Ну вот и сентябрь на дворе. Закончилось холодное мужское лето. Будем ждать тёплого бабьего.

   Древнерусское название сентября - ревун.   Другое прозвище - вересень (цветёт вереск). А ещё в народе сентябрь называют листопадником, златоцветом, румянцем осени, вечером года и хмурнем (непривычно раннее наступление сумерек).

   А я бы (по отрочески-школярским временам!) чистосердечно нарёк бы его грустенем. Ну не грустная ли это пора - оторвать мальца от разудалых сельских игрищ (с утра и чуть ли не до полуночи), от шастаний по лесам, по долам и усадить за парту, засадить за учебники? Да это же всё равно, что жеребёнка-неуча запрячь в телегу!

   Одна отрада сентябрьская - бахчи! Дынями и арбузами (как и горохом!) засаживали самые дальние поля, верстах в пяти от села. Ну да ведь это, как на свадьбу, - семь вёрст не крюк. И за десять вёрст не поленились бы «прогуляться» (как и на пасеку на качку мёда!). И даже горечь воспоминаний о «ранениях» в мягкую, или, выражаясь по-военному, «казённую» часть тела, не уменьшает сладости тех набегов на бахчи. Выражение «солёный арбуз» мои сельские сверстники воспринимают несколько иначе, чем горожане. Слыша его, невольно хмурят брови. Бывало, всю оставшуюся (после неудачного набега!) часть ночи проворочаешься на сушиле, а утром бабаня тайком от матери усадит тебя в укромном местечке в кадушку с тёплой водицей вымачивать эту проклятущую соль. Матушка спохватится, перед тем как в поле идти: «А Толька-то где?» - «Убежал, услала я его» - «Куда это?» - «Да милостыню разносить по людям». Вот уж воистину то была бабанина ложь во спасение! Забыть ли твою несказанную доброту, моя любимая бабанюшка незабвенная Матрёна Емельяновна?! И каким надо было бы быть «неочунаем» (беспамятно-неблагодарным человеком), чтоб ежеутренне не поминать тебя в своих молитвах ко Господу Богу и Пресвятой Богородице?!

     Последний разочек в этот году прадедушка Толя встаёт за «прилавок» народной аптеки.

       Ну ни сенсация ли (во всяком случае для меня)? Оказывается, во времена Ивана Грозного зверобой в Россию купцы завозили аж из Сибири, не подозревая, что им были богаты подмосковные урочища – вон ещё когда пошла мода на всё завозное! Отнюдь недаром это растение в старину называли «здоровой травой». Вот краткий перечень его лечебных свойств: противовоспалительное, кровоостанавливающее, жёлчегонное, вяжущее, тонизирующее и антимикробное, стимулирует работу сердца, слегка повышает давление. И главное: успокаивающе действует на организм и укрепляет нервную систему. Это идеальное средство для тех, кто перенёс тяжёлую утрату, смерть близкого человека, разлуку, развод, крушение надежд. В этих случаях рекомендуется выпивать от трёх до пяти чашек чая с этой травой. Пожилым людям, страдающим от одиночества, такой чай поможет обрести желание жить.

   Очень знаменательная и завлекательная травушка-муравуша - шалфей. Он содержит вещества, способные излечивать воспалительные процессы, язвенные болезни желудка, заболевания печени и почек у беременных. В народной медицине шалфей от женского бесплодия.

   Последние годы шалфей стали широко применять и в водолечении. Шалфейные ванны обладают противовоспалительным действием, утоляют боль, улучшают кровообращение. Их рекомендуют при радикулитах, невритах, спондилезах и артритах разного происхождения, ревматических болях, а также при некоторых кожных болезнях.

   Листья шалфея надо собирать осенью, приблизительно в сентябре.

     Умолчать ли про душицу (горлянку, материнку)? Вот уж какую траву не утаишь, даже высушенную – благоуханная-благоуханная! Цветёт она в июле-августе. Издавна популярна в народной медицине. Активизирует деятельность кишечника и желудка. Помогает при геморрое, мигрени, туберкулёзе лёгких, гипертонии, при нервных расстройствах. Разбила по нечаянности у мужа бритвенное зеркальце, пока он не сведал об этом, напои-ка его чайком с душицей – он и размякнет.

   Две чайные ложки измельчённой травы душицы, залитой двумя стаканами кипятка (настой надо выпить за сутки, независимо от еды) – вернейшее знахарское средство снижения половой возбудимости. Смышлённые аскульские бабёночки, бывало, провожая муженька в Самару, чтоб его там в весёлые дома на Дворянской не заманило, ну, как есть несмышлёныша, обязательно чайком с душицей изобильно потчевали. А вот как возвернётся из Самары-то этот вынужденно праведный, она его перед ночлегом-то обязательно любистоком попользует.

   По поводу этих растений такой вот в не таком уж и далёком прошлом, сказывали, «диалог» состоялся. Любящая бабуленька со знанием дела вот как проникновенно наставляет внученьку:

Пей-ка, внученька, душицу,

Пей-ка, милая, шалфей:

Нету лучшей обороны

От нахальных, от парней.

Ну да ведь и тогда внучки-то, как говорится, не лыком шиты и на ответ горазды были:

А сама не любистока

Ты вчерася напилась

И с соседом дедом Филей

На сушило подалась?

   Шиповник. По указам Ивана Грозного за плодами шиповника отправлялись специальные сборщики. Их добычу хранили и раздавали только воинам для укрепления здоровья и боеспособности. За отвар шиповника платили соболями, бархатом, парчой.

   По содержанию витамина С шиповник – настоящий чемпион в царстве растений. Значение его трудно переоценить – это настоящий сгусток здоровья и бодрости.

   Плоды его лучше собирать ранним утром или ближе к вечеру (сорванные в жару, они быстро портятся). Не обрывайте сразу же чашелистики: они сохраняют плоды. Хранить собранный шиповник можно не более двух дней, в прохладном, хорошо проветриваемом помещении, но лучше сразу же высушить его в печи или сушилке при достаточно высокой температуре (80-90 градусов), расстилая тонким слоем на рамках или решётках. Внимание: сушить на солнце нельзя!!! Правильно высушенные плоды сохраняют естественную окраску, при нажиме разламываются, а не рассыпаются в порошок. Хранить их можно до двух лет.

    Только одна предосторожность. После приёма внутрь настоя шиповника не забудьте сполоснуть рот тёплой водой, а то и теплой содовой водицей, дабы не разъедало зубную эмаль.

    А переключусь-ка я на сладостные пользительности – на завлекательные-завлекательные лечебные средства-то:

   Груша – чуть ли не с причмоком набрал я это слово. Очень ценится она в народе. Бодрит, веселит, освежает. Снижает сердцебиение. По содержанию питательных веществ занимает первое место среди фруктов. Способствует перевариванию пищи. Но: нельзя есть её на пустой желудок, запивать сырой водой. Вкушать её только через полчаса после еды.

   Груша тысячелетиями использовалась в народной медицине для лечения простатита. Длительное применение грушевого компота приводит к исцелению. Зимой полезно пить чай и компот из дичка и её листьев для профилактики этого зело досадного заболевания.

   Листья груши-дичка могут заменить сушёные плоды!!!

   Яблоки. Недавно узнал - прекрасное средство против склероза, болезней сердца, почек, гипертонии, при ожирении и малокровии, подагре, камнях в почках, кишечных инфекциях. Врачи рекомендуют употреблять яблоки после инфаркта. В них такое множество витаминов, калия, железа, марганца, кальция, пектина, сахаров, органических кислот, что становится очень понятной старинная пословица: «Съедай по яблоку в день, и тебе не понадобится врач».

   Груши и яблоки – это вам не бананы, любимое кушанье хвостатых приматов. Тем, кто по примеру наших братий меньших увлекается поглощением их, следует знать: для холодных натур, склонных к меланхолии и не очень сильных, да ещё и проживающих в сыром климате, они могут быть вредны. Они медленно перевариваются и способствуют образованию долгих газов в кишечнике и плохо отводят желчь. Вредно есть их натощак, а ещё вреднее запивать водой, тогда их неприятные свойства усугубляются.

Из-за того, что бананы увеличивают вязкость крови, они противопоказаны больным тромбофлебитом, варикозным расширением вен, а так же тем, кто перенёс инфаркт или инсульт.

   А вот людям пылким, темпераментным они, говорят, зело пользительны. К тому же прекрасно лечат импотенцию. Так что выбирать приходится: или на молодок страстно взирать, или с инфарктом или инсультом   вновь в поликлинику ложиться. Кстати, вы замечали в зоопарках, как наши меньшие братья южных кровей любвеобильны, да так, что подружкам их приходиться на поручнях висеть. Уж больно часто их домогаются хвостатые сластолюбцы!

Зелёная аптека сентября от прадедушки Толи из «Словаря русского знахаря»:

Корневища с корнями валерианы.

Корневища с корнями дягиля.

Соцветия календулы.

Плоды и кора калины.

Листья крапивы двудомной.

Корни лопуха.

Корни одуванчика.

Шишки ольхи.

Корневища папоротника.

Трава пастушьей сумки.

Листья подорожника.

Трава полыни горькой.

Цветочные корзинки ромашки душистой.

Плоды рябины.

Трава тмина.

Трава фиалки трёхцветной.

Шишки хмеля.

Корни хрена.

Корни цикория.

Плоды шиповника.

Корни конского щавеля.

    Сентябрь не иначе, как нагрянул. Начало не только осени, но и, увы-увы, учебного года…

   Не больно-то радостно мне, бывшему школяру написать было бы эти слова: «Вот и сентябрь к нам пожаловал». Про девчат не скажу, а наши, мальчишеские сердечки уже в средине августа горестно в комочек сжимались: скоро опять в школу! Опять эти уроки (вставай не когда хочется, а когда надо!), опять эти домашние задания (пока погода хорошая, только и порезвиться бы на улице, а ты над учебником корпи…).

   Всё внимание взрослых в это время сосредоточено на учащихся и в первую очередь на детворе. Думаю, моим молодым землякам будет не безынтересно знать, какая она, детвора была в военные и послевоенные годы. Время катится неотвратимо быстро, поглощая всё в пучину беспамятства. Последним в Отечественную призывался 1927 год. И у них уже возраст за столетие перевалил. Так что я, 1938 года рождения, вхожу в число последних свидетелей того славного, но трудного времени, по сравнению с которым нынешнее чуть ли не курорт (горько шутит, конечно, прадедушка Толя).

