Ну вот и октябрь припожаловал. «Октябрь ни колеса, ни полоза не любит». Ни в луга по сено, ни в лес за дровами не проедешь. Это вот у теперешней «ходовой-ходовой» техники колёса и гусеницы широкие, им любая грязь нипочём. А тележное колесо узкое: чуть что, аж по самую ступицу в грязь ушло.

   Да, народное название у октября дюже неблагозвучное - грязник. Частые дожди (дай-то Бог их по больше!) да ещё и вперемежку (а то и вперемешку!) со снегом. «В осеннее ненастье семь погод на дворе: сеет, веет, крутит, мутит, ревёт, сверху льёт и снизу метёт».

    С большой-большой грустью говорилось и не только селянами: «Быстро тает октябрьский день – не привяжешь за плетень». Но: «Октябрь холоден, да сыт». «Сентябрь пахнет яблоками, октябрь капустой».

   Оно, конечно, очень гоже яблочками-то полакомиться. Но лакомство, оно и есть лакомство, как вон самарянка из веселого дома для селянина, которого «чёрт попутал» (есть на кого сваливать-то!). А капуста после хлеба самая главная на крестьянском столе. С этой поры что суббота, что воскресенье, а то и в будни пироги или пряженцы-сочни с капусткой не утром, так в обед на столе. Соскучились-стосковались по капустке-то! Пирог, бывалоча, чуть не на полстола развалился, а кусок за куском – будто корова языком его слизнула. Или: пряженцев-сочней бабаня большую корчажку на стол поставит, а они один прытче другого в наши рты так и прыгают, так и прыгают. Глянь, а у корчажки-то маслянистое дно уже видать.

Ещё одно у октября дюже невесёлое прозвище: листопадник. Ветра-листодёры срывают с деревьев последние листочки. То и дело дождит. На радость (да ещё на какую!) хлеборобу. Влага эта не бесполезно-ручейная – вся в землю-матушку уходит. То-то благодать для озимей. Ежели ещё и зима снежная предстоит да весна затяжная (не торопыга ранняя, что, почитай, чуть ли не весь снег водой в Волгу да в море сгоняет, а потом заморозками огрызается), - то с хлебушком будем!

   Дождевая водица осенняя - благодать и для дачных участков. Снежная водица по весне, ежели участок-пазьмо ваше хотя бы с маленьким уклонцем, чуть не вся сбежит. А эта, что мёд или масло на блине: вся впитывается.

   - В каких тепличных условиях вы здесь живёте! – не без зависти резюмировала прибывшая к нам в Аскулы об эту октябрьскую пору по какому-то делу одна тольяттинка. На улице зябко-зябко, а у нас в избе-то от натопленной печи хоть двери растворяй.

   А вот один наш об эту же пору заночевал в Тольятти-то вот уж воистину в «мерзличных» условиях-то. Почитай, всю ночь-ноченьскую от холода всё равно, что дятел, зубами стучал. Хозяева-то, народ предусмотрительный: они чуть ли не в пяти одёжках хоть и не почивали, конечно, но всё же почти беспробудно посыпотствывали. А он, бедолага, налегке, как у себя в селе, спать-то улёгся.

   Вот у меня сосед, здравомысленный пенсионер-дачник жигулёвский, он до начала отопительного сезона в своём граде с дачи ни ногой. Сердобольная жёнушка, сказывали (верно – нет ли?) его бутылочкой горькой домой-то заманивала - не прельстился! Наверное, потому, что понимал: по такой холодрыге в бетонных стенах и четвертью горькой-то не согреешься.

   А мы у себя тут чайком согреваемся. А ежели шибко иззяб, огород к зимушке-зиме предуготовляя, так на печку стариковские косточки полезай согревать. То-то вольготно чувствуешь себя там, сокрушаясь о горестях ближних своих в городских неотапливаемых квартирах. Только и остаётся, что по мобильнику им для сугрева горячие приветы посылать.

   Ну это не иначе, как стоик. А вообще-то, как солдатики в былые времена, дачники из сёл разъезжаются «на зимние квартиры», оставляя одежду на произвол судьбы, ну то бишь на прокорм тле.

   Ныне против моли нафталин употребляется (какой гнусный запах от него!). А посему ознакомлю своих земляков вот с этим дедовским способом борьбы с этой тварью. Испытанное средство – табак! Способ применения наипростой. При хранении вещи из меха натирают её табаком, а перед использованием встряхивают, чистят щёткой – и вся недолга. Чтобы уберечь шерстяные вещи, табак кладут в карманы, насыпают на полку в шкафу. Можно использовать для этого табак как в листьях, так и измельчённый. Подойдёт и махорка.

   Ну а в городе использовали с этой целью мандариновые и апельсиновые корки. Открытый пакет с ними – тоже надёжный хранитель одежды. Можно наполнить корками и карманы одежды.

Вот уж воистину голь на выдумки хитра! Вот какие «ноу-хау» создали русские дачники в области жёсткой, но вполне легальной профилактики дачных краж (заметка из центральной газеты).

   Пенсионер из Набережных Челнов прославился тем, что вырыл и замаскировал под порогом своего загородного дома внушительную яму. Первый же прорвавшийся в дом вор попал в неё и сломал ноги. Полиция не нашла в действиях пенсионера преступного умысла, поскольку он объяснил, что яма была необходима «для хозяйственных нужд».

   Дачница из Архангельска, перед тем, как перебраться на зиму в тёплую городскую квартиру, повесила под потолком веранды прилично одетый муляж человеческого тела. И вот уже несколько лет – после того, как один из воров испытал шок при виде «самоубийцы», болтающегося в петле, - на её загородное имение никто не покушается.

   А один брянский «левша» сделал вход в дом в малозаметном месте, а прямо на кирпичную стену навесил железную фальш-дверь с замком. По его словам, злоумышленники вначале неоднократно, но безрезультатно пытались её выбить, после чего на дачу махнули рукой.

   Слесарь из Орла установил в своём доме самодельный таймер, включающий и выключающий свет с определённым интервалом.

Бывалые дачники также знают, что примерно в 70 процентах случаев воров отпугивает эффект присутствия хозяев. Так что краткие визиты на дачу в межсезонье с целью протоптать дорожку или переложить с места на место садовый инвентарь могут сократить вероятность того, что злоумышленники польстятся на этот объект.

   В Сибири правление одного из товариществ в качестве покровителя собственных дач выбрало за определённую мзду местного уголовного авторитета, и с той поры «фазендейро» напрочь забыли, что такое воры на даче»,

   От себя отмечу: зело позорный факт для властей и полиции в Сибири.

   1 октября – «Мученицы Ирина и София – не спешите, журавли, из России». А мы, ребятня, завидев, бывало, этот заунывно-курлыкающий клин, кричали им в дорогу: «Колесом дорога!» (по наущению бабушек, конечно). По-мальчишески страстный призыв этот означал: «Возвертайтесь – не спешите покидать нас!» И надо же: иной раз возвращались и где-нибудь в Гусином озере отсиживались! И не знаю уж, кто больше радовался этому, мы, ребятня (кому это гожится ранняя зима-то?!) или наши бабушки. Больше-то, мне кажется, они радовались – не по себе, а нашей радости-то: такие уж они у нас были сердобольные к нам!

   И то сказать: чего больно-то спешить им, журавушкам из русского приволья в толчею забугорную, где, говорят, на тамошних водоёмах птиц столько скапливается, как на турецких и египетских побережьях туристов. А бабушки-то наши потому на такой призыв нас подбивали, что примету знали: «Если журавли полетят (и улетят) в этот день, то на Покров будет мороз, а нет, то зима позже». Пусть поприпозднится зимушка-зима! Мы так и быть уж поднаберёмся терпеньичка и подождём её – охо-хо-хо!

     Да, пожалуй, это самая грустная картина осени (окончательного и бесповоротного ухода лета) – прощальное курлыканье журавлей.

   Вот как об этом у писателя и поэта «деревенщика» досоветского времени Ивана Бунина:

И вот опять уж по зарям

В выси пустынной и привольной

Станицы птиц летят к морям,

Чернея цепью треугольной.

   Меня с малых лет трогало: все остальные птицы-эмигранты отправляются за бугор молча, а эти-то почему курлычат (а ведь на это не мало так нужной им для полёта энергии уходит!) – ужли прощаются с нами? И так грустно-грустно и даже тоскливо прощаются-то…

      На сей день у Даля в его Месяцеслове так: «Если журавли полетят, то на Покров (14 октября) будет мороз, а если их не видно в этот день - раньше Артемьева дня (2 ноября) не ударить ни одному морозу».

   Примета (суровая!): «Если в октябре лист с берёзы и дуба опадёт нечисто – жди суровой зимы». Представляю, как многомудрому селянину хотелось чуть ли не руками обобрать с этих деревьев остающиеся (как бельмо на глазу!) листочки, ну да ведь с природой не поспоришь…

«Если кроты носят много соломы в свои норы – зима будет холодная».

Об эту пору мыши возвращаются на «зимние квартиры» из летних лагерей (вот уж воистину незваные гостенёчки!). То на подножном корму были, а теперь в избе всё поедом едят. Мору бы им подсыпать. Только вот незадача-то: отравившихся мышей сельские кошки необдуманно-необдуманно пожирают и сами погибают, сердечные. Не в силу жалко не разумных. Вот уж воистину никак не привыкнут жить в «цивилизованном обществе». А главное-то всё же – самому пришлому хозяину вред от этого. Кто его усадьбу весной и летом, так сказать, на общественных началах «обслуживать» будет, если кошку из города не привезёт с собой?

   Сельские кошки прыткие, она одна несколько домов может обслуживать. Бывает, даже дерутся за чужой дом: мол, это я здесь застолбила.

   А чтоб мышам зимой в доме неповадно было, всё оставшееся съестное (сухари, крупы и т. п.) в холодильник, в кастрюли под тяжёлой крышкой (лёгкую отодвинуть могут – смышлённые твари!). Только вот ещё одна незадача: книжные корки на стеллажах почём зря грызут. А посему я благотворительностью один год попробовал заниматься. Все оставшиеся хлебные корки им на прокорм оставил. Толку-то! Они не иначе, как ещё и с других домов на такую дармовщинку-то пригласили.

   А то есть ещё липучий клей. К нему они на приманку лапками, как мухи, прилипают. Сказывают, своим истошным писком всех остальных мышей из подполья распугивают. Надо попробовать!

   Вот уж удивлю, так удивлю своих земляков! А дай-ка, думаю, картошечку-то «пюрешную» постным маслицем подзаправлю. С полки банку-то с ним взял и остолбенел (жена бы, конечно, на пол её с истошным криком уронила!): она всклень (именно всклень!) была мышами заполнена! Это значит, пока хозяин отсутствовал, они крышку прогрызли и лакомиться туда ныряли? Ну ни гурманы ли?!

    Но не всё так уж плохо. Октябрь после завершившейся уборочной страды – пора весёлая и сытная. И не только для селян, но и для горожан-дачников, что не хотят рвать пуповину со своими предками. И мысли, и чаяния их, будто корень дягиля. Так и врастают в мать сыру землю.

    Урожай собран, снопы на гумне в ригах покоятся (ну ни покойно ли им теперь под крышей да за стенками – это тебе не в поле-полюшке в одоньях дождям бока подставлять!). Скоро и обмолот начнётся – дай только дух маненечко перевести. Погреба, погребицы, лари, клети – все чуть не доверху заполнены съестными припасами. На столе овощи и разносолы всяческие, пироги, а у кого и курничек, кто курицу-ненесушку порешил. И конечно – только что сваренное пиво.

   Так уж повелось на Руси - в это осеннее межсезонье селяне варили много пива. Ну и почему бы теперь и не «разрядиться» селянину после многомесячной страды, когда не знал он ни выходных, ни проходных. От зари и до зари в поле и в поле. Признаться, мне с трудом верится в рассказ моего двоюродного дедушки Якова Михайловича Костина (между прочим, с георгиевским крестом и в звании фельдфебеля в родное село с Первой мировой явился!) о том, что в страдную пору в лавке местного купца Чукина трёхлитровые бутыли (четверти), бутылки и штофы с горькой покрывались пылью. А верить приходится, тем более, что бабаня об этом тоже говорила. Что тут скажешь?! Дивиться выдержке и выдержанности наших предков их внукам и правнукам приходится! Не плохо бы и подражать этому…

   Так что самое время наступило чуток передохнуть и с соседом, кумом или сватом за столом вольготно и приватно посидеть, разговоры душевные разговаривая. Только, увы, с задушевных-то они зачастую на хозяйственные переключались. «Помнишь, кум, как ты меня с сеном-то выручил,   намётом-намётом с вилами-то ко двору моему прибежал. Только мы тогда сметали его, как гроза налетела, проливень пошёл. Да дня на два зарядил. У соседа Василия (ну ты знаешь этого нелюдима: ни он ни к кому, ни к нему никто) весь воз водой залило и сенцо-то в сеннике, почитай, всё погноило».

   Хорошо сидеть, пивко попивая (это тебе не водка: стакан-другой выглохтил – и захмелел), да на сердечко мужицкое уже новая заботушка наваливается: жито молотить, а там и дрова на зиму (хорошо бы до снега с ними управится!) заготавливать.

   И у теперешних селян и дачников по вечерам такой же настрой.                                

    Намедни односельчанка Елена Царёва (не иначе, как из царёвой вотчины под Москвой сбежали её предки в Самарскую Луку) своему супругу юбилей справляла. Любо-дорого было послушать изустные песни – широко-широко они по полупустынным вечерним улицам разливались. Даже, говорят, самарским туристам в Анурьевке слыхать было!

   Изустные… А то всё из динамика или как там его. Все одна с другой схожие, как зэка в тюремной робе. И вот уж поистине немногословные. Одно не шибко распространённое предложение – и вся песня. И вот он или она это совсем-совсем незамысловатое предложение десятки раз повторяют, как беззубый старик горошину во рту перекатывает.

   А это сами пели. Что ныне даже на селе весьма и весьма редко бывает. Соберутся компанией и или чужую музыку слушают под шашлычок, или анекдоты травят. А это сами голосили. Только что? «Рябину кудрявую», «Вот кто-то с горочки спустился…», «Ой, мороз, мороз!..» и другие псевдо- или якобы народные песни. Конечно, хоть такие, а не забугорный тарарам. Но всё же горько на душе становится: безвозвратно уходит прошлое. На селе оно после войны ещё лет двадцать держалось: соблюдали дедовско-прадедовские обряды кое-какие, пели старинные песни, которым было по сто, а то и по триста лет «от роду». В той компании Елениной я стал петь некоторые из них, и не такие уж древние: «Развяжите-ка мне крылья…», «Вы не вейтися, русые кудри, над моею больной головой!..» - всего-то мои сотрапезники каких-то лет на пятнадцать-двадцать меня моложе, а песни эти, которые их родители распевали на каждый праздник, они уже не знают. Нравятся они им, а подпевать не получается. И слова не знают, и мотив сводят…

   Эх, мороз, мороз… Как выстудил он души наши, как выморозил все росточки родного и кровного…

   А вы сами-то когда в последний раз слушали русские народные песни, русских народных певцов Людмилу Зыкину, Ольгу Воронец, Шульженко, Лемешева? Не говоря уже о воистину великом Шаляпине, им, говорят, только на Западе теперь услаждаются…

Зелёная аптека октября:

Корневища с корнями валерианы.

Корневища с корнями дягиля.

Не только плоды, но и кору калины.

Корни одуванчика.

Корневища пырея.

Корни цикория.

Корневища и корни конского щавеля.

Плоды шиповника. При любой «запарке» улучите минутку на сбор этого целебнейшего плода! Ныне он, шиповник-то и в огородах у многоумных произрастает, а в старину у нас бабёнки (даже старые старушки!) за ним аж на Ширяевскую поляну (эва, куда!) хаживали.

   2 октября – Зосима – пчелиный заступник.

    Этот пустынник, принявший в IV веке мученическую смерть во Христе, не случайно считается заступником пчёл. Он, как и Иоанн Креститель, пребывая в пУстыни (удалённой обители), так же, главным образом, питался диким мёдом. А значит, любил и почитал своих кормилиц - самых трудолюбивых и бескорыстных тварей Божьих.

   Если на весеннего Зосиму-Савватея ульи выставляли из омшаников (ох, и развесёлое то было дело для пчеловодов!), то на осеннего Зосиму их, как солдатиков, переводили «на зимние квартиры» – ставили в омшаники. До веселья ли тут: ведь для истинного пчеловода они, как домашняя скотинка любимая? Каково им будет в полугодовом заточении?..

   А дело это весьма и весьма ответственное. Требующее большой искусности. Сколько раз так бывало у молодых аскульских пчеловодов, поленившихся (а то и посчитавших ниже своего достоинства!) обратиться за советом к ветеранам и искусникам этого дела: все пчелиные семьи в омшанике у такого лентяя или зазнайки пали. Какой-то мор на них напал, сетует пчеловод-недотёпа. А никакого мора: пчёлки, увы, скончались естественной смертью…

   Дело в том, что у рабочей пчелы, когда она работает, то есть приносит в улей взяток, очень короток век – 37, от силы 40 дней. После чего это благороднейшее насекомое, как и домашние кошки и собаки, покидает родной дом (улей) и отправляется умирать на волю. А если она работала до постановки улья в омшаник, носила пергу до последнего дня, то где ей свой смертный час принимать? В улье! Завалив своими трупами около летка весь низ родного дома. По вине своего недотёпы пастыря (пчеловода).

   Как сделать так, чтобы отработавшие свой срок пчёлы скончались на воле? А в улье остались только те, кому предстоит зимовать более полугода, а потом ещё по весне чуть ли не целый месяц выращивать-выкармливать себе смену? Тут у каждого опытного пчеловода своя метода. Мой старый (уже, почитай, тридцатилетней давности) друг и весьма искусный пчелопастырь (и экспериментатор пчеловодческого дела) Владимир свет-Иванович категорически запретил мне «расписывать его методу в газете». Не потому, что не хочет делиться секретами, а из-за мудрой крестьянской опаски: «напутают-нахомутают» чего-нибудь, недотёпы эдакие, а потом на тебя свалят: вот-де насоветовал!

   А посему я, как правнук, внук, сын и племяш пчеловодов, советую молодым пчелопастырям: «Гой еси, добры молодцы! А не возгордяйтесь-ка вы своим некрепким умишком, млады недотёпушки. А не ленитесь-ка вы обращаться к старыим да искусныим добропастырям пчелиныим за советичком, как вашим самым любимым Божиим тварюшкам зиму-зимушку благодатно перезимовати. И по весне-красне из родных ульев в облёт пойти, как малым детушкам, ясну солнышку радоватися!».   

   3 октября – Астафьев день. Астафьевы ветры.

   «Коли дует северный, сердитый ветер, будет стужа недалече, южак подул – к теплу, западный – к мокроте, восточный – к вёдру».

«Если на Астафья туманно, тепло, по проулкам летит паутина – к благоприятной осени и нескорому снегу».

   Бог с ней, с благоприятной-то – нам бы осадков, осадков побольше!

     Для непосед продолжается грибная страда.   

    Так и быть уж ознакомлю побратимов-грибников с отрывком из книги воспоминаний Н. Валентинова «Встречи с Лениным»:

   «Ильич, - писала родным Крупская, заявил, что не любит и не умеет собирать грибы, а теперь его из леса не вытащишь, приходит в настоящую грибную ражь». Эта «ражь» неоднократно на него находила. Летом 1916 года Ленин и Крупская из дома отдыха Чудивизе (неподалёку от Цюриха) спешили по горным тропинкам на поезд. Накрапывал дождик, скоро превратившийся в ливень. В лесу Ленин увидел белые грибы, немедленно впал в азарт и, несмотря на ливень, бросился их собирать. «Мы вымокли до костей, опоздали, конечно, на поезд», всё-таки грибной раж свой Ленин удовлетворил вполне: бросил собирать грибы только тогда, когда наполнил ими целый мешок».

