песнями и гомоном. Змеиный «поезд» зловеще шелестящ.   Упаси Бог, моим землякам нечаянно и несноровисто оказаться на пути этого «поезда» – до смерти зажалят! Ну а кому это понравится, когда его отвлекают от такого (брачно-сладостного!) действа? Так что на всякий случай напоминаю эту дату: 12-е (а в высокосный год, может быть, и 11-е!) июня. А почему-де именно эту дату-то? Да потому, молодые люди! Так природой (в генах!) исстари Божьим Промыслом заложено.

   А вот как об этом у поэта Вадима Антонова в его стихотворении «Гадюки»:

В этом дрожащем тумане гадюки

Переползали дорогу в лесу.

С жутким хрустяще-сухим шевеленьем

Шли сплошняком, голова к голове…

Что за незримая страшная сила

Нарисовала им ясную цель

И на мгновенье так властно сплотила?

Я инстинктивно схватился за ель…

Знал я – гадюки, шурша чешуёю,

Не для меня берегли своё зло,

Но от шуршанья в тумане с душою

Что-то неладное произошло.

   Змей, по Библии, был самый хитрый из всех зверей и своею хитростью он (дьявол во образе змея) прельстил легкомысленную Еву, почему Господь Бог и сказал ему: «За то, что ты сделал это, проклят ты перед всеми скотами; ты будешь ходить на чреве твоём и будешь есть прах во все дни жизни твоей».

   В грядущем Царстве Божием (тысячелетнем, согласно Апокалипсису апостола Иоанна) змея будет освобождена от проклятия (Ис. 65:25), «и младенец будет играть над норою и дитя протянет руку свою на гнездо змеи (Ис. 11:68).

   Вообще-то, сам неоднократно замечал: змеи у нас довольно миролюбивые и, я бы даже сказал, трусоватые. Чуть что, стараются улизнуть в нору или в заросли. Одного вот только, как грибник, побаиваюсь – наступить в зарослях на неё ненароком. Тут уж пощады не жди! А кому такое понравится?! За последние два-три года в связи с летними жарами они стали частенько уже в селе гостевать. Так что многие из нас в Аскулах не только по лесу, но и по огородам в высокой обуви ходим. У нас и поговорка такая вот не замысловатая появилась: «Бережёного Бог бережет, а растяпу и растютяя, того и гляди, змея своим жалом ужжёт».

   Вот весь домашний скот и крупно- и мелкорогатый в поле, на вольных хлебах, так сказать. Но – не свиньи! Этих, как солдатиков, по три раза в день корми. Иначе такой гам-гай-хай поднимут – всё село сбежится. Чем кормили их? Пойлами? Это тебе не корова, она близко к нему не подойдёт. Ну остатки желудей из ларя им дотравливали. А главным образом-то – ботвиньей (свиной, а не «русской»!).                

    У нас в Аскулах так говаривали: «Эх, ботвиньшка-ботвинья, ты жратва любима свинья». А то нет! Мы, бывало, с отцом, по утряни на крылечке сидючи (пока матушка не "засекла" наше бездельничанье!), со смеху покатывались, наблюдая, с каким воистину зверским аппетитом поглощали эту самую ботвинью наши Хрячок и Хрячуша (иногда ее Хрячушечкой называли; любила похрюкивать, когда за ухом ей чешут!), периодически друг с дружкой корытцами меняясь: а не слаще ли-де она, ботвиньюшка-то, у сестрицы, а не вкуснее ли она, дескать, у братца? И так вот, не поверите, раза по три "рокировались".

    "Рокировку" начинал Хрячок, а Хрячуша как бы толерантность проявляла. И почтительность! Причем не только в этом разе. Это ли не исконно-природный образец и пример межличностного общения-общежительства кое для кого, кто как чуть что, то за ухваты да за сковородки хватается?! А ведь ученые, видимо, не зря все больше и больше склоняются к тому, что предок-то наш не какая-то там зверомордая обезьяна, а весьма и весьма толерантная свиночка!

    Вот что насчёт толерантности ихней: бывало, куда ни идут наш Хрячок и Хрячуша - завсегда строем в колонну по-одному. Направляющий - Хрячок. В лужу первым обязательно Хрячок возляжет, а уже рядышком (аккуратненько-аккуратненько!) Хрячуша пристраивается. Такая вот у них братско-семейная идиллия была. Кстати сказать, тоже кое для кого пример, достойный для подражания. Хрячок-то только для ради уважения так именовался. А на самом-то деле он боровом был. Вот так же бы не потребительски уважительно представительницы прекрасного пола к старцам и другим безвременно вышедшим в тираж относились. Дудки-с!

    А насчёт сообразительности ихней один только фактик. Вот, скажем, лежит она под мостом, ну то бишь под сенями и, знай себе, посыпотствует. Видели бы вы, как живо она встрепенётся, заслышав слово «ботвинья» - это её ежедневное лакомство! Покойница матушка, бывало, каждый раз ругала нас с братаном за такую провокацию по отношению к бедной животинке:

    -Ну что вы зразните-то её? Вас бы вот так, когда взрослыми будете: только уснёте, а сыночек ваш и заголосит понарошку: «Мама, мама, а я пиво папанино - весь битончик со стола нечаянно столкнул!». Посмотрела бы я, как вы тогда встрепенётесь!..

   И стращала нас: вот-де посадит вам Егорий храбрый по чирью на задницу – будете знать, как обижать её!». Не знаю уж, от холодной воды в пруду или от лыжных вылазок на Бобыльскую гору по зимней стуже, но чирьи-то и в самом деле «садились» нам кое-куда. Ужли по «милости» Егория храброго, покровителя домашних животных?!

     Огород и домашняя скотинка-живность - вот два главных источника существования селянина в первые послевоенные годы. Без этого, на одни трудодни-"палочки" прожить ли было?

    Повторюсь: с коровами, овцами, козами селянину проще. Всё лето они на подножном корму пребывали. А вот свиньям домашняя кормежка-то нужна. Причем три раза на день (они бы и против четырёх разовой шибко не возражали!)! Хлеба народу-то в стране тогда не хватало - до свиней ли тут? Купят-"огоревают" им на лето мешка два-три отрубей - вот и обжирайся хрюшечки!

    Весенне-летнее утро у нас начиналось так. Матушка ставила в печь огромный чугун с мелкой картошкой и очистками овощей, а отец брал в руки серп и отправлялся в заросли крапивы около огородного забора по проулку. В деревянном корыте мелко-мелко рубил ее, крапиву-то, после чего матушка обдавала это крошево кипятком из-под картошки. А потом все это смешивалось в огромной корчаге или чиляке с истолченной картошкой.

    Это вот и называлось ботвиньей. Кто поленивее или понеопытнее из картошки болтушку делали, ну то бишь без травы. Кстати сказать, вместе с крапивой в ботвинью или вместо нее шла лебеда (стебли у нее сочные-сочные), а кое-кто не ленился в лес и за баландой сходить (в голодных двадцатом и тридцатом она, баланда, с охотой поглощалась и людьми). Ее особенно уважали свинки-то. И я их понимаю: сам пробовал ее в супу-похлебке.

    А что такого-то? Дедушка Кузя Мирсков, со слов своего незабвенного дедушки, сказывал, что сам барин наш граф Орлов, сподвижник (вместе двигались что ли?) Екатерины Второй по приезде в Аскулы (она тогда была центром Богородской (в просторечии – Аскульской) волости, подаренной ему государыней, заказывал крошево-ботвинью с баландой-то! А сами-то вы не пробовали ботвиньюшку? А зря! Готовить ее, как окрошечку, просто. Чтоб отсебятинкой не заниматься, сошлюсь на словарь Даля: "Ботвинья - жидкое холодное кушанье из кваса и вареной (!) зелени (щавеля, шпината, свекольной ботвы)".

    Нет слов, хлопотное и трудоемкое это дело - каждое утро ботвинью для свиньи сотворять. Не у всякого на это время было да и терпения хватало. Но зато какое мясцо и сальцо по осени от таких свиней бывает - вкусное, духмяное и питательное! Не то, что в казематах свинокомплексов, в тягучей неволе взращенное. В рот его возьмешь - вата ватой. А то еще и рыбкой отдает (сказывают, их там, в казематах-то, какой-то рыбной мучкой потчуют).

    Сам-то прадедушка Толя с хитрецой. Он, старый хрен, приспособился сальцо-то свиное у одного тоже старичка самаролукского покупать. От магазинного оно - как небо от земли! Адресочек? Фигушки! Он только для себя свинку или боровка выращивает, а мне уж по старой дружбе продает...

   13 июня – «Еремей-распрягальник, повесь сетево (севалку)» - Даль.   А сетево-севалка – это тебе не сеялка на колёсном ходу, а обыкновенный лубяной короб, семенами из которого и засевали многодесятинные (многогектарные) поля. А они, поля-то, тоже, считай, вручную, ну то бишь сохой вспахивались. Вот как нашим предкам доставался хлебушко-то…

    Теперь ему, этому лубяному лукошку, на шею надеваемому,   до сева озимых висеть в чулане или на погребице. И лошадкам отдых предвидится. Ночное-то на эти две недели межстрадные и в дневное кормление на лугу переходит. На водопой сгоняют – и снова на лужок. Это как бы каникулы у них или полумесячный отпуск. С содержанием!

   Уф-ф! Слава Богу, с посевной покончено. Можно перевести дух. Недельку-другую до новой страды – сенокосной можно слегка и передохнуть. Ну а ежели гречку кто не успел посеять, так это не страда, а, почитай, забава: две-три сотки её всего-то - на кашу да на оладьи. Зело вкусны и питательны они, гречишные-то. Иной раз, сказывали, они и не молодых мужиков во грех вводили…

   А вообще-то этот день в старину на селе чуть ли не праздничным считался. Ну-ка, какая гора с плеч свалилась по окончании сева-то! Подозреваю, не очень-то трудолюбивый детинушка сочинил вот это: «Эх, дожить бы поскорее до святого Еремея! Задрать бы ноги к потолку, не знать работу никаку».

   До начала сенокоса с Еремея чуть ли не полмесяца оставалось (во всяком случае, десять-то дней – это уж точно). Кто из молодёжи не рад был таким «каникулам»? Чуть ли не до зари «отрывались» наши бабушки-прабабушки да дедушки-прадедушки, будучи в молодых летах, в эту, хоть и короткую, благословенную пору. Веселиться веселились, а сердечко-то, знать, побаливало: впереди предстояли чуть ли не четыре месяца страдной поры…

   Ну   справному, то бишь трудолюбиво-заботливому мужику-семьянину и об эту пору работёнка находилась – и в доме, и во дворе. Сам не найдёт – есть подсказать кому. Самаролукские бабёночки до старости лет глазастенькими-глазастенькими оставались (ужли самарянки не такие?!): мигом своим благоверным работёнку находили. А вот у молодёжи об эту пору как бы каникулы аж двухнедельные наступали. Вот как об этом у знатока поволжского быта замечательного русского писателя Мельникова-Печерского, автора эпопеи «В лесах» и «На горах» про первую страду и межипарье:

   «На первую страду выльешь поту жбан, а во вторую полный чан». Первая, или малая страда – пахота и сев ярового клина. Вторая - сенокос, жнитво, а также пахота и посев озимых» (А время между ними в народе называлось межипарьем – А. М.-С.).

   «Межипарье – развесёлая пора деревенской молодёжи: веселей той поры во всё лето нет. Работы мало, что ни вечер на всполье (за околицей) хороводы, песни, пляски, лясы-балясы да смехи уже у завалин... А тут, глядишь, и земляника в мураве заалела… В след за ягодами из земли грибы полезли, ровно прёт их оттуда чем-нибудь… Радуются девки грибкам-первачкам, промеж себя уговор держат, как бы целой деревней по грибы идти, как бы пожарить их в тёмном перелеске, самим досыта наесться и парней накормить, коли придут на грибовые девичьи гулянки. Прийти бы только долговязым! Маслом надо да сметаной раздобыться… Но матери ворчливы, не то что масла, кислого молока у них не выпросишь… Ну да ради грибовых гулянок и поп во грех не поставит, если та аль другая красотка с погреба у матери кое-что и спроворит… Понабравши грибов, парни огни развели, девки в глиняных плошках принялись грибы жарить. Ложек парни не захватили, девки кормят каждая своего со своей ложки. А кормя, норовят, чтоб парень, ошпарив язык, глаза выпучил и слова не мог бы промолвить. А тут ложкой его по лбу да за уши драть, чтоб не забыл бы новой (грибной) новинки… (вон ещё, оказывается, откуда это пошло – ложкой-то «драться»! - А. М.- С.). Что смеху тут, что веселья!.. А под вечер каждый с зазнобушкой в кустики… И тут чуткому уху доводилось слышать, как звонко да смачно деревенская молодёжь целуется…».

   Далее автор вот эту трогательную историю рассказывает:

   «Жила-была в лесах (Это значит: по левую, а не по нашу, самаролукскую сторону Волги-матушки, мы в отличие, скажем, от самарян и тольяттинцев на горах живём - А. М.-С.) бабушка Маланья, древняя старушка. Сколько от роду годов, люди не знали, сама позабыла…   Языком чуть ворочает, а попу каждый год кается, что давным-давненько, во дни младые, годы золотые, когда щёчки были алы, а очи звездисты, пошла она в лес по грибочки, да нашла девичью беду непоправимую… «Бабушка, - говорит ей поп, - многажды ты уже в этом каялася. Прощена ты Господом от веку до веку». – «Батюшка, - отвечает старушка, - как же мне, грешнице, хоть ещё разок не покаяться? Сладкое ведь и сладко вспомнить».

   Да, самое-то отрадное это времечко – межипарье для молодёжи. То с раннего утра и до позднего вечера в поле и в поле. А это весёлыми ватагами и в лес красным девицам в сопровождении добрых молодцев можно понаведаться. А вечером на Базарной площади хороводы поводить и, конечно же, поплясать да частушки попораспевать, чтоб не только на всё село, а и на всю округу слыхать было. Так что мои земляки, наезжавшие в соседний Сосновый Солонец, были наслышаны от местных: «Ай-яй, какие у вас в Аскулах девки-то голосистые!» Ну и   (это ли не завистники?) сольцы в свои речи подсыпали: «Им бы только волков в лесу пугать – сразу бы все аж к Сызрани поразбежались».

   Ну а пожилым об эту пору краткомежстрадную выпадало и чайком в семейном, а то и в межсоседском кругу побаловаться. А то самовар-то, как вон бутылки со спиртным в лавке купца Чукина, пылью бы покрылся от «забвения» о нём, если б хозяйка не улучала минутку тряпочкой протереть его. Ох, и чистолюбицы они у нас, а ещё и честолюбицы. Со стыда сгорят, если про себя услышат от добрых (ещё каких «добрых»-то) людей: «У неё, у бедненькой, на самоваре пылищи, хоть веником сметай!»   

   14 июня – «Устин – лета красного почин» (по старому стилю это первое июня).

   «Красное утро на Устина – красный налив пшенички. Рожь красно открасуется». Дай-то Бог! Чтоб никакие санкции нам не страшны были.

   Вышел на крылечко, из рукомойничка ополоснулся и на огород –«зарядку делать», ну то бишь овощи холить, редисосчку с петрушечкой, а купно с ними и помидорки поливать. А пошто про огурчики прадедушка умолчал, ужли память старому хрену отшибло? Увы, увы, мне. Нечем их хрустеть стало. Ну глубокомысленные соседочки с советом к нему: а ты их на тёрочку. Пробовал! Аж три огуречка в горячах-то истёр. А трапезовать уселся – ну это всё равно, что подогретую водочку из чайного блюдца хлебать…

    Вот и закончился (по старому, более «родному» природе стилю) сладостно-маятный месяц май, когда у селянина, особенно у селянок не было ни минуты покоя. Даже у неработающих пенсионеров руки не успевали доходить до всего: и то надо, и это надо сделать (вот уж воистину прямо здесь и прямо сейчас!).Повторюсь в порыве самохвальства: нсли бы световой день «резиновый» был – на все сутки, на все двадцать четыре часа бы его растянули. Зато как радостно предвкушать, как твои детки или внуки с утра до вечера за обе щёки будут уплетать огуречки, а также ранние, что под плёнкой, помидорки и другие овощи, а также ягоды и фрукты. А особенно – зелёный горошек в стручках: хруп-хруп, что может приятнее этой незатейливой «мелодии» для отцовского или дедушкиного сердечка?