    Так и быть уж, повторюсь вот с этой занимательной историей. Вот приехала как-то в родное село молодая горожаночка («вся из себя»!)– интеллигентная-интеллигентная. И вот пожаловалась односельчанину: у неё-де такая депрессия, такая депрессия! Ну а тот (как-никак, а в своё время семилетку окончил!) вот, к примеру, про компрессию ещё со времён учёбы на курсах механизации знал, про агрессию каждый день по радио долдонят, не говоря уже про профессию и процессию. А вот про депрессию слыхом не слыхивал (про неё тогда ни по радио, ни в газетах), а посему заинтересовался, что это-де такое? Ну та интеллигенточка в учёность вдаваться не стала (всё равно не поймёт!), пояснила просто и доходчиво для не шибко грамотного землячка:

   - Ну это вот когда глаза ни на что не глядели бы, ничего делать не хочется…

    - А! – сразу же смекнул односельчанин и на радостях признался: я-де тоже этой болезнью-то в детстве болел, но меня от неё отец очень здорово излечивал!»

   Та аж встрепенулась вся в чаянии услышать про панацею-то:

   - Чем же это он вас (лечил)?

   А тот, посмотрев на неё, как на не понятливую второклассницу около классной доски (ох, и любят иной раз самаролукские мужички этакими простачками-то прикинуться!), доходчиво-доходчиво поясняет ей:

   - Ремнем!

   Вот что действенное, то действенное это было педагогическое средство воспитания сельской ребятни! Бывало, только глянешь на эту панацею – висящий на видном-видном месте отцовский фронтовой ремень, и никаких тебе увещеваний не надо: сразу же у тебя всяческая депрессия пропадает, сразу же тебя горячее-горячее желание-стремление одолевает какую-нибудь домашнюю работу выполнить. Больше того: даже на уроках чинно сидеть и учебный материал усваивать этот педагогический феномен зело способствовал (ну это после педагогической процедуры в связи с поступившей к родителям из школы негативной информацией на тебя).

   В отличие от своего отца, а моего деда Алексея Яковлевича мой родитель незабвенный Николай Алексеевич не только Ветхий, но и Новый завет-то не читал и с этим вот назиданием иудейского мудреца Соломона: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына» («Книга притчей Соломоновых», 13:25), - знаком не был, а вот, как и все остальные наши отцы-односельчане (матери тоже не отставали от них!), руководился им изрядно.

   Упаси вас Бог, не шибко уважаемые мною поборники ювенальной педагогики, подумать, что из сельских изб только и слышались звуки шлёпающихся ремней о мягкие места сельской ребятни! Неювенальная педагогика тогда была по большей части зрительно-вербальная в виде многозначительности висящего на видном месте ремня. Исконные горожане не знают этого, но оно действительно так: на лошадь, которая с ленцой, более завораживающе действует занесённое над её крупом кнутовище, нежели сам ухлёст кнута. Да ежели ещё это занесение кнутовища сопровождается соответствующей фонетикой и лексикой.

   И что, забитыми выросли?

   То ли из-за скромности, а может, из-за лености, но не шибко-то охочи современные деды и бабушки расказывать о своем малолетстве.

    Да, трудное детство у нас, сельской детворы, в военные и послевоенные годы было. Внукам да правнукам нашим объяснять замучаешься, какой это радостно-сладостный подарок был – привезённый из города калач. Кого это нынче батоном-булкой пшеничного хлеба удивишь? Никто из нас даже по разочку в пионерлагере не побывал. И не потому, что путёвок не давали на сельские школы. А потому, что, если бы и выделили, то кто поехал-то бы? Кто вместо тебя огород будет полоть, сено на покосе согребать, по ягоды в поле и в лес ходить, чтоб на вырученные от продажи денежки обувочку, одёвочку и учебники купить? А главное-то - в чём ехать? Туда же форма нужна – белая рубашечка, штанишки и т. п.

   Но, повторюсь, мы не в обиде на такую жизнь! Были и у нас свои радости. И незабываемые! Это ли не радость – пробежаться ранней весной по проталинкам (только, чтобы ни бабаня, ни маманя не видели – особенно маманя, потому как в войну они, матушки наши, «педагогикой»-то вместо отцов с нами занимались)! Как холодит крупитчатый талый снежок изнежившиеся за зиму пятки! Потом-то, за лето они снова так задубеют, что не всякая стекляшка в них впивалась. А в лесу не раздолье ли? С каким нетерпением, бывало, ждёшь, не дождёшься той благословенной поры, чтоб вволю берёзовым и кленовым соком упиться. А потом эти клены зацветают. Соцветья их тоже знатное лакомство было. А тут уже и луговой («дикий»!) лук на подходе. А про дягиль (мы его «дигелём» называли), который и слаще, и занятнее моркови, я уж и не заикаюсь, только слюнки при воспоминании о нём сглатываю…

   Есть, что доброе и радостное вспомнить, есть, чем гордиться, есть, что передать детям и внукам. Ибо наше самостоянье (самобытность, самодостаточность), оно взращено и зиждется на доброй почве – на любви к родному пепелищу и отеческим гробам. И Россия-матушка нам не «эта страна», а Родина, и без неё мы круглые сироты. Судьбы русичей первой эмиграции уж на что красноречиво доказали это. А вот «выезжанцы» третьей волны эмиграции, говорят, благоденствуют на западе-то. Потому что для них «где дупе тепло, там и родина» (дупой хохлы называют «казённую часть», ну то бишь задницу, от слова «дупло»).

    А вот как нас, ребятню наши мамани в войну уму-разуму учили. Это уже став взрослыми, мы шуткуем: «Потеряв терпение, родители начинают искать не его, потерянное-то, а, увы, ремень. А тогда…   

    Отцу меня в раннем детстве воспитывать и уму-разуму учить не довелось. То три года «действительной» (так тогда срочная служба называлась), то Халхин-Гол, а оттуда прямиком на Финскую («к шапошному разбору», правда, как любил по этому поводу пошутковать он). А вот за четыре года Отечественной – тут уж не до шуток было. Так что все тяготы педагогического процесса всё это время лежали на хрупких плечах моей матушки.

   Насчёт «хрупких плеч» - это я для красного словца. Четыре года она на отцовом довоенном рабочем месте орудовала ломом и лопатой, будучи бригадиром ремонтёров шоссейной дороги Москва – Куйбышев. С темна и до темна вкалывала она со своими двенадцатью товарками – жёнами и вдовами фронтовиков на этой стратегического значения трассе (ныне она через плотину Жигулёвской ГЭС проходит).

   Ну а первенец-то у ефрейтора и кавалера двух медалей «За отвагу» Николая Мухортова отнюдь не ангельского поведения был. Хотя бабаня моя незабвенная Матрёна Емельяновна и стремилась к этому. А посему и на все обедни, и даже на всенощные перед Рождеством и Пасхой водила, так что я, выстаивая многочасовые службы рядышком с аскульскими начетницами, задолго до школы грамоту познавал, правда, церковно-славянскую, которая мне только спустя полвека пригодилась. Но моленья моленьями, а у улицы свои законы. И если, скажем, драка завязывалась или каверза какая затевалась, мне, Овну по гороскопу, как тут было в неё не ввязаться, как тут удержаться и безучастным оказаться?!

   Ну а коль так, то, когда та или иная соседка прибежит, бывало, впопыхах жаловаться на драчуна – эпилог один и тот же: порка. Вот не в порядке подхалимажного восхваления супруги моей, а поучения молодых матерей для - отмечу: она с порога таких жалобщиц отшивала. Пусть-де ребята сами разбираются. Ну и в самом деле (по моим наблюдениям из окна) споро «разбирались»-то: уже через какой-то час после стычки начинали на дворе по новой соборно хаёрить. А вот матушка моя не потому, что в отличие от невестки пединститутов не кончала, а потому что на селе так заведено было – прилюдно и демонстративно «реагировать» на критику твоего ребёнка. Иначе старухи тебя «засудят»: «Это надо, как сорванца-то своего жалеет – разбойником с такими поблажками вырастет!».

   Мне вот и сейчас (спустя без малого семь десятков лет) мысленно, но зримо-зримо видится висящий на стене главный педагогический инструмент матушкин – привезённый с «действительной» (службы) ремень, широкий-широкий и твёрдый-твёрдый. И это благо для меня было, что широкий да твёрдый-то! А вон тётя Дуняша моего ровесника и другаря Сашу Кривова уму-разуму узким да мягким учила, который в мальчишескую задницу-то, знаете, как врезается? А широкий-то да твёрдый, он от неё, как от барабана, отскакивает. Хотя, признаться надо, и отцовский тоже «не хило» врезался-то (Вот и у внуков кое-какую лексику всё равно, что корь или лихорадку, подхватываешь… А ведь на журфаке МГУ у самого Александра свет-Васильевича Калинина по лексике-то «отлично» получил – ох грехи-грехи наши!..). Висел на гвоздике-то на самом видном месте этак назидательно-назидательно и как всегда в нужное (ну это кому нужное, а кому и не шибко нужное-то!) время под руками оказывался.

   Ну в тот раз мы с Петькой Приказчиковым, не помню уж, из-за чего крепко-крепко повздорили. Он хоть и на год старше меня был, а с разбитым носом к своей родной тётушке жаловаться побежал, у которой тогда в учебно-школьное время жил. Ну а та этими же ногами к нам. И всё на свой манер разукрасила. Вот-де проходу не даёт племяннику-то, всё равно, что разбойник какой. Теперь не знай, кому и жаловаться на него – в сельсовет что ли? Ну а матушка моя, не тем будь помянута покойница, однако не выдержанная была. Нет того, чтобы хоть мало-мальски разобраться и в суть дела вникнуть, она сразу же за ремень браться!

   Это вот, скажем, водку на водку (вдругорядь, на другой день) в больной с утра организм принимать – ещё куда ни шло. А побои на побои вчерашние – не приведи Господи! А посему как взвидел я в руках матушки круто вздёрнутый ремень, то сразу же под деревянную кровать стремглав устремился, где у нас тогда на зиму тыквы хранились. Но не тут-то было, меня своевременно (тут опять же: для кого своевременно-то?) за штанину схватили и стали наружу вытаскивать, чтоб экзекуцию-то на просторе произвести. Ну а я в таком смятении два словосочетания, которым меня бабаня сыздетства-малолетства выучила, - вместо «Прости меня Христа ради» - я, из-под кровати-то, будто морковка с грядки выдёргиваемый, возьми и заори заполошно: «Спаси тебя, Господи!».

   Матушка, потом рассказывали, как с ремнём-то, над головой вздёрнутым, услышала это, так сразу и присела в хохоте (истерическом, каком же ещё?). А бабаня тем временем с печи соскочила и давай усовещать её: «Дурища ты, Анка, пра (право слово), дурища! Так мальчонку-то дураком сделаешь!»

   А в другой раз – я тогда с другарями с дощатой крыши бывшего кулацкого (а у кого ещё дощатая-то она могла быть на селе?) погреба, как теперь в городе с горок, с залихватским «И-и!» съезжал. Только теперь умненькие деточки себе под задочки-то дощечку или картоночку подкладывают, а мы естественным покрытием обходились, ну то бишь рубчиковыми штанами. Вот матерьял, так матерьял тогда выпускали – никакие сучки, ни какие задоринки его, бывало, не брали. Но всякой крепости материала предел есть – железо он, конечно, не выдерживал. А я как раз на железный гвоздь на той дощатой крыше-то задницей напоролся.