   Как знаком этот раж нам, заядлым грибникам! Помню, с двумя корзинами, одна в рюкзаке за спиной, а другая в руках, только до села добрался, дождик пошёл. Казалось бы, это ли не повод тогдашнему дедушке Толе передохнуть?! Так нет: даже не пообедав, грибы по полу сеней развалил и с куском хлебушка и малосольными огурчиками в руке снова в урочище Барские берёзки попёрся: как это целую поляну грибков в беспризоре оставить?!                                          

   Грибы, они по ядовитости не опаснее ли змей будут? От змеиных укусов в наших местах не слыхать было, чтоб кто скончался. Ну поболеет денёк-другой (ну даже ежели и недельку) – и, глядишь, оклемался. А вот с грибами тут, как говорится, шутки плохи.

   Вот какая история в нашем селе из поколения в поколение рассказывается-передаётся. Жила у нас где-то в начале прошлого века одна семейка. Хоть и не на окраине села, а всё равно как бы на отшибе. Потому как кулугуры были, ну то бишь старообрядцы уж больно высокого послушания. Ни соседи к ним, ни они к соседям. Только со своими знались, с такими же кулугурами то бишь.

   Насчёт выпивки у них вон, как у баптистов, строгонько было. А это в будний день по вечеру песняка драть принялись. Да громко так, аж на весь околоток слыхать было. Ну мало ли какое событие в семье? И кулугуры - тоже люди: почему бы и им не охмелиться?! И допоздна песнячили-то. А утром скотину в табун выгонять, а у них и ворота, и сенная дверь закрыты. Да на запоре! (Ну это у них, у кулугуров манера такая – на ночь запираться; у нашенских и днём, и ночью избные двери расхлябенены). Что было делать? Ну-ка взламывать порешили. А они в избе-то кто как: кто прямо на полу распластался, кто в стол уткнулся. Ну, думают, ай да, кулугуры, почитай, как нашенские, поднабрались святоши-то! Говели-говели – и вот дорвались до хмельного-то. Тормошить стали, а они уже охолодели!

   Соседка ихняя рассказала: вечор они, оказывается, грибками угощались. Ну поначалу-то подумали: закусывали грибками-то. Ан, никакой посудинки водочной на глаза не попало – ни четверти, ни бутылки, ни чирка. Значит, грибками-то «на сухую» отравлялись. А какими грибами-то - Бог весть: они эту тайну с собой в могилу унесли. На сковороде на улику ни крошечки не осталось. Всё как есть подчистили. Видать, завлекательные те грибки-то оказались!

   С тех самых пор у нас в селе к незнакомым грибам стали настороженно-настороженно относиться, как, например, к цыганам (конокрадам) и цыганкам (обманщицам-гадалкам). И в первую очередь под подозрение попали «красноморденькие» (по виду они, как груздочки обоих видов, и остро- и округлокраие). Их пинать-то даже не все решались, а ну как на обувочке от них яд останется? Кто из домашних животных ненароком лизнет – прямо на глазах у тебя якобы концы отдаст. И я так же вот по примеру своих односельчан поступал, пока…

   А «пока» это случилось в застольи у одного исаклинского журналиста, где меня гостеприимно попотчевали этими «красноморденькими» с не шибко благозвучным названьицем – свинухи. Зело вкусными показались они мне в тот раз. Может, потому, что под хмельком был? Нет, и на следующее утро это яство на сей раз уже в жареном виде на меня, что называется, неизгладимое впечатление произвело. Так что, приехав в отпуск в родное село, я целую корзину набрал их в ближайшем от дома колке - этих самых свинушек. Матушка, как взвидела это, – чуть ли не с ухватом на меня! А потом все расцведали – и отец, и брат, и дядя Миша Подлипнов, и другие соседи, а потом и остальные односельчане, ну не прельстительны ли эти грибочки? Мясцо у них нежное-нежное, в рот они на манер устриц устремляются. Только вот обращения они сугубого и даже трегубого требуют. Я, например, аж в трёх водах их вымачиваю. Может, это излишняя предосторожность, может, я что-то доброе из них вымачиваю-то, но я истово и крепко памятую дедово наставление: «Бережёного Бог бережёт!». Где гарантия, что не с этих грибочков кулугуры-то тогда в нашем селе чуть не до полуночи песнячили?!

   О, людское беспамятство! Помнят ли люди, кто изобрёл колесо да хотя бы вот трёхрогие вилы?! То-то и оно. Так же вот вспоминают ли мои молодые земляки, за обе щеки уплетая эти царско-боярского стола грибочки, - помнят ли, а кто их ввёл в оборот и употребление (потом, сказывают, их расцведали в Сосновом и Берёзовом Солонцах и в других селениях Самарской Луки)? Ох, уж эта наша скромность!.. Мне бы тогда сразу же об этом через нашу районку благовествовать – глядишь, одним бочком как-нибудь и вошёл бы в анналы Самарской Луки…
   Вот как охотники или рыбари про свои увлечения три часа подряд могут славословить, так и мне, грибнику, на полпути остановиться не мочно. Но только у меня не похвальбы ради речь пойдёт, а как бы в профилактических целях!

   Обычно ведь как случается? С «добычей»-то мы, грибники, уже под вечер домой заявляемся. Помыли, а мариновать - у хозяюшки «глаза слипаются». Вот что надо ей иметь в виду. Оставлять надолго их нежелательно. Ну а ежели, как говорится, приспичило, в крайнем случае, можно им в холодильнике денёк постоять, но только опять же в эмалированной посуде и обязательно – в открытом виде. А чтоб очищенные грибы не почернели, наши бабушки так делали: клали их в подсолённую воду да ещё и уксуса туда добавляли.

    На моей памяти ещё одно поветрие пагубное было: банки с солёными и маринованными         грибами металлическими крышками закатывали. Сколько тогда от бутулинуса-бутулизма пострадало! А вот многомудрая соседка моя аскульская не поддалась этой моде. Она всё у меня по моём приезде в родное село беленькой бумажечки выманивала. Ты, говорю, не стихи ли взялась писать? Тем более на вощёной! А она, оказывается, ей стеклянные банки крепко-крепко закрывала. Потом уже узнал: надо вместо крышки-то два листочка использовать, причём верхний – вощёный.

   Есть домохозяюшки уж больно усердные: они луком грибы заправляют. Пустое это дело. Лучок надо в грибки крошить перед употреблением.

   И ещё один советец от прадедушки Толи. Грибные блюда благодатнее всего вкушать сразу же по приготовлении. А разогретые на другой день остатки – это уже не то. Они при одноразовом употреблении хороши-с!  

    Вот кое-кому на засыпку вопросец: вам не доводилось видеть-слышать пукающую тёлку? Я не про тех «тёлок», про которых вы, скорее всего, подумали, а про полуторниц. Вот лежит она на дворе и, кажется, даже спит, а челюсти у неё беспрестанно-беспрерывно – хрум да хрум, хрум да хрум. Это она «серку жуёт» (серка – это топлёная смола лиственицы, которую в старину жевали для белизны зубов, ну навроде нынешнего дирола или орбита), ну то бишь отрыгивает из «книжки» (так «особый» отдел желудка у жвачных животных называется) и тщательно-тщательно впопыхах сорванную на пастбище травку пережёвывает. Отсюда – стопроцентная усвояемость корма. И никакой тебе, мягко говоря, диареи.

   А вот с теми тёлками, про которых вы поначалу подумали-поначали, такое, говорят, иногда случается. Потому что всё на бегу, всё в спешке («хав-хав», «хав-хав»!) пищу принимают. Ну ни за что про такую не скажешь: она-де «вкушает», Одно слово – порет! А посему и случаются нежданки-то в самый, что называется, неподходящий момент. Как вот у всячески разукрашенной кобылки в свадебном поезде у самой церкви. К великому-великому смущению молодых (А к тому же это, говорят, нехорошая примета!)!

   А с поедателями, вернее (в данном случае): с пожирателями грибков-то вдвойне горше иной раз случается. В охотку-то как навалится, как навалится на них, аж за ушами у него трещит. А потом мало того, что прилюдно за живот хватается, ещё и на хозяина ропщет: чуть ли не отравили, видите ли, его. ТщательнЕе-тщательнЕе грибочки-то надо пережёвывать!

   О том, как относились на Руси к грибам, можно судить по меню званого обеда, который давал 17 марта 1699 года русский патриарх Адриан: «Три пирога с грибами, два пирожка с груздями, три холодные с маслом, грузди, гретые с соком да с маслом, капуста с грибами, галушки грибные». Ну как вы уже, наверное, догадались, обед этот пришёлся на Великий пост. А если учесть, что чуть ли не половина дней в православном году постные, можно судить, какое место в пищевом рационе постящихся занимали грибы. Я хорошо помню по своим детским и отроческим годам эти постные дни, когда чуть ли не каждый день было грибное ёдово: не похлёбка, так пироги или пирожки-сочни с грибами. Только капусте они уступали на крестьянском столе. Особенно в военные и послевоенные годы. Так что, если ныне для горожан осенний грибной сезон на манер забавы (ну не набрали грибков-то в этом году – обойдёмся!), то для селян в те поры «тихая охота» очень и очень напоминала страду. «Я как чуяла, - похвалялась при случае моя бабаня Матрёна, - перед большим голодом-то, не поверите, два мешка опят насушила. И больше мешка их на другой год осталось – вот они в голод-то и сгодились. Заместо мяса нам были! С той поры я по осени-то из леса и не вылезаю – за грибками-то иной раз два раза на день шастаю» (бабаня имела в виду голод двадцать второго года прошлого века, во время которого наше село Аскулы вымерло более, чем на половину).                                      

   7 октября – Фёклы заревницы (зарева от осенних огней). Замолотки, Начинают по утрам молотить с огнём» (Даль).

    Фёкла-заревница. Нет-нет, это вам не ипостась-сестрица языческой (древнеримской) богини зари Авроры. Для русско-православного крестьянина имя первомученицы, любимой ученицы первоверховного апостола Павла ассоциируется не с утренней зарёй, а с заревом от пожаров. К этому дню приурочивались замолотки, на гумнах, в ригах начинали молотить снопы. «С огнём!» (ну то бишь с лучинкой), – подчёркивает в своём Месяцеслове Владимир Даль (не будет же крестьянин ждать полного рассвета!).   Так что зарево-то имеется в виду не на небушке, не от восходящего или заходящего солнышка, а на земле прямо за околицей – на гумнах и в ригах. Для просушки снопов растопляли печи в овинах, что на манер каменок в русских банях. Чуть зазевался малец, которому истопником по младости лет поручено действовать, – вот тебе и зарево. Перекреститься не успеешь – мигом всё заполыхало. Долго ли до греха при лучине-то? Вон даже от электричества горят…

   Начиная с Софьи-заревницы в старое («единоличностное») время, сказывали, пожарная тележка (ручной насос и бочка воды) с раннего утра у нас в селе стояла уже не у пожарки в центре села на Базарной площади, а на гумнах. Где, в каком овине или в самой риге ненароком полыхнуло, все опрометью сбегались на тушение. Иначе от одной и остальные риги займутся – всем селом голодать придётся. Даже нищеброды будут стороной его обходить.

   Как свидетельствует церковное предание, первомученицу Фёклу – Христову невесту, отличавшуюся большой набожностью, пытались сжечь на костре, но Господь послал дождь с градом – и огонь потух. Так что неспроста русские крестьяне молились этой святой деве об убережении от пожара!

   Так-то оно так, но народное сознание наделило гумно, ригу и овин их собственным духом – собратом домового. Именовали его по-разному: то овинником, то гуменником, то рижником. И если в весенне-летний период он на гумне и в риге, и овине, по наблюдениям селян, вел себя тихо-мирно (Да наверняка его там и не было об эту пору. Чего ему там делать одному-одинёшенькому – без людей? Он, поди, в поле около них ошивался, всяческие пакости и козьни им творя), - а вот в октябре стал оказывать себя. Что оставалось делать крестьянину? Обращаться к нему – овиннику-гуменнину со слёзной просьбой: «Хозяинушко, батюшко, пособи помолотить, огради от беды и пожара!», «Царь овинный, пособи сушить снопы безпожарно и обмолотить безбедно» (Согласитесь, беспожарно, бесподобно уж больно шибко смахивают на «бесопожарно» и «бесоподобно», а посему по примеру православных публицистов, видимо, уместнее в некоторых случаях употреблять приставку «без»).

   Язык не поворачивается осуждать (а тем более этак снисходительно-снисходительно усмехнуться с ядовито-змеиной улыбочкой!) замыканного тяжёлой судьбиной русского крестьянина за такую вот «беспринципность»! Который вместо поповского «Богу – свечка, чёрту – кочерга» и бесу, задавленный нуждою и беспросветностью, вынужден был поклоняться. Поставьте себя на его место: занялся овин (солома-то, как порох!) - и все снопы и в нём, и в риге (результат целого года каторжного труда!) мигом сгорели. Всё прахом пошло! И что остаётся делать ему? Семью по миру пускать, а самому на своей лошадке, к концу страды тоже заморённой таким же каторжным трудом, в Самару, Сызрань или в губернский город Симбирск к тамошним купцам в наём идти, извозом заниматься.

После сельского пожара

Принимай меня, Самара!

Погорельцам она рада:

Даст работу до упада.

Чтобы семью прокормить,

На купца будешь ломить.

   Так что никакой поэзии в слове «заревница» нетушки – ужас один! Леденящий сердце страх. Упаси Бог в ночи созерцать такое зарево!

   Вот как горестно об этом у Н. А. Некрасова в его самой известной поэме о путниках, по Руси шествующих:

Не любо и на старые,

Больней того на новые

Деревни им глядеть.

Ой, избы, избы новые!

Нарядны вы, да строит вас

Не лишняя копеечка,

А кровная беда.

Примечание автора: «Кровная беда – пожар».

   В старину в ходу такое присловье в ходу было: «Москва от копеечной свечи сгорела». Говаривали как бы в утешение себе: мол, не только у нас в сёлах, а и в первопрестольной пожары-то ещё как бушуют.

   Как отмечает в своём исследовании «Московские литературные предания и были» Вл. Муравьёв, «Вплоть до ХУ111 века Москва была деревянным городом, и пожары в ней бушевали почти постоянно. Кратко, но выразительно отмечали летописцы очередное бедствие: «и посад, и Кремль, и Загородье, и Заречье погоре», «только три двора осталось», «и Оружничая палата вся погорела с воиньским оружием, и Постельная палата с казною выгоре вся; и в погребах на царском дворе, под палатами, выгоре вся деревянная в них».

   В летописи под 1365 годом описан был большой летний пожар. Стояла засуха, к тому же поднялся ветер, за два часа город выгорел дотла. «Такого же пожара, - пишет летописец, - перед того не бывало». Этот памятный в истории Москвы пожар под названием Всехсвятского (начался от собора Всех Святых – А. М.–С.) начался от опрокинутой горящей лампадки».

   Причиной пожара 28 июля 1443 года послужила свеча в церкви Николы на Песках.

   29 мая 1737 года Москва загорелась опять. Говорили, что первым занялся дом Милославского за Боровицким мостом на Знаменке от свечки, которую поставила перед иконой в своём чулане бабка-служанка. «К несчастью тогда был ветер сильный, - вспоминает очевидец пожара майор   М. В. Данилов, - а время … сухое, то от сей денежной (стоимостью в полушку) свечки распространился в скорости гибельный и страшный пожар, от коего ни четвертной … доли Москвы целой не осталось. В Кремле дворцы, соборы, коллегии, ряды, Устретенка, Мясницкая, Покровка, Басманная, Старая и Новая слободы – все в пепел обращены…».

   Увы, и в Самаролучье, говорили, пожары от свечечек да лампадок случались. А со времён куряки Петра Первого, когда табачничать и на селе принялись, пожары стали воспламеняться от окурков. Так вот, например, сгорел дом моей тёти Кати в Репьях (неподалёку от Мордова), где после столыпинской реформы и при НЭПе обосновались аскульские поселенцы, от окурка, в испуге брошенного за двором её сыночком Ванюшкой. С тех пор, а может, и раньше у нас младокуряк за их тайные курения стали смертным боем бить: если уж пристрастились, так курите прилюдно!

   А вот как страстно наставлял нерадивых куряк в среде славного рабочего класса по заказу Наркомата внутренних дел в 1928 году В. В. Маяковский:

Маленький окурок -   этот вот –

Может сжечь огромный завод.    

    Советец Владимира свет-Иваныча: «На Фёклу дёргай репу и свёклу»». Как сообщается в солидном издании:
   «Согласно данным исторической науки, репу наши предки выращивали уже более 6000 лет назад. До первой половины XIX века на Руси, в рационе она играла ту же роль, что теперь картофель. Ни один народ так не ценил репу, как русский. Вот почему считается она исконно русским овощем. Вы думаете, это для того, чтобы медведя объегорить мужик-то в поле репу посеял?
   И вот в России, в первой половине XIX века, принудительно народ стали заставлять на землях, отведённых под репу, которая считалась на Руси вторым хлебом, сажать иноземный корнеплод – картофель, что вызвало ответную реакцию со стороны народа в виде бунтов. Картофель по первости русские называли «яблоком забвения» или «чёртовым яблоком».

     Вот уж что поспела, то поспела репка-то к этому времени, аж рассыпчатая делается. То-то ядрёно она на твоих зубках мальчишеских хрустеть будет, когда бабаня или матушка примутся повечеру из погреба её вместе с другими овощами подавать и любимому внучку или сыночку прямо на печь её подадут - немножко ещё горьковатую, но вкусную-превкусную, ядрёную-преядрёную.  

   «На зарёвницу хозяину хлеба ворошок, а молотильщикам каши горшок». Этим утром для них, молотильщиков, угощение устраивалось. Сытное-сытное, но опять же - на сухую!

   А почему именно на Фёклу-то? А потому, молодой человек! На селе у наших с тобой предков была велика сила традиции-обычая-обряда и слова – общественного мнения. Вот начал ты, скажем, обмолот раньше – односельчане «припечатают» тебя: «Торопыга! Все ещё чин - ни почин, а он уже выставился!». Почему такое осуждение? А потому, что поспешать надо с умом. Вот снопы из суслонов в ригу – тут спешка в пору. А когда они уже в риге под кровлей, как фронтовики-солдатики ночком в кои-то веки в крестьянской избе (а не на голом полу землянки!) вповалку лежат-похрапывают и, можно сказать, блаженствуют, – чего горячку-то пороть?

     Насчёт блаженства солдатского-фронтового я отнюдь не оговорился. За четыре года войны таких вот случаев у отца, по его воспоминаниям, было всего несколько, и каждый крепко-крепко запал ему в память. Особенно тот, когда они вдвоём с земляком-самарцем из 438-го батальона связи ночевать-почивать аж на печи в белорусском селении осчастливились. Правда,   вместе с хозяйкой дома и её молодой невесткой. «От греха подальше» старушка оборонила невестку от солдатиков квашнёй. Не без юмора вспоминал эту «брестскую крепость» мой родитель в кругу друзей-фронтовиков во время дружеского застолья!..

Как бывший сельский староста продолжу словесами моих предков обличать нарушителя векового уклада: чего-де горячку-то было пороть, садовая твоя голова, – или других, более неотложных дел у тебя нет? Пока дороги не развезло, дрова заготавливай, сенцо из дальних лугов в придворовый стожок свози или дом и двор ухичивай: Покров на пороге! Ну а ежели припозднился с обмолотом-то, опять попрёк получил: «Эка валандается! Надо баушку Авдотью послать проведать, не на печке ли валяется».

   Вот искони индивидуалистам западным в диковинку стремление русичей к соборности и коллективности. Чего далеко ходить-то? Вот приехали вы за город на дачу – кругом ни человечка. Не потянет ли и вас оттудова? А ежели на все четыре стороны соседи вот уж воистину самоотверженно картошку роют или другими неотложными садово-огородными делами занимаются, когда отовсюду весёло-задорные возгласы, удобренные-сдобренные, чуть ли не услащённые задорными смехами, - тут даже у ваших отпрысков, пока что не шибко дачными работами увлечённых (придёт ещё такое времечко, когда молодая жёнушка на манер старшины роты за плечами стоять будет!), - тут даже у них прилив трудового энтузиазма не вооружённым взглядом наблюдается. Гумна впритык стояли. Так что представляете, какая канонада стояла от стука цепов? И если, не дай Бог, где-то он хоть на время стих, какой-нибудь старикашка-«смотритель» с соседнего гумна наведается. Вы, мол, тут живы? Что-то не слыхать вас?  