    В тот год, почитай, весь май и начало июня жарило-палило. Сушь стояла неимоверная. В горести руками разводя, старушки уже водосвятный молебен вознамерились проводить. Где? Тогда - на выбор. И широкий!

   Знатные полевые колодцы былых лет Енаралов (Генералов, конечно), Тусинов (по имени лесника, сотворившего его), у Крутенькой (лощины) ныне в позаброшенности-ненадобности позаросли, в мать – сыру землю ушли-попрятались. Один только у нас теперь продолжает благоденствовать – Анурьевский, вЕдомый не только моим односельчанам, но и странникам-туристам из Самары, Крестограда (Ставрополя-на-Волге - Тольятти) и Отважного-Жигулёвска. Не поверите,   на склоне перед ним, анурьевским-то они, туристы-то, особенно толстопятые самарянки травушку-муравушку утаптывают, как в старину около сельского Божьего храма.

   Служить-то размыслили в день памяти Отцов Второго Вселенского Собора. Ан и без того Господь Бог услышал наши молитвенные упования: в ночь на праздник великой святыни православно-русской – Владимирской иконы Божией Матери ну ни такой ли дождичек случился (дождичек – это благодарно-радостное сюсюканье старческое, а на самом-то деле - как есть дождище!).

   А ещё с вечера по-над Волгой-то погромыхивало. Но нас, «верхотурщиков» Самарской Луки такое вот погромыхивание столько раз, столько раз разочаровывало. Бывало, погромыхает-погромыхает, а дождевые тучи кривоходом по Волге-матушке мимо нас проплывают, водные глади её обильно орошая, а на верхотуру страждущей земли самаролукской, горделиво возвышающейся над всей нашей губернией, то ли сил, то ли желания подняться нет. А в тот раз за полночь чуть ли не над самым домом моим как шандарахнет – что твоё 19 ноября 42-го под Сталинградом.

   Гостящий у меня на летних каникулах кот-тольяттинец Тиберий, в просторечии у моих домашних Чучей именуемый, из-под бока у меня шмыг под кровать. И будто в блиндаже укрылся благоразумно-осмотрительный горожанин-котяра, невесты которого нам по всем ночам покоя не давали, вызывая его на гульбище…

   А тут слышу: по крыше – тук-тук. Ну, слава, Тебе Господи: услышал Ты молитвы наши! А утром в огород вышел, копнул землю – на ладонь промочило. А в низине верхняя влага с нижней сошлась. После такого не только хлеба знатно вызреют, и с картошечкой будем. Только вот вредюга жук колорадский злодействует.   Вот уж воистину мерзавец, который год селянок и дачниц каждое лето глаголицей (буквой «Г») на постатях ставит, проходящих мимо молодых мужиков во грех, а старцев в смущение вводя.    Однажды всего-то на день из дома отлучился – так он, почитай, половину рассады помидорно-баклажанной обкорнал. Ну ни обжора ли?!

   А вот и черёмушка поспела. Не токмо лакомый, но и пользительный плод. Сколько раз он нас, всеядную ребятню сельскую пользовал-выручал. «Съел чего-то», как тогда говаривали, и вместо игрищ постоянно за двор бегаешь. Бабаня черёмушкой попользовала, и ты снова в строю.

   Вот что говорится про неё в народном целебнике:

   «В листьях, плодах и коре черёмухи содержатся органические кислоты - яблочная и лимонная, витамины, сахар, эфирное масло. В годы Великой Отечественной войны в госпиталях успешно излечивали соком ягод гнойные раны. Отваром из листьев применяют при фурункулёзе, для полоскания полости рта при кариесе, пародонтозе, а также при болезни глаз, радикулите».

    Но лакомиться ей - вот уж воистину меру надо знать! Вот какой горестный случай описывается в «Кратких замысловатых повестях из «Письмовника» профессора и кавалера Николая Курганова» 1802-го года издания в СПб:

   «Одна юношка (юница), покушав чрезмерно плодов (черёмухи), получила запор. Лекарь хотел было поставить ей клистир, но ей казалось сие столь противно, что она лучше хотела умереть. Мать же её сказала, что неотменно то надобно сделать. Бедная девка не могла более отговориться, заплакав, молвила: «Теперь-то я знаю, как безвинные страдают за виноватых».

    Я привёл этот случай, чтоб, восхваляя черёмуху, не стать «виноватым» перед якобы «безвинными»…

     Лет этак тридцать, а может, и все сорок тому назад одна горожаночка доверительно призналась моему односельчанину, не шибко большому знатоку городской лексики тогдашней:

   - У меня такая депрессия, такая депрессия!

   Скажем, про компрессию, процессию этот тогда знатный механизатор хорошо знал, а вот про депрессию впервые услышал, а посему заинтересовался: что-де это такое?

    - Ну это, когда ничего делать не охота, ни на что глаза бы не глядели!

   - А! – простодушно обрадовался своей сообразительности мой землячок. - Я тоже в детстве болел депрессией-то, меня от неё тогда отец раза два или три лечил.

   - И чем? – живо заинтересовалась простодушная горожаночка.  

   - Ремнём, конечно! А чем ещё?! Лечит, бывало, и приговаривает: «Мы эту лень вскинем на ремень!»

   Как привыкли мы прикрываться забугорными словечками-то, считая свои некультурными.

   В старину (и не в такую уж и глубокую) разбойников и им подобных называли душегубами (они не только чужую порешали душу-то, а и свою этим смертным грехом на веки вечные губили). Потом менее эмоционально-нравственно и более бытийно: убийца, убивец. А ныне уж совсем нейтрально: килер. Предполагаю: и на скотобойне «работники ножа и топора» именуют уже себя как-нибудь на забугорный лад, а не скотобоями.

   И вот ещё одно словечко распространилось - рейдеры. Вы думаете, это народные контролёры и комсомольские «прожектористы» советских времён, которые проводили рейды по выявлению всевозможных нарушений и упущений? Это такие же «дозорные народа» (так называли нас, участников рейдов), как те песенные «рыболовнички», которые свою «рыбку» ловят «по амбарам, по клетям». Только похлеще!

   Раньше тати и разбойники («романтики больших дорог») грабили по ночам, а эти – среди бела дня. И не с кистенём, булатным ножом-финкой или обрезом, а под дулом судебных и административных решений, составленных стряпчими-крючкотворами. И уворовывают- заграбастывают не какие-то там вещички или денежки, а целые предприятия и фирмы – лакомые кусочки частно-коллективной собственности. И назови таких грабителями, по судам затаскают, они ведь всего-навсего рейдеры. Особенно беззащитны перед этими хищниками сельхозпредприятия, которым из-за капризов погоды угодить в долговую яму проще простого. Если промпредприятие от непогоды в убытке на десять процентов от общего объёма, то сельхозпроизводитель на все девяносто, а то и более.

    Вот, слыхать, Дума закон о рейдерстве приняла – давно пора! Только вот как исполняться он будет? Строго, как на хвалёном Западе, или, как всегда у нас? Погрозимся только, а по рукам рвачам и хапугам не дадим?

   Есть где эта лексика забугорная, может, и уместна.

   Ляпни где прилюдно, мол, намедни на концерт идти, а на меня п…ж напал, хоть святых выноси! Фу, какое свинство, скажут, какой моветон! А вот даже в ходе супер-интеллектуальной беседы во вчерашнем метеоризме, тебя намедни одолевшем, признайся, встретишь понимание и даже сочувствие. Ну и интеллектуально-благозвучная диарея просторечный понос хорошей пеленой укрывает. Вон даже и лекарство от него по «ящику» тоже весьма благопристойно рекламируют. Так же, как и деменция – старческое слабоумие.

   Повторюсь: вон даже один нашенский врач на заре забугорословия возроптал. Рассказывали: идёт по больничному коридору старушечка и интересуется, зубник-то, мол, нынче принимает? А тот рядом шёл и возмутился: не зубник-де я, а стоматолог. Вы же, мол, гинеколога ни п…ком, ни м…ком не называете?!

   И раньше нет-нет, да и залетит, бывало, в село, будто неведомая досель птичка, незнакомое забугорное словечко. Главным образом, из Самары, конечно (Это надо: находясь всего-то за Волгой, селения Самарской Луки входили не в Самарскую губернию, а в Сызранский уезд Симбирской!). До самой смерти, сказывали, дразнили клиентом в одном из селений Самарской Луки тамошнего «ходока», к которому обратилась барышня из самарского дома радости: «Клиент, а деньги кто платить будет?». Ну с ним ещё двое земляков там ублажались, так что с того раза по селу и пошло-поехало (на кого из двоих-то поначать потом было?) не только того сквалыжника, а и других односельчан, кто пытался спрохиндейничать да сдармовщинничать этим новым и необычным словечком обзывать: это, мол, ещё тот клиент-то!

   Распотешу-ка я своих земляков вот этой стихозой про тех, кто «клиентами» обзывается и про самих «клиентов»:

Как афинская гетера,

На диване развалясь,

Ждёт девица кавалера,

И довольный входит князь.

На лице его сияет

Страсти северный огонь,

И к красе он поднимает

Благородную ладонь.

Дева с пылкостью схватила

Руку князя и спроста,

Удивлённая, спросила:

- Почему она пуста?

   А уже в наше время вошло в обиход такое вот высокое выражение: «награда нашла героя!» Это про «клиента», подцепившего нехорошую болезнь.

   Ох уж, это женское коварство! Одно время   аскульские бабёнки взялись отступившихся от них мужиков с помощью кунеевских знахарок «невстанихой» наказывать. Ну ведь хлопотное это дело - выбирать время да, потаясь от востроглазой жёнушки, ехать в ту же Кунеевку исцеляться-то. И вот возвращается как-то из Самары дедушка Пантелей и рассказывает, как это нынче говорится, «в узком кругу», что там, на Троицком рынке поведал мужикам поп-расстрига. Надо, говорит, коленопреклонёнными поклонами от «невстанихи»-то испрашивать исцеления у иудейского царя Соломона, который удосуживался ублажать аж семьсот жён и триста наложниц, а заодно, говорит, и к великому князю Владимиру, который прежде чем стать равноапостольным, тоже множество наложниц имел. Никак не меньше тысячи, говорят.

   Чего бы путного вы могли слышать от попа-расстриги? Не иначе, как по такому коленопреклонению двоих наших, в той же Самаре в веселом дому, говоря по-нынешнему, «награда нашла героя». Ну тех самых, что бабушка Пипуриха выпользовала.

   16 июня – Лукьян-ветреник. Упаси Бог плохо подумать об этом святом на счет его ветрености-то. Прозвище у него такое вот почему (согласно народному месяцеслову): «На Лукьяна в канун Митрофана не ложись спать рано, а приглядись, откуда ветер дует: тянет ветер с полудня (юга) – яровым хороший рост; дует ветер с гнилого угла (северо-запада) – жди ненастья, к сырому лету, восточный – к наносным болезням». Не приведи Бог в этот день восточному ветру-то подуть: сколько моровых язв, особенно чумы да оспы оттудова к нам «надувало»-наносило. Один раз только грипп-«испанку» интервенты в Гражданскую войну с «тлетворного» запада занесли.

    Знать, неспроста на Лукьяна-то вчера к полуночи с Москвы (с «гнилого угла») подуло. С раннего утра задождило. А у нас в советское время такая присказка в ходу была: «Маленький дождишко, а колхознику отдышка». Теперь «понаехавшие» в наше село дачники в эту присказку заместо колхозника себя вельми находчиво поставили. Ну вот и я, как со стряпнёй управился, после чего, как говорится, чем Бог послал, и сам собственноперстно настряпал, благоутробно позавтракал, – сем-ка, думаю, к соседке смотаюсь. По непогоде-то, поди, скучает без дел садово-огородных. Обычно-то она уже в шестом часу на ногах, а это, вижу-прикидываю, только встала и только-только за стряпню тоже принимается. Оправдывается, как перед бригадиром колхозным: заспалась-де, потому как сны плохие снились. Зайцы, стервецы этакие, у неё молодые деревца в саду шустро-шустро обгладывали, и она их, почитай, всю ночь-ноченскую палкой шугала. Это что, говорю ей в утеху, а мне намедни жуки колорадские приснились. А перед этим привиделось: аж три муравейные кучи в своём саду тоже, почитай, всю ночь порушал. (Вот оно каким боком жизнь-то оборачивается: в младые лета красные девицы во сне вот уж воистину «фигурировали», а это - насекомые копошатся…).

     Поприветствовались, а у неё чайник как закипит. Она опрометью к нему! Я дивлюсь, а чего это-де ты так поспешаешь к нему: он только-только закипел, а ты уже плитку выключила? Ты вот курятину сколько варишь? А у болезнетворных микробов, в научном журнале вычитал, внешняя поверхность такая твёрдая, как у черепахи панцирь. Так что, чтобы по-настоящему обезвредить, варить их, болезнетворные микробы-то надо, как конину. Вот тогда ни животами, ни головой, ни печенью мучиться не придётся. А за ту утильную минуточку, что у тебя чайник кипел, микробы проснуться-то, как следует, ещё не успели, позёвывают, как ты вот сейчас.

   А для подтверждения этой мысли я ей такой вот случай рассказал.

    Года два тому назад заявились мы как-то с приятелем-самарянином к нашей давней знакомой в Самаре-городке. Ну в былые годы она по старой привычке бутылочку горькой выставила бы, но так как уже наслышана была про нас, что мы на старости лет давненько уже «завязали», то сразу же чайник на плиту поставила. А как только он, чайник-то, крышку взбрыкнул, она сразу же, как вот и ты, хвать - и газ выключила. Гляжу, а у моего приятеля шары на лоб полезли:

   - Ты чего это наделала?!

    - ??? – у нашей знакомой тоже они на лоб полезли: мол, в чём дело-то?

   - Плиту-то зачем так рано выключила? Чаем на бульоне из не сваренных микробов нас потчевать будешь?!

   И тут выясняется, что забугорный биолог Балденберг (настоящую фамилию его я запамятовал) установил: в течение двадцатого века у болезнетворных микробов под постоянным воздействием антибиотиков внешние поверхности их тел так задубели, что стали напоминать по тамошним масштабам панцири черепах – и такую сварить в течение какой-то полминуты кипячения?! Тогда как курицу с её нежнейшим в отличие, скажем, от говядины мясцом ты сколько времени варишь? Даже на пельмени, начинка которых не из цельных организмов млекопитающихся, а из мясного крошева, - даже на их варку после закипания у хороших хозяек уходит минимум пятнадцать минут (есть, конечно, среди современных хозяюшек и такие, которые уже через пять минут на стол недоваренные пельмешки ставят!).

   И тут мне пришло на ум: а ведь самовар-то у наших предков во время чаепития всё время кипел на столе, постоянно в него угольки подкладывали. Так что вот наши предки в микробиологии в научном ракурсе её, как говорится, ни в зуб ногой, а микитили и здраво поступали: не сваренными микробами пренебрегали, проще говоря, длительным кипячением гнобили их.

   Посмеялись, конечно, но прадедушка Толя всё же предостерёг соседку: водичку в чайнике-то всё же хоть минутки три надо кипятить, а если не шибко леностно тебе, то и все пять. Это я уж не из журнала, а от серьёзного-серьёзного человека слышал, который животом маялся, - тот и все десять минут воду-то прокипячивал! Это да будет в домёк всем моим читателям-землякам, у которых с животами не всё ладно: микробы болезнетворные, эти навязчивые сволочи, очень к воздействию внешней среды устойчивые!