   Ну задница-то, как говорится, Бог с ней: и не такие раны («Как на собаках!») заживали. А вот что штанину располосовал тем неприметным гвоздём – это беда, так беда! Прибежал я тогда к бабане, она сразу же квасцами (сильнее йода жгли!) рану-то прижигать да пыльцой «чёртова пальца» (так у нас окаменевшие «доисторические моллюски» называли) присыпать. И только было вещественные доказательства-улики принялись сокрывать, мол, с материнских глаз от греха подальше их – матушка тут, как тут!

   Вот что легка, то легка всегда на помине-то была. Бывало, с братаном (он на первом году после войны, осенью сорок шестого на свет появился) то ли корчажкой сметаны или горшочком медка, то ли пудвичками-мешочками лесных орешков или тыквенных семечек, которые лишь по воскресеньям щёлкали да грызли, - только заинтересуемся и ещё, как следует, и сблудить-то не успеем, только слова нераскаянные произнесём, мол,   кабы маманя не прознала, - а она уже тут, как тут. Ну и на тот раз не успели мы с бабаней в суматохе-то ни разорванную штанину окровавленную, ни валенок тоже весь в крови припрятать.

   Ни радио, ни тем более телевизоров тогда на селе не было, но новости, они и тогда со скоростью звука распространялись. Так что матушка уже проинформированная домой-то пришла. Да и улики, как говорится, на лицо. Вот они – и разорванная щтанина неподалёку от входной двери, и валенок с окровавленным голенищем. Вот ведь какое дело-то. Вроде бы мы, тогдашняя детвора, и постились более-менее исправно, и ёдово не ахти какое хитрое было, а кровищи-то, кровищи-то сколько понабежало! «Как из борова»!

   Матушка тогда даже раздеться, как следует, не успела – сразу же за экзекуцию принялась (ну я её где-то и понимаю: штаны-то она меньше недели тому назад, как мне огоревала, добротные-добротные – и на тебе: разорванная штанина прямо перед глазами!). Она хлещет, а я за бабаню на кровати прячусь. А бабаня руками меня от ремня защищает. И когда гнев с матушки сошёл (с львицы по гороскопу!), бабаня, рукава кофтёнки своей заворотив, и промолвила чуть ли не со слезами на глазах: «Анка, Анка! Погляди-ка, что ты с руками моими сделала!» А там уже синяки!

   Забыть ли такое?!

   И про покойницу матушку мою не подумайте плохое. Правильно она поступала, не только разносы делая, но и расправы учиняя. А как же иначе-то с нами, сорванцами, надо было? Без отцов-то когда росли. Ну да и после войны они нам спуску не давали. И хорошо делали. По сверстникам своим и по односельчанам более позднего времени сужу: ни один в тюрьму не попал. Случайно ли это?

      О моей «забитости». В школе, начиная с седьмого и по десятый класс, комсоргом был. После десятилетки на стройке - помощником бригадира комсомольско-молодёжной бригады. В Армии – по окончании Всеармейской школы младших командиров ПВО страны – будучи старшим сержантом, стрелковым взводом командовал. А на гражданке – председателем районного комитета «Комсомольского прожектора», а затем – постоянно членом тольяттинских городского и районного комитетов народного контроля (с 1970 по 1990). После перестройки – староста в родном селе и председатель совета стариков казачьей станицы Ставропольская. Член правления Тольяттинского отдела Волжского казачества.

   Я вот за детьми знакомых наблюдаю: как иные родители разбаловали своих отпрысков-то. Не к добру это! Думаю, тут уместно будет вспомнить назидание одного не шибко положительного героя трагикомедии Евгения Шварца: «Детей надо баловать. Тогда из них вырастут настоящие разбойники!»      

      Как-то, будучи пятиклассником,   горделиво за свои познания поведал матушке насчёт того, с какой громадной скоростью наша Земля обращается вокруг Солнца. Матушку (теперь-то я знаю: львицу по гороскопу) аж взорвало (нашёлся учитель!): «Чего мелешь-то! Иль у тебя глаза на затылке и не видят, как солнышко-то по небу ходит?!».

   Что было взять с «выпускницы» сельской школы-двухлетки? А вот передо мною выпуск «Клуба любознательных» в «Комсомольской правде» от 12. О2. 2011 г. Читаю:

   СОЛНЦЕ ВРАЩАЕТСЯ ВОКРУГ ЗЕМЛИ – с этим средневековым утверждением – о, ужас! – согласились около трети россиян (32 процента). Причём за последние четыре года таких неучей в США около сорока процентов граждан. Так что догоняем потихоньку тамошних неучей.

   На всякий случай газета сообщает:

   НА САМОМ ДЕЛЕ Земля вращается вокруг Солнца. Этот факт был открыт ещё 500 лет назад польским астрономом Николаем Коперником.

Знакомимся далее:

   «ПОЛНЫЙ ОБОРОТ ЗЕМЛЯ ДЕЛАЕТ ВОКРУГ СОЛНЦА ЗА ОДИН МЕСЯЦ» - число согласных с этим нелепейшим пассажем увеличилось с 14 процентов в 2007 до 20 в 2011-м. Прибавилось число выпускников школ, которые на прочь лишены знаний по астрономии?

   Газета комментирует:

   НА САМОМ ДЕЛЕ за сутки Земля вращается вокруг своей оси. За год – вокруг Солнца. Раньше об этом знал третьеклассник.

   А это вот (для подслащения пилюли землякам своим даю!) о забугорной детворе из евангелического издания «Сторожевая башня»:

   «Согласно недавним исследованиям, проведённым по инициативе Европейского совета молодых фермеров, «50 процентов детей, проживающих на территории Европейского союза, не имеют понятия, откуда берётся сахар, три четверти не знают, как растёт хлопок, а более четверти считают, что хлопок берут с овцы. Кроме того, 25 процентов девяти- и десятилетних детей в Великобритании и Нидерландах уверены, что апельсины и оливки произрастают в их странах».

   Что ж, не будем «отчаиваться»: скоро, видимо, и по этому показателю мы догоним «мировое сообщество». Увы, к тому дело идёт…

   Правды ради заглянем в наше прошлое:

    В отличие от анекдотов эти фантастические истории в сороковые и даже пятидесятые годы прошлого века рассказывались, что называется, на полном серьёзе, с установкой на полную достоверность и в качестве правдивых кочевали по стране. И рассказывались они не только на селе, во всяком случае - привозились-то они из города. Где уж там сиволапым додуматься до такого! Вот некоторые из них.

   В Московском зоопарке раскрыли американского шпиона. Как он ловко под обезьяну-то замаскировался и несколько лет собирал и передавал в Америку военные тайны.

    В Китае мужчина родил. Это надо: там, говорят, и так народу косой коси – теперь ещё и мужики примутся рожать!

    Чарли Чаплин обещает миллион тому, кто сможет выпустить двадцать дымовых колец изо рта, а потом нанижет их на одну дымовую струю. То-то у куряк хобби появилось! Одно только смущало: а как докажешь-то? Это «на кино» что ли надо снимать?

    А вот наша академия наук даёт миллион тому, кто найдет третье слово с окончанием на «зо» (авизо вошло в словесный обиход только в наше время). Сколько тогда на Руси «лингвистов» появилось, как популярны тогда орфографические словари стали (и не только у нас, детворы!)!

    Пеньковский продал такие секреты американцам, что его расстрелять было мало – сожгли           в топке. Разоблачён был в начале шестидесятых годов такой продажный полковник в центральном аппарате оборонного ведомства. И опять же украинец, как и большинство предателей в разведывательном ведомстве страны. По подсчётам генерала разведслужбы страны Ивашова число предателей украинцев, начиная с послевоенных лет, достигало 95 процентов (об этом он сообщал в «Аргументах и фактах» где-то в средине 80-х годов прошлого века, выходивших тогда брошюрочным форматом - таблоидом).

      У Боброва (вариант – Бутусов) на правой ноге была красная повязка, Значит, разрешалось только левой ногой, иначе удар может быть смертельным. Приехали американцы, у них на воротах стояла обезьяна (нигде запрета тогда на это не было). Естественно, она берёт любые мячи. Наши проигрывают. В перерыве тренер звонит в Кремль. Попадает на Молотова, просит разрешения Боброву (Бутусову) хоть разочек ударить по воротам правой. Молотов говорит: я такие вопросы не решаю, надо к Сталину обращаться. Сталин берёт трубку и говорит: «В порядке исключения разрешаю товарищу Боброву (Бутусову) в этом матче бить правой!». Бобров ударил: обезьяна – насмерть! Грудная клетка сломана.

    А сколько ходило историй о жене полковника, которая жила с догом, и как он их застрелил «на месте преступления». Наиболее впечатляющим был рассказ о старушке, которая торговала пирожками с человечиной. Как разоблачили её? Случайно. У кого-то часть человеческого ногтя в зубах застряла. Надо сказать, что таких торговок тогда на самарских рынках – и на Воскресенском, и на Троицком, и на Болгарке немало «вкалывало». Представляете, как внимательно и придирчиво стала «исследоваться» их продукция самарянами! Я вот сейчас думаю: злая шутка это была или чей-то антипиар, выражаясь по-современному, на почве конкуренции?

    Диковато читать всё это человеку со средним (советским!) образованием, не говоря уже о тех, кто получил настоящее высшее образование-то? А чтобы вы хотели от населения первых лет послевоенного времени? Вот, например, мои родители 1913 года рождения «проучились две зимы», четырехлетку ввели потом. Таков же уровень образования был и у остальных их ровесников. После войны, чтоб получить среднее образование (и так было до шестидесятых годов прошлого века), надо было, начиная с восьмого класса, платить за учёбу триста рублей в год (для сравнения: месячный оклад моего отца, ремонтера шоссейной дороги тогда был 620 рублей). Откуда у рядового колхозника такие деньги? Проводное радио у нас в селе, например, провели в начале шестидесятых. Газеты выписывали только местная интеллигенция и коммунисты (последние – добровольно, конечно!). Так и видится мне дощатая перегородка упечи (ну как бы кухни), оклеенная нашей областной газетой «Волжская коммуна». В сельсовете и правлении колхоза «Правда» и «Волжская коммуна» уже к вечеру все уходили на самокрутки или умыкались на домашние нужды (ну, например, на кульки под продаваемые на самарских рынках полевые и лесные ягоды). Так что главным источником информации, особенно на селе, были слухи да всяческие сплетни.