     Так же вот и во время обмолота в моём родном колхозе было. О, эта радость коллективного труда! Мне вот и без малого семьдесят лет спустя не забывается наша отроческо-юношеская работа на колхозном току (Повторюсь этим абзацем ради сладости старческих воспоминаний той славной поры).   О, этот зернопульт, эта ненасытно-прожорливая «механизьмина»! Чуть только сбавили темп «насыщения» его зерном (оскудевшая струя вылетающего из него очищенного зерна сразу же это покажет!), - и от тех, кто набивает зерном мешки, сразу же возглас, обращённый к тем, кто орудует лопатами на другом конце зернопульта: «Эй! Заснули там?!» И если бы заковыристые шутки парней и девичий смех, радостно-заливистый, каким-то чудом матерелизовались бы, то над током и во время работы да и во время обеда день-деньской стояло бы густое, как молоко, белоснежное облако юношеской радости соборного труда и общения!

   8 октября – Сергий.

    «На Сергия рубят капусту. Капустники» (Даль). По его Словарю - это «помочь для рубки капусты, род праздника, посиделок» (вот в какой сан преподобного-то произвели наши практично-находчивые предки-селяне!).

   Да, это беда, конечно, коль огурцы или помидоры заморозком побило, и они поэтому не уродились, но всё же - терпимо. А вот без капусты… Как прожить, зиму перезимовать без щей капустных, без пирогов с капустой? Без этого главного поставщика всяческих витаминов на крестьянский стол – на тебя же к весне все болезни свалятся! А посему ни один овощ на Руси так знатно не отмечался, как капустка. Трёх- , а то и четырёхдневным праздником труда!

   А ныне заместо капустницы что? Ну наскоблила-нашинковала скоропослушная хозяюшка две-три баночки капустки-то и порулила к телеку киноопупею досматривать. Вот уж воистину скучновато стали жить мы, господа-товарищи. Никаких праздников труда. Да ежели и за праздничный стол соберёмся – ни одной песенки не споём. А если паче чаяния и заголосим, то не исконно-народную, а, прости Господи, какой-нибудь шлягер. Ну кому ещё и не побурчать-посетовать, как не прадедушкам?...

   Мне вот на старости лет такая мыслишка в голову пришла: а не от такой ли вот бабской задорности да лихости во время капустной помочи капустка-то тогда ну ни такая ли ядрёная выходила? Весна уже на дворе, а её - кастрюлищу скленную из погреба со снега принесли на стол – она, как только неделю назад засолили её!

   А это вот к общесамарским предпринимателям практического склада предложение: а неплохо бы наладить вам производство бочонков дубовых (под огурцы) или липовых под всё остальное – под капусту, под помидоры и под грибки. Только, други - будущие благодетели моих земляков, это должны быть не бочки-кадки, которые в былые времена у многосемейных предков наших в ходу были, а кадочки-бочонки размером на ведро, полтора, от силы – на два. В них, в деревянных-то, и у огурцов, и у помидоров, и у грибочков вкус совсем другой будет по сравнению со стеклянными и металлическими.

   «Если первый снег на Сергия, то зима установится на Михайлов день (21 ноября)». Слава Богу, так редко случается.

   А вот как по осенним приметам судили о предстоящей зиме:

«Сырое лето и тёплая осень - к долгой зиме».

«Много желудей на дубах - к лютой зиме».

«Если с дерева лист не чисто спадает - зима будет холодная».

«Если листопад пройдёт скоро, надо ожидать крутую зиму».

«Поздний листопад - к продолжительной зиме».

«Строгой зиме быть, коли птица дружно в отлёт пошла».

«Большие муравьиные кучи с осени - на суровую зиму».    

«Появление комаров поздней осенью - к мягкой зиме».

    Ну вот и закончилась уборка зерновых. Не радостное ли событие для хлебороба? Увы, эта радость уже, почитай, полтора века (со времени отмены крепостного права) омрачается вопросом: а что с хлебушком-то делать, вернее, с так называемыми излишками его, от продажи которых денежки у селянина идут на шильцо-мыльцо и другие фабрично-кустарнические товары? Раньше этим в основном барин занимался. Барин, пусть крутой и жадный, но он «свой». Драть три шкуры (и с мясом даже!) со «своего» крестьянина ему нет резона: кто же на него и его наследников в будущем работать будет? А после отмены «крепости» на смену «своему» барину пришли перекупщики.

«Чужие»! И по большей части почему-то инородцы - любители на чужом труде поживиться.

   Вот в моём родном селе Аскулы был «купец» Чукин. Поперёк горла, сказывали, стоял он у самарских перекупщиков. Ни одного худого слова в детстве не слышал я от аскульских стариков об этом вот уж воистину «не мироеде». Если почти все остальные аскульские раскулаченные вернулись в родные места - Чукин с женой сгинули бесследно. Об авторитете его в нашем селе судите по такому факту: мои земляки спорили даже, кому выпадет честь приютить его болезную родную сестричку, не сосланную вместе с ним.

   Вот у нас печатно и изустно клеймили царское правительство: оно-де грабило крестьян. Не оно, опять же, а перекупщики! А оно не защищало крестьян («освобождённых»!) от этих мироедов-перекупщиков, после отмены крепостного права оставило их на произвол судьбы (увы, и в 1861 году получилось «хотели, как лучше»).

   Помните, как об этом у ратовавшего за отмену крепостного права народолюбца Некрасова: «Порвалась цепь великая», которая ударила «одним концом по барину, другим - по мужику»? Тогда тоже реформировали: «как в омут головой...»

   И вот снова всё повторяется, как в дурном сне: перекупщик сидит на перекупщике и перекупщиком погоняет, а бедный хлебороб (кормилец страны!) снова с протянутой рукой...

   Вот все ругают советскую власть за продразвёрстку. А кто впервые эту «выгребаловку» применил в 1916 году - не царь ли батюшка? Об этом хорошо сказано у Александра Солженицына в его «Красном колесе».

   Нет, никогда не миловала наша власть крестьянина. Начиная с «либерала» Бориски Годунова, отменившего Юрьев день - эту отдушину в подневольной жизни крестьянской. Одна только часть крестьянс ва не пострадала от этой отмены – холопы. Но которые гибельно пострадали от отмены крепостного права!

   У нас в Аскулах, сказывали, холопов не было. Ну у бурмистра барского, что на самой верхотуре нашего села, тогда волостного центра, на Заовражной (по документам – Церковной) улице проживал, наверно, служанка всё же была, но холопов-то на что да и почто ему содержать? А вот в Сосновом Солонце, сказывали, на усадьбе княгини Долгорукой они обретались и жировали.

   Это вон крепостной, а позднее и «свободный» крестьянин в страдную (а когда она у него не страдная-то?) пору   семь (если не семьдесят семь?) потов проливал, а как холопы вкупе с барами от жары в летнее время «страдали», хорошо расписано в романе потомственного барина, хорошо-хорошо знавшего барский быт, писателя (?) Гончарова в его романе «Обломов». И случайны ли строки в поэме другого барина, тоже досконально знавшего натуру холопскую, Николая Некрасова: «Люди холопского звания – сущие псы иногда»?

   Вот у нас всё критиковали воистину батюшку-то царя-императора Александра Третьего за негативное отношению к «кухаркиным (холопским то бишь) детям». Почему он к ним так плохо относился? Нигде о том не читал, сам теперь-то вот, зная психологию и помыслы либералов-революционеров, догадался. Вот получил разночинец холопского, да и поповского, как например, Добролюбов, Чернышевский, Елисеев, да и Белинский в придачу к ним, - холопского и поповского звания высшее образование. На барскую жизнь он в детстве нагляделся, нравилась она ему, но, увы, не предвиделась! Вельми «хлебные места» предназначались, опять же, барско-чиновным сынкам, но не ему. А ему клерком Акакием Акакиевичем всю оставшуюся жизнь предстояло быть и глотать слюнки, завидуя высоко-чиновным привилегиям.

   Кто-то мирился с этим, а наиболее «продвинутые» шли в революционеры, в защитники народа или хотя бы в «прогрессивно настроенные» писаки. А такие, кто, как Эртель или Гарин-Михайловский «пошли в народ» не как пропагандисты, а как организаторы сельско-хозяйственного производства, были единицы. Да и то надо сказать: не из холопов они вышли. А у так называемых борцов за народное счастье, как теперь выясняеяся, одно было на уме, одно двигало ими – дорваться до власти и вести барский образ жизни. Увы, увы!..  

   10 октября – Савватий-пчельнИк (пчеловод).

   Конец пчелиной девятины. Начало её было на Зосиму (2 октября). «Пчеловоды в этот день не только сами молились святому Савватию, но и побуждали к этому своих детей. Пчелиный промысел на Руси считается одним из тех, которые требуют нравственной чистоты и праведности (как живые стоят передо мной лица дедушек Павлов Захарова и Галкина, деденьки Яши Костина и других аскульских пчеловодов – добрые-добрые! – А. М.-С.), а дети до двенадцати лет безгрешные, потому и «молитва их признаётся очень угодною Богу»: «Дай, Господи, чтобы пчёлки водились, мёд носили и не умирали!» - так, повторяя за родителями слова молитвы, шептали крестьянские дети на всех наших пчельниках, крестясь и кланяясь перед образом соловецких чудотворцев» (Известный знаток народного быта С. В. Максимов).

   «Яблоньку за яблочки любят, пчёлку – за мёд».

   «Масло сласно (сладко), а мёд лучше»,

   «С мёдом и долото проглотишь».

   «С мёдом и ошметье съешь».

   Но:

   «Медок сладок в меру».

   «Сладок медок, да не по две ложки в рот».

  У Даля далее: «На Савватия убирают улья в омшаник».

   «На Зосиму, Савватея Бога молит вся Расея». Ну это, выражаясь по-современному, конечно же, пиар. И «пиарил» наверняка досужливый монах: они, иноки-монахи, пчеловодством-то любили заниматься. Да и досугом между молениями обладали, чтоб устным народным творчеством заниматься

   13 октября – Григорий.

   «На Григория жгут старую солому из постелей, набивая новою» (Даль).

   Григорий – это канун Покрова, начала свадеб и радостей супружества. Как тут не понять страдания и упования красной девицы на выданьи в сей «соломо-набивной» денёчек:

Как на новенькой соломке

Одной будет жёстко спать.

Поскорее бери замуж –

Будем вместе её мять.

    Мудро поступали предки наши! За год-то в старой соломе сколько всяческих микробов скапливалось (видимо-невидимо!). И вот всех их вместе с соломой в печку, в огонь – туда им и дорога!    Насколько это гигиеничнее и здоровее - ежегодно менять солому в матрацах, чем годами, а то и десятилетиями пролёживать ватный, пуховый или синтетический!

   А что касаемо того, мол, жестковато на такой постели по первости спать-то, – молодые за ночь-другую так умнут её, как пуховая будет!

   Вон, сказывали, одна бабка у нас своей внучке с молодым муженьком вкупе целый холст льняной не пожалела, только бы они ей матрац с новой соломкой хорошохонько-хорошохонько умяли. А внученькинова муженька (ну это между нами, конечно!) она ещё и чирочком горькой ублажила, чтоб он не «сачковал» и, как следует, в эту тёмну ноченьку расстарался…

   А ещё в этот день купают детей из решета на пороге, «от призору». Не советовал бы кое-кому из нынешних умников кривить губёшки в презрительно-ехидненькой улыбочке. При теперешнем «развитии» медицинского обслуживания как бы снова не пришлось перейти на прадедовские «методы» лечения. А вдуматься, ничего плохого в этой «процедуре» и нет: омовение водичкой (обыкновенной, не по-знахарски заговорённой!) никому ещё вреда не приносило. А ежели омовение это сопроводить молитовкой (да усердно-истовой!) – так и польза будет.

   14 октября – Покров. «Первое зазимье. Свадьбы». (Даль).

   «На Покров ветер с востока - к холодной зиме».

   «Ветер дует с севера - к студёной зиме, с юга – к тёплой, с запада – к снежной, не постоянной».

   «Порывистый ветер, когда тучи то закрывают небо, то развеиваются, предвещает зиму непостоянную, с переменной погодой».

   Следили за поведением птиц и зверей, которые, однако, поближе человека к природе-то и более чутко, чем люди, угадывают характер будущей зимы.

   «Отлёт журавлей до Покрова – на раннюю, холодную зиму».

   «Коли белка в Покров чиста (вылиняла), то осень будет хороша».

     При традиционно-обычном снегопаде на Покров, занятые огородными делами и «завороженные» хорошей погодой в начале октября, аскульские селяночки, главным образом, старушечки, помнится, каждый раз привычно-жалостливо сетовали в этот день: «Батюшки-светы! Застала меня зимушка-зима в летнем платьице!» - и принимались спешно ухичивать избы и сараи. Бывало, бабаня перед Покровом-то так ухитит наш сарай, что в нём темно становилось, все щелочки в нём законопатит и глиной обмажет. Зимой войдёшь в него - на улице вьюга беснуется, а здесь соломка не шелохнётся!

   А над лодырями и растютяями, кто об ухичивании своего жилья не попёкся своевременно, надеясь на авось, так подшучивали в этот знаменательный день: «Батюшка Покров, натопи мою избу без дров!»

   Поскольку Покров открывал пору сватовства и свадеб, а приходился он на первое число октября по старому стилю, то и весь месяц этот назывался «свадебником».

   Вера в праздник Покрова как чародейственного дня для заключения брачных союзов побуждала девушек спозаранку бежать в церковь и ставить свечку к иконе Покрова Пресвятой Богородицы, свидетельствовали знатоки народного быта. Существовало поверье: кто раньше поставит свечу, та и раньше замуж выйдет.

   Надо же: погодные приметы на свадебно-брачный лад переводили:

   «Если на Покров ветрено – будет большой спрос на невест».

   «Если на Покров выпадет много снега, это предвещает много свадеб».

   А это вот ну ни пламенный ли призыв девичий: «Батюшка Покров, покрой сыру землю и меня молоду!» (с непокрытой головой ходили только девицы – замужние женщины показывались на людях только в платках).

   С огорода всё убрано, изба и сарай ухичены – что, замужним бабёнкам пора и побездельничать приспела? Увы, новое и большое-большое дело прикатило. Пряжу прясть, носки-варежки вязать, а главное-то – холсты ткать. Ну за бёрдами не задремлешься – работа эта трудная и хлопотная.. А вот прядение – дело весьма и весьма томное (покойница матушка, бывало, частенько в предвидении чего копотного говаривала: «Не вспоминай, кума, про пряжу – сразу в сон клонит!». Ну и в самом деле: пряха – ту-ту, ту-ту, а веретено - трёх-трёх, трёх-трёх. Как тут при такой монотонности не задремать? Выручали песни, то заунывно-скорбные (это в начале), то весёлые-весёлые! Если бы не недреманно-зоркая свекровка, то, пожалуй бы, веретено под лавку, а сама в пляс пустилась…

   А у молодёжи: «Покров – конец хороводам, начало посиделкам». На «беседно-вечёрочный» период снимали избу у безродной старушки или у бездетной вдовы. Красны девицы (обычно по понедельникам, средам и пятницам – по постным дням) пряли, а добры молодцы плели лапоточки (и нередко не себе, а своей зазнобушке – прямо на её глазах!) или верёвки вили. Ну а который «по сердобольнее», тот сидел рядышком с милашечкой и крутил ногой её самопрялочку, чтоб она, не дай Бог, ноженьку себе не натрудила, а то как завтрева под частушечки будет выплясывать?!

Не стой, милый на порожке,

Не большая тебе честь!

Иди сядь ко мне на лавку,

Для тебя местечко есть.

Люблю Васеньку я летом,

Когда бегат за конфетам.

А Ванюшеньку зимой –

Садится к прялочке моёй.

    Мудро было устроено нашими предками насчёт посиделок-то. Ну как и какую ты выглядишь себе спутницу жизни на танцах? Особенно на теперешних. А на посиделки девки брали работу: кто прясть, кто вязать, кто рукодельничать-вышивать. И вот перед тобой выбор, добрый молодец. К которой сватов засылать будешь? Вон к той, что «вся из себя», глазками-то так и играет, так и завлекает ими: «Выбери меня, выбери меня, птицу счастья завтрашнего дня!»? Или вот эту, что знай себе, прядёт да прядёт, и будто ей дела нет ни до кого. И только исподлобья как глянет на тебя, будто алмазом по сердцу резанёт! Вот она – твоя! И в доме хозяйственница, и в поле работница, и в огороде спорительница. Да и, приглядеться-то, и внутри у неё, как в кирпичной печи, огня-то много-много, но он кирпичами сокрыт, а не как вон в летней топке в огороде: всё пламечко наружу. Такая тебе заспаться больно-то не даст. И не в страдную пору! Но укорот себе давать умеет…

   А на развесёлую да на «игроокую» польстился-клюнул – нередко так бывает: она с тобой милуется-обнимается и в то же время на другого глаз косит…

   И это вот женихам и невестам в домёк:

   Вот уж воистину чуть ли не подневольно мужчины останавливают свои не шибко праведные взоры на женских устах. К чему бы это? Мало кто из них штудировал сочинения по психологии, нутром чуяли, что форма и размер женских губ раскрывает сексуальную сущность женскую. Из солидного источника займусь-ка я «просвещением моих молодых земляков на этот счёт, тем более что свадебная пора на дворе.

   - С полными губами – любвеобильные, страстные, нежные, находят большое удовольствие в сексуальных утехах.

   - С пухленькими губками в виде бантика - горячо и ото всего сердца любят одного мужчину.

   - С узкими губами – раскрывающие своё сердце для любви только после длительной дружбы. Спутника жизни выбирают из круга близких друзей, а случайные знакомства не приемлют. Дон-Жуану тут не пройдёт!

   - С полной нижней губой и узкой нижней – нуждаются очень в сильном партнёре. Только такой способен вызвать у неё бурные чувства.

   А теперь возьмёмся за так называемый сильный пол.

   Мужчины с полным ртом и опущенными, как бы спадающими, уголками губ обладают сильной волей, на него трудно оказать влияние.

   Несоразмерно маленький рот «выдаёт» слабый характер – его обладатель озабочен борьбой за выживание.

   Чуть выпяченные большие губы – свидетельство успеха и довольства жизнью.

   Рот, одна сторона которого опущена, принадлежит упрямцу.

   Уголки рта приподняты вверх - человек, который хочет всем нравиться, но внутренне не уверен в себе и нуждается в поддержке и и одобрении.

   Верхняя губа, явно выступающая над нижней, расскажет о нерешительности характера, выпяченная нижняя – об эгоистичности.

И это вот в домёк женихам:

Есть бабы себя уважающие, а есть - любящие.

   Уважающие себя - гордые. Если что не по ней, фыфрк – и не подступись к ней, пока не отойдёт. А разлюбил – приставать-докучать не будет: гордость не позволит.

   А любящая себя, вон как тенёта или плесень: пристанет – не отвадишь её от себя. Так и будет гундеть, так и будет липнуть и ластиться.

    В поучение будущим жёнам приведу вот признание одной многомудрой женщины:

   «Как же иногда хочется запустить в него сковородкой! А вместо этого сожмёшь кулаки, сосчитаешь до десяти и мило спросишь: «Дорогой, тебе, две котлетки? А может, три?» Мудрость, девочки, приходит с годами.

Увы, нередко так случается: «В выходные были у друзей на годовщине свадьбы Ну что, теперь всё понятно: она ему встретилась, а он ей – попался».

   «Придёт Покров, девке голову покроет». Так и хотелось иной раз сказать такому вот утешителю: твоими-де устами бы да мёд пить, кабы то было, как говорится, повсеместно да поголовно. Но, увы!.. Иначе с чего бы это такой вот накал-напор страсти у красной девицы об эту пору (и добро бы, что это одна такая на всё село!):

Я и эдак, я и сяк,

Я и (…) о косяк.

Что есть мочи закричу:

Тятька, замуж я хочу!

   И что остаётся делать отцу, ведь сватают-то от жениха, а не от невесты? А вот что:

Тятька добренький такой.

Говорит: «Я помогу,

Чтобы вышла твоя дурь,

В таратайку запрягу.

Возить будешь кирпичи,

Тогда знай себе кричи!»

   Вот какой зарок себе давали наши благонравные молодые землячки в старину:

До самого Покрова

Никому – ни однова.

А как женишься, то знай:

Хошь половником хлебай!