   17 июня – Митрофан.

   Ну всё, позапозавчера на Еремея-распрягальника отсеялись. Теперь приспело об урожае будущего года озаботиться. С Митрофана в старину начиналась навозница – вывоз навоза на паровое поле.

    Вот спросить бы моих дедов Никифора и Алексея и обоих прадедов Яковов (они у меня и по отцу, и по матери одно имя носят) про «навозницу», только бы плечами, наверное, пожали. Дело в том, что навоз на паровые поля вывозили баре-помещики и только те единоличники-крестьяне, которые имели постоянные наделы земли. А там, как, например, в наших местах, где земля была в мирском пользовании и каждый год «для ради справедливости» (как в игре «кому что Бог послал») распределялась миром по жеребьёвке, то кому было в охоту заботиться о ней «для чужого дяди»?

    А куда же тогда навоз-то со двора девали, ведь скотины у крестьян тогда много было – и лошади, и коровы, и овцы, и козы, да и куры обжоры-ненаедки? Через пару-тройку дней, глядь, снова полные дровни, а то и сани. Тем более, что огороды, как например, в нашем многолюдном тогда селе (700 дворов насчитывалось до голода двадцать второго года) были маленькие, дом к дому зачастую впритык стоял (Сын выделился, где ему дом ставить? Зачастую - рядом с отцовым.). Так что картошку, а до этого репу в поле приходилось сажать (Вы что думаете, сказочный мужик посеял репку в поле-то, чтоб косолапого объегорить?!). Ответ прост: в овраг, что добрую половину нашего села надвое разделяет, сваливали. За три с лишним столетия торфу там столько накопилось – двадцать лет тому назад летом он загорелся, только весенний паводок этот пожар затушил.

   Больше того, печную золу, по рассказам бабани, по замёрзшей Волге возили в селения южного Заволжья, а оттудова возвращались с возами пшеницы (видимо, туда не добрались загребущие барские руки, и крестьяне там были единоличниками, то есть полными хозяевами своих наделов).

   И только столыпинская реформа, а затем и НЭП положили конец такому варварскому отношению к органическим удобрениям. Но при колхозах перешли, главным образом, на минеральные. Вези навоз в поле, потом разбрасывай его, а это – ширк-ширк их с самолёта, и готово: отчитались перед районным начальством! В бытность работы сельским корреспондентом сколько раз доводилось наблюдать мне целые горы этих (минеральных) удобрений в лесопосадках той же южной зоны нашей области. А по отчётам они, эти удобрения якобы «в дело пошли».

   Горы, целые горы навоза накопилось у нас в селе за околицей на Гуляе около животноводческих ферм – то-то лафа была после распада колхоза тольяттинским и жигулёвским дачникам хапать его машинами…  

   Как тут не вспомнить реформатора Петра Столыпина, который хотел наделить землёй тех, кто этого хотел, выйдя из общины, из «мира»?! Спустя 80 лет сделали это, только вот «поезд-то ушёл»... Мало осталось на земле тех, кто землицей-то для собственного пользования интересуется. Справедливости ради сказать надо: и тогда, при Столыпине, немного таких оказалось... Привыкли русичи жить общиной - не то, что за бугром, хоть на Западе, хоть на Востоке.

   Община в идеале была природосообразным укладом – неслучайно ключевые слова здесь «мир» и «лад». «Дружно не грузно, а врозь – хоть брось». Скажешь ли точнее, мудрее и поэтичнее? А что взамен после реформы? Успех для единиц и растерянность сотен тысяч людей. Крестьяне цеплялись за общину, как за родную почву. Лишь малая часть крестьян согласилась на выход из общины. Кулаки и лодыри-бедняки. Последние по большей части быстренько распродали свои наделы, пропили-прохаёрили полученное и толи в батраки подались, толи в города устремились. Но далеко не все они влились в ряды славного рабочего класса, многие случайными заработками пробавляясь, около пивных на самарском Троицком рынке ошивались. Не иначе, как в очереди к великому пролетарскому писателю Горькому в его пьесу «На дне» пробиваясь.

   Да, неоправданно жестоко расправилась власть с кулаками-мироедами, но горевали на селе о них только близкие. Никто из них вот хотя бы в наше село не вернулся, хотя голос в письмах поначалу подавали. Как например, один из них из приволжского села интересовался, как, мол, В –вым в моём дому живётся, как Фионе Павловне на моих перинах спится. Вот погибших в Отечественную фронтовиков всех поголовно и зачастую поминали, а раскулаченных как и не было в селе. Кроме мужа двоюродной бабушки моей Александра Самойлова никого назвать не могу – не знаю.

   «С Митрофана сей лён и гречу». И почему бы селянину не потешить себя вот этими поговорочками:

   «Как на крыльях полечу в поле сеять я гречу!».

   «Мы и гречку, мы и лён – всё посеем до полдён!».

   Повторюсь: и гречиха, и лён у самаролукского крестьянина от силы по три-четыре сотки занимали. Так что в этот или в эти два денёчка то была как бы и не работа – одна забава. А к тому же зачастую сеяли их рядом. Причём не только убирать и трепать, а и сеять-то по большей части женскому полу вменялось. Сеяли-то их тоже из лукошка, горстью. Ну рожь да пшеничку или тот же овёс с ячменем – тут мужская рука потребна: посевы-то десятинные (гектарные). А вот на небольшой постатке, как говорится, у от Бога аккуратисток-то руки куда способнее на такую кропотливую работу.

    Так кто же такую работу сполнял? Бабушки-старушки? Или хозяйка-старшуха дом и хозяйство оставит? То красным девицам по большей части эта не шибко трудная доля выпадала. А парни, от посевных работ, наконец-то, освободившиеся, этим днём или днями на сушилах да в погребицах бока пролёживали? Удержишь их! В помощнички они кое-кому набивались, к великому-великому неудовольствию матерей-матрон: грех один с такими помощничками-то! Когда посевы всходить начнут, этот грех-то ну ни такими ли огрехами окажет себя: где пусто, где густо… Тут уж всё на охальника соседа Ваньку валить – себе дороже. Так что, девонька, выслушивай маманькины попрёки да увещевания и знай себе помалкивай!

   18 июня – Дорофей.

«Если погода тёплая и ясная, зерно будет крупное».

   Начинаются самые короткие воробьиные ночи. А через недельку, с Кирилла в ягодных местах Самарской Луки закончатся и длинные мальчишечьи ночные игрища – «ягодно-клубничный сезон» начнётся. Рано-рано утром вставать-то придётся.

    С окончания учебного года и по начало ягодной поры на селе я гостевал в семье моего родного дяди Ефима Никифоровича Макеева в деревянном домике на два хозяина по улице Пристанской (ныне на месте этой по-сельски уютной улочки Волжский проспект сановито располагается). И какое же самое знатное развлечение тогда, начиная с сорок шестого года, было у самарян? Даже женщины бросали свои домашние дела и усаживались перед радиоприёмничками и слушали репортажи незабвенного радиокомментатора с футбольных матчей. А на селе радио тогда (в Аскулах, например) до конца пятидесятых не было. Ну да мы сами себя футболом ублажали. Причём в ясную погоду, почитай, ежедневно, оставляя втуне обычные игры тех лет – чиж, клёк, штандар, кулюкушки и даже лапту.    Да, начиная с сорок шестого, футбол и волейбол потеснили некоторые довоенные и послевоенные игры эти.

Но не «Третий лишний» и «Кондолы» (кандалы).

   В «Третьем лишнем» стоят парами по кругу. Увы, даже подростков манило такое вот довольно близкое общение с прекрасным полом. Ну ни завлекательно ли: стоишь ты в кругу на переднем плане - и вот к тебе «пристраивается» запыхавшаяся подружка этих милых игрищ и забав. Ну, конечно же, ты обнимешь её. Если можно было бы, так и уткнулся бы носом в её затылочек, сладостно-сладостно пахучий. Особенно, если она ещё и после субботней баньки, в которой уснащала себя водицей на полевых травках.

Вот одна телевизионная девица похваляется: у неё-де завсегда-завсегда подмышки сухие. Дурища! Соли-то ненужные, как вон сажа из трубы, естеством своим выходить должны , а ты их в организме закупориваешь. А потом новая заботушка привалит: будешь искать мази, которые отложение солей рассасывают. Опять же, дочка, их, отложения-то, гожее не мазями, а в баньке на полке веником выпаривать. А не рассасывать, потому как в одном месте рассосутся, а в другом соберутся.

   Про себя не буду -   приведу эпизод из романа Михаила Шолохова «Они сражались за родину, где один солдат сетует: давно-де он не нюхал подмышки у женины. А посему вопрос к той «сухоподмышечной» дурище: чего же это такое ты порешь, что от тебя мужики шарахаются. Сникерсы, хот-доги? А ещё, сказывают, есть, от которых даже французской лягушатинкой припахивает. Ну это которые лягушачьими лапками не брезгают. А крестьяночка , будь вся в испарине, она как в бане благоухает.

   В послевоенные годы душились только горожаночки. Вот как-то разговорились мы, сверстники, о днях нашего отрочества и юности, о наших играх и забавах. И не напомни-ка ли нам один из нас, какое благоухание источали разгорячённые бегом при игре в «Третий лишний» тела наших юных подруг. Видеи бы вы, как радостно светились при таком воспоминании наши старческие лица!..

   А «Кондалы» игра жёсткая. Выражаясь по-военному, стоя шеренгами одна против другой, парни и девушки, крепко-крепко сцепляются за рукт. И вот мчишься ты, что называется, сломя голову, к шеренге соперников (конечно же, целенаправленно-целенаправленно!), разбиваешь крепко сцепленные руки и уводишь пленницу в свой «лагерь». А не разбил, сам остаёшься пленником. Игра кончается победой самых крепкоруких, пока в противоположном ряду не останутся всего два человека.

   Одно из примечательных достоинств сельского мальчугана в наше время было – это умение свистеть. На нашей улице этим славился Витька Лузин. Свист его, сказывали, аж на Заовражной улице слышался.   Особенно хорошо почему-то свист распространяется во время дождя.

   Предостережение отрокам-туристам. В мусульманских странах не стоит свистеть. Там свист считается «музыкой дьявола». Мудрое установление! Если уж откровенно: хулиганство это.

У древних славян на месте погребения убитых проводились поминальные обрядовые пляски, которые сопровождались неумолкаемым свистом. Отсюда и свистопляска ! Очень негативное определение!

   И вот через какую-то недельку после Дорофея, почитай, до полуночи этими играми уже забавляться не придётся…

   19 июня – Илларион. «Пришёл Илларион - дурную траву с поля вон!»

«Постати полоть - руки колоть. А брось прополку - клади зубы на полку». Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить.

   Да, прохлаждаться некогда. Вот ведь незадача какая: культурные растения оклематься по-настоящему никак не могут. А сорняки недуром прут. Да ещё, сказывают, ворчат на культурные растения-то: понавезли-понасажали вас на нашу голову…

   Звонит как-то об эту пору мне супруга. Интересуется, чем это я в «своих» Аскулах занимаюсь. Отвечаю, как на духу: с сорняками замучился! Ну заместо «замучился» я по-простецки, «по-нашенски» другой глагол употребил. Поядрёнее! Чего не скажешь в сердцах-то (прости меня, Господи, за непотребство!). Ну да и то сказать: святого из себя выведут эти вот уж воистину самые неискоренимые враги селянина-огородника и горожанина-дачника,

   Вот кое-кто уже руки опустил. А зря! Сейчас, когда сорняки, что называется, в массовом порядке поспевать начнут, их рвать и рвать надо и в кучу на компост складывать. Иначе с каждой метёлки той же лебеды сотни и сотни семян упадут на землю. И всё это потом «на твою же голову»! Так и будет тебе слышаться на следующую вёсну от их деток слова искренней благодарности: «Спасибо тебе, дедушка Толя, за наше счастливое детство! Так держать, старый ты хрен!».         

   Одна наша гораздая на всяческие новшества и изыски «оселянившаяся» горожанка Людмила свет-Петровна (Упокой, Господи, душу этой непоседы и великой труженицы и энтузиастки-новоделицы!) уже летом начинала постать под будущий чеснок готовить. После ранних овощей освободившееся место сразу же перекапывает. Вскопаю, говорит, и тем самым сорняки «спровоцирую» (в агрономии даже термин такой есть) – вот они и попрут из земли недуром. А перед посадкой чеснока по осени всех до одного повырву. И правда: по весне у неё чесночная постать, будто гренадёрские шеренги на плацу. Чуть ли не до конца июня меж рядками ни травиночки!

   А вот вам плод вдохновения (кое-кому в домёк и поучение!) одного самаролукского пенсионера:

А схожу-ка для разрядки

Поработаю на грядке.

Чтоб головка не болела,

Буду травку дёргать смело,

Не боясь поранить руки.

Что пользительней - от скуки?!

   Несколько лет тому назад тольяттинка кума Анфиса проездом бывала в Валах (они тогда с кумом Виктором дачу под Переволоками прикупили). Уже к концу августа, по её словам, тамошние огороды были черным черны – ни травинки на них. Не знаю, как ныне, а тогда валовцы специализировались на выращивании раннего картофеля. Выкопали его – и сразу же постатку досконально пропололи. А в конце сентября – начале октября ещё раз сорнякам устраивают карачун. Ну ни молодцы ли?!

   Ныне вот иной раз какая прополочная страда-то:

Возле грядок топали,

Щей кастрюлю слопали.

Внучьи ручки белые –

Сорняки на грядках целые.

   А вот детворе моего времени лениться некогда было.

    Похлеще, чем совы да коршуны, досаждали нам, улошным «сторожам» молодые козлята (взрослые в поле пасутся). У аскульских старушек им искони такое вот определение дадено: врАги, ну то бишь черти-демоны. Ну а кто же они, эти проказники и проказницы, как не бесы? Только зазевайся, в огород в любую щелочку заберутся и напроказят там. Помню, однажды   сохранности своего огорода ради соседским козочкам-пошатуньям дал целую охапку капустной листвы (мать тогда пекла пироги с молодой капусткой): порите и на мой огород не зарьтесь. Так ведь нет! Чуть зазевался – они уже на огороде точно такие же щипают, а мой подарок не востребован оказался.

Ну и, конечно же, повечеру это дознано было: знатно на капусте-то «позабавлялась». И в качестве возмездия сторожу в тот раз пришлось стоя ужинать-то. Вот чего не было, того не было, чтобы ремнём или плёткой по спине маманькина рука проходилась. На то ягодица годилась.

    Ещё одна сценка времён моего детства.

   - Мамань, ты не забыла: позавчера обещала,   прополю постатку тыкв – дашь денег на кино?

   - Ну и память у тебя! – показно изумляется маманя, - Никак, в профессора угодишь!

     Я, конечно же, благоразумно смолчал на материнскую подковырку. Уж очень заманчиво доносились от клуба (аки соловьиные трели!) звуки работающего там движка. То прибыли всегда горячежданные киношники из Соснового Солонца, тогдашнего райцентра нашенского. В целях, говоря по-современному, пиара они заводили его загодя, чуть ли не сразу же после обеда, призывая моих односельчан, главным-то образом, молодёжь готовиться раскошеливаться.

    Билеты по городским меркам были недорогие, только вот детям колхозников где было денежку взять, ежели «наславленное» на Рождество или Пасху в наших карманах уже «иссякло»? Главным-то образом, опять же, на Рождество, потому как на Пасху «прославляемые» нами крашеными яичками от нас «отделывались». Почто нам они были тогда, яички-то, разве что маманька вторую тарелку поставит с ними на празднично убранный стол в горнице?

   Продолжается навозница - вывоз навоза на поля (а в домёк дачникам: и на дачные или приусадебные участки – не грех и им позаботиться о земле-матушке, а то мы всё горазды брать от неё!). Вот наставления и, если хотите, поучения из Месяцеслова по этому поводу:

«Кто много назёму в поле кладёт, тот с нивы верной прибыли ждёт».