    Я всё это вот к чему. По телевизору стали показывать выпускников ВУЗов и всяческих «звёзд», задавая им такие вопросы: «Кто такой Медный всадник?», и не получая на них ответы. Так что на таком вот спаде и даже упадке образовательного уровня теперешней молодёжи и не такие ещё «дикие»-то истории могут нарождаться и возрождаться. Ну, например, певец Александр Невский покорил немецких студентов на Ледовом поле под Псковом, а Александр Суворов, ну это - который хохол Корзун, разоблачил и оклеветал Сталина, осваивавшего сибирские просторы и «построившего» атомно-водородную бомбу…

Знающие люди считают: хорошее образование не может быть избыточным. Потому что непонятно, где оно «выстрелит» и как может пригодиться. Набивший оскомину пример: Менделеев имел тройку по химии. Но если бы тогда родители и учителя сказали: «Ой, Митенька наш - гуманитарий, да не надо его мучить, да зачем ему химия?» - то сидели бы мы сейчас не только без таблицы, а ещё и без сорокаградусной водочки (хлобыстали бы тридцами пяти, а то и сорока пяти градусную).

   А в заключение вот эта былица об учителях.

     В Богатовском районе нашей области, где я тогда, без малого пятьдесят лет тому назад работал в райгазете, была такая учительская династия: прадед, бабушка, дочь и внучка. Про мать и дочку что сказать? Затюканные позднесоветские училки. Про бабушку один только факт. Будучи комсомольцами тридцатых годов, они всей сельской комсомольской организацией, главным образом, учителя и медики по воскресным дням отправлялись в близлежащий лес. С самоваром! Чаевничали, стало быть, на лоне природы-то. Спиртное? Что вы, что вы! Чуть было не написал про завзятых атеистов: мол, упаси Бог!

    А про прадеда вот что. Будучи вдовцом, держал домработницу. А сам целыми днями пропадал в школе. На свои деньги купил тридцать балалаек и организовал струнный оркестр. Чего-де детишкам попусту шалберничать по вечерам? Пусть лучше в школе музицируют!

    Как тут было не подивиться такой щедрости какого-то там сельского учителишки? Тем более, что моя молодая супруга работала в той же школе и получала в месяц, как сейчас помню, 57 рублей 50 копеек. На которые и пару балалаек было не купить…

    А чего удивляться-то такой щедрости того сельского учителя? По данным доктора исторических наук Игоря Сучкова, в 1912 году учитель церковноприходской школы получал 120 рублей в месяц. Если учесть, что килограмм мяса тогда стоил 46 копеек, и перевести эту зарплату на современные деньги, то получится около 50 тысяч в месяц. И столько-то получал самый забитый и забытый работник народного просвещения! В уездной же начальной школе учитель получал уже 360 рублей (по нынешнему курсу цен это уже где-то 150 тысяч рублей). А вот в средней школе, по данным того же ученого, первоначальный оклад учителя составлял (всего!) 900 рублей, а после четырех-пяти лет работы он достигал 2500 рублей (как-то даже рука не поднимается перевести эти деньги на наши - миллион рублей!).

    Вот еще в советские времена кума Анфиса (ИТРовка с азотнотукового завода) побывала в ГДР. Узнала там во время экскурсии: учитель и врач получают по 10 тысяч марок, а инженер - восемь. Потому что, как им пояснили там, инженер "запорет" какой-то механизм - дело поправимое: металл, он и есть металл! А врач и учитель дело с людьми имеют, тут брак на два-три порядка дороже обойдётся!

    А у нас по сю пору: для кого Масленица, а для учителей - Маргариница...

    И как тут не вспомнить слова Антона Павловича Чехова: "Нелепо же платить гроши человеку, который призван воспитывать народ, - вы понимаете? - воспитывать народ!.. за большую, страшно важную работу».

    Прочтет эти горькие слова великого писателя учитель начальной школы и посетует: мол, хоть разочек в год "понелепили" бы меня вот так-то, как это было в " тюрьме народов", - 50-тысячным окладом в месяц! А про миллионный оклад для учителя - это, скажут, его мания величия одолела

   А это вот для моих юных земляков, уже во время учёбы в школе начинающих выбирать себе поле деятельности.

   Учёные психологи изучают частоту возникновения стрессов в жизни человека в зависимости от его рода деятельности. Результаты некоторых исследований представлены вот в этой таблице, опубликованной в лондонской газете «Санди таймс» (виды деятельности оценены по десятибалльной системе).

Шахтёр - 8,3 балла.

Полисмен – 7,7.

Журналист, рабочий-машиностроитель, пилот гражданской авиации – 7,5 балла.

Стоматолог – 7,3.

Актёр – 7,2.

Водитель такси - 6,8 (в России, наверное, выше).

Акушерка – 6,5.

Пожарный – 6,3.

Учитель – 6,2.

Продавец – 5,7.

Водитель автобуса – 5,5.

Крестьянин - 4,8.

Военнослужащий - 4,7 (ну это, конечно, не в «горячей точке»!).

Работник сферы обслуживания - 4,4.

Бухгалтер, инженер, парикмахер, секретарь, адвокат – 4,3.

Архитектор, почтовый служащий – 4,0.

Банковский служащий, программист – 3,7.

Священник – 3,5

Музейный работник – 2,8.

Библиотекарь - 2,0.

    После всего сказанного выше о начале учебного года сентябрьское повествование начну всё же так: вот и первый месяц осени припожаловал – сентябрь-батюшка. Какой плодоносный да тороватый батюшка-то! Но наименования у него не шибко казистые. По-народному он - хмурень, ревун. Всё чаще хмурится небо, а какой ветрище порой налетает – деревца долу клонит, того и гляди оконную раму выдавит. А ещё: ревун. У лосей (а у нас в Самарской Луке одно время и олени были) в окрестных лесах в этом месяце гон (брачная пора) начинается. Призывные стоны коров по сравнению с рёвом лосей - это всё равно, что флейта - и труба (духовая – не печная!). Ну и, конечно, листопадник. И златоцвет! Не знаю, как сейчас у сельских и пригородных школьников, а мы любили, однако, украшать свои учебники жёлтыми листьями, особенно кленовыми. Откроешь, бывало, учебник, а он, кленовый-то, чуть не на всю страницу вельможно распластался. То-то «золотисто»-радостно сердечко твоё расцвечивается и воскрыляется!

   Средняя температура воздуха в сентябре плюс десять градусов, но при этом колеблется от плюс 32 (1890 г.) до минус 8,5 (1881 г)

    Лето закончилось. Ребятня да и взрослые всё больше и больше будут находиться в помещениях. В этой связи привожу одну из дневниковых   записей писателя В. В. Вересаева:

   «Вот что удивительно: значение света для растений мы понимаем очень хорошо; горшки с растениями мы ставим не в углы комнат, а на окна. И этим часто загораживаем свет от самих себя. Пройдите по улицам Москвы, поглядите на окна: по крайней мере половина их доверху заставлена растениями! Бедные дети, от которых родители загораживают и так уже не обильные лучи солнца!»

   Вот поговорки сентябрьские:

«В сентябре одна ягода, и то горькая рябина» (зря это так непочтительно про рябинушку-то!).

«Холоденек батюшка-сентябрь, да кормить горазд» (что-что, а дорогого гостя есть, чем встретить, есть, что на пиршественный стол по этому случаю поставить!).

«В сентябре земля наряжается в зеленя». (То-то радостное зрелище для хлебороба: какой-то месяц тому назад засеянное им озимое поле, теперь, будто в бархатном кафтане! Всё кругом увядает, а оно у тебя зелёное-презелёное!).

«Батюшка-сентябрь не любит баловать» (Что верно, то верно!).

«В сентябре днём погоже, да по утрам негоже».

   Приметы сентябрьские:

«Гром в сентябре предвещает тёплую осень».

«Если журавли летят высоко, не спеша и «разговаривают» - будет стоять хорошая погода по осени».

«Паутина стелется по долу – к теплу. Осенний тенётник – на вёдро».

   Увы, в сентябре начинает желтеть травушка-муравушка. Но зато как радостно видеть цветущие цикорий (что веселит, то веселит глаз это воистину стойкое растение!). Под стать цикорию и анютины глазки (любил я преподносить эти милые цветочки покойной ныне матушке незабвенной Анне Никифоровне, к чему и своих молодых земляков, у кого матери это славное имя – имя матери Пресвятой Богородицы носят) и календула. А ещё и «полевая рябина» не сдаётся – пижма (ко всему прочему весьма полезное растение!)

   Солнечный свет с каждым днём всё убывает и убывает. А деревья всё заметнее начинают желтеть и краснеть. То тут, то там даже в безветренный день с них срываются и тихо-тихо планируют листочки: с берёзы – жёлтые, с осины красные. Но как радостно на фоне осенней листвы видеть молодую зелень отавы и озимей. «Это они бабье лето почуяли, - высказался и о женщинах, и об озимях мой «шеф» - комбайнёр дядя Миша Мухортов (а ещё и сосед), у которого я этим летом в школьные каникулы помощником комбайнёра работал, - Так что готовься, голова (любимое словечко его), к будущей уборке!». Вот некоторые всё сетуют да жалобятся, мол, безрадостное детство и юность у них были. А это вот не радость ли – получить такой посул от своего наставника? И надо ли говорить, как я этак скромно-скромно, как бы между прочим, похвалялся этим посулом как перед родителями, так и перед сверстниками?

   А как начинают трепетать об эту пору сердечки у грибников: вот-вот появятся лесные опятки, а там, глядишь, и груздочки и волжанки-волнушки. Волнушечки-то, ежели добротно сдобренные, не прельстительнее ли груздочков у умелых хозяев получаются (что-что, а вот солить настоящие грибники супругам, дочерям и снохам предпочитают не доверять). А вот варить-мариновать – это пожалуйста. Тут большого ума не надо…

   Итак, началось молодое бабье лето. У селянок и дачниц об эту вот уж воистину страдную для них пору, как говорится, забот полон рот (и ни одну не выплюнешь!). Тут всё разом как-то подкатило – и овощи, и фрукты. Я уж как-то писал и для ради подхалимажа кое перед кем повторюсь: было бы у наших милых трудолюбиц, как у индийского бога Шивы, шесть рук – всем шести бы дело у них нашлось! И солит она, и маринует, и компостирует, ну то бишь компоты и соки творит. А тут ещё повечеру, придя с работы, и муженёк подкатился, обхватил ручищами (он, видите ли, соскучился!) – так и пришибла бы! Да уж больно крепко держит, ну как есть кобелина («Я ещё напомню ему, как он с соседкой-то любезничал!»). А у неё вот как раз и обе руки занятые. Беда с этими мужиками. А без них, говорят, ещё большая беда-то…

   Вон ведь даже как бывает:

     - Почему это ты решила к мужу-то вернуться? – интересуется современная мамаша у ещё более современной дочки.

     - Да нет сил у меня смотреть, как этот негодяй живёт в своё удовольствие!