   Ну не умницы ли?! Дай Бог каждому такую благоразумно-благонравную дочку (и внучку!)! А добрым молодцам – жену-жёнушку!

   Веселились, что называется, от души. Во время страды (четыхмесячной!) до веселья ли было? Попеть да поплясать (с частушками с алых уст вразброс) наши с вами предки мастаки были (это вон ныне даже праздничные застолья нередко безпесенны). Мёдом не корми – дай крепость пола своими каблучками испробовать! А страсти-то, страсти-то какие кипели!

Мы с милёнком обнимались

Горячо да горячо!

Я ему сломала руку,

Он мне вывихнул плечо!

   Бабье лето закончилось, а на языках продолжает вертеться. Дело в том, что по бабьему лету на Руси исстари определялость поведение, ну как бы уровень нравственности их, наших ненаглядных в текущем году. Причём, выражаясь по-научному, дифференцированно: по молодому лету – молодых бабёночек, а по старому – тех, которые уже свекровки или тёщеньки.

Одна из мудрейших аскульских стариц-ведуний бабушка Пипуриха, когда бабье лето устанавливалось ненастное (а почто такое селянке-то?), под шум проливного дождя, сказывали, так укоряла нашенских бабёночек (в молодое – молодаек, в старое – пожилых):

   - Это ведь про вас, окаянные, Мария Магдалина и Мария Египетская, любимицы Христовы, горькие слёзыньки с небес проливают, грехи ваши созерцаючи. Понагрешили вы, вертихвостки и блудодейки (это в молодое бабье лето). И вы, старые грымзы и ворчуньи, невесткины съедуньи-поедуньи, дальше некуда, как понагрешили-то!

   В этом году, как и в прошлом, молодое бабье не то что лето, а летечко было. Погожее-распогожее. Душа радовалась за землячек-молодаек, трудолюбивых, хозяйственных и домовитых. А по бабушкину Пипурихину раскладу ещё и высоконравственных!

   И старое бабье лето в этом году выдалось погожее-распогожее. Правда, поначалу-то холодало и дождило несколько денёчков. Но скорее всего не по грымзливости свекрово-тёщинских, а по молитвам и слёзным просьба грибников. И им потрафил Господь Бог. Больше того: за примерное поведение бабёночек (как молодаек, так и матрон), почитай, две недели чуть ли не до Покрова выдалось погожего времечка-то. Ну как не любить таких и не жаловать?!

   Об эту пору в лес ходить – только сердце травить. Вот как об этом у Бунина:

Не видно птиц. Покорно чахнет

Лес, опустевший и больной.

Грибы сошли. Но крепко пахнет

В оврагах сыростью грибной.

   Ой ли? А ежели не полениться да поискать их по посредоточеннее? А вот тебе, старый хрен, и приз за твое не по годам усердие! Не во поле под отдельными берёзками, не на опушке леса, а в сырости и теплоте оврага стайка, а вон и другая, а там и третья стаечка-стаюшечка сыроежек. Ба, да тут даже не на одну жарёху наберётся, а ещё кое-кому и на презент достанется. Любит эта «кое-кто» грибную жарёху-то!..

   Да, это не бояре грибного царства - сыроежки-то. Белые, подберёзовики, подосиновики и дубовики – вот баре-то! А сыроежки, они как бы простолюдинки. Но, как последний дар тороватой и в октябре осени, они, что посылка от любимой дочери…

   15 октября – Куприян и Устинья. Этим святым молятся от прикладства и влияния нечистой силы, лихих чар, наваждений, от злых духов. Особенно в этом уповают на священномученика Киприяна. До того, как стать на путь Христа, он верно служил сатане-дьяволу. Был магом! И излечить, и уморить мог. Так что кто-кто, а он повадки и ухватки бесовские предметно знал.

    Вон племянница «пророчицы» Ванги пишет: нередко свои «пророчества» она изрекала не своим голосом – грубым-грубым. И после такого «сеанса связи» (с нечистой силой, с существами параллельного мира) целые сутки была сама не своя, бездвижно отлёживалась на кровати…

   Поклонник Рерихов (тоже забесовлённых!) литератор Валентин Сидоров пишет, что Ванга даже жаловалась ему: «Иногда сплю всего лишь один час в сутки. Духи не дают покоя. Тормошат, будят. Говорят: «Вставай. Пора работать!».

   По описанию Ванги, духи прозрачны и бесцветны («Как вода в стакане»). Но в то же время они иногда светятся («Как жар в печи»). Ведут себя, как люди: сидят, ходят, смеются. В последнее время твердят одно и то же: «Не бойтесь. Мир не идёт к гибели». Ой, ли!

    16 октября – «Денис – лихого глаза берегись».

На святого, на Дениса

Нас колдуньи сглазили,

Чтобы девкам кой-куда

По вечерам не лазили.

   Но вот какая, оказывается, незадача-то для тех колдуний вышла:

Девки всё это прознали

И побили тех старух,

Потому что мы от сглаза

Перешли на молодух. (Ну то бишь на вдовушек неутешных).

   Рисковое дело, оказывается, - сглазы-то сотворять! Для ведьмачек особенно, если учесть, что кулаки и руки у молодых селянок, серпами натруженные, - это тебе не «белые ручки» горожанок…                                                                                                                              

   17 октября – Ерофей. Даль предупреждает: «На Ерофея лешие пропадают, они ломают деревья, гоняют зверей и проваливаются. Крестьяне в лес не ходят: леший бесится».

   Почему именно об эту пору так буйствуют и злобствуют, а не весной или летом, например? А потому, что «безработными» остаются. С кем им «работать»-то (невольно на ум приходит термин не столь отдалённых времён: партийная «работа с людьми»), ежели с этого времени люди перестают в лес ходить? Не с животными же? Да и многие из них уже на зиму залегли. А с быстроногими волками, лисами да зайцами не больно-то позабавляешься. Ску-ушно теперь в лесу-то становится.

   Ну заявится мужик на лошади по дрова – то-то радость с ним, охламоном дремучим возиться! Ну спустишь ему на голову сук (якобы сам свалился) – и всё развлечение. А летом лес полон баб: то грибы, то ягоды собирают, то травы да коренья какие. Конечно, со старухами вождаться – тоже не велика радость, чем разыграешь её или вспугнёшь? Ничего старые-то не боятся. А к тому же – чуть что крестятся да молитву бесогонную творят («Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…»).

   А вот с молодыми бабёнками да с красными девицами – тут тебе забава, да и только. Да и с добрыми молодцами почему бы не «пошутковать»? Без веры в Бога, а стало быть, и в нечистую силу (существа параллельного мира) они перед бесами не только что «безоружные», а чуть ли не голышом пребывают.

Вот напоследок и порезвиться решили.

Наш земляк Борис Ширяев в своей «Неугасимой лампаде» повествует:

   «Учёные люди говорят – лешего нет, одна выдумка. А ты ночуй в глухом лесу: и услышишь, и увидишь. Днём-то он спит, а ночью хозяйство своё блюдёт, осматривает. Встретишь, иди к нему без страха, но с вежливостью шапку скинь, скажи:

   - Здравствуй, дедушка Когтев!

   И ничего тебе не будет.

   То же и русалки. Скучно им без мужского племени, известно – девки все на один лад. Попадёшь к ним – играм их не противься. Повесели водяниц, песню им спой. Поиграй с одной, с другой. Греха в том нет. Не исчадье они сатанинское, а души бездольные, тоже Божьи творения».

   Что тут сказать этому сладкопевцу? Может, с русалками-водяницами и стоит рискнуть - «поиграться с ними»? Риск в человеческой натуре. Хочу только вот какую историю рассказать таким рисковым парням. Когда учился в МГУ, в Москве такая история гуляла, в достоверности которой ни у кого сомнений не было, так как судебный процесс чуть ли не открытый был (тогда благонравия для такие истории в печать не попадали, что было вельми разумно). Не помню, чем уж провинился перед приезжими девицами тот москвич: целую ночь эти хабалки насиловали его, а потом в кустарник выбросили. А уж от чертовок тем более хорошего ждать нечего, особенно в такую ночь.

   Бабаня моя незабвенная Матрёна Емельяновна уже старая-старая была, а летом и осенью чуть ли не каждый день (за исключением праздников и воскресений, конечно!) по лесам хаживала (утром пораньше по дому уберётся, котомку с лукошком за спину – и в поле или в лес подалась). Так она в такие дебри одна-одинёшенька забиралась, ничего не боясь, – далеко не каждый мужик решился бы!

   Помню, однажды уже пополудни собирается к старшей дочери Екатерине в сельцо Репьи, которое между Севрюкаевом и Мордовом тогда стояло. А соседка бабушка Устя (Устинья) спрашивает: «Шесть верст лесом идти одной на ночь глядя не страшно будет?». Бабаню, помню, эти слова, как шилом, укололи: «Как это одной?! А Бог-от!».

   Покойный ныне родитель мой комсомолец тридцатых годов, а затем член партии с самого начала 1943 года, ефрейтор и атеист, помню, подшучивал в дружеском кругу над тёщей своей: «Ей что, она по чащобам-то на пару с Богом шастает!».

Ай-яй, как разбалакался прадедушка Толя про нечистую силу-то. А прикроюсь-ка я за спиной Владимира свет-Иваныча. Вот что писал он в своих «Письмах о Хивинском походе»: «Не верьте, если кто вам скажет, что в народных бреднях нет смысла и значения…». А вот что пишет профессор К. К. Платонов в своей книге «Психология религии», изданной в 1963 году (в СССР!): «Мне приходилось беседовать со старым забайкальским охотником, который говорил: «Не знаю, есть ли на свете обезьяны, может, их и выдумали, а вот лешего я своими глазами видел, и не один раз» (цитирую по книге Н. Н. Непомнящего «100 великих мистических существ»).   Как отмечают гоминологи, в частности Д. Н. Анучин, леший – существо «гораздо более рослое и сильное , чем человек». Коми-пермяцкий народный богатырь Пера «хоть неимоверно силён, всегда уступает лешему и в силе, и в росте».

   Вот выдержка из книги А. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу»: «Народное воображение наделяет их (лесачих) такими огромными и длинными грудями, что они вынуждены закидывать их за плечи и только тогда могут свободно ходить и бегать». Если это плод воображения, то почему в то время, когда люди были так разрозненны (без нынешних средств коммуникации), их воззрения были столь одинаковы? Согласно данным исследователя, архангельская водяниха-лесачиха имеет такие же большие и отвислые груди, как и, по словам очевидцев, у нижегородской «водяной чертовки» («титьки большущие, до пупка вися»). У белорусской русалки «цыцки большие-большие, аж страшно». Чувашская арсури (лесачиха-водяниха) – «женщина с взлохмаченными волосами (оно и понятно: в лесах и болотах тогда парикмахерских-маникюрных не было!), с огромными, как овсяные мешки, грудями. Татарские шурале тоже «имеют очень большие груди, из которых одну закидывают на правое плечо, другую – на левое». Также и в османских сказках женщины-дэвы предстают как безобразные существа «с грудями, перекинутыми через плечо».

   Увы, она (лесачиха) отнюдь не одинока в этом бренном мире. В индоевропейском мире у неё сестрицы есть, такие же чёртовы бабушки, как и она. У греков это Геката, страшная богиня ночи и колдовства. У германцев – Хольда. У индусов не менее жуткая Кали.

    Аскульские бабёнки, бывало, угостив своих благоверных «Ерофеичем», однако, подначивали их (ну не промзели ли?): а слабо-де вам на Ерофея-то в лес податься да леших пошугать? Но мужики у нас, ого-го, какие умственные были, а посему от таких визитов в Ерофеев день благоразумно отказывались. А уж тем более палкой их было не прогнать в «гиблые места». Как, например, в урочищах Дубрава, Стрелка (да, как говорится, и Бобыльскую гору, кум, не хвали!), где лешие и шишиги и в обычные-то дни над зазевавшимися путниками, ого-го, как мудровали…

   «Чем чёрт не шутит» - эта поговорка в Самарской Луке искони в большом ходу. А «чёрт шутит»-то, как домекнули знающие люди, «по разуму» (людскому) и по моде. Ну то бишь по знаниям, представлениям и увлечениям как всего человечества, так и отдельного человека на данное время. И если раньше они (черти, шайтаны) представали-представлялись и изгалялись над селянами в виде домовых, леших, шишиг и другой нечести, то ныне буйствуют полтергейстом (термин-то для умственного человека какой знатный – произнесёшь и губы оближешь: это тебе не какой-то там домовой-деревенщина!), прикидываются и морочат голову «летающими тарелками», «гуманоидами», инопланетянами. И то сказать: предъявись он (чёрт-демон) современному русскому интеллигенту-«образованцу» (термин А. И. Солженицина) в виде лешего, так ведь не поверит, умник, в него, скажет, галлюцинация, или самаролукские шутники его разыгрывают.

   Ну матёро-взрослые, понятно, люди осмотрительные, а вот добрых молодцев самаролукских запугать ли было? Вот как они на вечёрках-посиделках бахвалились:

Не боюся никого я,

Ни конного, ни пешего.

Пойду в лес и до усёра

Напугаю лешего!

   Бахвалиться-то бахвалились (при девках-то язык, что помяло!), а вот в лес-то, сказывали, в этот день остерегались ходить, памятуя народно-отеческую мудрость: «Чем (только) чёрт не шутит!». А пошутить-то он горазд! И то сказать: чем ему ещё и заниматься, как не потешаться над нами, не шибко разумными в массе своей…

   Нет слов, много суеверий и предрассудков было в жизни селян прошлого времени (как будто у нынешних горожан их меньше, только других, конечно, но и старые в ходу!). Несомненно, были и розыгрыши, и побасёнки. Но не на пустом месте они появлялись! Не на пустом, а заполненном-переполненном неведомой силой (ну это для кого неведомой-то, только не для христиан!).

   У одного маститого учёного, сказывают, у входа в дом заприметили висящую подкову. «Так вы же неверующий!» - «А она, говорят, и неверующим помогает!» - ответствовал лауреат Нобелевской премии.

   Подозреваю, далеко не у всех в доме молитвослов имеется, а посему выпишу спасительно-охранительную молитву ко Кресту Господню: «Огради мя, Господи, силою Честнаго и Животворящего Креста Твоего, и сохрани мя от всякого зла!».

   При случае она, святые отцы говорят, и неверующего оградить может. Господь Бог милостив к нам: мы же все дети Его – непослушные, многогрешные и неразумные порой, как малолетки…

     В своих еженедельных обзорах на эту дату я уже предупреждал своих земляков, а особенно землячек, к которым лешаки (замечалось самаролукскими старожилами) проявляют особый интерес. Если к особям мужского пола они со всяческими кознями пристают (как то лично со мной в урочище Дубрава приключилось), то с женщинами просто напросто заигрывают, а связь с ними грозит нежелательными последствиями – неврастенией, припадками и другими болезнями на почве забесовления. От леших, как и от других бесов, главная и действенная защита и оборон – крестное знамение и молитва ко Кресту Господню («Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!»). А вот от других насельников лесных, именуемым йеху и «снежным человеком», крестным знамением вряд ли отделаешься.

   Не знаю, как ныне, а вот в пятидесятых годах прошлого века «снежный человек», причём женского пола, в Самарской Луке, старики тогда промеж себя говаривали, существовал.   Жигулёвские горы, поросшие и окружённые густыми лесами с многочисленными пещерами и горячими источниками, не благодатное ли место для потомков каинитов-неандертальцев (а сколько в этих лесах живности для пропитания – лосей, кабанов, зайцев, барсуков и даров леса - яблок, ягод и орехов. А ещё и мёда диких (вернее одичавших) пчёл. Любителям дальних шатаний по   лесным дебрям и чащобам вот что на заметку: неандертальцы, как сообщает автор «Известий» Пётр Образцов, «не брезговали людоедством». Так что со «снежным человеком» держи ухо востро. Это тебе не леший, который поозорует с бабёночками, потешится с ними или над ними – и был таков. Потомок Каина – душегуб искони, а ещё и каннибал!

    Существует много версий, кто же он такой – «снежный человек»-то? Я убеждён: потомок Каина – первенца первой супружеской пары на земле и опять же первый человекоубийца (убивец). Впрочем, каббалисты, согласно устному преданию, не вошедшему в «Ветхий завет», считают отцом Каина не человека, а самого Сатану. По их версии наша праматерь со Змием-то не только разговоры разговаривала и яблочками угощалась…

   Но Бог им, каббалистам, судья, а убивец, он и есть убивец, чьего бы рода-племени ни был.

   Как известно из Библии, Бог проклял Каина и сказал ему, что будет он изгнанником и скитальцем на земле во веки веков, а того, кто захочет убить его, ждёт страшное возмездие.

   Если бы меня спросили хотя бы лет пятьдесят тому назад, как мой родитель тогда, в начале пятидесятых прошлого века у Гасильной часовни мог повстречаться с прапра …внучкой Каина, я бы стал в тупик, потому что всё тогдашнее население земли, согласно Библии, погибло после всемирного потопа, за исключением праведного Ноя и его семьи. Но ныне, когда генетика стала общедоступна, как учебник по арифметике для третьего класса, ответ прост: у кого-то из снох Ноя (а может, и жены?) сохранились в генотипе гены Каина, ведь, согласно той же Библии, потомки Каина основывали города и, конечно же, смешивались с потомками третьего сына Адама и Евы – Сифа.

   И вот уже научное подтверждение моей давней догадки: «Но самое интересное, - сообщает упоминавшийся выше «известинец», что они (неандертальцы) не просто жили одновременно с кроманьонцами (нашими предками – А. М.-С.), но и вступали с ними в интимные отношения». И нет ли среди нас потомков неандертальцев? – задаётся вопросом автор и продолжает: «Работа группы генетики Института имени Макса Планка, расшифровавшая геном неандертальца возрастом 38 тысяч лет из хорватской пещеры Крапина, будем надеяться, даст ответ на этот крайне важный вопрос. А потом по анализу своей ДНК каждый сможет узнать, не был ли его прапра…дедушка каннибалом (по моей версии каинитом – А. М.- С.).

   Вот только, опасается автор, «как бы не стали требовать соответствующую справку при устройстве на работу».

    А это вот из солидного-солидного издания описание «дикого человек» (по моей версии потомка Каина).

   «Он был более двух метров ростом, плечи шире, чем у человека, нависающий лоб, глубоко сидящие глаза и широкий нос со слегка вывернутыми ноздрями. У него были впалые щёки, уши, похожие на человеческие, но крупнее, круглые глаза. Выпирающая вперёд нижняя челюсть, выступающие губы. Волосы темно-каштановые, длинные, 30 сантиметров длиной, свободно свисали на плечи. Всё лицо, за исключением носа и ушей, было покрыто короткой шерстью. Руки виселт ниже колен. Кисти рук большие, пальцы около 14 сантиметров длиной. Сочленения пальцев лишь слегка выделены. Хвоста у него не было, и тело было покрыто короткой шерстью. У него были тяжёлые бёдра, короче, чем колени. Он шёл прямо, широко расставляя ноги. Ступни были более тридцати сантиметров длиной и примерно пятнадцати шириной – спереди шире, чем сзади. С плоскими ногтями. Это был мужчина. Вот то, что мне удалось ясно разглядеть».

   Такое описание дал группе исследователей из Китайской Академии наук в Пекине 33-летний Панг Еисенг в октябре 1977 года.

   Панг рассказал, как он встретил «волосатого человека» в лесу на склоне ущелья, куда он пошёл заготавливать топливо.

   «Этот человек подходил всё ближе и ближе. Я пятился назад, пока не уткнулся спиной в скалу. Дальше бежать было некуда. Я поднял топор, готовый сразиться за жизнь. Мы стояли друг против друга, не сдвигаясь с места, около часа. Пот ом я поднял камень и бросил в него. Камень попал ему в грудь. Он издал несколько воплей и начал тереть место удара рукой. Потом он повернулся налево, прислонился к дереву, а затем медленно побрёл вниз, к дну ущелья. Он продолжал издавать стонущие звуки».

    А это вот материал из центральной газеты о нашей гуманоидихе.  