«Навоз густ (ну то бишь изобилен на том же дачном или приусадебном участке), и амбар (ну то бишь погребок и холодильник) не пуст»,

   Вот и ласточки прилетели. У нас это касатки длиннохвостые. Ох, и хлопотушки эти самые касаточки-то. Ну недаром же самаролукские мужики в порыве нежности или благодарности так своих жёнушек не иначе, как величают.   А какие озорницы-то! Уже к концу лета, когда молодь вырастили, и жизнь у них по свободнее стала, они вот что учудили над нашим простодушным «болоном» (болонкой). Он у нас малоежкой был, и в его миске во дворе всегда оставалось. Казалось бы, ну и на хрен она им - еда собачья? Так они дразнить его, старого дурака, ну болона нашего, принялись. Вот уж воистину и про него сказать можно было (но любовно-любовно!): всё «глупый малый, глупый малый – и не заметили, как старым дураком стал»! Подлетят дразненья ради к чашке, а он за ними - с отчаянным лаем гоняться!

   Потом и заподлянку ему устроили (Ума, говорят, у них нет. Может, и нет, а вот хитрости хоть отбавляй!). Летят всей стайкой вдоль двора - он с лаем за ними. За сараем поворот на девяносто градусов, а там маленькая табуреточка (смородину с куста собирать на ней удобно) стояла. А у нашего болона глаза-то все в шерсти – вот он со всего маху и врезался в неё. Жалобного вою было – на другой улице слыхать. Зато ласточки не иначе, как злорадостно чирикали на всё село. Ну как это у нас в детских играх было: «Обманули дурака на четыре кулака».

   Поначалу-то тогдашний дедушка Толя зело обиделся-осерчал на этих птах. А потом в домёк-понятие вошёл. А почему бы и не порезвиться, не пошалить им? Вон ведь какое потомство вывели. А как выводили-то его, ужли позабыл, старый хрен? Не «час-минуту», а каждые несколько секунд то мать, то отец птенцам корм приносили! Так что я тогда участливо погладил-поутешил своего любимца, а озорницам для показа строго-строго пальцем погрозил с некоторыми не шибко парламентскими выражениями (благо, внуков рядом не было). И вы думаете, болон Малыш сквозь завесу своих волос над глазами этот угрожающий жест не заметил, тем более, что он такой филиппикой сопровождался? Плохо вы тогда знаете этих милых животных!

А это вот отрывки о наших братьях меньших из книги Владимира Мезенцева «Энциклопедия чудес», 1975 год издания:      

   «Собаки и голуби способны находить своё жильё, если даже увезти их в закрытом ящике «за тридевять земель». Объясняют это обычно тем, что животные руководствуются направлением сил земного притяжения. Но как объяснить то, что и собаки, и голуби возвращаются не в свой дом, а к своему хозяину?

   Известен случай, когда подросток вдруг заболел в тот день, когда ставился опыт с его голубем. Птицу увезли за сотню километров, а парня сразу же поместили в городскую больницу. И голубь прилетел не домой, а к больнице, там быстро нашёл окно палаты, где находился его маленький хозяин.

   Во Франции были проведены два десятка опытов с собаками. Увезённые за сотню километров, эти животные неизменно возвращались обратно и именно каждая к своему хозяину, который во время опыта менял свой адрес, перебирался в другой дом, в другое место.

   А это вот нашенские истории

   В полупустом вагоне вечерней электрички сидит одинокая девушка. Подходят хулиганы

- Девушка, сколько времени? – хватают за руку: Не беспокойтесь, мы сами снимем.

Она тихо:

   - Желток, чужие!

Из-под лавки выскакивает овчарка. Прыгает одному на грудь и валит на пол. Двое убежали.

   Теперь уже она командует:

   - Лежи смирно!

     На остановке:

   - Вставай!

   Привела в милицию.

   Про неё же. Подходит к группе буянящих парней («в рот, в мёд»). Сразу же молкнут и разбегаются.

   А это уже другая история. Собака остановила жулика на террасе – стоял навытяжку, боясь шелохнуться более двух часов перед не сводящей с него глаз собакой.

В отсутствие хозяев кошка вместе с котятами забралась на стол. Хотели спрыгнуть – собачье урчание. Так и пришлось бедолагам дожидаться хозяев на месте преступления.

    Бобик с кошкой сыздетства сдружились, спали даже вместе. И вот на Бобика налетает бродячая собака. Кошка, не долго думая, вцепляется ей в шею. Погоня. Домой возвращаются вместе. По всему видать, довольные-предовольные. Победители!

   Думаю, котолюбам на всякий случай стоит обратить внимание на вот это предостережение. Мужчина, у которого живёт кот, даже из ванной никогда не должен выходить без трусов. В Тольятти известен один такой вот уж воистину плачевный случай (даже в поликлинику пришлось бежать!). Но подробно рассказывать о нём не стану, дабы не развеселить кошатниц. Что любят, то любят они позлословить над мужиками-то – мёдом не корми!

   Но женолюбив прадедушка Толя. А посему поведаю историю этой осени. Как всё-таки любят домашние животные своих «патронесс»! Вот пошла со мной (по делам!) наша новоявленная селяночка со своего двора. И надо же: за ней устремились не только козы (ангорской породы!), но даже и куры, не говоря уже о двух бобиках.

   Советский учёный И. А. Фабри летним вечером   неоплодотворённую ночную бабочку выставлял в проволочной клетке на балконе лесной дачи в пяти километрах от двух больших сёл. Через 20 – 30 минут к ней слетались самцы. За три вечера было поймано 64 самца этой редкой у нас бабочки».

   А вот история пса Хати, которого подобрал живший в пригороде Токио университетский профессор. В течение почти двух лет, с 1923-го по 1925-й, каждый день он отправлялся на станцию, утром – провожая хозяина на работу, а вечером, встречая его с поезда. Однажды профессор уехал в город и не вернулся: умер от сердечного приступа, но Хати продолжал ходить на станцию ещё девять лет – до конца своей собачьей жизни. На станции Сибуя ему поставили памятник.

   Ещё одна история собачьей преданности. Одна из достопримечательностей шотландского Эдинбурга – памятник скайтерьеру Бобби, чей хозяин Джон Грэй служил в полиции. В 1858 году Грэй скончался от туберкулёза, пёс же оставшиеся 14 лет жизни провёл на его могиле.

   Сам я сыздетства – собачатник. И каждый-каждая из моих питомцев-питомиц по сю пору гнездятся в сердечке моём. Ну дикие животные – они сами по себе. А вот с домашними ужли мы на том свете не встретимся и общаться не будем? Господи, ведь у них тоже есть душеньки, да такие добренькие. Им ведь тоже радостно будет встретиться нами и общаться. Я имею в виду одомашнившихся домашних-то, а не тех, что волчьими стаями по улицам рыщут.

    Ну коты чаще всего в любимцах у так называемого слабого пола пребывают. А вот эту былицу из центральной (самой многотиражной) газеты «Аргументы и факты» я представителям мужского пола поведаю, особенно служивым (В какой казарме не было общего любимца – кота? С кошками-то уж больно возни много – куда котят спроваживать?):

   Жарким днём 1944 года артиллерийская бригада сделала привал на развалинах белорусской деревни. Рыжий котёнок – единственная живая душа – щурился на солнце на остатках сгоревшей хаты. Пожилой старшина белорус докурил самокрутку, посадил котика на облучок зенитки и нарёк Рыжиком, в шутку объявив седьмым бойцом расчёта: с намёком на его будущую славу как грозы мышей в местах расположения батареи. Так найдёныш прижился в отряде, а к зиме стал здоровенным котярой. Вскоре зенитчики стали замечать за котом странности: незадолго до вражеского налёта Рыжик глухо шипел в ту сторону, откуда в ту сторону, откуда позднее появлялись вражеские самолёты. Бойцы стали разворачивать орудия в подсказанном котом направлении, и результативность отражения атак противника возросла на порядок.

   Однажды батарея отдыхала. Рыжик тоже спал, но внезапно вскочил и зашипел… строго на восток. Невероятная ситуация, ведь в той стороне был прочный тыл. Однако артиллеристы на всякий случай навели туда 37-миллиметровую зенитку. «Верим коту и ждём, - вспоминал очевидец тех событий. – И вдруг с дымным шлейфом на горизонте появился наш «Як», а за ним на минимальной дистанции – немецкий «Фокке-Вульф». Батарея успела вовремя: после нескольких залпов «Фоккер» загорелся и воткнулся в землю.

   На следующий день в часть приехал лётчик. «Как вы догадались, что мне помочь, да так оперативно?» - спросил он. «Вот ему скажи спасибо!» - засмеялись бойцы и указали на Рыжика. Пилот решил, что его разыгрывают, и только после рассказа старшины всё понял. На следующий день лётчик вернулся с двумя килограммами свежей печёнки для героического кота.

   По преданию, все домашние животные, в том числе собака и кошка, были дарованы человеку уже в Эдеме. Все они были спасены в ковчеге. И уже на генном уровне Господь вложил им любовь к человеку и служение ему. Вот возьмите волка. С крошечного возраста воспитывай его, а всё равно не собака! Также и рысь не сделать домашней, и медведя, а уж тем более львов, тигров, шакалов, лисиц. Не дано им любить, тем более боготворить человека, служа ему.

   Не в силу жалко мне бывает лошадку, когда её, влюблённую в человека, самоотверженную и безропотную, истязают кнутом на взгорке, когда она надрывается (аж приседает на задние ноги!) с непомерно большим возом сена (хам, он всегда и жадина!).

   Кстати сказать, вот ишак надрываться не станет. Если ему не под силу, хоть до смерти бей его – не стронется. Ну да у нас и не заводят этих упрямцев. По-видимому, ещё и потому, что жрёт он,как лошадь, а работать – вполовину. Ну точь-в-точь, как это думают некоторые уж больно шибко меркантильные дамы про мужиков-коротышек. Они-де порют, как большие, а…

   Люблю в эти июньские деньки, оторвавшись от дел, по лесу попрободить. Подойдёшь к молоденькой осинке – она аж вся затрепещет: то ли от радости, то ли от смущения. И тебе чуть ли не в наваждении каком так и слышится: «Здравствуй, здравствуй, мил человек!». И ты ей: «Здравствуй, здравствуй, милая! Расти большая-большая!».      

   А вот к дубу подойдешь, который вот уж воистину «среди долины ровныя на гладкой высоте» (это в урочище «Колоды», где скот поили), – он, как колхозный бык племенной, стубычится: ни веточкой не поведет, ни листиком не шелохнёт, стоит себе, как генерал. А тем, кто в Армии служил, до старости перед генералами-то невольно в струнку вытягиваться тянет.

   И все вокруг по этому косогору – берёзки, осинки, липки ему уже как бы внучками доводятся, а то и праправнучками. А мне видится тут огромное-огромное стадо свиней – домашних и диких, которых он за это время выкормил своими желудями.

   Нынче, говорят, редко, кто их собирает. А зря! Тут и особый вкус свиного мяса, да и хранится оно в тушках в чулане на зимнем морозце крепче. В годы моей младости мы с отцом полный ларь ими затаривали. Как славно жировали и жуировали на этом исконно природном для свинок корме наши Хрячок и Хрячуха, куда уж какая «сладкая парочка»!

     Как тут не порадоваться, что ты не за бугром где-то, а на родине, в родных урочищах, где никто тебе не указ. Вот вам сообщение из центральной газеты:

      В Индии власти объявили войну сельским жителям, которые искони справляют нужду в чистом поле. Хотя у многих дома есть санузлы, обитатели деревень до сих пор не избавились от привычки ходить в туалет под первым лопухом. Масштабы проблемы оказались настолько велики, что для борьбы с ней чиновники привлекли передовые технологии – беспилотные летающие аппараты. Беспилотники с видеокамерами уже патрулируют шесть сёл. Правоохранители заявили, что будут применять к нарушителям самые суровые меры воздействия.

   Ознакомившись с этим сообщением, прадедушка Толя всерьёз забеспокоился: этак они и до коров, считающимися в Индии священными животными, доберутся, которые там пока что безнаказанно за …ют улицы крупных индийских городов. А заодно и порадовался за свою страну. Ну-ка, не приволье ли: прямо в чистом поле, при этом оглядевшись, конечно, нет ли кого поблизости, малую нужду справить? А где-нибудь в Долгом колке, в Дубраве, в Колодах, в Барских берёзках да хоть и на Тароторне под кустиком аккуратненько устроившись, - и большую. Только не шибко старайся, а то стайку миролюбивых куропаток спугнуть можешь.

   21 июня – Фёдор Стратилат. Про него говаривали: «Грозами богат». Есть нехорошая примета: «Гроза на Фёдора – не жди в сенокос вёдра». Так уж повелось, в один из этих меженных (разграничительных) дней – гранью между летом и зимой колодезники опрокидывают сковороды (чугунные, ни в коем случае не «лименные»-алюминиевые!), чтобы определить, где есть водная жила. И судят об этом по степени сырости сковороды. Способ наивернейший.

   А вот с рамочкой здорово промахнуться можно. В этом я, как тогдашний аскульский староста, горестно убедился. По нашим слёзным просьбам-умолениям в начале девяностых прошлого века тогдашний глава Ставропольского уезда Александр свет-Васильевич Румянцев (дай Бог ему доброго здоровья и всяческих успехов на его новом поприще директора Кинельского сельхозинститута!) благоволил выделить нам средства на строительство аж трёх колодцев (были тогда такие возможности у уездных властей!). Эти колодцы взялись рыть пришлые мастера. Походили-походили с рамочкой-то и говорят: «Здесь вот жила-то». И взялись за работу. Копают день, другой, третий – нет воды. Углубились аж на тринадцать метров – всё песок да песок.

   Жила-то, конечно, там была, но вот вопрос: на какой глубине? Не под Америку же было подкапываться?! С того раза я к такому выводу пришёл: при поиске водяной жилы рамочку-то со сковородой надо сочетать!

   Увы, не всем-то в домёк та наша неудача с колодцем пошла. Позапрошлым летом неподалёку от этого места уже частник на своём пазьме колодец взялся бурить. Сказывали, глубоко-глубоко вот уж воистину «забурился» - нет воды! Я не стал тогда со своими советами-предостережениями соваться – «под руку говорить», чтоб потом не сетовали, вот, мол, старый хрен, рассоветовал – теперь бы с водичкой были. Но самим бы им не грех задуматься: в не такое уж и далёкое время этой усадьбой владел кулак. То бишь состоятельный и, конечно же, не глупый мужик. Ужли ни он, ни жившие более трёх столетий на этом месте предки его не додумались колодец себе соорудить, чтоб и для себя, и для скотинки чуть ли не за сто сажен за водой не ходить?!

   А вот сосед мой Евгений свет-Семёныч, исконный насельник славного на всю Самарскую Луку Жигулёвскграда ещё с тех времён, когда он носил ещё более славное имя – Отважное, - он, Семёныч-то, на своём дачном участке в Аскулах (в нужном месте и в нужное время!) сотворил аж два колодца. И теперь у него на усадьбе и для себя и домочадцев, и для поливки, и для только что сооружённой баньки воды – хоть залейся. С младости уважаю (и даже люблю) таких вот не только рукастых, но и мозговитых!

   И по сю пору колодезники – весьма и весьма уважаемые люди на селе. А Фёдор Стратилат считается их покровителем, и день этот они считают своим праздником.