   1 сентября – Стратилат. «Овсы пошли на спех». На поспевание. То-то отрадная картина для селянина-лошадника! От аскульских стариков слышал, как, по их насмешливым словам, жёнушки каждый раз по приезду с поля их попрекали: вам бы-де только на овсы любоваться, а до остального и дела будто нет! Вот шёл вдоль Долгого колка, не заметил, калина-то поспевает? Ну это всё равно, что нынешнего автолюбителя попрекнуть интересом на цены на бензин, а не, скажем, на ту же овсянку. А овсяную кашку-то любит, между прочим! Хоть и, похваляется, я, мол, шофер первого класса!

   4 сентября – Агафон-огуменник. Знаток русского быта Владимир Даль так о нём повествует: «На Агафона леший из лесу в поле выходит раскидывать снопы по гумнам. Стерегут гумна, в тулупе наизнанку и с кочергой».

   Ну не верю я, чтобы такой благоприятный случай не удосужились использовать те мужики, кто горазд ходить налево! Так и видится мне вот эта завлекательная картина. Поужинав, такой вот «ходок» начинает собираться «на дело». Старательно выворачивает тулуп (пугать, так пугать!), надевает сапоги или лапти не на ту ногу (за огородами переобуется, шельмец этакий!), кушаком обратной стороной препоясывается (не иначе, как в том расчёте, что леший, как увидит такую страшилку, так сразу и обвалится!). Ну и, конечно, кочергу в руки (не только бабам ею мужиков ширять – на доброе дело нынче сгодится!).

   Молодая жёнушка (ну как есть дурочка!) рядом колготится, беспокоится, сердешная: как бы, на гумне-то, с её благоверным «чего не случилось», «чего не вышло»! Как не выйти – ещё как выйдет-то! Ведь всю ночь-ноченскую бдеть придётся!

   А отец-то, отец-то, на такие сборы глядючи, весь от зависти истлевает! Старый-старый, а мысли-то, мысли-то всё равно, что молодые скакуны! Хаживал, хаживал и он в своё время на лешего-то! Наставляет сыночка снохе во устрашение: «Ежели, не дай Бог, лесачиха заявится, ты её кочергой, кочергой по заднице да обхвати её лапищами, чтоб завизжала!» Глядя на оторопелую от таких слов молодую бабёночку, оба тайком перемигиваются…

   А уже в сенях, провожая сына, шепнёт на ухо: «А ежели, не приведи Бог, он и в самом деле заявится на гумно-то, чем чёрт не шутит, не трусь! Перекрестись и молитовку сотвори: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!». Он этого не переносит».

   Смех смехом, а всё же побаивались лешего-то. Да ещё как!

   Почему же ныне-то о них не слыхать? Вот мой покойный родитель, где-то в начале пятидесятых прошлого века возвращаясь запоздно с покоса, повстречался то ли с лесачихой, то ли с волосатой двух с лишним метрового росту бабищей-йеху на пригорке у Гасильной часовни (от часовни ныне только одно название «колодочно-этапное» осталось). Такого стрекача дал, по-солдатски применяясь к местности и используя армейскую сноровку. А ведь не робкого десятка был: три войны прошёл, с двумя медалями «За отвагу» с последней-то вернулся! До самой смерти о таком «рандеву» молчал. Только, видать, крепко-крепко выпивши, мачехе моей тёте Тане Феклистовой признался, а та уже после его смерти об этом самарским студентам растрезвонила. А те её рассказ на областное радио запустили.

   Ну так вот, когда я обо всём этом рассказал своим домашним, обе враз (и жена, и дочь-старшуха) с этакой ехидцей вопросили меня: «А сколько он тогда принял, когда домой-то возвращался?» Ну ни такие ли мы скептики да насмешники стали. А между тем встречаются, сказывают, и ныне в Самарской Луке и с лешими, и с другими представителями нечистой силы, но – помалкивают! Опасаясь, засмеют ведь…

   А главное-то вот что: бесы (по-исламски шайтаны) стараются не отставать от «прогресса». А посему являются людям по их разумению. В былые времена – в виде леших и лесачих, домовых, водяных и русалок, нынче – всё больше «инопланетянами», на летающих тарелках, в блестящих комбинезонах, представителями космического разума прикидываются, а вместо домовых ещё и полтергейстом.

   Ну а когда ещё, посудите сами, ему, лешему-то, и объявляться на гумнах, как не об эту самую пору, когда по ночам на улице ещё тепло, а уборочная страда на исходе? Не в самый же разгар жнитва, когда пролившие не семь, а все семьдесят семь потов в поле мужики спят – чего там: дрыхнут «без задних ног». Тут им не то, что леший, а сама Василиса Прекрасная без всяческого облачения заявись снопы-то разбрасывать, так мужик от изнеможения рукой не пошевельнёт. Не то, чтобы, как по тревоге, вскочить – и в атаку на Василисушку-то! А сердечко-то болит у хозяйственного мужичка: жалко ему плоды своего воистину самоотверженного труда, попранные этим вражиной. Кому-то надо укоротить его!

   Когда наш доморощенный «историк» дедушка Кузя М -ков на воскресных посиделках на завалинке рассказывал про такие страсти, то аскульские мужики, бывало, весьма и весьма сожалели, что теперь за селом нет ни гумен, ни овинов и что такой обычай «вышел из моды». А то бы, глядишь, и они, как и их деды и прадеды в молодости, не посчитали бы для себя обременительным «подежурить» этой ночкой на гумне. Может быть, и к ним бы наведалась этой ночкой какая-нибудь «лесачиха» из Соснового Солонца, пока тамошние мужички сладким сновидениям предаются....

   Однако обратимся к устному народному творчеству, чтобы «снять покров тайны» с этого приснопамятного нашим дедам и прадедам «мероприятия».

Пойду ночью я в овин.

Там, бают, овинный

Ждёт солдаток он и вдов

На пир-именины.

   А теперь слово самому овиннику-огуменнику:

Коль пришла ко мне в овин,

Антирес у нас один.

Для такого антиреса

Будем тешить с тобой беса.

   Но вот какие после такого общения сетования:

Ночь в овине провела,

С «лешим» Ванькою вождалася.

Сказал, свататься приду –

Ждала – не дождалася.

   А это вот ещё горше:

Огуменник, огуменник,

Эх, какой же ты изменник!

Я таковского иуду

По гроб жизни не забуду!

   Случалось. И в те поры случалось: не только парни, а и молодые мужики на обман шли. И не только девок, а и бабёнок одиноких. Когда дрожмя дрожит и стонет «от страха»-то в темноте овина, много чего, бывает, наобещает, шельмец этакий. И дровец наготовить, и сенца возок привезти, и полмешочка мучки по ночухе из амбара принести («Ты только дверь не запирай!»), а наутро всё-всё позабыл. Знать, и тогда… Охо-хо-хо! Это вот у нас, стариков, теперь слово-то, что кремень, а на молодежь надёжа плохая. Обманут и носа не почешут! Из запаса накопленной за многие лета мудрости своей дедушка Толя в домёк жигулёвским красным девицам всё это расточает!

   Но вот какое дело-то: они, лешие-то, не только на гумнах да в овинах орудовали. Вот как об этом в одной «разоблачительной» частушечке:

Ко мне леший приходил

И всю ночь со мной пробыл.

Только сын похож с лица

На Ванюшку подлеца.

Обещал: женюсь, женюся –

Никак сватов не дождуся.

   Знать, хитрили «противоогуменщики»: заместо гумна, пользуясь случаем, ещё кое-куда шастали. Особенно, говорят, складно это у кулугурских (старообрядческих) мужиков получалось. У них, как свидетельствует уже упоминавшийся мною знаток старообрядческого быта писатель Мельников-Печерский, такие шашни не грехом считались, а «падением», а таковое проще простого замолить. Помолился да денёк попостился, перед образами истово постоял – и будто заново народился. Прямоходом можно в рай угодить.

   Раньше в моих родных Аскулах старообрядцы-кулугуры чуть ли не треть населения составляли. Вот как дружно меж собой жили: аж на три секты подразделились: «По малому началу», «По большому началу и «Сёмушкиной веры». Сказывали, этот самый Сёмушка, из Самары прибывший («Не с Троицкого ли рынка, который самарские горчишники облюбовали?» – изгалялись аскульские скалозубы), из числа отщепенцев из первых двух сект организовал свою. Ныне мы все вместе в нашем местном храме богослужения отправляем. Благо, отец Иов сообщил иноверцам, что Постановлением Синода старообрядческое двуперстное крестное знамение в церковно-православных храмах теперь не возбраняется.

   Не помню уж, кто из древних римлян сказал: в любом деле ищи ответ на вопрос, кому это выгодно? Кому были выгодны так называемые приметы о нечистой силе и кто их, следовательно, распространял? Кто мог извлечь какую-то пользу из них для себя? Вы, конечно, догадались, кто: знахари, колдуны, ведьмы, шептуньи… Им этой ночью приваливала работёнка и, следовательно, заработок. Тут уж они себя, что называется, не жалели! Как говорится, из кожи лезли, старались изо всех сил (показушно, конечно!), заклиная-заговаривая этих самых леших. Окропляли гумна, риги и овины «четверговой водицей» (не путать её с крещенской!), творили иные лукаводейства. И вы думаете, простодушные предки им не верили? Вы вот сами-то вспомните-ка, а не пользовалась ли услугами агентов параллельного мира, ну то бишь всяческих экстрасенсов, тогдашних колдунов и ведьм и не набирала ли так называемую «четверговую водицу» ваша дальняя родственница и знакомая? Случайно ли в нашем Сосновом Солонце число колдуний и шептуний по сравнению с советскими и даже дореволюционными временами возросло более чем в десять раз? По самарским городам у меня данных нет, но думаю, пропорция такая же. А скорее всего повыше, потому как зело падки интеллектуалки-горожаночки на всякую экстрасенсорику-то. Ну предки-то наши были тёмными, а почему же при нынешней «светлоте» такое? Увы, в течение столетий и столетий растёт и растёт объём знаний человеческих, но – не ума и сообразительности. Взрослеем век от века, но не умнеем…

   5 сентября – Лупа. Что любили, то любили аскульские охальники рифмовать имя этого мученика…

   У Даля: «На святого Лупу овёс морозом лупит. Первые заморозки». А порядок их, по народному месяцеслову (на основе многолетних наблюдений), таков: «Лупенские, покровские, екатерининские, михайловские». А посему халупнику (так прозывали на Руси бобыля, безземельного крестьянина, у которого, однако, своя избушка и огород) такой совет из месяцеслова: «На мученика Лупу латай свою халупу». А это уже всем: «На святого Иринея заделывай рамы по теплее».

   А чего ждать-то? Чуть по больше, чем через неделю по старому стилю, начинается осень. А там и не заметишь, как «зима катит в глаза».