   Рассказывает бывший предсельсовета села Тхина Аполлон Думаев, что в Осетии:

«Она умерла за полвека до моего рождения, но мои старшие родственники её хорошо помнили. Да и как забудешь такую соседку! Двухметрового роста, с длинными мощными руками, покрытыми шерстью, высокими, крутыми бёдрами, вызывавшими нескромные желания у местных мужиков (что взять с кавказских мачо? – А. М.-С.), с отвисающими грудями, приплюснутым лбом, из-под которого пристально сверкали огромные красные глаза. Зана была богатыркой – играючи таскала к водяной мельнице 50-килограммовые мешки с зерном, подцепив их одной рукой.

   Со слов отца, Аполлон Нестерович сообщил: Зану поймали в ущелье реки Адзюбжа. На неё охотился местный помещик. Она отличалась нечеловеческой хитростью и умела исчезать на мгновение до того, как могла оказаться в сетях. Но охотник всё же перехитрил её. На поляне, куда наведывалась волосатая гостья, оставили красные мужские трусы. Пока она пробовала их надеть то через голову, то через бёдра, её и повязали.

   Пленницу назвали Заной («зан» - по-грузински «чёрный») и поселили в яме, обнесённой частоколом из заострённых брёвен. Она рычала и кидалась в донимавших её людей комьями земли. И лишь через несколько лет, когда Зану немного приручили, её переселили в плетёный шалаш. Спала она на земле, выкопав себе углубление. Ела руками, так и не освоив миску с ложкой. Ходила голой. Разговаривать не научилась, хотя на своё имя откликалась. Зана умела стягивать сапоги с ног своего хозяина, которому досталась после двух передариваний.

   Вокруг Заны жили далеко не ангелы. Местные жители поили её вином, «девушка» быстро хмелела, после чего проявляла мощную сексуальность. Любители побаловаться с чудовищем всегда находились.

Родив первенца, Зана потащила его к источнику и промывала его в ледяной воде. Младенец скончался. Такая же участь постигла второго её ребёнка. После чего жители Тхины догадались тотчас же после родов отобрать новорождённого у незадачливой мамаши. Так дети начали выживать. Всего их выросло четверо – две дочери и два сына. Кто мог считаться их отцами, не знали. Много лет спустя, накануне переписи населения, детей приписали Камшишу Сабекия, который имел неосторожность признаться, что до свадьбы не раз «играл» с Заной.

   Газета опубликовала фотографии прямых потомков Заны – дочери Натальи, смахивающей на негритянку, и вполне европейского вида внуков её - Раисы, Шалико, Татьяны и правнука Роберта, сына Раисы. А сколько их со времён древности на земле обретается. Один, говорят, даже в Думу угодил…

   А ну её к шуту всю эту бесовщину! Учитывая то, что прадедушка Толя не только без малого сорок лет вот уж воистину свободолюбиво в тенетах атеизма пребывал, но он еще по почину и примеру предков своих нередко и «разрешал себе», то перейду-ка я вот на какую тематику этого знаменательного на Руси дня:

На святого Ерофея

Лучше чая и кофЕя

Есть чего по горячее!

   А вот что:

Пришел Ерофей и теперича

Грех не выпить нам «ерофеича».

   В такую холодрыгу-то! Да для сугрева-то!

    Ерофеич – это водка, настоянная на травах. И мастерицы же были, сказывали знающие люди, самаролукские бабёночки этот самый ерофеич-то сотворять (именно сотворять!) для своих пусть даже и не шибко благоверных, а всё же любимых муженьков. Причём угощались им, не как это ныне принято, в особицу водочку от насморка принимать, будто микстуру какую, а компанейски: сват со сватом, кум с кумом, сосед с соседом. Причём, даже в моё время на сей раз женское присутствие тут было исключительно закусочно-подавальское - для мужской ладности беседы. поначни только «при бабах» про овсы да про другие хозяйственные дела распространяться – враз на какие-нибудь хиханьки да хаханьки серьёзную беседушку сведут.

   А хозяйка, между тем в упечи безмолвствуя, настороже была, ухо, как кошка на мышь, вострила, потому как по результатам «дегустации» мужики обязательно разоткровенничаются и «вердикты» начнут выносить: у кого жёнушка-жена искуснее да гораздее ерофеич сотворять, у кого он забористее да духмяннее.

   Довелось, довелось и прадедушке Толе в своё время вкушать «ерофеич»-то! Знатная то настойка на целебных травах – вот уж воистину захватывающе-упоительная! Не такой ли тороватая Лада угощала Перуна и Велеса? Самаролукскими старцами это давным-давно промыслительно потомкам поведано: зело пользителен этот язычески-древний напиток! А по вкусу – лучше всяких забугорных питий. Намного лучше-то.

   Ерофеич – это старорусская водка, настоенная на травах. На каких? Убей – не скажу! Потому как не ведаю. Вот уже какой год корю себя горькими словами волжанина Максима Горького, чьё имя, к стати сказать, носил наш аскульский колхоз, а посему он был хорошо знаем в моём родном селе. А слова таковы: «Мы, русские ленивы и не любопытны». Не только к яствам и питиям старорусским, но нередко и к истории своей, особенно в последние два десятилетия.

   А какой ерофеич воистину волшебно и чуть ли не чудотворно сотворяла из двойной «прокачки» самогона моя двоюродная тётушка Варвара Павловна Подлипнова, урожденная Ларина! Сугубо для домашнего употребления в узком-узком кругу. С дядей Мишей, её не шибко благоверным супругом, в этот узкий круг наряду с его братьями дядей Тимоней (Тимофеем) и дядей Гриней (Григорием) входил и мой родитель – Николай Алексеевич. И вот ведь какое дело-то: бывало, в простудно-осеннюю слякоть, почитай, все аскульские мужики сопливятся, а то и в лёжку лежат, а Михаил Трофимович с Николаем Алексеевичем здоровёшеньки-здоровы, и на работу, и с работы – как всё равно, что свежие огурчики с грядки. Потому как продрогшие от осенней промозглятины   из рук добродеющей Павловны по лампадочке ерофеича принимали. А после этого как ни в чём ни бывало, начинали по хозяйству заниматься. Сугубо подчеркну: Павловна женщина была «местами» зело суровая, так что противопростудная профилактика ограничивалась именно одной лампадочкой-то!

   А на самые простудные дни, когда очередная эпидемия гриппа всех с ног валила, «лекарша» Павловна свой «ерофеич» ещё и красным перцем уснащала (перец при этом на мелкие-мелкие кусочки нарезала, чтоб настойка быстрее сотворялась) . После употребления этой чудодейственной настоечки и дяди Миши, и родителя моего всяческие вирусы, микробы и бациллы, что называется, чурались и ближе, чем на два-три чиха, к ним не приближались.

   Но вот что при этом в уме держать надо: «Ерофеич часом дружок, а часом вражок». Увы, увы, это так. Прадедушка Толя на собственном опыте, многогрешный, не раз убеждался в этом. Что-что, а вот меру у русича соблюдать далеко не всегда получается.

   А сам я за отсутствием рецепта ерофеича, чтоб микробы тоже облетали меня стороной, настойками чесночка себя пользую. Ну а кто, ежели водочку вовнутрь принять брезгает, так он этой настоечкой ноздрёчки пусть промазывает. А коли в рот для полоскания аж до самого горла принял, так прополощи до самых гланд и, ежели сила воли позволяет, сплюнь. Я вот как слабовольный в этом отношении, - этих ошпаренных таким вот образом микробов вовнутрь принимаю. Там они и перевариваются – какая-никакая, а пища. И даже в пост – мясная!                                

Вот уже третье десятилетие наша так называемая (во всяком случае, надменно считающая себя ею) элита на забугорные напитки налегает. Они, как и всяческие гамбургеры да чипсы, для нашенской натуры только с виду прельстительны, а в животе от них коловороты. Вот один мой знакомый на «заре перестройки» горестно сетовал: выпил-де бренди и сбрендил – голова раскалывается! С тех пор у него в фаворе только отечественная. Лучше всего наша самарская (опять же: зри в корень – не подделка ли, не с Кавказа ли «нелегалка»?).

   В старину на Руси так говаривали: «На Ерофея и зима шубу надевает».

   С этого дня устанавливаются холода. Причём не морозно-зимние, а осенне-промозглые. А посему в не такую уж и давнюю старину на Руси и, в частности, в Самаролучье такое присловье в ходу было: «На Ерофея один ерофеич кровь греет».

   «С Ерофея холода всё сильнее и сильнее»

    Начиная с Покрова (14 октября), полным ходом шла-колобродила свадебная пора, долгожданная не только для новобрачующихся, но и для попов. Венчать и венчаться - это тебе не грехи отпускать да замаливать и не «за упокой» читать. А к тому же, через девять месяцев, глядишь, ещё «работёнка» им приспеет. Так уж прямо и через девять?! Ну, ежели чуть-чуть, на несколько дней, попозже! Потому как в этом (воистину человеколюбивом) деле свою роль играли не только страсть, но и трезвый расчёт.

   Одно дело, если ребёночек летом уродился. Тут тебе и теплынь, и солнышко, только вот мухи. Но - старая бабка на что?! И совсем другое - осенью (если молодые по какой-либо причине замешкаются с выполнением своего отцовско-материнского долга), в слякотную да холодную пору. Брры!

   Свадебная пора на селе - это, выражаясь языком недавнего прошлого, как бы очередная кампания. Чуть ли не в авральном ритме! Не успели с этим до Филиппа (28 ноября) - сорок дён жди Рождество и мясоед.

   Песни (до чего же ладные да складные!) и частушки задорно-задиристые, а нередко скоромные-скоромные. В них всем доставалось: и свату со свахой, куму с кумой и свёкру со свекровкой, не говоря уже о тёще:

У нашего свата

Голова космата.

   Это – цветочки. Ягодки - впереди.

Не проси, сваток, не клянчий,

Иди лучше внуков нянчий.

   Ну и свахе доставалось:

У нашей у свахи

Гуляли монахи.

Одного монаха

(Замучила) сваха.

До всех доберётся –

Никто не спасётся.

Оттого от свахи

Сбежали монахи.

   Гы-гы-гы! – разносилось на всю улицу. Женского «хи-хи-хи» на этот раз не слышалось, но зато ухмылочки-то, ухмылочки-то: мол, слабаки монахи-то на поверку оказались!

А это вот залп по будущим кумовьям молодых (да и сами они с соседями да соседками покумятся):

Как у кума и кумы

Прямо рядышком домы.

Не идут дела на ум,

Если ночью не был кум.

Доставалось и дружке, по-нынешнему – шаферу:

У нашего дружки

Я…ы по кружке.

И тут обязательно высунется какая-нибудь хабалка – бойкая и разбитная с таким вот предложеньицем: «А давайте-ка, бабыньки, сымем с него штаны и удостоверимся: не наговаривают ли на парня?»

    А самая любимая свадебная песня (хоровая!) всё-таки вот эта:

Всё бы, всё бы на лавочке сидела, на милого глядела:

Хорош-пригож мой размиленький дружок.

Пойду выйду на зелёный на лужок,

Тама косит мой размиленький дружок.

Он и косит, приговаривает,

Сам с косою разговаривает:

Ты коси, моя булатная коса,

Приди-приди, девчоночка молода.

Вот она идёт, шатается,

За ковыль траву хватается,

Платком белым утирается.

   А далее доброму молодцу совет следовал, имея в виду ту, «что идёт шатается, за ковыль траву хватается»:

Не женись-ка ты на ней,

Наш размиленький дружок.

Коль поженишься, поспокаешься,

Со плохою женою намаешься.

   А вот что к словам мудрого старца, пребывая на восьмидесятом году, от себя присовокуплю.

   Начинающий газетчик и начинающая учителка начальных классов, дети отнюдь не богачей, перед тем, как расписаться, родителям заявили, чтоб попусту не тратились и свадьбу им «не закатывали». Никакого гульбища! Так, собрались близкие родственники и друзья за гостеприимным столом, проздравили новобрачных, а на другой день, в понедельник – на работу (тогда ещё шестидневка была).

   В этом же месяце молодой соседке моей жены ну ни такую ли пышную свадьбу устроили. Целую неделю, говорят, после этого опохмелялись. И что же? Уже через полгода невестино приданое в отчий дом привезли.

   А мы с благоверной вот уже на шестом десятке совместной жизни «кантуемся». Оба заочно высшие заведения закончили, троих детей вырастили и в люди вывели. Двух внуков и двух внучек имеем, а теперь ещё и правнучка Демидушку. Исконного москвича, в своей, выкупленной родителями по ипотеке квартире, на свет появившегося (отец у него тоже без пышной свадьбы с однокурсницей в брак вступил). Ну ни предмет лт гордости для дедушки: внук Егорушка (теперь уже Егор Михалыч) по окончании университета с отличием   работает в «Росатоме» в качестве руководителя проекта (опять же, к велиему удивлению деда, имеет в этой знаменитой на весь мир конторе отдельный кабинет!).

   Я это не ради похвальбы расписался про внука-то, а для молодых земляков вразумления. Да, и ныне, как и при царях-батюшках, высокие должности по преимуществу сынкам высокопоставленных достаются. Но «черновую»-то работу кто-то же должен выполнять и в той же «первопрестольной»? Так что дерзайте, мои дорогие земляки, примером Михаила Васильевича Ломоносова воодушевляясь.

   А вот что гласит народная мудрость о тёще и зяте:

«Был чуж-чуженин, а стал семьянин».

   Если в семье было одно дитя (дочь), то с появлением зятя у отца-матери двое: «Одно дитя рожёное, а другое суженое».

   А коли в семье есть ещё и сын, то «Сынок свой горбок, зять – покупной щеголёк». «Дочь взял – сыном стал». И даже так: «У тёщи зятёк – любимый сынок».

     Иная тёща не налюбуется, не нахвалится зятем: «У меня зять – как у пятерых пять».?

«Для зятя все двери настежь».

«Зять на двор – и чарка на стол».

      А когда застолье заканчивается, хозяюшка-тёщенька дивуется: «Думала тёща – пятерым не съесть, ан зять-то сел, да и в один присест всё съел».

«Мягко спать – видно, тёща постелила».

Но и так бывает: «На тихом зяте тёща воду возит».   Вот уж воистину нет ничего пользительнее по хозяйству, чем зело провинившийся муж.

Как сосновенски бабёнки

Такие титястые.

Шибко-шибко мужей любят,

Но больно рукастые.

И тамошни мужики

По другим не бегают.

А попробуй-ка, сблуди,

Враз огреют слегою.

   Вам ни о чём не говорит и не напоминает вот эта цитата из научного издания?

«Наблюдая за поведением самок шимпанзе в природе (напомню, что ДНК шимпанзе на 98 % совпадает с человеческим), учёные пришли к выводу, что оружие, скорее всего, придумали женщины. Самки шимпанзе куда чаще самцов используют палки и иные предметы для нападения на врагов. Наблюдая за шимпанзе в Сенегале, учёные отметили, что самки перед охотой довольно часто отламывали ветку у дерева, заостряли один конец её зубами, а потом использовали в качестве копья».

Хоть и любят мужики

Ягодинку сладкую,

Но на баб чужих они

Смотрят лишь украдкою.

   Это про сосновенских. А про берёзовских бабёночек вот что сказывают. Своих шибко припозднившихся муженьков они вместо шаблонно-разгонистых слов: «Где это ты шастал, кобелина этакий?!» ласково-ласково вопрошают: «А не примешь ли ты, сердешненький мой, кружечку-другую бражечки с устатку-то?»

   А вот за Волгой, сказывают,   не иначе, как зверствуют:

Встретить кобеля от суки

Всё у мня припасено:

Есть и скалка, и ухват,

А ещё – орясина.

Ай-яй, какие рукастые-то: ей и орясина, что школьная палочка-указка. А вообще-то орясина – это большая и толстая-претолстая палка.

    Для острых на язык и горячих на руку моих дорогих землячек приведу совет вельми благоразумной жены.

Все это знали, муженёк у неё был зело-зело вспыльчив и крут нравом. Но на удивление опять же всем жила она с ним в согласии, так что её подруги , часто ссоривштеся со своими мужьями, просили у неё совета, как бы это смягчить их крутые нравы.

   И вот что она им ответила:

   - Дорогие подруженьки, вы сами виноваты в этих ссорах. На каждое сердитое слово вы отвечаете зачастую очень дерзко, чем ещё более распаляете своих мужей. А я, когда вижу, что муж сердит, знай себе помалкиваю, ну как бы сухих веточек в костёр не подкладываю.. И что же? Поворчит_поворчит и успокаивается. А начни подкладывать эти веточки-то, так и до пожара недалеко!

   А это вот признание мужчины, которого вывела из себя его острая на язык жёнушка:

   - Тогда ответь мне: «Ты можешь прожить без меня?»

   - Могу!!! – в запале ответила та. И обухом по голове получила:

   - А я нет, - спокойно-спокойно ответствовал благоразумный супруг. И что же – она? Тоже благоразумно-благоразумно ответила:

   - Тогда и я нет.

Окт И это вот молодожёнам знать надо. «Дорогой, ты был прав!» Студенты-филологи, собиравшие по Самарской Луке   шедевры народного творчества, утверждают, что по их изысканиям такие слова не говорила своему мужу ни одна самаролучанка за все послевоенные годы.

Дорогой, ты вправду считаешь, что меня тебе Сам Бог послал?

   - Да, только вот за какие грехи? По сю пору голову ломаю…

      Да, с годами всё больше и больше убеждаешься, что вот уж воистину подневольные мы на этом свете. И браки свершаются по повелению свыше. Но не только по воле Бога, но и по его попущению. Самих молодожёнов и, что особенно обидно-то, их предков.

   Нередко так – любовь с первого взгляда. Есть, которые хвалятся этим. Вон как известный спортсмен. Не я один заметил: отвечая на вопросы, чувствовалось, кое о чём умалчивает.

   По моим наблюдениям, наиболее удачны и прочны те браки, которые не скондачка, не страхту-бурахту заключаются, а хотя бы (как минимум!) после годового знакомства-общения. Не только между собой, но и с родными-близкими. Это надо: на ком женился-то, долгое время горевал один мой знакомый: все три сестры – блядёшки и пьнчужки, и братец от весёлой жизни до сорока не дотянул!

   И так бывает. Винила в распаде брака мужа. А виноваты-то оба – и муж, и свекровь

   А в заключение свадебной «эпопеи» я для сведения молодожёнов приведу вот это высказывание самого Чезаре Ломброзо:

   «Не только пьянство запоем, но вообще употребление спиртных напитков приводит к ужасным последствиям… не одни пьяницы передают своим детям склонность к помешательствам и преступлениям, но что даже совершенно трезвые мужчины, находившиеся в момент совокупления под влиянием винных паров, порождали детей – эпилептиков , паралитиков, помешанных, идиотов и главным образом микроцефалов и слабоумных, весьма легко терявших рассудок.

   Таким образом, какая-нибудь лишняя рюмка вина может сделаться причиной величайших бедствий для многих поколений».

   Времечко-то, времечко-то вот уж воистину «не пеши идёт, а стрижом летит». Вот уже и «Харитоны – первые холстины» пришли, которые на 18 октября приходятся.

   Всё, хлебушко с поля убрали. Обмолот в риге – это сугубо мужская работа, в которой и детвора мужеского пола с большой-пребольшой охотой участвовала: на разбросанных по земле снопах – ни «клёво» ли побуянить, таким вот нехитрым способом зерно из них выбивая? И огород пустой – капусту ещё на осеннего Сергия бабьей помочью порубили и в кадки заправили, корнеплоды – свеклу, морковь, редьку, репу в погреб спустили – теперь «бабьему племени» приспело за ткацкие станы усесться.

     В избе теперь не протолкнуться, не порезвишься: чуть ли не половину её теперь занимал ткацкий стан. И пошла гулять поговорочка: «Посмотрим по бёрдам, нет ли там близён» (Бёрдо, по словарю Даля, - это принадлежность ткацкого стана, род гребня. Близни – огрехи при тканье: две нитки основы, пущенные ошибкой сряду, на лицо или наизнанку ткани.). Ох уж, эти мужики: всё бы им потешаться над бабёночками. Они, шутники этакие, в слове бёрды буковки переставляли

   Представляю, как наши бабушки и прабабушки любовались, гордились, хвалились, а то и хвастались делом рук своих – первыми холстами. Станы-то и бёрды у всех одинаковые, нередко одним и тем же мастером деланные, а вот холстинка-то у каждой своя выходила. Тонкое это дело, по словам моей бабани, холсты-то ткать. Так же вот, как пироги печь: мука-то одинаковая, а один пирог сам в рот просится, а другой – еле разжуёшь. В Самарской Луке вельми охотно такой вот анекдот рассказывали (я думаю, вы сразу же смекнёте: кто «рассказывали»-то!). Муженёк где-то умыкнул полмешка пшеничной мучки и вот беспокоится: кабы, мол, добрые люди не прознали, не «вычислили» нас по пшеничным пирогам-то. Но милая жёнушка успокоила его: не тревожься-де зазря-то, муженёк! Я такие пироги-то испеку – их от аржаных ни за что будет не отличить!