   Вот вопрос на засыпку моим молодым землякам от бывшего студента МГУ (грешили мы в своё время этими «засыпками»-то): что в первую очередь сотворяли-сооружали наши предки-самаролукцы, прибывшие в эти благословенные места около четырехсот лет назад из селений Московского княжества (московский говорок у исконных самаролукцев никуда не спрячешь!)? Дома для себя, дворы для скотины, бани, амбары или хотя бы землянки принялись строить? Ну с самого первого часа это, конечно, шалаши сделали (надо же куда-то детишек приютить) ну и какие-никакие загородки для скотинки, чтоб она в леса по дурости не подалась. А самая первая «капитальная» стройка – это колодец (пусть на первую пору неглубокий, на грунтовые воды рассчитанный), потому как без еды можно и неделю перебиться, а без воды и сутки не протянешь (особенно в жаркую пору). Так что я хорошо-хорошо представляю себе, каким почётом у тогдашних первопроходцев-первопоселенцев самаролукских пользовались эти самые колодезники. И ореол этого почёта над их смекалистыми головами (вкупе с умелыми руками!) реет и по сю пору. И я глубоко верю: для европейцев, которые уже ныне основательно подзас…ли свои страны всяческими химиями и нано-технологиями, уже   через каких-то два поколения Россия-матушка будет не только житницей, но и всеконтинентальным колодцем.

   Про Фёдора Стратилата в старину говаривали: «Грозами богат». И так вот шутковали: «Фёдор Стратилат любит баб сажать на зад» (ну то бишь от испуга приседать).

   Оно ведь и про мужиков было что сказать. Вот, например: «Стратилат громами грозится – и безбожника учит креститься».

    Известный в Ставрополе-на-Волге художник Бо­рис Петрович Ш - н в дружеском кругу однажды перед Днем Победы признался:

    — Служил я в воз­душно-десантной армии, что была в резерве Вер­ховного Главнокомандо­вания. Понятное дело, в десантники не всякого брали. Молодые, здоро­вые, мы ничегошеньки и никого на свете не боялись, разве что особистов. Ну и, конечно, все, как один, ярые безбожники были. Но вот какое дело: безбожниками-то нам не всегда удавалось оставаться. Бывало, как начнется артналет или бомбежка - земля дыбом встает от разрывов. А ты лежишь такой беззащитный перед этой тупой и бездушной силой, весь такой мягкий, как сливочное масло, для вражеских осколков и невольно вспоминаешь Бога: «Господи, спаси и сохрани!» - так не хочется умирать в девятнадцать-двадцать   лет!..

    А потом, когда артна­лет или бомбежка закон­чатся, опять друг перед дружкой хорохоримся, как ни в чем не бывало. Да еще и богохульничаем: это надо-де, как мы перес…ли-то! Даже Бога вспомнили! Одно слово — молодежь…

    А Господь Бог Отец наш Небесный, поди, как теперь мне на склоне лет думается, глядит на нас, на неочунаев неблагодарных, и в бороду, знай себе, посмеивается: «Эх, детки, вы мои детки неблагомысленные! А мольба-то от вас, богохульников, все же дошла до Меня. Оглядитесь-ка: все живехоньки остались!»

   Впрочем, когда прижмёт, не только молодые солдатики на войне вспоминали Господа Бога. Вот что рассказывала о Марксе его служанка: «Он был богобоязненным (как-никак, а внук раввина! –   А. М.-С.) человеком. Когда сильно болел, он молился один в своей комнате перед горящими свечами (как-никак, а крещёный был – А. М.-С.), обмотав вокруг головы что-то вроде тесьмы».

   А как воздевал руки и кричал благоверный марксист Григорий Зиновьев, когда его вели на казнь! «Услышь меня, Бог Израиля! Наш Бог есть Бог единый!» - как бы пояснял он конвойным, имея в виду, что ветхозаветный иудейский Бог Иегова – это и Отец Небесный христиан. Но, увы, эти душераздирающие крики не нашли отклика в сердцах безбожных расстрельщиков.

   22 июня – Кирилл. Астрономическое начало лета (и, увы, пошло-поехало оно в сторону зимушки-зимы…). День летнего солнцестояния - меженный. Начало сенокосной страды в Ширяевских лугах. Именно на покосе узнали мои земляки о начале Отечественной – от гонца из Соснового Солонца.

    Вот что советует селянину в своём «Календаре» об эту пору - на июнь Лев Толстой.

   «В ненастье грабли к покосу приготовить. Косу купить. Не покупать не умеючи (в старину «литовки» славились - покупай, не ошибёшься. - А. М.-С.). Разница в косах большая. И плохая коса замучает (от себя присовокуплю: и от хорошей косы, если плохо отбить её вечерком, добра не видать. А отбивать её, чтоб как бритва была, - большое искусство. Не каждому дано! - А. М.-С.). Уладить молотки и отбои, чтобы к людям не ходить, а самому послужить тем, у кого нет».

   Как сейчас помню: по вечеру очередь к отцу моему Николаю Алексеевичу на пробивку кос выстраивалась. Так что, бывало, покойница матушка моя незабвенная Анна Никифоровна серчала (втайне-то гордясь!): «Вы его ужинать-то отпустите?!»

Как облегчился крестьянский труд в колхозах. В послевоенные годы ход пошли косилки и лобогрейки.

Довелось и прадедушке Толе в своё время поработать на лобогрейке-то, колхозное сенцо согребая. Вот уж воистину свысока-свысока обзираешь ты окрест себя, и тебя издалека-издалека видать. Только вот мальчишеской сухолядой заднице не благоденственно было на железном сиденье полукруглом, хоть и дырочки в нём, видимо, для ради вентиляции проделаны были. Хорошо бы подстилочку какую, но не удержится она на таком вёртком сиденьи-то.

    Самый верный сигнал к сенокосу – цветение ржи. Ну и, конечно же, цветение на покосах. Любит скотинка-то, когда травка цветёт. Недаром же говорится о пуде мёда в каждой копне! И такое сенцо, как правило, у мозговитого крестьянина ни овцам, ни козам не достанется – только кормилице коровке. Когда кинет, бывало, он с сушила коровушке в ясли пласт-другой такого сенца (его на сушило складывали, а не в сенник) – по всему двору ароматы летнего дня распространяются. Так что не только у хозяина, но и у бессловесной скотинушки сердечки радостно взыгрывают. Но, повторюсь, овечкам и козочкам на долю выпадают только ароматы: спустившись с сушила, отец задаёт им из сенника июльского (а не «кирилловского») сенца-то. А я вот, грешным делом, остававшись за хозяина на время отлучки родителей в Куйбышев или Жигулёвск, баловал овечек (коз мы не держали) июньско-цветочным сенцом-то. Отец, бывало, вернётся - зырк-зырк по сушилу-то. А я дурак что ли – брать сенцо-то с самого края сушила?! Я доставал его из дальнего угла. Ох, грехи-грехи наши отроческие…

   О сенокосе в наших местах подробно в моих «Былях и сказах…» («Кирилл – начало лета. Сенокос»).

   В эти дни поспевают земляника и полевая клубника. На селе начинался ягодный сезон. Собирали их все от мала до велика, окромя мужиков, конечно, и корзинами и вёдрами на попутках «сплавляли» на самарские рынки – на Воскресенский, Троицкий и, хотя и далековато и не с руки, на Болгарку. Продажей ягод – полевой клубники (земляники у нас мало было – самим только на лакомство шла), ежевики, малины, а также черёмухи только и жили, только так в семье колхозника появлялись денежки на одёжку, на обувочку да и на те же учебники. Ну и самаряне были довольны такому наплыву ягод. Вот в два ряда стояли корзины на прилавках – уже к обеду всё раскупалось.

   После этого наши «торговки» отправлялись по самарским, а то и по жигулёвским продмагам (в Жигулёвске ягоды тоже хорошо расходились: на строительстве ГЭС и нефтяникам тогда хорошо платили), Ну первым делом белого хлебушка кирпичика два, булочек, а ещё тресочки и камбалы прикупят. Летней порой эти рыбы, тогда очень дешёвые, селянам мясо заменяли. Ну и на ливерную колбаску торовато «разорятся».   И ходом-ходом к пристани, что около пивзавода, на паром. Волгу на нём переплыли к Рождествену, а там на попутках домой. Благо, попутки постоянно ходили по Московскому тракту-то (ныне через плотину эта дорога пошла).

    Надо ли говорить, с каким нетерпением ожидала эти попутки с матерями на борту аскульская ребятня? Булки, кренделя – гостинец, что надо малышу. А вот взрослых летней порой при отсутствии собственного мясца (оно только после Кузьминок и зимней Матрёны у селянина на столе появлялось) очень и очень блазнила ливерная колбаска. Не шибко дорогая, а вкусню-ющая! Не варёная, не жареная, а прямо из кишок она во рту чуть ли не таяла. Вот ровесники не дадут соврать: нынешняя «ливерка» той самарской сороковых и пятидесятых и в подмётки не годится!

   Ах, лето-летечко, всё кругом цветёт и источает сладостные ароматы! А места-то, места-то какие у нас красиво-велелепные. Во многих краях нашей и ныне необъятной Родины за свою долгую жизнь побывать довелось, многими красотами полюбоваться. А вот, чтобы во сне привиделись они мне, те же крымские горы, те же кипарисы – такого отродясь не было. А вот когда три года во время армейской службы вдалеке от малой родины был, родные места (и не только мне, а, по их признаниям, и моим товарищам по службе) частенько снились. Однажды даже закоптелое банное окошко, около которого я паслёну (у нас её не только вороняшкой, но почему-то «бзникой» называли) собирал, привиделось. И как отрадно мне было это сновидение, что даже в мою молодецкую стихозу оно попало!

   Вот как об этом – о малой родине – у замечательного русского писателя-«деревенщика» Василия Белова в его книге очерков о народной эстетике «Лад»: «Родная природа, как родная мать, бывает только в единственном числе. Все чудеса и красоты мира не могут заменить какой-нибудь невзрачный пригорок с речной излучиной, где растёт берёза или верба. Пословица по этому случаю говорит кратко: «Не по хорошему мил, а по милу хорош».

   И в самом деле! Вот в конце пятидесятых мы, аж целых два взвода самарских парней служили под Москвой, обучаясь во Всеармейской школе младших командиров ПВО страны. Леса и перелески да ещё и речка Нара – лепота, да и только. Когда во время летних учений мы с моим земляком из села Брусяны Юрой Тарасовым (койки у нас в казарме рядом, через общую тумбочку стояли) были в дозоре, у него невольно вырвалось: «Красиво-то как! Будто у нас под Брусянами». Но немного погодя, не без гордости (но и не без грусти по родной сторонушке!) добавил: «Только у нас, пожалуй-ка, по пригляднее будет!». Ну то бишь милее!

   А вот строки из письма Андрея Платонова жене и дочери: «Сердце навсегда может быть поражено покосившейся избёнкой на краю деревни. И ты не забудешь, не разлюбишь её никогда, каким бы мудрым и бессмертным ты ни стал».

   22 июня – пожалуй, нет памятнее даты доя россиянина, чем эта – начало Отечественной. Эта тема была чуть ли не ежедневной в разговорах-воспоминаниях наших отцов. И матерей!

Вот чего не было в их фронтовых рассказах – злобы! Ни разу я не слышал из их уст слово «фашист». Потому, наверно, что фронтовики их, фашистов-то, в глаза не видели - фашистов-эсэсовцев. Они не воевали с ними. А обычное слово у наших фронтовиков для обозначения неприятеля: «он». «Он тот раз как попёр на нас, как попёр!..». Или: «Ну мы ему тогда всыпали – будь здоров! Которые в живых остались, по сю пору, как вот мы сейчас, наверно, вспоминают!». В первом случае чуть ли ни завистливое уважение слышалось: вот, мол, стервец этакий, какой сильный да везучий-удачливый! А во втором - этакая радостная месть, этакое легкое злорадство: вот-де тебе, гад такой! А то, ишь, раздухарился!

Это ведь маленькие да неудачливые народцы, страдающие комплексом неполноценности, злобной местью к удачливым соперникам исходятся. Ох, как они горазды после драки кулаками махать и лежачих бить, ну то бишь могилы павших воинов-освободителей осквернять и памятники-обелиски порушать. Как тут наши детские потасовки ребячьи не вспомнить? Кто бегал маманькам-то жаловаться? Самые что ни на есть пшибздики! Которым за ябедничество еще больше от нас доставалось…

Опять же: где порушают памятники советским воинам? Только не в Германии! Сильный сильного уважает! И я больше, чем уверен: возвратившись на родину, «наши» тогдашние пленные без обиды вспоминали моих землячек и земляков аскульских. Почему так думаю? Мой двоюродный брат Иван Подлипнов служил в Германии с 50-го по 53-й год. Однажды, когда он с приятелем был в увольнении, подходит к ним немец, уже в годах. Откуда, ребята, спрашивает на ломанном-ломанном русском. «На Волга? – и после этого радостно закивал: Был, был! Мороз – гут-гут!» - При этих словах аж поежился. - Водка нет. Шнапс. Вон – шнапс!» - Показал на забегаловку, по-ихнему бар что ли. Я, было, говорит, согласился, а товарищ уперся: «Ты что?! А вдруг напоят чем и…»

До самой смерти братан жалел, что не принял то приглашение. Гнело его вот что: немец тот очень обиделся на них…   Хотя напарник его эту обиду воспринял по-другому: «Видел, как фриц-то скис, когда сорвалось у него нас заманить?». Что и говорить, время такое было, что немцев-то, пожалуй, меньше боялись, чем своих особистов…

    Вот реплика известного современного публициста Анатолия Макарова:

   «Почему так, спросил бы я польского коллегу, который выступая в российском ток-шоу, содрогается от неизъяснимой ненависти к России, почему я не разражаюсь ответной ненавистью, не ищу поводов в минувшем и не отказываюсь от своих пропольских симпатий? Спросил бы и сам себе ответил: а в том дело, что я принадлежу к великой стране, не лелеющей обид, не копящей унижений и злопамятства. Короче, не подверженной комплексу неполноценности. И это касается не только поляков. Думаю, каждый, увы, довольно легко продолжит сей ряд».

Увы, мы в своём мягкосердечном великодушии за послевоенные годы подзабыли, что, почитай, вся Европа, за исключением Великобритании, Греции и Сербии, была в одном стане с фашистской Германией (быстротечно капитулировшая Франция – особь статья). Если не воевала непосредственно, то обеспечивала фашистскую армию всем необходимым. Напомнить ли вам, как самоотверженно трудились чехи, производя самые лучшие немецкие танки «Тигры» и «Пантеры»? И стоит ли удивляться тому развороту западно- и восточноевропейцев последних лет? До этого их истинное отношение к России только скрывалось. Причем и при советской власти эта, мягко говоря, неприязнь прорывалась. Об этом я сужу по рассказам тех, кто из Тольятти и Куйбышева тогда побывал в странах так называемого социалистического содружества.

Вот что услышали мы на офицерских сборах в 1079 году из уст московского полковника, который до этого служил в Германии:   Если, не дай Бог, разразится война, - доверительно поведал он нам, военным газетчикам запаса, - главная проблема для наших войск будет обеспечение коммуникаций через Польшу. Уловив недоумение на наших лицах, полковник горестно развёл руками

   - В спину будут стрелять.

   Такие вот у нас были союзнички. А кое-кто продолжает горевать о них..

   Не лучше относились к России и русофоб Ленин, призывавший к поражению её в Первой мировой войне, и либералы-космополиты, которых оторвали от кормушки после Октябрьского переворота. Вот из причитания Зинаиды Гиппиус во время гражданской войны (дневниковые записи):

    12 янв. 1918 г.: «… Господи! Хоть бы шведы нас взяли! Хоть бы немцы прикончили!»

    15 февраля: «Да, волей-неволей начинаешь думать, что единая наша надежда – чужой штык…»

   А это вот стихотворение на эту же тему Анны Ахматовой

Мне голос был. Он звал утешно.

Он говорил: иди сюда.

Оставь свой край глухой и грешный,

Оставь Россию навсегда…

Но равнодушно и спокойно

Руками я замкнула слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух.

   А вот как о сыновней любви к Родине у Ивана Бунина:

Они глумятся над тобою,

Они, о родина, корят

Тебя твоею простотою,

Убогим видом чёрных хат.