    Вам понадобилась замазка, а «сбегать» в ближайший магазин, как например, из Аскул в Сосновый Солонец, что в четырёх километрах от нас, нет возможности. Не тревожьтесь: прадедушка Толя вот что вам «надыбал» из   стародавнего источника.

   Вы её, замазку-то можете приготовить сами, если воспользуетесь старинными советами наших прадедушек и прабабушек. Они не ходили в её поисках по хозяйственным магазинам, а делали всё сами из подручных средств. Вот некоторые практические советы «для всех желающих себе и своему хозяйству пользы», как то вещается в сборнике «Будни богатства», вышедшем в свет в 1882 году и посвящённом «всем честным труженикам».

                                «Дешёвые замазки для окон и дверей.

   Истолчённый и просеянный мел замесить на сметане, хорошенько размять и этой белой (под цвет рам и косяков) красивой мягкой и не пристающей плотно к дереву замазкой наполнить оконные щели.

   Взять две трети речного песка и одну треть ржаной муки, хорошенько смешать, облить кипятком так, чтобы сделалось тесто, и замазка готова. Весной, когда придёт время вынимать из окон рамы, нужно несколько раз прочертить тупым ножом по замазке и потрясти раму, она свободно выйдет из своего места, а замазка отвалится (В назидание землякам прадедушка Толя вот что от себя поведает: знакомый дачник, «ну чтоб осенью и зимой в окна не дуло», законопатил их замазкой на олифе – который год рамы вынуть не может!). Если на колодах окон и останется немного замазки, её легко стереть тряпкой, смоченной в тёплой воде.

   Оконная замазка. Смешать как можно лучше одну часть ржаной муки с двумя частями мелкого песка; налить столько кипятка, чтобы получилось тесто, которым и замазывать окна посредством лопаточки или ножа. От излишка песка замазка делается рыхлой, а от избытка муки – слишком крепкой.

   Замазка для дерева.

   Для замазывания щелей и отверстий в деревянных вещах и предметах употребляют такую замазку. Смешивают по одной части гашёной и распавшейся в порошок на воздухе извести и ржаной муки, смачивают слегка водой и превращают в тесто».

     А это вот современные хозяйственные советы:

   «Чтобы отвернуть заржавевшую гайку, нанесите на резьбу три-четыре капли керосина, и гайка почти без усилий отвернётся.

   Случается при резке стекла линейка скользит, и стеклорез чертит неровную линию. Приклейте к нижней части линейки несколько кусочков тонкой резины (например, от медицинских перчаток), и с этой неприятностью будет покончено.

   Если вдоль бороздки, нанесённой стеклорезом, наклеить скотч или мокрую газету, то при постукивании трещина пойдёт точно по нужной линии.

   Чтобы колпачок не приклеивался к тюбику с клеем, протрите резьбу насухо и слегка смажьте её машинным маслом, тавотом или вазелином».

Ну заодно уж о том, что и когда лучше всего делать:

   На приём к дантисту лучше идти после обеда, так как в это время повышается порог болевой чувствительности, обезболивание становится более эффективным.

   Большой объём работы планируйте с 10 до 12 часов и с 15 до 18 часов, когда проявляется максимум трудоспособности.

   Немецкие специалисты из института Макса Планка доказали, что, помимо основного ночного сна,, человеку необходимы ещё три короткие передышки – в 9, 13 и 17 часов. При этом достаточно подремать всего 10 – 15 минут, хотя бы опустив голову на руки, чтобы вновь вернулись бодрость и свежесть..

    А это вот из фольклора самаролукских пчеловодов: «На Лупу готовься к осиному отлупу». Дело в том, что к этому времени все садовые ягоды поспели, собраны или облетели. А это главный провиант осиный. Вот они (ну как есть квартирное жульё!) и устремляются в пчелиные ульи. Настоящие бандюки и городские разбойники, они нахрапом лезут в леток. И насельники ослабленного по той или иной причине улья практически бессильны перед этими экспроприаторами.

   Намедни мой старый знакомый Владимир Иванович, знакомя меня со своей оборудованной, что называется, по последнему слову пчеловодства пасекой, перед одним из ульев аж остолбенел: «Ну всё! Считай, погибла эта семья!» В левую сторону летка сплошной чередой (как бывшему командиру стрелкового взвода старшему сержанту срочной службы так и хочется сказать: в колонну по одному) лезли и лезли осы.

   Не всё пропало, Иваныч! Вот по этому поводу совет другого моего приятеля потомственного пчеловода Евгения Андреевича Веретенникова. Вот суть этого совета: наземь перед летком поставить с обеих сторон улья две бутылки с сытой (сиропом), необязательно медовой, сгодится и сахар. Лучше всего сыту разбавить кваском. Эти «гурманы», видете ли, «уважают» не просто сладкое, а кисло-сладкое (видимо, по аналогии с ягодами, тоже кисло-сладкими). Время от времени бутылки надо встряхивать, чтоб этим тварям скользко было выбираться через горлышко бутылки наружу. Но большинство из них барахтаются в сыте. Такой вот карачун им надо устраивать.

   Лишённые возможности выслушивать прогнозы телевизионных «прорицательниц», наши предки судили о том, что ожидает их, по приметам. О предстоящей осени и начале зимы вот некоторые из них:

«Коли спелый овёс в другой раз зазеленеет - осень будет ненастная».

«Если мало тенётника, дикие гуси садятся, а скворцы не отлетают - осень будет протяжная и сухая».

«Много тенётника на бабье лето - к ясной осени и холодной зиме».

«В лесу много рябины - осень будет дождливая, если же мало - сухая».

«Пока лист с вишен не опал, сколько бы снегу ни выпало, оттепель сгонит его».           

   8 сентября - Наталья-овсяница.

   Начинается уборка овса. Радостная пора наступала для справных мужиков, у кого лошади имеются. Особенно, если овсы уродились знатно, чуть ли не по пояс хозяину величаво стоят! А неподалёку от овсяной нивы в нетерпении сучит ногами дедов Игренька (игреневого, ну то бишь рыжего со светлыми гривой и хвостом окраса) - так, видать, хочется, так чается ему зрелым, но ещё мягковатым овсецом полакомиться!

   Помню, приехала к нам в поле водовозка с бочкой воды, чтоб «напоить» наш перегревшийся комбайн. «Вон гляди, - показал мне на заморённую лошадку мой «шеф» комбайнёр дядя Миша Мухортов, - на пшеничку-то она и глазом не ведёт. А убирали бы мы с тобой, голова, овёс – поперёд комбайна бы прямо с бочкой побежала. Уважают они, лошадки-то, овсецо». Дело прошлое, но с горечью поведаю: «уважали» в то время колхозные лошадки овёс-то зрительно, доставался он только председателевой лошадке…

Ах, Натальюшка-Наташа,

Люба нам овсяна каша!

Овсяной кисель нам есть

Да молиться в твою честь.

И лошадкам овёс гож,

Они славят тебя тож.

   Из сказанного выше ясно, что в отличие от лошадок прежнего времени колхозные не славили святую Наталью не по причине своего тогдашнего «атеизма»…

«Несёт Наталья в овин овсяной блин». Работникам.

   Почитали Наталью-овсяницу все: и стар и млад, и бабы и мужики. Что питательно, то питательно, что вкусно, то вкусно любое ёдово из сего любимого на Руси злака: будь то блины или каша.

   Ну вон хоть, как пушкинского попа, толоконным лбом меня обзовите, но умолчу ли я об этом самом толокне-то?! Хошь блины, хошь пироги из толокна, ну то бишь муки из поджаренного (а предварительно ещё и пропаренного!) овсеца (готовили тогда таковскую самарские умельцы-мукомолы) – ум отъешь! Ну да она, овсяная кашка и не толокняная зело вкусна и съедобна: из-за стола-то, бывалоча, нас чуть ли не подъёмным краном приходилось оттаскивать.

     Не только для русичей благоутробна овсяная кашка-то. Вон даже англицкие лорды с превеликим удовольствием ежеутренне её вкушать любят. Напомнить ли вам фразу из популярного телефильма про Шерлока Холмса: «Овсянка, сэр!»? А совсем недавно по телеку узнал, оказывается, и глава финансового мира Девид Рокфеллер кажинное утро овсяной кашкой благоутроблялся.

   Да чего далеко ходить-то? Сам я тоже кажинное утро себя ею ублажаю, при этом на англицкий манер к столу себя приглашая: «Овсянка, сэр!»

        Нет слов, хорош кисель из картофельного крахмала, но овсяному он, как говорится, и в подмётки не годится. Я в свои молодые лета всё думал, что это вот только мы, сельская детвора, киселями любили ублажаться, ан, нет. И барские детки тоже! Вон великий русский сатирик Салтыков-Щедрин, у которого мало на что хороших слов доставало, а про кисель-то чуть не поэму накатал (см. сказку «Кисель»).

   А эта вот поговорка буквально выстрадана у мужиков: «Не вырастет овёс – намаешься до слёз». Ну дома ещё ладно: и сенцом обойдёшься, а в дальнюю дорогу на лошади как без овса-то?! А дальних дорог особенно в зимнюю пору у наших предков-самаролукцев немало было. Это не только по сено в Ширяевские или заволжские луга езжать, а и в Самару, Сызрань или в губернский город Симбирск. Вот и при царях-батюшках, которых ныне по-русски не удержно возносить стали, знать, чиновники-то «заскоками памяти» не меньше нынешних страдали. Самара в ранге губернского города, что называется, под боком была, а вот поди ж ты: Сызранский уезд, куда Богородская (в просторечии – Аскульская) волость входила, подчинялся Симбирску. Вместо каких-то тридцати в Самару – в Симбирск-то чуть ли не две сотни верст за каким-нибудь документиком из тех же Аскул приходилось преодолевать.

    Да, да, не выпускали из головы хозяйственные мужики эту поговорочку: «Не вырастет овёс – намаешься до слёз». Бабаня моя незабвенная Матрёна Емельяновна с доброй усмешкой вспоминала своего покойного мужа: «Чуть что, а Никифор Яковлич овсы умотал в поле смотреть!» Оно и понятно: повториться придётся - овёс в ту пору для крестьянина был, что вот нынче бензин хоть для селянина, хоть для горожанина.

   Примета сего дня: «Холодный утренник на Наталью предвещает раннюю и холодную зиму». Ну а насчёт косьбы овса – это где как: где на Наталью только закашивают, а где уже докашивают этот ценнейший для селянина злак. Велика Россия-матушка! Помню, в начале шестидесятых прошлого века работая в Чапаевской межрайонной газете, я в конце лета приехал в родные Аскулы. К моему великому-великому удивлению тогдашнему, выясняется: если в колхозах и совхозах Колдыбанского, Пестравского и других районов Чапаевской зоны с пшеничкой (озимой, конечно) уже убрались, то у нас в Самарской Луке уборку её только начинали. А расстояние-то (по прямой) – каких-то двадцать – сорок вёрст. Дело в том, что Самарская Лука – нагорье.