   А вот как это было уже в советское время.

   Покойница матушка не без удовольствия вспоминала:

     - Одной-то тошно копотной работой заниматься осенними вечерами, поэтому соберёмся, бывало у нас в избе и тётки твои Анастасия и Варвара, и соседки Дуняша Кривова и Настя Лузина – кто прясть, кто вязать, кто штопать или шить. Болтаем-болтаем, а как притомимся – отец твой возьмёт балалайку и давай «Подгорную» наяривать! А мы все впятером припевать примемся. До сна ли тут?

   Да, что любила, то любила моя матушка поприпевать под балалаечку-то. И именно этой тропочкой проторил дорожку к её девичьему сердечку мой тятяня. Если в послевоенные годы, в дни моей младости первым парнем на деревне был гармонист, то до этого – в предвоенные и намного ранее – балалаечник. Так что родитель мой у председателя колхоза числился в любимцах за свою трудовую хватку, а у аскульских красных девиц, как балалаечник. Матушка, бывало (не скажу, что с восторгом) вспоминала. Только после ужина на полевом стане усядется где-нибудь с балалайкой-то, девки всё равно, что мухи облипнут его и голосить начинают. А сама-то, сама-то не в их числе была? Охо-хо-хо!..

   Это вон ныне музыка изо всех щелей в наши уши проникает. А во времена молодости моих родителей да единственными источниками её е=на селе были балалайка, а затем гармонь (вот во дни моей младости гармонь, что называется, вытеснила балалайку-то, а она так и висела на передней стенке у нас в передней и время от времени продолжала веселить матушку и её соседок-подружек, как бы возвращая их в заманчиво-славное прошлое). Вот старшуха дочка «раскопала» в интернете по моей просьбе материальчики про балалайку и гармонь. Думается, молодёжи интересно будет ознакомиться с тем, что своим незатейливым, но вместе с тем сладостным благозвучием услаждало сердца их предков.

   «Балалайка, как гудок, волынка, гусли и др. почитается одним из древнейших музыкальных инструментов, что свидетельствует и арабский историк Ибн-Фацлан, посетивший, в качестве посла, в 921 г. волжскую Болгарию и видевший, как заезжие “руссы” хоронили своего князя. По языческому обычаю в могилу покойнику, между прочим, положили: “крепкий напиток, плоды и музыкальный инструмент” — “eine Laute”, в переводе Фрэна, по мнению А. Котляревского — “балалайку”, чтобы, по языческому верованию в загробную жизнь, он мог и на том свете услаждать себя игрой на любимом при жизни инструменте.

   Любопытно уже само название балалайки - типично народное, звучанием слогосочетаний передающее характер игры на нём. Корень слов «балалайка», или, как её ещё называли, «балабайка», давно привлекал внимание исследователей родством с такими русскими словами, как балакать, балабонить, балаболить, балагурить, Все эти понятия, дополняя друг друга, передают суть балалайки — инструмента лёгкого, забавного, «бренчливого», не очень серьёзного.

   Первое письменное упоминание о балалайке содержится в документе от 13 июня 1688 года «Память из Стрелецкого приказа в Малороссийский приказ», в котором, среди прочего, сообщается, что в Москве

в Стрелецкий приказ приведены арзамасец посадский человек Савка Фёдоров сын Селезнев да Шенкурского уезду дворцовой Важеской волости крестьянин Ивашко Дмитриев, а с ними принесена балалайка для того, что они ехали на извозничье лошади в телеге в Яуские ворота, пели песни и в тое балалайку играли и караульных стрельцов, которые стояли у Яуских ворот на карауле, бранили

   Другое упоминание балалайки относится к октябрю 1700 г. в связи с произошедшей в Верхотурском уезде дракой. По свидетельству ямщиков Проньки и Алексея Баяновых, дворовый человек стольника воеводы К. П. Козлова И. Пашков гонялся за ними и «бил их балалайкой».

   Следующий письменный источник, в котором упоминается балалайка, — подписанный Петром I «Реестр», относящийся к 1714 году: в Санкт-Петербурге, во время празднования шутовской свадьбы «князя-папы» Н. М. Зотова кроме прочих инструментов, которые несли ряженые, были названы четыре балалайки.

   Я. Штелин говорил о Петре I, что «с самых молодых лет не имел он случая слышать ничего иного, кроме грубого звука барабанов, полевой флейты и балалайки».

   Вот уж воистину западала моя матушка на музыку-то. Народную, конечно (сонатами и рапсодиями она почему-то не прельщалась). Бывало, только заслышит песни по ламповому радиоприёмнику Русланову или другого какого русского народного певца, иной раз даже дела бросала и усаживалась слушать их. Тщеславной, как все львицы, знать, гожтлось ей, чтоб её сынаначенька, как и его тятянька, был первым парнем на селе. А посему после «ягодной кампании» полевой «разорилась» и привезла ему гармонь. С детства баслив был её любимый отпрыск (ну недаром же его портрет висел на областной доске почёта лучших лекторов международников!), а вот, к великому-великому неудовольствию мамани, гармонист тз него не получился. Целый год она лежала в передней, и матушка горестно-корестно порой взирала на неё, как на подаренного ей плнмянницей кота-лежебоку, пренебрегавшего своими обязанностями по ловле мышей.

   Ну так вот, незадавшийся гармонист хотя бы вскользь ознакомит своих земляков с интернетовским материальчиком и об этом воистину народным музыкальным инструментом.

    Распространено мнение, что гармонь была изобретена в Германии, в начале XIX века. Сами же немцы считают гармонь русским изобретением. Согласно исследованиям академика Мирека, первая гармонь появилась в Санкт-Петербурге в 1783 году

   В конце лета 1941 года на фронт, для поднятия боевого духа русских солдат, было отправлено около 12 000 гармоней, а осенью того же года — уже более 60 000 (согласно директиве Наркомата Обороны.

   А вот названия наиболее популярных русских гармоней - саратовская, ливенская, хромка, тальянка.

     19 октября – «Фома – большая крома». Крома – это сусеки, закрома. И когда они «большие», то бишь заполненные житом,   то-то радостно на душе у крестьянина! (Усекли теперь откуда такой эпитет – большекромый?).

    Но вот не задача: выйдешь на улицу – тьма кромешняя, как в преисподней (Ну это – по словам богомольных старушечек. Всё-то они знают, всё-то им ведомо, причем зачастую не от батюшки ведомо-то, а - «одна странница сказывала»!). Об эту пору в ходу такая вот язвительная побасёночка в ходу была: «Пойдём, кум, в церковь сходим?» - «Что ты, что ты, кум, на улице-то и темень, и грязь, живыми не вернёмся» - «Тогда, может, в шинок?» - «Попытка, не пытка, кум: авось как-нибудь по обочинке и проберёмся…».

   Именно об эту пору дом у селянина – полная чаша. «На Фому всего вдосталь в дому». Жито убрано и частично уже в сусеке, остальное под крышей в риге своего часа (обмолота) ждёт, Погреб, чулан и подпол овощами, ягодами и фруктами заполнены. Сенцо тоже в надёжном месте (на сушилах, в сеннике или в придомном стогу припучёно). А в скорости Кузьминки (курятинкой угощаться будем), а там и зимняя Матрёна (забой свиней и рогатого скота).

   Среди горожан тоже запасливые есть. Вон про одного на жигулёвском вокзале рассказывали: полсотни рулончиков туалетной бумаги домой из магазина после получки припёр. Жене (дурище этакой!) вдалбливать пришлось: вон-де высокие руководители один краше другого обещают пребольшущее импорто-замещение. А ну как большое снижение цен на продукты питания будет – вот все и повалят за туалетной бумагой-то (дефицитом, как в прежние времена станет!). А у нас её вон целая кладовка будет!

   Жена хотела было его за такую рачительность кое-куда подлечиться сдать – не приняли почему-то. Врал, поди, вокзальный ритор-то?

   20 октября – Сергий зимний. «С Сергия начинается, с Матрёны (22 ноября) устанавливается зима». Сотни лет так жили, а ныне вон что-то иное творится…

   Об эту пору, покончив-«развязавшись» с полевыми работами, самаролукцы, пока лёд по Волге не пошёл, отправлялись в Самару за покупками. Так что домочадцы ждали:

Пришёл зимний Сергий –

Где, тятяня, серьги,

Те, которы обещал,

Когда палкой в поле гнал?

   Ну это, конечно, наговор на себя и преувеличение! Кому это не ведомо: самаролукские красны девицы чем свет ни заря сами бегмя бежали в поле-то (так во всяком случае поучительно повествовали бабушки своим внучкам…).

А я с утра «оборонительными сооружениями» занимался, ну то бишь беззащитные садовые деревца самодельными щитами огораживал. От лесных разбойников (иного слова не подберу) - стервецов-зайчишек. Что бы им в лесу себе пропитание не изыскивать?! Там тебе и липки (шкурка-кожица у них мягонькая-мягонькая и сладенькая-сладенькая!), и молодой осинничек, а заприхотничилось, горьковато-терпкую рябинку погложи. Да и яблоньки лесные, чем хуже садовых? Не-ет! Их, шельмецов, недуром в сад к прадедушке Толе тянет. А фигушки вам! Через штакетничек-то на мои яблоньки будете глазеть, как в зоопарке на зверушек малышня.

   21 октября – Трифон и Пелагея. «С Трифона и Пелагеи всё холоднее и холоднее».

   Такое вот на Руси эти святым подразделение учинили: «Трифон шубу чинит, Пелагея рукавички шьёт». «Пришли холодеи Трифоны – куда по весне рукавицы запиханы?». Ищи-свищи их теперь – тю-тю они! А посему чуть ли не слёзная просьба (холод, как и голод, не тётка!): «Бабушка Пелагея, сшей мне новые, да поскорее!).

   «Пелагея рукавички бараньи шьёт». Написал я эту поговорочку исконную и как бы въявь ощутил руками теплоту новых бараньих кукавичек, бабаней рукодельно пошитых. Никакой, бывало, мороз тебе не страшен был в них. А бояться мороза было от чего. Зимами в доГЭСовскую пору температура нередко до тридцати с лишним градусов опускалась. Случалось, вороны нелеиу на дороги падали, а нам-то что с того?

   Да, мои молодые земляки: вот уж воистину на все руки мастерами приходилось быть нашим с вами предкам. Вам, может, и трудновато представить, а я вот как воочию вижу такую картину. Вот привёз бы наш местный купец Чукин с самарской или какой другой фабрики в наше село и разложил на прилавке своей лавки рукавички и варежки - дня три, а то и все четыре хохотали бы над ним мои земляки. Свои доморощенные Пелагеи их шили и вязали. И шубы, и тулупы ни в Самару, ни в Сызрань ремонтировать не возили. Местные Трифоны, такие вот деды и прадеды, как ваш покорный слуга, этим занимались. Да ладно-то и гоже как всё это у них получалось. А ныне вон иной раз как получается. Одна жигулёвская насельница, сказывали, просила-просила своего муженька вешалку к стенке прибить – так и пришлось, как муженёк отлучился, чтоб его «не травмировать», сердечного, к рукастому соседу обращаться. Только он, говорят, уж больно шибко рукастым-то как на грех (да на какой!) оказался. В старое время по такому случаю бабёночки в Божий храм бежали исповедоваться!

   А вот как об эту пору иные мои земляки-самаролукцы заботятся о здоровье своих любимых женщин,   Причём, некоторые, сказывают, не только о жёнах, а и вот, скажем, о приблудившихся странницах-туристках, коль супруга по делам в Самару, в Тольятти или Жигулёвск отлучилась и бедного супруга, что называется, на произвол судьбы оставила, - о здоровьичке и этих страдалиц, чтоб она ненароком не простудилась (в стране-то страсть какая эпидемия гриппозная!):

Дорогая, ты со мною

В безопасности, поверь!

От воров своей рукою

Я закрыл надёжно дверь.

Злится вьюга, но мой старый

Дом свалить у ней нет сил.

А чтоб не было пожару,

Я и лампу погасил.

О, приди в мои объятья

И лобзать себя позволь.

А иначе здесь без платья

Простудиться мудрено ль?!

    Нет, какие же всё-таки человеколюбивые мужчины водятся в Самарской Луке! С такими самаролучанкам никакие доктора не нужны.

   22 октября - Яков. «Яков, брат Божий, крупицу (град, крупу) пошлёт». Посмотрим...

   А ещё его древопильцем именовали. Что ж, с полей всё убрано, хлебушко на гумне: ждёт своего часа в овинах. Так что самое время за пилку дров приняться. Благо, во дворе никакая непогода не страшна. Пилят, пилят - взопреют и взалкают: ан сноха или дочка кисельку или кваску криночку принесёт. То-то отрада!

Но так благостно у того хозяина во дворе, который спроворил их, дровишки-то из лесу посуху привезти. А вот в лесу да ещё в одиночку их «готовить» (заготавливать) – это, как говорится «совсем другой коленкор». Но опять же: если кучно, всей семьёй их готовить - зятья и сыновья пилят, снохи и дочери сучья таскают – работа кипит. Я это хорошо себе представляю по тому, как мы впятером в анурьевском урочище их готовили: отец, мы с братаном да ещё матушка с тетей Настей, двоюродной сестрой матери, так сказать, «в пристяжку». За день аж две машины дров-то наготовили – и чуть ли не с песнями домой возвращались!

   Откровенно говоря, любили мы с братаном эту работёнку. Ну, во-первых, не пыльно, а главное - не жарко, как, например, во время сенокоса. А если и жарковато бывало, таская плахи, так эта жара очень приятная. А тишина-то, тишина какая, которую изредка пташечки только своим пиликаньем нарушают.

   Пока дорога стоит, пока лес снегом не завалило – полным ходом шла заготовка дров (вот только когда до них дошли у крестьянина руки!). Но не у всех онни ещё дошли до этого, до заготовки дров. Да снопы в риге, под навесом, но жито-то не а мбаре. А у кого и сенцо в стогах на лугу. Но, как говорится, нет худа без добра.

   У здравомысленного крестьянина тут вот какой домёк был. Самое благоприятное время для заготовки дров – середина зимы, ну то бишь январь. По крестьянскому догаду деревья об эту пору, что твои медведи или барсуки, «спят»-посыпотствуют, сока в них нетути. Да и на санях-то возить их из леса намного способнее, чем на телеге по ухабам. Я вот свои отроческо- юношеские годы вспоминая, не знаю случая, чтоб дрова у нас «пыхтели» и слезились. Да, не как в старину, заготовлялись они не по зиме, но из сушняка. Это вон нынче на топливо-то «живые» деревья идут. Свежесрубленная древесина насыщена влагой и горит плохо. Помещение прогревается долго, пот ому как большая часть тепла уходит на выпаривание влаги. А к тому же из-за этого дымовой канал сажей засоряется.

    Думаю, никому доказывать не надо: нет лучше для топки берёзы. Разгорается легко, горит жарко и дружно, да и золы от неё не так уж и много (правда, последнее кое-кому это не по ноздре, у кого она на удобрение пригожа). Это вот от знающих людей дачнику в домёк: чтобы прогреть и высушить отсыревший за зиму домик, лучшего топлива не найти. Смекалистый хозяин ещё с осени заготовит берёзовые лучинки для растопки.

   Молодому хозяину вот что надо иметь в виду. Берёзовые поленья не след заготавливать в большом количестве. Они быстро загнивают и превращаются в труху.

    Идёшь или едешь мимо иного строения и с горечью замечаешь, а дровишки-то у не шибко разумного хозяина, будто нудисты на пляжу, – под открытым небом то мокнут, то сохнут, в результате чего не «загаром», а плесенью покрываются и грибками заражаются. А для насекомых-древоточцев – это ли не меценатская столовая?

   Земля матушка, она и под кровом сырая. А посему в основании поленницы решётчатый «подтум» сотвори, чтоб изолировать дровишки от земляной влаги.

Повторюсь в напоминание дачнику: прогреть и высушить дом, а также протопить баньку, накалив каменку, - лучше нет берёзы. А вот если сидеть у печки или камина, то для создания уюта и комфорта с ароматом дымка, тут не заменимы сосна и ель . Горят они тихо-мирно и смолистым дымком ублажают. А вот для шашлыка потребен уголь фруктовых деревьев, за неимением их, опять же, годится и берёза.

    Вот на пороге своего 80-летия я своим сверстникам-землякам вопросец задам: вы помните, други, хоть один случай, чтоб в нашей благословенной Самарской Луке леса горели? Может, от отцов и дедов о таком слышали? Тоже нет? Даже в гражданскую войну, когда в наших местах белочехи бесчинствовали, леса у нас на всей Самарской земле, то от знающих людей ведомо мне, в бережении и неприкосновенности от пожаров были. Вот в сёлах при царях-батюшках, особенно после столыпинской реформы, порушившей многовековую сельскую общину и резко расслоившую сельчан, пожары полыхали часто (Бабаня моя незабвенная Матрена Емельяновна рассказывала, что «как раз перед колхозами», ну то бишь на исходе НЭПа, в нашем селе за одно лето аж шесть пожаров случилось). Конечно же, нередко беспечность и небрежность виной тому были. Но всё же главная-то причина их - шариковская зависть («А, разбогател! Зазнаваться стал! Вот я тебе красного петуха и подпущу!»). Но если бы вот я бабаню спросил тогда (она скончалась в 1949-м), а леса-то, мол, тоже часто горели, то больше, чем уверен, она бы на меня аж руками замахала: «Что ты, что ты, Бог с тобой, что говоришь-то, типун бы тебе на язык!»

   Вот было же оно у нас (не с молоком ли матери впитанное?) чувство заботливого хозяина родного леса. Он для русича, а также для татарина, мордвина и чуваша, с которыми мы столетиями бок о бок живем и воистину по-братски соседствуем, был и остаётся искони родным. По неосторожности запалить его?! Ни в жисть! Если мы в отрочестве и младости на Троицу или на Ивана Купалу и разжигали костерок, чтоб по древне-языческому обычаю прыгать через него, - так ведь на зеленой мураве, по которой огонь ни за что не побежит и к тому же не ближе двадцати, а то и тридцати шагов от леса. Да если бы этот огонек и добежал до дубравы или до колка, то подпалить он их не смог бы!

   И вот тут я перехожу к главной причине, почему и в старину, и в не столь давние времена у нас не было лесных пожаров. Даже в засуху! А ведь до появления Жигулевского моря климат у нас был резко континентальный. Зимой – до ниже тридцати, всё лето – выше тридцати градусов. Не поверите: весь сентябрь на улице спали! Так что засушливым-то, почитай, каждое лето было.

   А ныне вот только и слышишь: то там, то сям лесной массив от брошенного окурка, видите ли, занялся, и его за считанные минуты, «как корова языком слизнула». А что раньше-то, особенно в советское время в лесах не курили разве? Особенно приезжие да пришлые? Вон в городских парках ещё как смолят-то, а про такое, чтоб этот парк пламенем занялся, не слыхать что-то. Попробуй-ка так то вот запросто (от брошенного окурка!) запалить этот парк (как и наши леса в прежние времена!) даже в ту пору, когда там листва не собрана или травкой не покрыта. Для пожара в лесу нужны деревья-сухостой и валежник! Сырое дерево без валежника не запалить! Если, конечно, не нарочно это делать, с керосинчиком, например, или с каким-то другим «пожароопасом».