Так сын, спокойный и нахальный,

Стыдится матери своей –

Усталой, робкой и печальной

Средь городских его друзей,

Глядит с улыбкой состраданья

На ту, кто сотни вёрст брела

И для него ко дню свиданья,

Последний грошик берегла.

   Балагур и весельчак был в молодости наш односельчанин Ванечка (по понятным причинам ни настоящее имя его, ни тем более фамилию называть не буду). Рыжий да к тому же басливый – какая устоит? Попадись такому и серьёзная-рассерьёзная девица – как муха от паука, не отвяжется.

   Немало девок по нему сохло, а женился на красавице Татьяне. Только женился, только дочку заделал – на действительную взяли (тогда так срочную службу в Армии так называли). Кстати сказать, и его, и моего отца вместе с ним, да и всех остальных тогда на 23-м году жизни взяли. Это уже на фронт, в Отечественную с восемнадцати лет стали брать. 22-летний детина да к тому же женатый и будет какому-то там «деду» подчиняться?

   С действительной сразу на Халхин-гол, а оттуда на Финскую. Полгода пожил с молодой женой – на Отечественную призвали. И если с первых двух войн (с Японской и Финской) героем вернулся, а в Отечественную уже в сорок первом в плен попал.

   Сам прошедший три войны, отец мой (две серебряные медали «За отвагу», две бронзовые «За взятие…» и «За победу…) пояснил это: «Знать, судьба такая. Это у офицера наган, а солдатик попробуй-ка изловчиться из винтовки застрелиться! Тем более, если контуженного или без сознания тебя подобрали, как Иван мне рассказывал…».

   Совсем другим человеком вернулся в родное село дядя Иван. Балагурство и весельчайство с него как дождём смыло. Одно слово – не на курорте он эти четыре года пробыл. Сильно сдал, часто болел. Как сейчас вижу: сидит, бывало, на завалинке своего дома, ни он ни с кем, ни с ним никто. Вот она главная причина его угрюмости (не болезни и страдания физические): статус человек потерял. Соберутся, бывало, аскульские фронтовики на день Победы – его с ними нет. Стыдился, видимо, да и не приглашали, чтоб ему же сердце весельем победителей не травить.

   Эх, окунусь-ка я в сладостную пору моего послевоенного детства! Играли каждый день во что? В войну! Читали – про войну! Потому что отцы, дядья, соседи фронтовики только, бывало, соберутся посумерничать, не говоря уже о застольях, – о чём разговор? О войне! Так она им въелась и в плоть, и в кровь, и в мозг – до самой смерти не отпускала. Отец, помню, при смерти был, раком лёгких болел, а последний разговор 9 мая 1984 года у нас с ним, как я с парада и демонстрации домой явился (он у меня в Тольятти тогда умирал), про то был, как они Кенигсберг брали. Слаб-слаб был, а как воодушевился-то! Жена, помню, глянула на нас и головой покачала – одно слово: бабы!

   Ну и вот в такой атмосфере каково было дяде Ване? Они-то – победители! А его из плена освободили. Они:

   - Мы, помню под Одессой…

   - А нас в Брянских лесах…

   - А мы, как в Восточную Пруссию вошли – бабёнки ихние…

   А он что? Чем похвалится-побахвалится? Как их немцы жеребячьими хренами, издевательски подсмеиваясь, потчевали (Дядя Ваня Зотов об этом рассказывал. И где это они чуть ли не полкузова их набрали?,,)? Или как их под ружьём в сортире поторапливали: «Сери, сери, быстрее, русиш швайна!»? Так что все контакты празднично-застольные у него были только с роднёй жены. Из-за угрюмости его (только ли из-за неё?) с ним даже друзья и подруги молодости не спешили пообщаться.

   Вот что доверительно мне поведал ровесник односельчанин. После окончания техникума работал он в Сибири, элеватор строили. И вот как-то, поначалу узнав фамилию, а затем и отчество, товарищ по работе (один из местных) предложил ему: а поехали на выходные в наше село – там своего отца дядю Васю увидишь. Я, говорит, отказался от этого предложения и товарища попросил не болтать в селе об этом. А зачем было встречаться? И мне, и ему душевная травма будет. Без вести пропавший, он, значит, в плен попал и после этого в родное село не захотел возвращаться…

   Но почему отчуждение-то такое? На работу дядя Ваня в леспромхоз устроился. Не в колхоз. Это на селе тогда была как бы белая кость: там деньги платили, а не «палочки» в ведомости ставили. Боялись? Кого и чего, если он даже не сидел. Кстати сказать, ни один из пленных нашего села не сидел ни одного дня. Правда, среди них ни офицеров, ни коммунистов не было, одни колхозники. Пропаганда? Какая тогда на селе пропаганда? Радио не было. Газеты только в библиотеке при клубе, в сельсовете и правлении колхоза. Но там, кроме библиотеки, конечно, их не подшивали, все они в этот же день уходили на самокрутки. Только портрет Сталина в них оберегался, да и появлялся-то он дважды в год – 7 ноября и 1 мая (день Победы, начиная с 1947 года практически не отмечался). Лекции – одна-две в год получасовые, если бы после них не кино, кто бы пошёл на них? Да и до них ли женатому мужику, когда и после колхозной работы во дворе дел по горло. Наглядная агитация? Только: «Все – на выборы!» и «Отдадим свои голоса за блок коммунистов и беспартийных!».

   Значит, было что-то иное. На первый взгляд, не объяснимое. Не случайно же ещё один пленный в нашем селе уже на другой год после войны удавился. Кстати сказать, и ни один из раскулаченных у нас в родное село так и не вернулся, только приветы родственникам да недоброжелательные пожелания всем остальным, не только тогдашним сельским активистам посылают. Их что, случайно ещё задолго, за полвека до революции, почитай, сразу после реформы 1861 года мироедами нарекли, а в демократической печати (Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский и другие) – Колупаевыми и Разуваевыми? Никто их не любил, никто добрым словом их не поминал. И кулаки-мироеды хорошо это знали.

   Общественное мнение на Руси, оно во многом отлично от западного. Потому как особая история у нас.

   По подсчётам русского историка В. О. Ключевского, великорусская народность в период своего формирования за 234 года (1228 – 1462) вынесла 160 внешних войн.

   В ХУ1 веке Московия воюет на северо-западе и западе против Речи Посполитой, Ливонского ордена и Швеции 43 года, ни на год не прерывая между тем борьбы против татарских орд на южных, юго-восточных и восточных границах. В ХУ11 веке Россия воевала 48 лет, в ХУ111 веке – 56 лет.

   В целом для России Х111 – ХУ111 веков состояние мира было скорее исключением, а война жестоким правилом.

   Триста войн только за последние четыреста лет перенесла матушка Русь. Вряд ли где ещё так любовно защитников Родины называют: солдатик. А вот военнопленных (своих!) у нас исстари отнюдь не жаловали. Вот как об этом в книге исторической публицистики Ф.Ф. Нестерова «Связь времён». Во время Смуты по указу царя Михаила Федоровича воевода Шеин был отправлен во главе десятитысячного войска отвоёвывать потерянный Смоленск. Едва русские расположились под городом, как на помощь осаждённым полякам пришёл со всей армией король Владислав. Осаждавшие оказались между двух огней. Прорвать внешнее кольцо и дать бой в чистом поле русская рать не могла из-за численного превосходства регулярного польского войска. Отсиживаться в окружении также не было никакой возможности, поскольку запасы продовольствия быстро подходили к концу. За три месяца сидения в осаде недоедание успело смениться самым настоящим голодом.   Многие от слабости едва держались на ногах. Последние недели приходилось дневать и ночевать на морозе. В костры давно уже пошло всё, что могло гореть, так что многие были больны. И к тому же иностранные наёмники, бывшие на этот раз под началом у Шеина, громко требовали сдачи, грозя бунтом и переходом в польский лагерь. Так или иначе, Шеину удалось выговорить условия выхода из окружения.

   Пятая часть вышедшей из окружения рати погибла в пути. Но Кремль не оценил дипломатического искусства своего воеводы. Шеину и его помощнику Измайлову было предъявлено обвинение в государственной измене. Бояре выговорили им: «А когда вы шли сквозь польские полки, то свёрнутые знамёна положили перед королём и кланялись королю в землю, чем сделали большое бесчестие государеву имени…». Выговор завершился приговором. Палач, подойдя к краю помоста, поднял обе головы над толпой, чтобы их хорошо видели все…

   Ну заодно уж и об Америке и апериканцах в этом плане

Ричард Никсон в одной из речей, которую он произнёс, будучи президентом США, с болным одобрение повторил ту мысль Андре Мальро, что США – единственная страна , ставшая великой державой, не приложив к тому ровно никаких усилий. И в этом французский писатель и американский президент абсолютно правы. Полная безопасность на протяжении всей истории от вторжений извне, обширная территория, доставшаяся посредством не требовавшего больших усилий истребления индейцев, плодородные земли, благодатный климат, богатые и разнообразные полезные ископаемые и, наконец, тот факт, что в обеих мировых войнах Америка ценой малой крови захватила львиную долю плодов победы, - вот что служит основанием для официального тезиса о богоизбранности американского народа и является предметом национальной гордости.

   И надо ли удивляться такому отношению к своим военнопленным, которые освободившись из плена, там награждаются даже медалью и благодетельствуются особыми льготами, как шибко потерпевшие во время войны? Опять же, захватнической, как в том же Вьетнаме.

    А это вот про деда-фронтовика и его внучка (автор стихотворения   «Дедовы медали» В. Севастьянов):

Мне однажды наподдали,

И всерьёз, а не слегка,

Что я дедовы медали

Утащил из сундука:

«Ты попробуй постарайся –

На войне их заслужи,

А уж после – хошь, играйся,

Хошь, в сундук их положи,,,».

Ждали деда. Дед, награды

Взяв и вспомнив про бои,

Молвил: «Пробовать не надо:

Лучше носит пусть мои…».

Своими словами расскажу про известный мне из печати случай. Заявляется к Сталину на приём генерал-полковник с жалобой на особистов, которые на железнодорожной станции задержали вагон с его трофейным имуществом. Верховный пообещал разобраться. И вот через некоторое время из кабинета Сталина выходит Поскрёбышев: «Так, товарищ полковник…» - «Я гнерал-полковник! – возмущается трофееходатай. – «Нет, тепероь вы полковник! - урезонивает его секретарь Сталина.

   А вот отцовы трофеи: бритва (уже более чем наполовину сточенную, я подарил её сыну в качестве «учебного пособия» - карандаши точить). Ремень для заточки бритвы. Светлого покрытия из лёгкого металла чашку под мыльную пену (использую по сю пору, только внутри покрытие полуслезло). Градусник в металлическом пенальчике, по сю пору пользуюсь в селе им, в родительском доме.

    25 июня – Пётр-поворот (солнцеворот). «С Петра Афонского солнце на зиму, а лето на жары. Солнце укорачивает ход, а месяц идёт на убыль»

    Замечено, большие росы выпадают в этот день поутру. Встанешь, бывало, выбежишь на крыльцо - солнышко блистает, а трава вся, как в алмазах. А! Была, ни была – взапуски по ней! А она холодная, до костей аж пробирает. Бабаня на что уж строгая была, а, глядя на тебя (отругать бы надо внучка-то!), тоже смеётся. Знать, не забыла ещё, как сама девчонкой так же вот по росе бегала…

   Я вот спрошу у своих годков (одногодков), в детские годы бегавших по проталинам и холодным лужам ранней весной и по утренней росе летом, вы болели тогда насморком? То-то и оно! А нынче что? Рассопливилась внучка: она, видите ли, на даче по холодному полу по материнскому недосмотру босиком походила. Хлюпики растут!

   Нехорошая примета на сей день есть: не дай Бог, на Петра задождит – весь сенокос такой будет. Были бы коровушки по смышлённее, не радовались бы таким вот дождям-то «петровским», от оводов их оборонявших: из-за них, из-за дождей-то зимой с сенцом туговато придётся…

   На сей день такая вот «закавыка» приходится: красное солнышко на зиму повернуло, а красное летечко – на жару.

   Ну это всё равно, что у 55-летних бабёночек: казалось бы, возраст под гору пошёл, а на сердце всё жарче да жарче (иной раз аж знойно!). Ну и то сказать: не для красного словца же поведано: в сорок пять – баба ягодка опять! Кстати сказать, этой поговорке, по-моему, не более полувека. Так от «всё ухудшающейся и ухудшающейся» жизни, однако, помолодели в восприятии мужиков наши женщины-то (Ну недаром же стали уже через газеты предостерегать молодых людей не «прикалываться» к впереди тебя идущей женщине, которая в короткой юбочке и вообще «вся из себя», из-за опаски, а вдруг это твоя бабушка?!)

   Уроженцы наших ягодных мест изобильных знают: нет слаще поздней ягодки-то! Бывало, где-то в сентябре найдёшь в тени оврага грозди перезрелой ежевики (сизой до голубизны) – то-то сладкая! Будто в медвяную сыту её окунали…

   С этой лирикой про дело не запамятовать бы про совет из Месяцеслова: «На Петра-поворота – последний посев огурцов». Тех, что пойдут на засолку. Это вот теперь ударились мариновать их, в кипятке всю их пользительность и гожесть вываривая. Много ли чего останется в шибко вываренном мясе? Так и в огурце маринованном.

   Нынче, имея большой холодильник, и в летнюю жару огурцы солёные сохранить можно. А в погребе – только в сентябре-октябре засоленные. В кадушках они там и всю зиму простоят, и весной на снегу чуть ли не до новых благоутробны будут. Только вот кадушки перед засолкой варом-кипятком два, а то и три раза не полениться обдать; иначе, к великому посрамлению хозяйки-ленивицы и недотёпушки, они запросто затухнуть могут. И пойдёт по селу гулять притворно-горестная славушка: это-де та, у которой огурцы затухли? Поставила, говорят, чашку с ними перед свёкром, а он попробовал и нос воротит. Да если она ещё и на зависть соседкам на вид пригожа да мужем зримо любима, тут и откровенно позлорадствовать могут. А чем плохо-то? Это ли не стимул для добросовестной работы! Ну недаром же незабвенный Иосиф Виссарионович провозгласил: критика (ну и самокритика, если она, конечно, не лицемерная) – движущая сила нашего общества.

   Поделюсь советом моего доброго приятеля. Весной погреб не снегом забивать, а ледяными брусками (он их аж в феврале начинает заготавливать, заливая колодезную воду в деревянные ящики). Намного дольше снега лёд-то в погребе сохраняется. Помню, в июле в гости к нему нагрянул – на закуску-то из погреба он их леденющие-леденющие достал. В июле!

   Ни одно застолье в моё время, будь то праздник, семейное торжество или гости нагрянули, не обходилось на селе без солёных огурчиков (ядреные, на зубах-то, как свиные хрящики, хрустят – к велией-велией зависти беззубых стариков!). Опять же: вечером за столом закуска, а утром как хряпнул ядрёного рассольца-то (густого, как сироп!), и будто заново родился!

   Все минералы, все витамины и микроэлементы в них, солёных-то, в целости-сохранности, разве что которые в сок уходят, так ведь и рассол-то не в пропаже. Так что советец прадедушки Толи молодым хозяюшкам: оставьте одну грядочку под поздние огурчики-то.

   26 июня – «Акулины – вздери хвосты».   Это про бедных коровушек и теляток. На Акулину много оводов появляется. Вот кровопивцы-комары нас и днём, и ночью «тачают» (как иголкой «шьют»-колят), а лежебоки оводы встают поздно, как солнышко высоко-высоко поднимется. И вот бедную скотинку тоже «тачать» начинают.

   С этого дня переходили на ночную пастьбу. В табун гнали уже не утром, а вечером. А утром, как обдняет, и оводы, за ночь отдохнувшие и набравшиеся новых сил, бедных бурёнушек жалить навастриваются, пастухи их в село с пастбища пригоняют. Лежебоки-оводы спохватились, а коровки-то – тю-тю! Ну-ка на добрых людей, а особенно на детвору принимаются ополчаться.