    Ещё пример: однажды на ноябрьские праздники у нас в Аскулах и Сосновом Солонце снегу выше щиколотки навалило – спускаемся на автомобиле с нагорья к Жигулёвскому автовокзалу, а там красны девицы и молодые бабёночки в туфельках щеголяют! Чуть ли не на полмесяца у нас на нагорье-то весна позднее, а зима раньше наступает. И в Месяцеслове народном это мудро учитывается!

   Почему у этого месяца такого вот ещё наименованьица или хотя бы прозвища нет – грибозаманщик? Вот и охотникам (хотя бы гусятникам), и рыбарям в Месяцеслове Владимира свет-Иваныча место нашлось – но не грибникам! Хотя понять в те поры его можно было.

Из мужского населения в моем родном селе Аскулы в старину грибничеством занимался, пожалуй, один только местный иерей. Бабаня вспоминала: "Бывало, увидишь корешки грибные, ножичком срезанные - значит, тут батюшка побывал". А что ему? Заутреню в праздник или "часы" в будни отслужил и айда-пошел в лес по грибочки! А все остальные мои земляки грибы "ломали". Так и говорилось еще в пору моего отрочества: "Наломал (не набрал!) корзину груздей".

    Ну кто мог тогда позволить себе пойти по грибы с ножичком? Фабричная вещь, металлическая, она дорогая!

   А вот для нынешних мужиков грибничество стало повальной страстью. А впрягусь-ка я в пристяжку боготворимому мною Владимиру свет-Иванычу да и распространюсь на всю нашу благословенную губернию об этом массовом увлечении на   уровне страсти.

   «Эх, грибы-грибочки, тёмные лесочки!.. Кто вас смолоду не забывал, кто на старости не вспоминал?.. Человек человечьим живёт, пока душа из тела не вынута». От себя к этому воистину чуть ли не гимну из эпопеи Мельникова-Печерского прадедушке Толе что и остаётся присовокупить: «Что верно, то верно!».

   Не помню уж, кто (не Стендаль ли?) сказал: «Надо жить страстями! Ну то бишь не просто с охотой, а с большой охотой относиться к жизни. Нет никаких страстей – одна отрада: сидеть у телевизора или ноутбука. Поведаю землякам о моей грибной страсти.                

    Любая охота, будь то на лесных зверей, на рыбу или грибы - это глубочайшая страсть. Бывают, правда, еще увлечения - даже в очень тяжелой форме. Я тут имею в виду всякого рода собирателей и коллекционеров - есть такие заядлые, что готовы супружескую комбинашку загнать, лишь бы раритетную спичечную коробочку купить. И все-таки страсть, будь то грибная, рыбацкая или охотничья - это, братцы, совсем другое дело.

    Охотники (настоящие, заядлые!) будь то звероловы, рыболовы или грибники - они по преимуществу однолюбы в своем всепоглощающем влечении. И страсть эта часто передается по наследству. Я вот по бабане Матрене Емельяновне грибник. И дети, и внуки в меня. А вот родитель мой в "грибничество" ударился по супруге своей и матушке моей. А в отца-зверолова не пошел. От отца ему и ружье в наследство досталось: так года три без употребления и пролежало, после чего он передарил его брату.

    Дед же Алексей Яковлевич истый зверолов был (как пчеловода по основной профессии его еще на бортничество немножко хватало). А грибами в их доме даже и не пахло. Хотя вкушать их за праздничным столом у любимой сношеньки - моей покойной матушки Анны Никифоровны - особенно в "компании" с чаркой горькой зело любил! Собирать же их, видно, страсти не хватало. Нераздвоенная она, настоящая страсть-то, и сила ее в этом такова. Знаю одну сельчанку с Самарской Луки: если ее "гриболюбие" сравнить с любовной страстью, то это истая царица Тамара, а то и Клеопатра - "две в одном флаконе".

    Кстати, вы можете представить себе, чтобы такие заядлые охотники как Некрасов, Тургенев, Хрущев, Брежнев, с лукошечками бы еще и по грибы ходили?!

  

    Вот уже третий день подряд, как из ведра, льет дождь. Кому-то эта арифметика "днеисчисления" (третий!) и невдомек, но не грибнику! На третий день после дождя (особенно после такого изобильного!) обязательно появляются (аки воскресают они, мои ненаглядные!) грибы!

    Усидишь ли?! Даже если б благоверная и предложила (представьте на минуту такое!): "А не ходи-ка ты, старый хрен, в такую непогодь да во темный лес. А давай-ка заместо этого воссядем с тобой за пиршественный стол да будем вдвоем вкушать сладку водочку..." И ты, хоть и большой любитель этой "заразы", обреченно отречешься от этого заманчивого предложения: "Потом, потом, старуха!". Мол, не искушай меня без нужды!

    Облачишься в дождевичок, обуешь резиновые или кирзовые сапоги - и понесла тебя нелегкая в лес. Несмотря на старческие радикулиты и прострелы, полетишь ты туда, как на крыльях. На любимые приметы и приметочки. Ее, эту любую твоему сердцу приметочку, блюдешь, как невесту или жену. И первый день открытия ее, он навсегда в памяти твоей. Нет, памятны тебе не день или год открытия, а то особое состояние души, как при первой встрече с любимой девушкой во дни благословенного отрочества и юношества твоего!

    И помчишься ты на эту примету сломя голову. Как тот молодой любовник к своей зазнобушке в соседнее село - километров этак за десять, в ночи и лесом (а ну как с волком, кабаном или даже медведем столкнешься!) - всё тебе нипочем!

    Об этой же страсти, будучи в эмиграции, в тоске по России, писал такой же заядлый грибник Борис Ширяев: "Полон творений Господних темный лес, и каждое хвалу своему Создателю воспевает. Вот хоть грибы, уж, кажется, проще их нет созданий. Бабам да ребятишкам лишь ими заниматься. А погляди, у каждого свой обычай. Стоит пузатый гриб-боровик, как купец, раздулся. Нашел - ищи рядом другой. Всегда парой живут. А грузди - те скопом, в кучу собьются, сухим листом укроются и прижухнутся в тайности. Осенью опенки на пнища гнилые набегут, что цыплята под наседку. Бери их всех горстью".

    Заметили: кто у Ширяева в грибниках-то числится? Бабы да рябятишки! Оно и понятно: мужику-крестьянину в круговороте его дел до такой "забавы" недосуг было.

   Местные грибники, мы на грибы-то «охотимся» аккуратно, коленопреклоненно и с ножичками (места-то родные!). А вот приезжие горожане, набеги на грибные места творящие, зачастую вырывают их в спешке с корнем, а потом уже в руках корешки обрезают. Варварство! Сердце кровью обливается, когда видишь эти вырванные с корнем обрезки...

    Три-четыре таких вот "набега" на грибное место, и оно захирело, а то и совсем загибло.

    Еще в пору моего отрочества в каждом погребе стояло по две кадушки грибов (минимум шесть ведер спрессованных грузом груздей или волнушек-волжанок - полупудовыми гирями!). А нынче где это насобирать такую уйму грибов? Повыродились они после таких вот варварских массовых набегов горожан...

    Порушенная грибница восстанавливается очень медленно. И, по-моему, даже неохотно: грибы, они ведь живые, всё-всё понимают! Вот намедни телесюжет по самарскому каналу видел про то, как в Жигулевском заповеднике женьшень стали выращивать. И что вы думаете?! По причине недостаточного внимания к нему он в этом году, по словам "хожалки" за ним, закапризничал и на месяц раньше срока в "спячку" ударился. Она же рассказывала: китайцы, прежде чем выкопать в тайге корень для посадки у себя, становились перед ним на колени и творили обряд-поклонение! А наши грибки чем хуже, чем не "благороднее" тамошнего женьшеня?!

    В жизни каждого страстного охотника (зверолова, рыболова, грибника) есть памятные (сногшибательные!) события. Любят они попохваляться ими, а зачастую похвастаться:

    - Убил тако-ого кабанища! Если бы не моя меткость, не сидеть бы мне с вами. Как танк, пер на меня!

    - А я однажды поймал тако-ого сома - сам не знаю, как он меня в Волгу вместе с удочкой не утащил!

    Я скажу так: не шибко-то верьте таким росказням зверо- и рыболовов. Им соврать - это все равно, что нам, грибникам, высморкаться: раз - и готово! А я вот расскажу действительный случай. И некоторые свидетели его еще живы-здоровы и не дадут соврать мне.

    Ну так вот. Прослышал мой кум Виктор Анисимов, тоже заядлейший грибник, про одно грибное место - "злачное и обильное". Добрались на этот остров в Сусканском заливе мы на лодке. Я таких опят в жизни не видел: большие, мясистые, как свинухи. Не поверите: по шесть мешков мы их за каких-то три-четыре часа насобирали-нарезали (поздняя осень была, утром-то они поначалу еще в снегу скрывались).

    Часов до двух ночи мы с супругой "занимались" с ними: на кухне от плиты, как в парной было. А наутро - новая "экспедиция". На сей раз только по пять мешков насобирали. Жена, как взвидела эту "гору" - в "штыковую" пошла: "Возись с ними сам! Ты в отпуске, а я сегодня весь день на работе была. Как твои грибы, варёная пришла!.." "Твои грибы"!.. Ох уж эти женщины!..

    Что было делать? Все трехлитровые банки еще вчера были заполнены. Пришлось разложить грибы в комнате на полу, подложив, что под руку попало (только не газеты!). Неделю целую возился с ними. И высушил! И вот сидим мы как-то зимой у нас за столом дружеской компанией (тогда 30-40 лет назад скудновато, но весело и дружно жилось!). На столе сковородища жареного хека (очень вкусно супруга его готовила), картошечка, селедочка (ни в какой не в "шубе" - в естественном виде!), помидорчики, огурчики - чего еще надо?!

    И вот я с этаким мечтательным видом произношу:

    - Сейчас бы грибков жареных...

    За столом взрыв хохота:

    - Ха! тебе бы еще, может, птичьего молочка?!

    Я жене миг-миг, и она тут же удаляется на кухню. А там уже на сковородке заранее приготовленные мною (отмоченные и обваренные) те самые сушеные опята. И через каких-то пять минут на столе "кипит-хлюпит" сковородка с ними. Вот уж радость была!

    Без малого сорок лет минуло с того дружеского застолья, а я, как вживую, вижу изумлённые лица любых моему сердечку друзей-побратимов. Хорошо посидели!

    Ну а закончу я вот этой присказкой, любят у нас в селе говаривать так:

Будем мы грибки едати,

Нужды-горюшка не знати!

    Зело питательны и пользительны они. Говорят, паче курятины - ну то бишь лучше!

   10 сентября – Моисей Мурин (ну то бишь чёрный, эфиоп-арап).