   После того, как стратегического назначения дорога Москва – Куйбышев пошла по ГЭСовской плотине, а не по Самарской Луке, мой отец, работавший на ней ремонтером, перешел в Сосново-Солонецкое лесничество. Так что я не понаслышке знаю, как тогда, начиная с 1957 года, было поставлено лесное дело. На наше село, например, приходилось четыре лесника. И застать их дома можно было только рано утром или поздно вечером. Кто-то усомнится, но это было действительно так: каждое (буквально, каждое!) «взрослое» дерево у них вот уж воистину стояло на учете! И о порубке немедленно сообщалось «куда надо». Ныне вон частенько над нашими головами летают самолетики и вертолеты с проверкой лесов. Оно, конечно, в век механизации и автоматизации живем, но, как вот робот няньку и воспитателя в детсаде по-настоящему не заменит, так и вертолет лесника…

   Ныне вот прадедушке Толе даже не верится, что каких-то тридцать лет тому назад он ходил по родным лесам с лукошком для грибов, почитай, как по московским паркам, свои молодые очи озабочивая поиском грибочков, а не тем, чтобы ноги не сломать в валежнике (наверно, мало кто так доволен своим мобильником, как я ныне в пору «тихой охоты»: кто меня без него найдет со сломанной ногой в лесной глуши в пяти-семи верстах от дома?!).

    Одна из главных забот лесника в летнюю и осеннюю пору – это выделение делянок для заготовки дров. Выписывали их в лесничестве. Только вот заготовлять их абы где ты по определению не мог! С квитанцией идешь к леснику, вот он тебе и укажет прямо на месте твою делянку, сухостой на которой, опять же, ты должен выбрать с нее не выборочно, а весь подряд. Лесник обязательно проверит, как и сколько ты заготовил. Ну если на полкубика и побольше на машину наваляешь, на такую вольность и послабление может воспоследовать. Но – не на кубометр! За лесником тоже контроль! И вот у меня невольно вырывается из души: если уж и не мудры, то весьма и весьма дальновидны и прагматичны были тогдашние лесные начальники. Чтоб сучья сухостоя заготовщику резонно было в машину покладать, они помимо выписанной кубатуры шли. И для леса очистка, и селянину прибыток. Чем не дровишки из этих сучьев-то?

   Вот поэтому-то мы и ходили тогда по своим лесам, чуть ли не как по городским паркам, вот поэтому-то они тогда и не горели.

   Вот всё по «ящику» нет-нет да и сообщат: очередная семья горожан на селе обосновалась, пооставив все удобства городские. Да удобства-то, откровенно говоря, больно «шаткие». Выйди из строя отопление надолго – хоть костёр в квартире разводи. И с водой перебои не редки: то её нет, то она мутная, только колёса мыть годная. Помню, в   1973 году в Тольятти проходил выездной пленум правления Союза писателей РСФСР во главе с Юрием Бондаревым. И вот тогда в обстановке промышленной эйфории один из руководителей города похвалялся: на месте чуть ли не дремучих лесов (глядите-ка!), какие улицы вымахали! А улицы-то, что солдатские шеренги, с рядами однообразных-однообразных домов. Сидевший неподалёку известный писатель Даниил Гранин вполголоса произнёс поразившие меня тогда слова: «А придёт ведь время, когда будут не леса вырубать для строительства городов, а города будут вырубать для мест насаждения лесов». Так прямо и резанул: города вырубать! В Америке это давно поняли (помните «Одноэтажную Америку» авторов «Двенадцати стульев»?): состоятельно-благоразумные люди там расселяются по городским окраинам в так называемых буллет-парках в одноэтажных домах…

   А уже после поездки по городу, когда я пристроился к нему на самом заднем сиденье в актовом зале Тольяттинского интерклуба во время заседания пленума, он ещё одним высказыванием поразил меня, тогдашнего правоверного молодого коммуниста, ярого противника «частнособственничества»: дача – самое лучшее средство от праздности и пьянства. Теперь-то я на множестве примеров убедился в том, что (за исключением богатеев с их теремами) дачники-то, главным образом, не просто труженики, а трудоголики. Кто-то по выходным и праздникам в ресторанах и кафе, да и нередко просто на кухнях и в сквериках «отрывается» - дачники вот уж воистину ведут здоровый образ жизни. И у них, кстати сказать, как правило, рождаются здоровые дети и внуки (это давно замечено: от нездоровых дедов-бабушек не жди здорового внука и внучку), а не какие-то дохляки, на поправку здоровья которых собирают всем миром средства. А что потом с ним будет, с таким с детства несостоятельным? Так и станет висеть на шее у государства?

   В этот же день - 22 октября православными христианами памятуется праведный Авраам, тот самый, что вельми удачно нажился на прелестях своей красавицы супруги Сары, причём дважды. Просто-напросто этот чтимый христианами праотец дважды по сути сутенёрствовал своей женой в Египте, а затем и в Ханаане.

      Вот как об этом в Библии (Бытие 12: 11 – 20 и далее): «Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда египтяне увидят тебя, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых; скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя, и дабы жива была душа моя чрез тебя». Как в воду глядел многоумный патриарх! Вельможи египетские обольстительность тогда ещё пока что Сары, а не Сарры отметили и расхвалили её фараону, «и взята была она в дом фараона. И Авраму хорошо было ради её; и был у него мелкий и крупный скот и ослы, и рабы и рабыни, и лошаки и верблюды». Но обман раскрылся, когда фараон был поражён болезнью за свое любодейство. Укорив Аврама за обман, тем не мене «дал о нём фараон повеление людям, и проводили его, и жену его, и всё, что у него было. И был Аврам очень богат скотом, и серебром, и золотом». Вон как высоко оценил нечестивец достоинства Сары!

    В такой же соблазн красотой Сарры (теперь уже Сарры!) через некоторое время был введён и царь Герара Авимелех (Кто и на этот раз обладал даром волшебства и экстрасенсорики: Авраам или сама Сарра, как никак, а ей тогда было уже девяносто лет?). После того, как Иегова образумил похотливого царя и его родню и двор Своими карами, «И взял Авимелех мелкого и крупного скота, и рабов и рабынь, и дал Аврааму, и возвратил ему Сарру, жену его. И сказал Авимелех: вот, земля моя пред тобою; живи, где тебе угодно. И Сарре сказал: вот я дал брату твоему тысячу сиклей серебра. И помолился Авраам Богу, и исцелил Бог Авимелеха, и жену его, и рабынь его, и они стали рождать; ибо заключил Господь всякое чрево в доме Авимелеха за Сарру, жену Авраамову». Мог ли поступить вот так «толерантно», как праотец Авраам, скажем, русский, немец, англичанин или даже француз? Вряд ли. Смириться, смолчать в такой обстановке – может, и смогли бы. Но чтоб заранее спланировать такое?!..

   Вместе с Авраамом в этот день памятуется и его племянник Лот, что совершил кровосмешение с дочерьми и породил от них двух сыновей Моава и Бен-Амина, все потомки которых прокляты Богом аж до десятого колена. А вот сам Лот у христиан во святые угодил. Узнаёшь про такое и диву даёшься: ужли архипопы православные Библию невнимательно читают или у них такое странное понятие о святости?

   Что называется, с чувством глубокого удовлетворения только недавно узнал, что и великий Лев Толстой отрицал божественность последних двух Евангелий (Луки и Иоанна), апостольских посланий и - Ветхого Завета, проникнутого ненавистью по отношению к попираемым и жестоко уничтожаемым близким соседям (нынешним палестинцам) и барским презрением к остальным – ко всему мировому сообществу. Кстати сказать, в своё время изумился, узнав, что ветхозаветный «ближний» - это только соплеменник-единоверец. И удивительно, почему это попами замалчивается евангельская насмешка Спасителя над тем, что Он - Сын Божий и одновременно сын смертного Давида.

   Знаю, что не шибко сведующих в Ветхом Завете может всё это удивить и даже изумить, но если потребуется, я могу подкрепить свои суждения двумя страницами библейских примеров.

   23 октября – «Евлампий и Евлампия (Лампеи)».

    Приметливыми предками нашими ещё издревле замечено: на Лампеи рога месяца кажут в ту сторону, откуда быть ветрам. Если на полночь (ну то бишь на север) — быть скорой зиме, снег ляжет посуху. Если на полдень (юг) - скорой зимы не жди: грязь да слякоть до самой Казанской (4 ноября). Осень снегом не умоется, в белый кафтан не нарядится.

   «На Лампеи не посидишь на завалинке. Пришла пора катать (валять) валенки». И ещё:

Эх, как времечко бежит

Да как катится.

Кто без валенок к зиме,

Тот спохватится!

   Вот позапрошлой зимой огоревал жене валеночки. Цена кусается – под тысячу, но – добротные! Нога-то в них, радуется-похваляется моя благоверная, «спит» (ну то бишь, как «у Христа за пазухой» пребывает). Спрашиваю продавца: чьи-откуда? Из Татарии, говорит. Здесь у нас шерсть покупает, а оттуда валенки привозит. Доброе дело делает мужик! А добрее того – наши соседи-волжане не бросают ремесло предков своих. Нам бы так! Увы, в наших местах валялы повывелись, видать, или под корень выводятся.

   Валяние-катание сапог – рукомесло сугубо-сугубо штучное, и ценился он, валяла-катала, на уровне кузнеца. В нашем околотке славился дядя Серёжа Гудалин. Господи, какие славные валеночки выходили из-под его рук, особенно чёсаночки для аскульских модниц. Право слово, как игрушечки!

   Летом наравне со всеми он работал в поле, сено косил, хлеб убирал. А зимой, начиная с Покрова, а то и пораньше колхозное начальство мирволило к нему, разрешая валяльным рукомеслом заниматься. И то сказать: оно само, почитай, всё в его катки валенках зимой ходило.

   Катать валенки – это тебе не лапти плести. Хоть и говорится в народе: «Без снаряда и лаптя не сплетёшь!» и «Не учась (не умеючи) и лапоточка не спроворишь», - но статус у них, у лаптя и сапога, разный. Это у Даля так вот выражено: «Сапог с сапогом, лапоть с лаптем» и «Лапоть знай лаптя, а сапог сапога». Так же «разнствуют во славе» и лапотник (плетельщик лаптей), и валяла.

Идти в лаптях на свиданье –

Никакого виду.

Не хочу я за лаптяню –

За валялу выйду.

Не хочу лапти носить,

Хочу в чёсанках ходить!

   Так что не случайно наш дядя Серёжа, потомственный валяла, отхватил в жёны такую красавицу и рукодельницу, как тётя Маша (по-улошному Манёка) и с нею трёх дочерей, одна другой краше, одна другой рукастее, произвёл. Да и я, надевая сотворённые его воистину золотыми руками валенки (теперь уже подшитые), каждый раз поминаю добрым словом этого вот уж воистину Мастера…

   Не скрою, не без удивления прочитал в центральном издании. Оказывается, прошлой зимой валенки не просто возвратились в гардероб россиян, но кое-где переживают второе рождение. Многие горожане отказываются от привычной кожаной обуви в пользу более практичных валенок. Например, в Челябинске эту обувку носят не только старушки, но и продвинутые модницы и даже мрачные рокеры. Расшитые валенки там заказывают и молодые люди в качестве подарка возлюбленным во время предложения руки и сердца. А среди уральских невест традиционные русские катанки и вовсе нарасхват – это считается последним писком свадебной моды. Не иначе, как вспомнили, что в старину жених с невестой, сговариваясь о свадьбе, дарили валенки друг другу.

   Существует легенда, что Пётр Первый лечился от похмелья валенками, надетыми на босу ногу, и горячими щами. Это ни чем не подтверждается, зато достоверно известно, что императрица Анна Иоанновна особым указом разрешила носить валенки своим фрейлинам. И не мудрено – только так можно было избежать повальной простуды в сыром, плохо протоплённом Зимнем дворце. Екатерина 11, хоть и переехала в новый дворец, а с удовольствием носила валенки-то. Не удивлю, наверно, сообщив: Ленин ходил в валенках не только в сибирской ссылке, но и в Кремле.

   На фронт было отправлено 100 миллионов валенок. Немцы, воевавшие зимой в сапогах, считали валенки ценным трофеем и выменивали их друг у друга за золотые часы и портсигары. Немецкая интендантская служба поначалу не желала заимствовать «варварскую обувь» и только в 1944 году наладила выпуск «шерстяных сапог». Но было уже поздно – русский валенок вскоре дошёл до Берлина.

   Оказывается, содержащийся в шерсти животных воск (данолин) успокаивает ревматические и суставные боли. Носить валенки лучше на босу ногу – это массажный эффект и улучшение циркуляции крови. Пришлые, наверное, подсмеиваются над прадедушкой, видя, как он и летом по избе в валенках расхаживает. Зело пользительно не только ревматическим стопам, но и, чувствую, всему организму моему. Исконному, не знающему близко деревню горожанину поясняю: полы в сельской избе всегда холодные (подпол не паче ли погреба прохладу держит).

   А напоследок вот что. Осмотрительно поступают те, кто чеснок высаживает поздно-поздно осенью, чтоб он не прорастал и не погибал ростком на морозе в гололедицу. А ещё мудрее поступала одна моя хорошая знакомая из Жигулёвска (они с мужем дот с участком в нашем селе лет тридцать тому назад купили). Она в средине, а то и в конце этого месяца высевает салат, лук, морковь и петрушку (но не редис: тот в корень весной может пойти). Уверяла эта насмешница, что её младшая внучка Людочка   слышала, как семена этих овощей якобы ворчали: ни за что-де в такой мерзлоте прорастать не будем! И не надо! Зато по весне у неё были самые ранние овощи. Кто-то (ленивая лопата!) по весне только высевать их собирается, а она сладостно-уветливым голоском повечеру: «На-ка вот тебе петрушечки, Николаич, на супец-похлёбочку весеннюю!».

«Унылая пора, очей очарованье...» Люблю я об эту пору бродить по лесу. Сыплются и сыплются оземь листья с деревьев, слышится мне в их лёгком полёте ропот: «Как быстро пролетело красное летечко!..»

Не грусти, что листья

С дерева валятся, -

Будущей весною

Вновь они родятся, -

А грусти, что силы

Молодости тают,

Что черствеет сердце,

Думы засыпают…

   Летом и вблизи не заметил бы, а это чуть ли не за двадцать саженей грозди калины и рябины виднеются. Калину самое время собирать. Пироги с ней по воскресеньям Рождественского и Великого поста – объедение, да и только!

   А рябину собирать - попозжа, чтоб её морозцем тронуло. То-то будет, чем от угара спасаться! Да и на похмелье она дюже как пользительна...

Как тут не прослезиться, читая вот эту горестную исповедь поэта?

До морозов на рябине

Ягода исчезла.

Или птицы оклевали,

Или люди оборвали –

Говорят, полезна.

Прозевал я, чёртов трутень,

Всё читал газету.

И рябиновки не будет,

Раз рябины нету.

   Приспело собирать шиповник. Это чемпион по содержанию витамина Р, витамина С в нём в сто раз больше, чем в яблоках, и в 50 раз больше, чем в лимоне. Борется с инфекциями, снижает холестерин в крови, способствует обновлению клеток. Отвар полезен при простудных заболеваниях, болезнях почек, желудочно-кишечных заболеваниях. Не рекомендуется людям с тромбофлебитом.

   Не даст пройти мимо и калина (ну та самая про которую, насмешливо глядя на своих супруг, самаролукские мужики шутковали: «Калина сама себя хвалила: я, мол, с мёдом уж больно хороша!»

   Снимает спазмы и уменьшает воспалительный процесс. Полезна при головной боли, неврозах. Благоприятно влияет на состояние кожи (при угрях, фурункулах). Нормализует работу желудочно-кишечного тракта.

   Не рекомендуется беременным женщинам, больным тромбофлебитом. Может дать слабительный эффект.

Я уже писал боярышнике. О его целебных свойствах. Здесь вот на что сугубое внимание земляков обращу. Злоупотреблять отваром боярышника не стоит, возможен обратный эффект – ухудшение работы сердца и сосудов. От себя добавлю: повышает свёртываемость крови и понижает давление. Так недолго и к праотцам на скороспешную свиданку отправиться.

   Умолчать ли о новосёлке нашей - черноплодной рябинушке, которая тоже подоспела к этому времени. Она нормализует работу кишечника, печени, выводит из организма вредные вещества. Повышает иммунитет и благотворно влияет на эндокринную систему. Полезна при аллергических заболеваниях, улучшает работу сосудов. Не рекомендуется людям с язвой желудка и 12-перстной кишки.

25 октября – Пров.

       «На мученика Прова наблюдают за звёздами и гадают по ним о погоде и урожае. Яркие звёзды – к морозу, тусклые – к оттепели. Много ярких звёзд к урожаю». Так и вижу я некоего земляка своего самаролукского незапамятных времён. Вот вышел он из избы этим вечером ну «до ветру», скажем. Постоял или посидел, в небесный свод взор свой на досуге вперяя. А возвратившись, свою благоверную порадовал сообщением: «Ну, старая, с хлебушком на будущий год будем!». Ну бабёнки-то самаролукские, они и тогда были – палец в рот им не клади. Отхватят и скажут: так, дескать, и было! Палец евонный я-де видом не видывала, слыхом про него не слыхивала. А посему поинтересовалась у в радости пребывающего благоверного своего: мол, не ангел ли тебе напророчествовал, пока ты, скорчившись, сидел? Нет, оказывается, не ангел Господень (и ни чёрт, карга старая!)! Выйди сама на улицу и погляди, какое на мученика Прова небо звездистое! А это, старики сказывали, верный признак … Ну ни злословица ли?! Так и не дала докончить ему про «верный признак»-то: «Старики ещё когда говарили, мол, в Москве около самого Кремля кур доили!»

   А я вот, неверие и как бы скепсис той селянки не разделяя, оптимизм предка своего по-мужски доверчиво приемлю. Ибо: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете…». В той многотрудной и коварной капризами природы жизни крестьянской любой лучик надежды согревал его сердечко. Да и та «старая карга» «неверная» (в смысле – неверующая-недоверчивая) своей соседке «благую весть» о будущем урожае наверняка передаст. И ей в «светлое будущее» тоже верить хочется. Такова вот она, магия примет народных…

       А вот ежели «Много-много ярких звёзд – это ещё к урожаю гороха». Оно, конечно, ежели горошку-то навкушавшись, да дома сидеть, то так недолго и атмосферу в избе «сгустить». А вот в дальнюю дорогу, ну, скажем, в заволжские луга постом по зимнику по сено ехать, это, что надо – в самый раз гороховая пища-то годится. Опять же: ежели, скажем, из озорства постараться, то и волка, сказывали, как из дробовика, можно спугнуть. Незаменим был горошек для селянина постом-то!

   Шутковали на Прова-то наши с вами предки (что неунываки, то неунываки они были, как с таких, не поддававшихся суровым ударам судьбы, нам пример не брать?): «Выйдем на крылечко – звёзды поглядим: если они ярки – вволю по…дим!». Имелся в виду будущий горошек-то.   А можно и прямо сейчас. Эка беда – на вольном воздухе-то. Только бы вот синичек не спугнуть, которые ближе к зиме из неуедных («неуклёвных») теперь для них лесов к человеческому жилью стали прибиваться. Вон под застрехой-то как притулились. Ждут, не вынесут ли чего поклевать им.

Повторюсь для молодых земляков.   Покойница бабаня, бывало, после каждого приёма пищи сметённые аккуратненько в руку крошечки вручала мне: «Отнеси синичкам. А если злыдни воробьи накинутся – отгоняй!».   Ныне вон и горожане допетрили, на сколь полезны эти птахи для дома, и своими постоянными (каждодневными!) подачками-подаяниями стремятся не отпускать этих Божьих тварей на лето в леса: уж больно охочи они до комаров!

   На Покров вроде бы хмурилось. Но снежок так и не выпал. А на другой день солнышко так и играет, так и играет! И так всю неделю! А всё почему? Мой сосед (дюже дошлый) вот как это объяснил: такая благодать нам, жителям Самарской Луки, ниспослана свыше за благонравие и благочиние бабёночек наших, которые-де мало того что в этом году сами в «самоволку» не бегали, так ещё и своих припозднившихся благоверных со скалкой в руках в ночь-заполночь не встречали. И с ухватом наперевес и с диким криком: «Ты опять к энтой Варьке завалился?!» - за ними не бегали, сковородами и тарелками без нужды не кидали.