   Со времён моего детства прошло уже более шестидесяти, а я и по сю пору, как вживую-воочию, вижу раздирающую мальчишечье сердечко картину. Если в обычное время наши любимицы возвращаются с пастбища («из табуна») в таком вот порядке. Впереди степенно и даже этак вальяжно, как матрона, шествует Авторька (во вторник родилась), а следом за ней, соблюдая дистанцию, почтительно шагает её дочка - полуторница Жданка. Это, повторюсь, в обычное время такое соблюдение субординации. А на Акулину с ночного пастбища (об эту пору коров только по ночам пасли) по улице мчится по-девичьи легконогая Жданка, а за ней, тоже задрав хвост и во все стороны размахивая им, ошалевшая от страха (чего там – от ужаса!) несётся «матрона» Авторька. Забегут опрометью в настежь открытые по сему случаю ворота и только в темноте сарая начинают приходить в себя. А стая оводов ещё долго будет клубиться около теперь уже закрытых ворот. Видели бы вы, как злобно вьются они у ворот. Такой вот облом для них! Ну недаром же их слепнями зовут. В темень сарая они – ни-ни: недаром их в народе слепнями прозвали. Они в отличие от обычных разбойников только на свету буйствуют!

Какой облом, какой облом -

Жужжать пред запертым двором,

Бессильной злобой исходясь,

Когда добыча сорвалась!

   Так и видится мне рой этих нахалов у ворот двора – обескураженных-обескураженных: куда это, мол, наша добыча-то подевалась, уж не в четвёртое ли измерение сгинула? Эка, загнул прадедушка Толя! А всё потому, что и поныне я из всех насекомых именно их недолюбливаю т даже ненавижу, вспоминая страдалиц коровушек и телушек. По сравнению с ними мне даже комары милее.

    Представьте себе: на спине у вас прыщик. Чешется. Ну да нам Господь Бог руки длинные, как обезьянам, дал – любое место на своём теле почесать нам доступно. А бедная коровушка? Она своим хвостом оводов-то только отпугивать может, да и не больно-то они боятся его, хвоста-то. А если это не прыщик, а волдырь с детский кулачок, и внутри него копошатся и днём, и ночью личинки-червячки, питающиеся твоей плотью?! Пожалуй, страшнее этого ничего не придумаешь для безрукого и посему беспомощного животного….

   Вот моё обращение к отрокам и отроковицам, когда ваши любимицы коровушка или телушка возвратятся с пастбища, пройдитесь, поглаживая, своими чуткими перстами-пальчиками по их гладким и нежным спинам: нет ли на них шишичек? Если нащупаете – выдавите её: там оводово отродье! А для верности ещё и смажьте это место йодом или зелёнкой. Недоумка-полуторница может по дурости своей обиженно взбрыкнуть от такой смазки. Ну да ничего: коровы – животные добродушные, не обидятся (это тебе не кошки!). А та, что помудрее, так она своим нежно-шершавым языком в знак благодарности ещё и лизнёт тебя. Они ведь ещё и благодарные, как собачки. Они ведь очень умные, эти коровушки-то и вот уж воистину человеколюбивые. Но любовь эта весьма и весьма избирательная – только к своим человекам-то, к близким.

   А вы, дорогие ровеснички мои и те, кто попозже на селе обретался, такую картину не запамятовали или не встречали? Таких вот необычных всадников на спине коровушек и тёлушек: галок и скворцов, заранее поджидавших аж за околицей коровье стадо. Идёт она себе и идёт, а галка или скворец на ней копошится. Казалось, ну махни ты хвостом, как следует, и сгони наянку. Нет, может, даже больно клюётся нахальная птаха, коровка всё равно терпит. Потому как тут обоюдная польза-ублажение. Птахе, почитай, дармовая кормёжка, а корове - избавление от личинок оводов (яичек ихних, а то уже и червячков, от заложенных этими мухами-нахалками в потёртые или пораненные места на спинах коровье-тёлочных).

   Благотворительностью эту   птичью кормёжку (почитай, дармовую, никуда летать не надо – сиди и знай насыщайся ) вряд ли назовёшь. А всё равно отрокам и детворе сельской это как бы урок заботы о здоровье этих животных. И даже безмолвный упрёк! Не ждать птах-«наездников», а самим повечеру этих личинок на спинах коровьих давить, а то уже и выдавливать.

   В Месяцеслове Даля на сей день вот ещё что: «Мирская каша для нищей братии. Праздник каш».

    Вон у хохлов в ходу едово-ухмыстовом так называемый кулеш – этакая каша в мужском роде. В своём Словаре Владимир свет-Иваныч его так определяет: кашица, размазенька, саламатка (вскипячённая болтушка). И всенепременно с салом! А чего бы вы от него, от этого кулеша хотели? Зародился он на казацких стойбищах: сварят в котле кусочки сальные, запустят в кипяток пшено или овсецо, очищенное, конечно же, - и, не мешкая, садятся ухмыстывать эту, по определению Даля, завару.

   А забыть ли нам наши сельские каши?! Бывало, только-только опорожним чашку со щами – матушка прямо из печи, что называется, с пылу, с жару несёт большую-большую плошку каши пшённой, поверху молочной пенкой подёрнутую. Навалимся с братаном на это вкуснющее ёдово, что матушка беспокоиться (притворно, конечно, - та ещё насмешница-то была!) начинала: вы-де не шибко усердствуйте – отца-то не объедайте. А мы и, правда, ложками-то орудуя, уже на средину плошки вышли, а с его края-то маленькая выемочка.

   Вот как про это самое любимое (после мясных щей, конечно!) кушанье селянское у поэта Владимира Воронкова:

Ядрёная, густая каша –

Вот настоящая еда!

Надежда и опора наша

И путеводная звезда.

Умнёшь тарелку пшённой каши

(А лучше, если сразу две) –

И станет жизнь ясней и краше.

И нету каши в голове.

   Ну насчёт «путеводной звезды»-то поэт переборщил маненько, на первый взгляд, А поразмыслишь, и в самом деле, какая ещё «путеводная» она: поемши кашки-то, тогдашний дедушка Толя целыми километрами «путеводничал» по аскульским чащобам в поисках грибов.

   Ну вразумления молодых моих земляков для перейду-ка я от лирики, научным языком выражаясь, к фактологии. Научному описанию пользительности русских каш.

   После пшённой это, конечно же, гречневая. Богата железом и кальцием, витаминами группы В, содержит много легкоусвояемых белков. Поэтому в Китае её считают равноценной мясу. Не знаю, откуда это ведали наши отцы-командиры, но, бывало, как начали в обед «гречкой» (гречневой кашкой) потчевать – жди: на носу войсковые учения!

   Полезна для профилактики сердечно-сосудистых заболеваний, при гипертонии, заболеваниях печени, отёках.

   Каши кашами, а в блинах-то, в блинах-то как она завлекательна! Бывало, с бабаниной сковороды один ещё не доел, а рука, как по команде, за другим тянется. Детский организм – он тот ещё командир-то.

   При Хрущёве в обиход вошла и кукурузная (кстати сказать, матушке моей и её самаролукским ровесникам она была не в новинку: ею спасали детвору от голода   в злопамятном двадцать втором по линии АРА ; её так тогда и называли – американка). Вот восхваление кукурузной-то: способствует оздоровлению кишечника, содержит кремний, а посему положительно влияет на состояние зубов. Вот дядя Миша Подлипнов (по-моему, он единственный в наше село возвратился с фронта кавалером ордена Отечественной войны) в сорок пятом несколько месяцев в Румынии был, где излюбленный продукт - мамалыга (кукурузная каша), дивился в кругу земляков-фронтовиков, какие-де румыночки зубастые, палец в рот не клади - отхватят и скажут: так-де и было, я в этом не виноватая. О, как теперешний беззубец, укоряю себя, что в своё время не налегал на мамалыжку-то!..

   Кстати сказать, и его слушатели почему-то всех   молодых насельниц освобождаемых стран называли немочками, болгарочками, чешечками, мадьярочками, а вот обитательниц так называемой Речи Посполитой – токмо польками-полЯчками.

     Для кого – плюс, для кого – минус: уж очень она малокалорийная. Не скажу про коров, насколько кукуруза питательно-калорийна им, а вот у лошадок она вся в пуки уходит. Не то, что овсецо, которым этих норовистых животных наши предки искони прельстили и прикормили.

   Ну овсяную и пшённую каши нахваливать – это всё равно, что красоту Елены Прекрасной расписывать или разымчивость и вкусноту русской медовухи воспевать.

    Рисовая каша – раньше я всё дивился: из-за стола вылез, мамон намявши, ан, через какой-то час тебя снова за стол потягивает. Узнал, да содержит она много растительных протеинов, легко усваивается, но – низко-низко калорийна. С такой еды пойдешь по грибы – с полдороги домой возвратишься и с такой настоятельной просьбой к супруге обратишься: «А налей-ка ты мне щов, а рисовой кашкой сама пробавляйся. Тебе что: на огороде или в саду есть захотелось - через двадцать-тридцать шагов ты уже за столом. А по грибки-то чуть не на целый день ухожу!» Ну «путеводничать» как бы!   

     29 июня - Тихон. «На св. Тихона солнце идёт тише».

    Лучше упоминавшегося выше певца русской природы Мельникова-Печерского не скажу про этот славный день: «Сегодня на Тихов день тиха, добра Мать Сыра Земля… И солнце сегодня тихо течёт по небу. И певчие пташки с сего дня затихают. Свет тихий святыя славы Господней сегодня сияет. От него травы полным соком наливаются и вплоть до Иванова дня в целебном соку стоят. Нельзя упустить сегодняшней росы утренней. На Тиховой росе надо травы рвать, корни копать, цветы собирать. Именем Христовым да именем Пресвятой Богородицы те травы, коренья и цветы собираются травницами».   

      «На святого Тихона солнце идёт тише» (Даль). Какие всё же глазастые были наши предки, какие наблюдательные! Они тысячи лет тому назад углядели то, что совсем недавно астрономы в свои механические гляделки-телескопы наконец-то заметили, – некоторое (чуть ли не микроскопическое по земным масштабам!) замедление движения солнца на этом пике своей орбиты! Но вот незадача-то: в эти «Тиховы дни» сорная трава из земли недуром переть начинает. А к тому же всякие насекомые появляются. Ядохимикатов тогда не было, как же тогда от такой нечисти оборониться было? А вот как (как говорится, «дёшево, но сердито», то бишь эффективно!). Снова цитирую такого знатока народной жизни, как замечательный русский писатель Мельников-Печерский, по его эпопее «В лесах»:

   «На Тиховы дни такое старинное действо справляют. О ту пору сорные травы меж сеянной и саженной огородины разрастаются, пора девичьей работы подходит – гряды полоть. Но перед тем по старому завету надо «гряды обегать». Собираются красны девицы гурьбою и в глухую полночь обегают гряды весёлой вереницей. А сами все до единой в чём мать на свет родила. От того обеганья ни червь на гряды не нападает, ни лютые медвяные росы, ни солнышком овощи не припечёт, ни дождиком их не зальёт.

   Не установлено урочного дня грядному обеганью – никому не узнать, в какую ночь станут девицы своё действо справлять. Не скажут они ни брату, ни снохе, ни малым ребятам, ни родителям. И без того немало забот, чтоб девичье действо обошлось без помехи, чтоб не было ему какого ни на есть порушенья. Но в каком тайном совете девицы ни держат, парни, лукавый их знает как, беспременно узнают – и ночью, как действо начнётся, они тут как тут. Ещё с вечера в копани по загородью пострелы запрячутся, либо залягут в крапиву – жги-пали, окаянная, только б глазком взглянуть на красоту девичью, как её Господь Бог без покрова создал…».

   Увы-увы-увы! Ничто в тайне на селе не остаётся. Ни так же ли вот утаивало руководство нашенского колхоза имени Максима Горького день качки мёда на колхозных пасеках, а мы, сельская детвора, всё равно «в нужном месте и в нужное время» оказывались..

   Но послушаем далее народного краснопевца:

   «Хоть действо бывает и полночью, да на Тиховы дни заря с зарёй сходятся, какой горячий молодецкий взор в те белые ночи не разглядит голеньких красоточек?.. А потом, как сойдутся на всполье хороводы водить, либо песни играть, иной бахвал захохочет, да ещё задорную речь заведёт: «У тебя, - скажет, - Степанида Марковна, возле спины-то сбоку родинка»… И сгорит со стыда Степанида Марковна, обзовёт недобрым словом бесстыжего, а тому, что с гуся вода: стоит ухмыляется да при всём честном народе еще брякнет, пожалуй, во всё горло: «Сам своими глазами видел – хошь образ со стены!.. Вот и Егорку спроси, да и Ванька с Петряйкой солгать не дадут – и они тоже видели…». Батюшки светы!.. Снял долой с плеч головушку!.. Совсем осрамил! А что с нахальником сделаешь?»

   «С Тихона птицы (певчие) стихают». «Стихают» - ну то бишь перестают петь. Ша! Отвеселились-«отпопсились», нагулялись, намиловались - о молодом поколении приспело заботиться. Высиживать, а потом и выхаживать-выкармливать. И только у птичьего Дон-Жуана соловушки да матери-отказницы кукушки любовные игрища продолжаются. Бывало, она в лесу аж заходилась вся в своём зазывном куковании, а теперь в моём малолюдном селе у меня перед самым домом на электрическом столбе надрывается. И ведь не напрасно! Залучила-таки хахаля-то! Видели бы вы этот радостный полёт брачующихся птах. Раза три над огородами (ритуальный что ли?) любовный облет совершили и «альков» искать всё же в лес удалились.

   А какие заботливые родители наши птахи-то (про забугорных не скажу, не ведаю)! Вот трудолюбцы-учёные подсчитали: до трёхсот вылетов за световой день совершают ласточки, чтоб насытить своих детёнышей. А куда деваться-то истовым чадолюбцам, если из гнезда неумолчно слышится их пищание с требованием пищи: пи-пи-пи?

   Свои гнёзда ласточки у нас вили, вернее: лепили во дворах, на самом верху стропил. А чтобы до них не добрались кошки – большие любительницы птенчиков-то, лепили их не над сушилами, где с наваленного туда сена до гнезда «лапой подать», а над срединой двора. Забавно нам, детворе, было наблюдать за кошками, сидящими на краю сушила и не сводящими глаз с гнезда, откуда доносится это нескончаемое «пи-пи». До гнезда наискосок каких-то четыре метра, но ведь не допрыгнешь, а с чуть ли не пятиметровой верхотуры на пол сверзиться – себе дороже…

   А только ли о пропитании у родителей забота? Вот скворцы, оказывается, приносят в гнёзда пахучие ростки полыни и даже помидоров, отпугивающие насекомых. Кстати сказать, прадедушка Толя в одно «густо»-комарное лето последовал их примеру. Нарвал и мелко нарубил полынных ростков и разложил их по обеим избам. И надо же (ну ни хитрецы ли эти птахи, седовласым старцам пример подающие и уму-разуму их научающие?!), в то лето кровопивцев ни бабьим фартуком, ни портянкой ко мне было не загнать. Только полынь быстро выдыхается, так что дня через два надо по новой за полынью мотаться. А к тому же полынь, она, как черёмуха, не только

на насекомых действует: мы же с ними, комарами, Божьи твари, и отрава-то и на нас действует…

   А какие вороны чадолюбивые! Сами жрут что ни попало,, всяческими отбросами не гнушаются. А дитяткам носят только свеженькое мясцо-то. Обычно-то с воробышками они мирно соседствуют, а вот в конце мая и начале июня (у них раньше всех птенцы выводятся) не считают за грех и воробышка, и любую другую птаху «прибрать к когтям», даже ослабевшего или разжиревшего на городских харчах голубка. Деткам кушать хотца…

   30 июня – Мануил. «На святого Мануила солнце застаивается» (Даль). Вот прочти это лет тридцать тому назад я, тогда самонадеянный «образованец», – этак снисходительно-снисходительно бы усмехнулся над «народной мудростью». И надо же, в солидном-солидном издании читаю: да, действительно, в самые последние дни июня наше светило забирается на самую «верхотуру» своей орбиты и несколько снижает скорость движения! Ни то, что телескопа – подзорных труб-то у наших с вами предков-селян не было, а, эва, как зорко уследили за солнышком-то!

    Исконно-исконные горожане могут «погрымзеть» на прадедушку Толю: вот-де как он своих крестьянских предков превозносит! А может-де именно горожане всё это исчислили и заметили? Вряд ли! Не до того-с им в городской толкотне-суетне, да и с какой стати им шибко-то за погодой–климатом до самой тонкости следить? Иль им под фабричной крышей при проливном дожде топоры да пилы мастерить не прикладно было? Или в морозный день лавочнику покупателей обвешивать, обмеривать и обсчитывать неуместно было? Закаты-то да восходы им годами видеть не доводилось. Помню, мы с внучком Егорушкой, до этого ни разу из города не отлучавшимся, по приезде в Аскулы поздним вечером, пока супруга с дочкой ужин сотворяли, улеглись на травку около дома. И вдруг слышу его удивлённое-удивлённое: «Дедуля, дедуля, смотри, звёзд на небушке сколько! И какие яркие!».

    «С Мануила к зиме покатило». «Лето на жару, солнце на зиму». Селянину это, как зарубка на носу: жара жарой, а про зиму-зимушку холодную да голодную не забывай!

   А вот самая любимая для меня примета летняя: «Первый туман лета – верная грибная примета». Денька через два бери лукошко и топай в лес за груздочками-колосниками. Они, колосники-то, если почва в лесу влажная, и без дождя произрастают – от тумана и росы

   Уже в конце мая, бывало, на наших улицах люднеть и шибко люднеть-то становилось. То городская детвора к своим сельским бабушкам и тёткам на летние каникулы съезжалась. Ну ни лафа ли им тут была в эти благословенные (и долгожданные-долгожданные!) три весенне-летних месяца?! На огородах вдосталь зелени – и огурчики, и помидорчики, и морковка, и зелёный горошек. А главное – молочные продукты: и парное молочко (попотчуешься ли таким в городе?), и творожок (со сметанкой, да ещё, может, бабуленька расстарается для любимого внучка и ложечку медку в плошку-то «засуропит»). А блины и оладышки вот уж воистину с пылу, с жару, прямо со сковороды – обмакнул его в сметанку-то, он чуть ли не самостоятельно в твой рот-то и умызнул. А на обед бабуленька принесёт на стол их в глиняной (скудельной) чашке (не чашечке!), в коровьем масле в печи на вольном духу упрелые. А пироги и сочни с зелёным лучком, с картошечкой да и с не шибко и кислой-то капусткой из погреба – ум отъешь и не заметишь!

   А тут в поле поспели лесная земляника (у нас она редкость – тем и заманчивее!), полевая клубника – тут уж по присказке: «Пузо лопнет – наплевать: под рубашкой не видать!». Её в окрестностях полным-полно. А вот лесная малинка, как и клубничка, - это тоже в диковинку, за ней надо добираться пять-семь километров, за Анурьевку, чуть ли не к Волчьему оврагу. А в конце августа и ежевика подоспевает к твоим устам, но вот незадача: кончаются каникулы-то. Эх, как не хочется уезжать от неё! Она, ежевичка-то уж больно хороша и прельстительна, которая в тени оврага, на самом бережку водостока, как красная девица в терему, хоронится. Ну да от мальчишечьих (а особенно от девчоночьих) глаз разве что   упрячется?

   И ещё одна мальчишеская (девчата тогда не шибко западали на неё, догадываюсь, почему) забава из забав – купание в пруду за околицей села, около кузницы. Сам в детстве любил это, а потом и с внуками в этом пруду услаждался, Ну а их-то, как и нас тогда, до вечера в избу не загнать было. Ныне вот он позарос камышом и осокой. Надо думать, за ненадобностью? Как, кстати сказать, и другое любимое место наших летних забав – озеро Разлив. Но он в трёх с лишним верстах от Аскул, туда отнюдь не каждодневно наведывались. А вот, когда с вёдрами ягод из Ширяевских лугов шли, то-то радостно было искупнуться в нём. В том числе и взрослым!

   Но вот и он не иначе, как из-за ненадобности и, может быть, даже из-за обиды на людскую не благодарность стал засыхать, засыхать. Вот с новым соседом своим – постоянным аскульским насельником из Отважного-Жигулёвска Евгением Семёнычем поехали на его вездеходе в Анурьевский колодец за вот уж воистину волшебной водицей, заглянул на местоположение Разливное - не узнать его стало. Чуть ли не дубрава там образовалась-возросла.

   Я-то, к восьмидесятилетию своему неспешно (а скорее всего – спешно!) приближаясь, обычные пятнадцати-двадцати километровые грибные обходы, к великому ублажению супруги своей, перестал вершить, а посему, может, ошибаюсь в своём наблюдении? Вот в Дубраве уже ни одной липки не встречаю, в Долгом колке, почитай, тоже. Пчелиное «поголовье» в некогда славной на всю Россию-матушку медоносностью Самарской Луке ныне резко-резко сократилось – неужто за вынужденной ненадобностью и липки загибаются, изнемогают?

   А это вот случайно? Бабаня оставила нам с матушкой примету – два куста-деревца калины. Матушки уже сорок лет, как нет, да и я что-то поохладел к калинке – три года тому назад пошёл туда, в Долгий колок, всю опушку прошукал – нет тех двух калинных матушек. Тоже сгинули за не востребованностью? А ведь бабане, сказывала, эта приметочка от её свекровки доставалась!

Привезли деду на сельскую усадьбу внуков. И повел он их в лес – ягодные и грибные приметы проведать. А дед у них с детства смутьян был. Ни набери-ка ли он перед вылазкой-то конфет в карман. А как подошли к опушке, и говорит: «А проверю-ка я вон тот кустик, нет ли на нем конфеточек. В прошлом году большие и сладкие на нем уродились». Ан, и в правду, аж четыре конфетины сорвал. Да какие – все четыре шоколадные!

   А ну-ка и вон тот проверим. И там уродились! Только карамельки, правда. «Не кислят?» - поинтересовался у старшенького. Тот аж головой замотал: нет, мол. «А то неделю назад с кислинкой были – значит, доспели».

   Прошло какое-то время, и вот младшенький, вкусив принесенных матерью из магазина конфеты, посетовал, причем на полном серьезе: «А деда нам с братом в лесу вкуснее конфетки-то с куста срывал!»

   Мать видит, не шутит, а вполне искренне сыночек лесные конфеты-то расхваливает, и за голову схватилась: сыночка, миленький, смотри, мол, в школе не скажи про такое. До десятого класса над тобой потешаться будут!

   Увы, не засмеяли бы!.. Вот как в старину городские барчуки думали, что булки прямо на деревьях росли, так и теперешние младогорожане от них не далеко ушли…

   Алексей Константинович Толстой такой совет сельскому барчуку даёт, как ему просвещать прибывших из города кузин:

Проводя в деревне лето,

Их своди на скотный двор.

Помогает много это

Расширять их кругозор.

Но желаньем подстрекаем

Их сюрпризом удивить,

Не давай, подлец, быка им

В виде опыта доить.

   Что ж, и про нынешних горожанок такую вот историю рассказывали. Бабуленька отправила приехавшую в гости внучку коровушку отвести на свидание с быком. Ждёт час (у быков это дело не скоротечное!), другой, третий – обеспокоенная, отправляется туда сама. И что же она видит, Её внучка вкупе с подружками-горожанками, что называется, в поте лица пытаются повалить бедную коровушку на спину.

    На небе ни облачка, пустынно и на улицах села. Птицы своё ещё с Петровок отпели. Теперь только вон молодые сорочата, по-ребячьи резвясь, верещат, да пронырливые воробушки чирикают. Бывало, с пруда, что на околице села, детский шум и гам доносился, а ныне и там тихо.

   Увы, не приезжают теперь на всё лето, как бывалоча, внуки и правнуки к своим бабушкам. Не держат те теперь   коровушек и даже козочек, не под силу стало. А без молока, без блинов с маслом или с густой сметанкой в окунку, без лапшевников, без сдобных пышек, плюшек да кокурок что за каникулы в бабушкином доме?

Исконная проблема на селе – это потравы. Колхозное начальство зело сурово селян за них наказывало. Рублём!

   В своём «Календаре» на июнь Лев Николоевич Толстой вот на что внимание селян обратил:

   «Самое тесное время в июне скотине: хлеба стоят, покосы не убраны и пар припахивают. А кроме того, короткие ночи, длинные дни.

   Рабочий человек мало высыпае6тся, а пастухи ещё меньше. Часто упускают пастухи скотину в хлева…

   В этом месяце больше всего бывает потрав, ссор, судбтщ. Не столько вреда скотина сделает, сколько люди друг другу, как начнут судиться за потравы.

   Поймают скотину, запрут, держат без корму, штрафы за всё взыскивают… Есть такие, что на свою землю загоняют да потом ловят. Грех большой завёлся от этого в народе…

   Нет того человека, который нарочно бы запустил скотину в хлеб или луга. А если заснул да упустил, так это дело человеческое. Нынче с ним случилось, завтра со мной.

   Что же делать? Стерпеть надо. Показать, что стравили, выговорить, приказать лучше стеречь, да и всё».

   Таков вот совет селянам великого старца, что на весь мир прогремел своей теорией «непротивления злу насием». Что ж, совет неплохой, ибо действительно зло порождает зло. Однако совет этот хорош, когда потрава ненамеренно сделана. И сельчане по свойственной русичам доброте простодушно прощают таких хозяев

   Но как быть с тем, кто ежедневно свою скотину – коров, овец, свиней, а особенно коз на улицу без присмотра выпускает и тем самым просто-напросто издевается над соседями? А когда такому наглецу указывают на урон, причинённый его скотиной, он ещё издевательски усмехается: «Изгородь лучше делайте!»

   Ну, во-первых, от козы и поросёнка никакой изгородью не спасёшься. А во-вторых, сейчас все простые люди обнищали: где взять деньги пенсионерам сельчанину или наезжему дачнику на забор, когда даже за свет платить затруднительно?

   И вот горбатится человек всё лето на огороде, а забралась корова или свинья – и за какой-то час недогляда трёхмесячный воистину каторжный труд селянина изничтожила. Как после этого ему зимовать? А тот, чья скотина всё подъела в соседском огороде, ещё этак подленько-подленько подсмеивается: что ему сотенная штрафа? Раз плюнуть.

Нет, Лев Николаич, правильно советским поэтом сказано: добро должно быть с кулаками! Иначе честному и трудолюбивому человеку от тех, кому хоть кол на голове теши, житья не будет.

   Старики не дадут прадедушке Толе соврать, в старину со скотиной на селе такого беспредела не было. Ну, во-первых, козляток и поросяток стеречь, есть кому было – почитай, в каждом доме детвора. А во-вторых, местная власть полномочная и строгая была. Глава нашей сельской администрации посетовал. Вот коровы одного местного фермера постоянно соседские да и не только соседскине огороды травят. Наказать штрафом у главы администрации ныне прав нет: надо в суд обращаться (у нас же теперь демократия: всё только через суд!). Глава прибыл в районный суд, а ответчик нет, ему, видите ли, некогда-недосуг по судам разъезжаться! Так дело на корню и засыхает. А вот на Западе, как рассказывают побывавшие там, с этим строго. Очень строго. За заблудшую скотинку во второй раз на чужую землю штрафом уже не отделаешься – конфискация!  

И ещё о хамах.

К сожалению (вон ведь до чего дожили!), снова пятница. И снова этот проклятущий уикенд горожанский. Снова съедутся дачники, и начнётся оголтелый тарарам и балаган. Ну веселитесь, жарьте шашлыки, жрите водку, но магнитофоны-транзисторы почто на всю улицу включать? Ну была бы музыка хорошая, мелодичная, а то ведь один «бух-бух-бух» да ещё с зековским текстом и с зековско-пропито-хриплыми голосами. И это чуть ли не до утра. Сами свалятся, а магнитола всё надрывается. Где уж тут соловьиные трели послушать – заснуть-то местному жителю дай-то Бог. Получается, и здесь местная власть бессильна?

   А вот в будние дни у нас на селе лепота. К полуночи покой и тишина. Вышел поздним-поздним вечером на двор. Истово прямо на восток помолился. Ну и по старой армейской привычке «пофиззарядничал» немножко, не как в былые времена, конечно. Птичий концерт послушаю. И на покой. А намедни анекдот советского времени, который «в узких кругах» ходил, напомнили. Идёт экзамен по истории партии, в ходе которого выясняется, что студент не знает ни дату первого съезда партии, ни год принятия программы партийной. Профессор в недоумении интересуется у него:

   - Где же вы это проживаете?! (Мол, в какой-такой глухомани-то?).

   - в Урюпинске, - отвечает студент. И тогда профессор, которому, видать, самому осточертела вся эта тягомотина, не сдерживается и мечтательно произносит:

   - Эх, в Урюпинск бы!

   Вот и я, как в Урюпинске живу. По телевизору только вечерние новости по первому каналу слушаю. И то не до конца осиляю их выслушивать. Правда, на всякий случай предупредил жену и дочку: если, мол, не дай Бог, война начнётся, вы уж звякните мне. Что со старика взять?

    Как известно, планы Сталина по возвращению Ивана Бунина на родину сорвались. Вот что этот обнищавший за бугром классик говорил в советском посольстве:

   «Представить страшно, что туда, где когда-то я прыгал козлом, вдруг явлюсь древним стариком с палочкой. Близких никого уже нет, старые друзья умерли… Вот и буду ходить, как по кладбищу…».

   Как близки и понятны мне на восьмидесятом году жизни эти горестные слова!.. Ну с близкими-то у меня всё вроде бы в порядке, вон даже правнуку четвёртый годок пошёл. А вот друзей-то остаётся раз-два – и обчёлся. И тоже по причине возраста сиднями да трезвенниками стали. Не до дружеских встреч Так что на старости лет одна отрада – предаться воспоминаниям. Помню, где-то лет двадцать тому назад нагрянули ко мне в Аскулы друзья-товарищи. Поздним вечером. Ну точно так, как это описано у моего любимого поэта Николая Рубцова в одном из лучших стихотворений его под лихим   названием «Нагрянули»:

Не было собак – и вдруг залаяли.

Поздно ночью – что за чудеса –

Кто-то едет в поле за сараями,

Раздаются чьи-то голоса…

Не было гостей – и вот нагрянули.

Не было вестей – так получай!

И опять под ивами багряными

Расходился праздник невзначай.

Ты прости нас, полюшко усталое,

Ты прости, как братьев и сестёр:

Может, мы за всё бывалое

Разожгли последний наш костёр.

Может быть, последний раз нагрянули,

Может быть, не скоро навестят…

Как по саду, садику багряному

Грустно листья шелестят.

Под луной под гаснущими ивами

Посмотрели мой любимый край.

И опять умчались, торопливые,

И пропал вдали собачий лай…

   Да расстарался тогда дедушка Толя. Изыскал, чем попотчевать дорогих гостей. Тут тебе и картошечка с малосольными огурчиками. Под водочку она донельзя хороша. Ну и, конечно же, грибочки. Уже чуть ли не под утро уезжали они после дружеских объятий. Не только мне, но и им запала в память та встреча. Дело прошлое, а как приятно и по сю пору вспоминать их славо- и словословия по поводу моих грибочков-то.

   И воспоминание это, чается мне, - это как бы предисловие наших будущих встреч и разговоров на том свете. Что ж, для благочестивого образа жизни насельников, скорее всего, будут памятны праздничные богослужения велелепные, а нам что слаще и занятнее воспоминаний о таких вот дружеских встречах и застольях?

                                    

.