   Ещё немного, говорит, и они, наши сосновенские, даст Бог, будут вести себя как берёзовские лапоньки-чувашечки. Они там, сказывают, вот какие человеколюбицы. Задержится у неё благоверный «на работе», она, бедненькая, всю ночь-ноченскую глазынек не сомкнёт, дожидаючись. То ли поздний ужин ему разогревать, то ли ранний завтрак готовить? А как он на порог заявится, она аж белыми рученьками, как лебедушка крылами, всплеснёт: «Бедненький ты мой, как уработался в охотку-то, как притомился-то! И щёчечки у тебя побледнели, бесстыжие глазыньки завалились-позапали. Ляг, полежи на диванчике, а я пока завтрак тебе сготовлю, а то у тебя рученьки и ложку-то не поднимут. Какая тебе нынче работа?! Не волк она - в лес не убежит. А ты знай, отлеживайся да силушки восстанавливай! Ну а она-то, она-то, голубушка, хоть довольная осталась? А то вон Афонька-злыдень у Верки бутылку «палёнки» выжрал и спать, как боров, завалился, а заполночь проснулся - давай ещё ему наливай! Осрамился лентяй этакий на всё село - жене его теперь хоть глаза на люди не кажи...

    Ну ни золотой ли век в отдельно взятом селе Берёзовый Солонец установился (а в Сосновом Солонце, выходит, пока что серебряный век-то). А оттуда и на всю Самарскую Луку благодать распространилась - такая воистину золотая-презолотая осень в этом году!

   Грибники, что называется, на стрёме. Начался очередной этап «тихой охоты». Как сам подверженный этой страсти (а это именно страсть!), хорошо знаю, что это не только зело увлекательное, но и опасное дело. О заблудившихся в лесах не только изустные слухи по Самарской Луке ходят, но даже и в газетах уже пишут. Назидания для приведу поучительный рассказ заядлой грибницы:

- Вообще-то я опытная любительница «тихой охоты», в лес частенько хаживала и ни разу не блуждала. А тут как затмение какое-то нашло: перепутала тропки и не сразу заметила, что сбилась с пути. Оказалась в какой-то глуши: канавы, овраги и трава в человеческий рост. Ну будто на другую планету попала (О, как мне знакомо состояние такого вот затмения! - А. М.-С.). И как-то внезапно обессилела, ноги держать перестали. Пыталась ползти, но на четвереньках далеко ли доберёшься?».

   Крики о помощи не помогли. До ближайшего селения было несколько километров. Через пять дней её обнаружил местный житель, который «по чудесной случайности» проезжал мимо на велосипеде. Обратите внимание: «проезжал на велосипеде». Значит, около дороги заблудилась-то! И это без содействия нечистого духа, в просторечии именуемого лешим?!

   А вот наставление из солидного-солидного издания. Отправляясь в лес, сообщите родным и близким, куда и на какое время вы идёте. Возьмите с собой компас, нож, спички, заряженный мобильный телефон, а также соль и небольшой продуктовый паёк (вот уж воистину «чем чёрт не шутит!). И ещё один советец: одевайтесь в яркую одежду, потому как не в разведку во вражеский тыл идёте: камуфляж затруднит поиски. Самый подходящий цвет для осенних променадов лесных – ярко-голубой.

   Если связаться ни с кем не удаётся, не паникуйте, экономьте силы и тепло. Изготовьте возвышение из веток и мха, чтоб не садиться на голую землю или камни. – в лесу это главные похитители тепла. Присядьте и отдохните. Прислушайтесь: собачий лай слышно за два-три километра, проходящий поезд – за десять километров, ружейный выстрел – за два-четыре километра, движение машины - за один-два, а громкий крик – за один-полтора километра, разговор – за 250 метров.

   Вышел к ручью или небольшой речке – иди вниз по течению, они выведут тебя на простор или даже к селению.

   Только вот заблудившемуся в лесу нельзя долго смотреть на юг, иначе, знатоки стращают, и на затылке может вырасти мох.

   А это вот прадедушка Толя надыбал для тех, кто грибочки-то любит вкушать, а ходить ему за ними не гожится из-за шибкой занятости, а то и по лености, ну или из-за опаски заблудиться.

     Знающий человек советует, попросите соседа-грибника, такого, как прадедушка Толя, принести вам кусочки древесины с полуразрушенных пней, где росло много опят. Прикрепите их гвоздями к торцовой поверхности пней (берёзовых, осиновых, ольховых, сосновых, еловых) или заложите в просверленные в пнях сверху (сбоку) отверстия. Чтобы прививочная древесина не засыхала, прикройте её мхом или еловым лапником.

   Лучшее время для этого – весна или осень. Через год-два появится урожай и будет вас радовать 5-6, а на более крупных пнях и все 8 лет.

   Если на дачном участке нет пней, воспользуйтесь чурками, напиленными весной или осенью из свежесрубленных деревьев упомянутых пород. Оптимальная длина 30-40 сантиметров, диаметр более 15 сантиметров. Техника «заражения» мицелием точно такая же, как и для пней. Обработанные чурки 3-4 месяца выдерживают в тёмном помещении при температуре 15-20 градусов, чтобы мицелий хорошо развился. Затем их вертикально прикапывают в землю в полуметре друг от друга на глубину 20 сантиметров. Отверстия, куда заложены кусочки прививочной древесины, закрывают мхом ну или дранкой. Почву около чурок систематически увлажняют слоем опилок.

   Если у вас на участке растёт берёза, ель или дуб, сосна, попробуйте вырастить белые грибы. Для этого перезревший гриб положите в посуду, залейте дождевой водой и выдержите сутки. Размокшие грибы разомните в этой же воде и полейте этой смесью выбранные участки.

   Можно сделать иначе. Небольшие кусочки почвы, выкопанные в тех местах, где росли грибы, осторожно перенесите и уложите в неглубокие ямки, прикройте лесной подстилкой и увлажните. В сухую погоду эти места слегка увлажняйте.

   Можно также использовать кусочки зрелых шляпок: разложите их на разрыхленную лесную подстилку.

   По опыту своей сосново-солонецкой однокашницы знаю: так же вот можно на своих садовых участках выращивать и другие грибы. Так что, если воспользуетесь этим подсказом прадедушки Толи и годочка через три, закусывая рюмочку горькой (горькой ли?) доморощенными грибками, помяните Христа ради его добрым словом.

   27 октября – «Параскева Пятница – Христовым страстям (страданиям!) причастница».

   А вообще-то (не у попов, конечно!) у неё в народе другое наименование было – грязниха. Вот как сетует один самаролукский бобыль-«ходок» прежнего времени (ныне мало, кто знает эту святую):

Преподобна Параскева

Не даёт сходить налево.

   И в самом деле, по такой непролазной грязище да в кромешнюю темень трижды, а то и все четырежды подумаешь, а идти ли тебе якобы к дальнему родственнику на окраине села по большой-большой надобности, а на самом деле к той же куме, у которой, как стало тебе ведомо «из проверенных источников», зело ядрёная бражечка сотворяется. В логуне на печи так и пенится, так и пенится – одно слово: медовуха!

   Увы, что-то разладилось в атмосфере. В позапрошлом году на самую «грязниху» сосново-солонецкие форсистые бабёночки в туфельках по селу расхаживали, про городских «форсисток» я уж и речь не веду: они и после Казанской в блестящих колготочках вон даже старцев на грешные помыслы наводят… Ужли и на этот раз так будет?

   В таких случаях в старину (да в какую старину-то – на моей памяти было!) аскульские мужики так подшучивали-шутковали: «Знать, подраспустились у Ильи пророка подчинённые-то! Никак, запьянствовали?» - «Нет, не могёт того быть: Илья пророк-то, говорят, о-го-го, какой строгий! Похлеще старшины роты дисциплину держит! У них, наверно, переучёт там: где-нибудь перелили, а нам вот не достаётся дождичка-то». Критика снизу что ли дошла? Не иначе, как после таких «обличительных» речей, на другой день ну так ли обильно с небес хлынуло! Теперь-то, на старости лет, я так разумею: видать, аскульские старушечки в тот раз о даровании дождя-то знатно-знатно помолились.

    У сельских мужиков она: «Парасковия грязниха, порошиха (не слякоть, так пороша)». Кому такая по душе придётся? А вот у селянок это была одна из самых любимых и почитаемых святых : «Параскева Пятница – бабьим бедам и радостям причастница».

   Жёнушке моей, исконной горожаночке, по сю пору, как она однажды призналась, нет-нет да и приснится сон, да такой страшный, что она просыпается от него в холодном поту.

   А сон такой. Оставила её как-то свекровка по дому хозяйствовать, а сама в Жигулёвск по делам подалась. Боже правый! Сколько дел свалилось на бедную бабёночку молодую, недавно замуж вышедшую! Скотина на дворе - и овцы, и телёнок, и корова голодные-преголодные, голосят-надрываются. Куры кудахчут, тоже еды требуют. А свиньи, свиньи-то – даже соседям слыхать, какой визг подняли. Кого первого из этой голосяще-орущей оравы накормить-напоить?!

   А тут печь протапливается, уже угли пеплом подёргиваются, а у неё ещё в чугуны ничего не запущено, на сковороды не заложено. А Лысёнка-то, коровушка, ещё отчего недуром мычит-заливается – доиться просится! А как её подоишь, если я, говорит, подойти к ней теперь даже опасаюсь. Мамынька-свекровка как-то попыталась научить этому, так она так лягнулась, хорошо не по ноге…

   Как и чем объяснить этот навязчивый «страшный» сон? Да очень просто! Это ведь мужикам-селянам по привычке невдомёк, как вот уж воистину убиваются на домашнем хозяйстве их благоверные и матери. А молодой горожанке-невестке это уже с первого раза глубоко запало в душу. И она, наверное, подсознательно представила себя на месте свекрови и как бы это она сама могла справиться со всем этим.

   Нет слов, нелегка доля замужней работающей горожанки. Но замужней селянке (на ней ведь ещё сад-огород, поле и лес с их ягодами, дикими фруктами и грибами) – ей труднее вдвойне. А если она ещё и доярка, свинарка или скотница, то и втройне.

   И со всем-то она управляется, да ещё с улыбкой да шуточкой. И на всё её широкой душеньки хватает – не только на любовь материнскую, но и на любовь к забулдыге-муженьку. Ну недаром же иноземцы так западают на русачек-россияночек-то?! Я как студент-заочник МГУ в течение шести лет наблюдал, с каким вожделением они тогда взирали на наших соотечественниц-русачек. Не только красота их прельщала – нутром они чуяли самоотверженность, душевность и неприхотливость наших красных девиц. А самые-то прагматики и хитрованы выбирают себе спутниц преимущественно с крестьянскими корнями. Или насельниц маленьких городов. Ну ни хитрецы ли?! Разбираются!

   Многотрудна и злосчастна издревле-издавна судьба русской женщины. Учёные подсчитали: за последние пятьсот лет на Руси было более четырехсот войн. И кто больше всего страдал от них? Женщины – матери, жёны и дочери. Погиб воин – плохо ли ему, как «положившему жизнь за други своя» в раю? А вот как одинокой матери без сыновней помощи? Как многодетной вдове коротать оставшуюся жизнь? А дочке-безотцовщине и, стало быть, бесприданнице каково? Вот поэтому-то Параскева Пятница, сама много претерпевшая в этой жизни, так и пришлась по душе русским женщинам. А счастье Параскеве привалило уже после кончины. Труп её где-то на окраине родного города (в конце жизни она явилась в родные места неузнанной) превратился в мощи и стал мироточить и чудотворить. Вот и перенесли его в храм…

   Совет дачнику и огороднику-садовнику. Будучи на даче, обратите внимание на то, как полевые мыши вырыли себе убежища на зиму: норка выходом на юг предвещают холодную зиму. Это я не только на опыте бабани и матушки, но и на собственном досконально убедился: те ещё климатологи-то эти прохиндеи. Ну ладно бы, что к прадедушке Толе в бабанин сундук дырку прогрызли и всё содержимое из припасов, на чёрный день бездорожья припасённое, в прах превратили, так они ещё и до книг добрались. С тех пор он зело щедр на «деликатесы» для них. Так ведь ну не полпенсии же месячной на угощения им расщедриваться? Хмылом всё уплетают. И теперь мне очень и очень понятна, мягко говоря, неприязнь моего деда Никифора к ним. Как вернётся, бывало, из амбара, как самовар, по словам бабани, кипит. А про нехороших людей так говаривал: они-де хуже мышей.     

   29 октября - Лонгины

   В этот день в старину чествовали двух Лонгинов: Лонгина – сотника римского войска, несшего охранную службу во время распятия Христа, и Лонгина – «вратаря Печерского, в Дальних пещерах» (Х111 – Х1У век). Первого в царской армии чтила патрульно-постовая и комендантско-гарнизонная служба, а второго: «вратаря» - гражданские сторожа-привратники.

   При царе-батюшке их, «вратарей», немало было (вспомните чеховского деда подмастерья Ваньки Жукова), а ныне число их возросло в разы (по количеству-массовости они уже обогнали даже шоферов и хлеборобов, не говоря уже о слесарях, токарях и электриках). Так что, когда эти вратари-сторожа-охранники разузнают про своего небесного покровителя и заступника, то это будет, пожалуй, самый почитаемый по массовости святой на нынешней Руси. Ну недаром же у нас стала ходовой несколько переиначенная поговорка: «Кинь в собаку – попадёшь в охранника». Число последних превысило поголовье первых. Вот уж воистину «Хорошо живут у нас сторожа – не нужны им ни плуг, ни коса, ни вожжа». Да не обидятся на меня эти хорошие в общем-то люди (сам по выходе на пенсию сторожем в детском саду на белый хлебушко подрабатывал!), не от хорошей жизни в молодом возрасте пошли они на такую службу: политический строй в стране такой стал. Читатели старшего возраста хорошо помнят то вот уж воистину беспечное время, когда входные двери были – по громче чихни, она того гляди и развалится, а ключи от неё, как правило, держали под ковриком перед входом.

   Старые солдаты царских времён (ну по-нынешнему «деды») вот какой «молитве» рекрутов-новобранцев обучали:

Помоги мне, сотник Лонгин благоверный,

На посту стоять примерно,

Не дай сну меня сморить –

Под шпицрутен угодить!

В старину до 1864 года на гауптвахту лишь офицеров сажали - благородных только. А для нижних чинов - солдат и унтер-офицеров (сержантов по-нынешнему) в ходу были телесные наказания. Как говорится, сердито, но дёшево для службы: отвалили тебе, солдатику, за какую-то провинность десяток-другой плетей-шпицрутенов - и в караул или на строевую подготовку: «Шагом марш!». Нечего тебе, не благородному-то, на гауптвахте дармоедничать.

   А у селян на Лонгина уже по-другому:

Святой Лонгин воротарь,

По башке вора ударь,

Неповадно было б татю

Из амбаров воровати!

   Вот если от городских квартир ещё лет двадцать пять тому назад ключи под ковриками хоронились, то на селе избы вообще не запирались. А чтоб кто по ошибке в чужой дом не зашел, на защёлку прутик или щепочку клали. А вот амбары, где главное богатство селянина хранилось, большими-большими замками запирались – их так и называли: «амбарными». А в крестьянской избе   чего брать-то было?

   30 октября – Осия.

   «На пророка Осию колесо прощается с осью». Ну то бишь тележные колёса снимались и за ненадобностью более складывались в сарае до будущей весны. А сами рыдваны – на поветь, чтоб у двора не мешались.

   Была ли преградой такая грязь непролазная добру молодцу аскульскому?!

На пророка Осию

Я двуколку бросию.

Верхом сяду на коня,

Жди, милашечка, меня.

   И айда-пошёл к своей зазнобе в любую непогодушку:

Заявлюсь к тебе в Сосново,

Придержи-ка воронова.

Пусть-ка хрумкает овёс –

Я те пряников привёз.

   В садах и об эту пору ещё зеленеет сирень. Свежего веничка, чтоб в баньке попариться, не найти. А вы попробуйте-ка попользовать себя сиреневым веничком-то. Дюже, знающие люди сказывают, он при отложении солей исцеляет – сиреневый-то…

   31 октября – Лука.

   У горожан, как более образованных, апостол и евангелист Лука почитается как иконописец. У селян же это имя ассоциируется с луком и рифмой «мука». А где мука, там и блины.

   Так что теперь, после Покрова и на «попавшего на язык» Луку стало возможным своих домочадцев блинками со сметанкой да скоромным маслицем побаловать. Что и говорить, любили мои земляки самаролукцы «блинного Луку».

    Вот, представляется мне, какой дала наказ своему благоверному, только что вчера привезшему с мельницы аж два мешка пшеничной муки нового урожая:

На апостола Луку

Неси новую муку.

Буду печь я вам блины

Сорок сажен д(а)лины

   В страдную пору хозяйки, как правило, готовили еду на скорую руку, чтоб по быстрее в поле отправиться или огородными делами заняться. Те же щи или кашу копотно ли сготовить? Всё, что потребно, заложила-запустила в чугун или в плошку-кашечницу – и вся недолга. А вот блинами семью, как правило, большую-пребольшую накормить - дело не только трудо-, но и времяёмкое. Случалось, хозяюшке две, а то и три сковороды в дело пускать. А то «конвейер» блинный не получится.

В этот день к падким на всё забугорное россиянам (именно к послепетровским россиянам, а не к русичам!) с вот уж воистину с тлетворного Запада нагрянул бесовщинный Хеллуин.   Увы, увы, бесовщина так и прёт к нам из-за бугра, начиная с Петра Первого, который некоторыми своими нововведениями Россию-матушку не на дыбы поднял, по словам одного писаки, а, попросту говоря, на дыбу положил.

   На вопрос РИА Новости, как следует относиться к Хеллуину (кельтскому празднику, отмечаемому накануне Дня Всех Святых, в ночь с 31 октября на 1 ноября), председатель Синодального отдела протоиерей Всеволод Чаплин, заявил, что тёмные силы часто пытаются заставить человека поверить в то, что их нет, и «как бы поиграть в них». «В игре с нечистой силой всегда выигрывает именно она, поэтому на самом деле людям только кажется, что это прикол – безобидный и весёлый. Нечистые силы думают иначе и обязательно «приколются» над тобой так, что ты этому рад совсем не будешь», - предостерёг Чаплин.

Вы думаете, это случайно, ни с того, ни с сего в пермском клубе   вспыхнул потолок над разухабисто веселящимися в честь Хеллуина пермяками, и более ста вот уж воистину беснующихся «хеллунцев» сгорели заживо? Конечно же, по недосмотру пожарной службы города! Вот уж воистину сознательные и здравомысленные предки наши сразу же бы смекнули, в чём тут дело и почему это ни с того, ни с сего в разгар загула над беснующимися вспыхнул полиэтиленовый потолок. А нам, ну ни таким ли образованным, даже пастырское вразумление в домёк не пошло…

   Это не я один в своём родном селе заметил: резко снизившееся число мух и комаров. Бывало, от них спасу не было. А это – единицы. Ну всё то мы на погодные явления свалили. И вот попадается на глаза заметка в центральной газете под заголовком «Сначала исчезнут насекомые…», в которой сообщается:

   «Учёные встревожены резким снижением численности насекомых, за которым неизбежно последует сокращение популяции птиц и животных.

   В последнее время тревогу забили британские автомобтлисты, обратившие внимание на исчезновение насекомых, которые обычно попадают на ветровое стекло, особенно во время езды в седьской местности. Куда-то пропали жуки, мотыльки, прочая мелкая летающая живность. Жители Лондона тоже замечают, что в городе стало меньше мух, а в парках и садах уже не слышится жужжание пчёл, ос и шмелей.

   Германская организация «Крефельдское энтологическое общество» провела наблюдения в 100 природных заповедниках Западной Европы и тоже пришли к выводу, что за последние годы численность резко снизилась. Исследования, проведённые в других местах, подтвердили эту катастрофическую тенденцию.

   Учёные уверены, что это результат усиленного применения сильных инсектицидов и пестецидов, уничтожающих летающую живность. Из-за ядовитых химикатов на треть снизилось число колоний пчёл. Высказывается также предположение , что некоторые виды особо чувствительных насекомых не выдерживают воздействия сотовой связи и беспроводного интернета, особенно в 500-метровом радиусе от излучающих вышек.

   Энтомологи предупреждают, что в след за за насекомыми не станет птиц и уничтожение живой природы, устраиваемой человеком, рано или поздно доберётся до него самого, словом, рукотворный конец света не за горами»

   Так что радость наша по поводу неназойливости и «толерантности» мух и комаров оказывается не слишком   обнадёживающей….