   В Четьи-Минеях о нём так рассказывается. Однажды увидев стадо овец и при них пастуха, Моисей Мурин задумал было убить его, и, когда это не удалось, чтобы выместить свою злость, он «убил четыре изрядныя (хорошие-отличные) овцы, и обрав их, мяса добрейше изъяде, овчины же на вине пропил.

   Преподобный Моисей Мурин, ну то бишь Чёрный, потому как эфиоп, жил в Египте в 1У веке. Атаман разбойников, известный своей жестокостью убийца и к тому же запойный пьянница. Но раскаялся в своих злодеяниях, оставил разбой и своих другарей и предал себя в повиновение и послушание игумену и братиям. Многие разбойники, слышав о перерождении Моисея, тоже покаялись и стали монахами.

   И вы думаете, демоны так вот сразу – «с ходу» выпустили из своих сетей такого «клиента»? Нет,            долгонько не оставляли Моисея воспоминания о прежней жизни (как говорится, не вожжами, а «сладостными» воспоминаниями удерживали-то!). Особенно мучила жажда пить вино (добровольно бросившим пить, как например, тогдашнему дедушке Толе, эти муки хорошо ведомы!) и плотская брань, ну то бишь матерщина. Но прибегнув совету опытного старца (таковые нам в своё время хорошо знакомы были по парткомиссиям райкомов и горкомов – стражи морального облика коммуниста), Моисей стал изнурять плоть сильным постом и бдением. Шесть лет он целыми ночами простаивал на молитве. Но и это не смирило его вожделений. Тогда он стал проводить ночи, нося из дальнего колодца воду для монастырской братии, не способных по старости наносить себе воды.

    Вот это повернее будет для потушения страстей! Я уже писал, как аскульские солдатки в Отечественную усмиряли свою плоть по ночам пилкой и колкой дров. Эти долгие усилия, соединённые с решимостью избавиться от   мучительных страстей и с молитвами его старца Исидора, дали свой плод – помыслы о блуде и винопитии наконец-то оставили Моисея. Ну и время, конечно, видимо, помогало ему в этом: старость, она очень хороший наставник и руководитель на пути к праведной жизни.

   Преподобному Моисею Мурину молятся о помощи в избавлении от страстей пьянства и блуда и об обращении ко Христу душ, запятнавших себя тяжкими преступлениями    

   Так же вот и раскаявшаяся блудница Мария Египетская явила собой миру пример исключительного благонравия. И так же вот, как и Моисей Мурин пьяницам, она споспешествует падшим женщинам в исправлении и очищении греха. Читаешь вот такие жития святых – дивишься и умилению предаёшься: как милостив Господь Бог к грешным и окаянным детям своим!

    В православном Предании есть такие замечательные строки: «Если мы попадём в рай, то удивимся трём вещам: мы не увидим в раю тех, кто там должен быть, по нашим человеческим понятиям; мы увидим тех, кого вроде бы там быть не должно; и, наконец, мы удивимся, что сами там оказались». И в первую очередь, думаю, удивятся наши святоши.

   По этому поводу есть анекдот, в котором ангел водит по аду душу усопшего по раю и показывает здания, в которых живут представители разных вероисповеданий. И лишь в одном месте он переходит на шёпот и просит почившего говорить по тише, поясняя ему: в этом доме живут православные, которые уверены, что в раю тут они одни. Увы, анекдот этот родился не на пустом месте. Побеседуйте с православными святошами, и вы узнаете, что спасутся и в рай попадут только православные. Инославным (не только баптистам, но и правоверным католикам) путь туда заказан. А мы в Аскулах от наших старообрядцев-кулугуров доподлинно знали: и из православных-то спасутся только они, кулугуры, и ни в коем случае – мы, воцерковлённые.    Приведу только один факт их «толерантности» и человеколюбия. В нашем не таком уж и громадном селе они подразделились аж на три «начала» (секты)! И, конечно же, по-настоящему православной была только своя из этих трёх сект…

     А хозяйственное наименование у этого дня такое: «Скирдницы. Хлеб складывают в одонья, кади, склады» (Даль).

   Конечно, сжатое жито лучше бы сразу на гумно свезти, да не каждому это способно было. Ну да ничего, пусть пока в одоньях и скирдах полежит. По силе-возможности и в ригу перевезётся…

На Мурина Моисея

Живёт в радости Расея:

Жито сжато всё кругом -

На гумно снопы – потом.

   Не сведущий человек изумиться может: «А чего это они Мурина-то ждали, чтоб хлеб скирдовать? А чем это они до этого занимались? Неужели?..». Никаких «неужели». Своими мерками наших предков не мерьте! За время четырехмесячной страды некоторые из них даже вкус «горькой»-то начинали подзабывать. Возить на гумна и складывать снопы в риги будут потом. Сейчас не до этого. Вот в каких условиях трудились наши с вами предки. Казалось бы, куда уж лучше бы сразу снопы в укрытое место от всяческих осадков складировать – руки не доходили до этого: овёс, гречу надо до дождей убрать!

    А теперь вот и до них дошли руки (после того, как отсеяли озимые). Теперь их скирдовать в ригах (под навесом!) начнут. А обмолот их по мере возможности (цепами, вручную) аж до Рождества будет продолжаться. Ничего страшного! Хлебушко-то теперь под крышей в безопасности от проливных дождей осенних, будто скотинушка во дворе

   Это барину, ну ещё многодетному, вернее: «многосыновнему» мужику, у которых рабочих рук много, уместно было снопы из суслонов сразу же на гумно свозить. А однолошаднику, да если он ещё и «бракодел» (в семье одни дочери) - хоть разорвись. И сено свозить надо (в копнах под дождём оно быстро почернеет), и орать надо (не на жену и домочадцев, а землю-матушку ралом-оралом пахать под озимые). А тут и осенняя посевная подоспевает. Вот он, хлебушко-то, сжатый-«ссерплённый» женой да дочерями, и стоял доселе в поле в суслонах. Суслон – это как бы хлебная копна, составленная (не сложенная, а именно составленная, а то погнить могут) из снопов.

   Загадки про скирды и одонья:

   «Шли плотники без топоров, срубили избу без углов».

   «Стоит горница-безугольница».

   «Стоит в поле караул о двенадцати ног, шапкой покрылся, копьём подпёрся». (Стог с рожоном-колом в центре для стойкости).

   11 сентября – Иван Постный – осени отец крёстный. «Иван Постный пришёл – лето красное увёл». Полетовщик. Окончательно и бесповоротно заканчивается настоящее лето и начинается бабье (старое) лето - с 14 сентября. Деды и прадеды сказывали: его-де (ну так называемое бабье лето-то) русские бабёнки у Господа Бога своими охами и ахами выпросили, чтобы с летними делами управиться. Ну Он и смилостивился.

    День усекновения главы Иоанна Предтечи на Руси был днём строжайшего поста. Для пущего ужесточения его много чего было напридумывано русичами (что взять с христиан-полуязычников?). Круглого, то бишь всего, что хотя бы отдалённо напоминало человеческую голову – картофель, капусту, репу, луковицы, арбузы, дыни, фрукты, – не ели в этот день. Также считалось грехом брать в руки в этот день нож, топор и другие режущие инструменты.

   «На Предтечу не рубят капусты, не срезают мака, не копают картофеля, не рвут яблоков, не берут в руки косаря (у нас в Самарской Луке – это косырь), топора, заступа. Круглого не едят, щей не варят (Смекаете, почему? Капустный кочан-то круглый!!!)». Да, в этот день памятуется одно из трагичнейших событий в истории Христианства, но зачем же пускаться в такие крайности?! Как тут не вспомнить Гоголя: «Александр Македонский – герой, но зачем же стулья-то ломать?»? Это не только отрыжка язычества, но и самое настоящее фарисейство, желание показаться «святее Римского папы».

   И уж совсем дикость: не только есть, но даже и копать картофель, вырывать (или выкапывать) репу, рвать яблоки возбранялось. И всё это многими строго соблюдалось, а кое-где и сегодня соблюдается.

    Уж очень заманчиво это – таким вот нехитрым способом Господу Богу служить, посты да всевозможные обряды соблюдая. А вот соблюдать вторую заповедь Божию, которая, по словам Спасителя, важна, как и первая («Возлюби Господа Бога»), её соблюдать (любить ближнего своего) – это таким праведникам кажется обременительным. Знавали мы таких в Аскулах: даже по понедельникам (а не только по средам и пятницам) постились, а вот нищему даже луковку подать затруднялись. Не говоря уже о том, чтобы кому-то помочь, кому-то доброе дело сделать…

   По словам известного богослова, «хождение в храм, принятие Святых Таинств и регулярное молитвенное обращение к Богу – всё это хорошо и полезно для души, но одно лишь исполнение этих правил не делает человека настоящим христианином. Человек может фанатично исполнять всё выше названное, но при этом быть по своей сути не христианином, а фарисеем. И вместо любви иметь в сердце неистребимую гордыню, разрушая свою душу осуждением всех и вся.

   Настоящий христианин - тот, кто всей своей жизнью старается исполнять Христовы заповеди, совершенствуясь в любви и освобождаясь от вредных привычек, страстей и грехов, мешающих единению с Богом»

   Увы, и сами церковники не шибко далеко уходили от язычества-то. Вот что сообщает С. Князьков в своей книге «Из прошлого Русской земли» (Репринтное воспроизведение издания 1909 г.): «Многие священники служили молебны «под дубом» и потом срывали ветки и раздавали их народу как священные». А насколько далеки и сами богослужения того времени от язычества, судите по следующей цитате из этой же книги, как священник «соглашался прочесть молитвы в шапку, принесённую заботливым прихожанином от своего домашнего, не могшаго пойти в церковь; дома отсутствовавший наденет на себя эту шапку в твёрдой вере, что благодать принесённой в ней иерейской молитвы проникнет в него, когда он плотнее надвинет свой головной убор на заботливо простриженное на темени гуменцо, специально для облегчения проникновения благодати и устроенное».

    Оно и понятно: через волосы-то когда ещё эта самая благодать в голову бедного крестьянина доберётся, хоть даже и ароматцем спиртного   уснащённая. Это ведь вот ныне, пишут, батюшки-то насчёт спиртного – ни-ни, а в старину, как сообщает тот же автор, они чуть ли не каждодневно «разрешали себе» (работа такая!). Да и как без этого на гостеприимной Руси?! Под дубочком истово-истово помолились, освященными веточками запаслись – ну как тут не спрыснуть такое богоугодное дело?!

   А сколько всяческих суеверий в современной церковной жизни! Вот что об этом с нескрываемой горечью пишет один из самых знаменитых русских религиозных философов и миссионеров нашего времени архидиакон Андрей Кураев в своей книге «Церковь в мире людей»:

   «Среди христиан верят в колдовство, порчу и дурной глаз – 47%, в спиритизм – 18%. Стоит обратить внимание на то, что если в колдовство верят 47% христиан, то в дьявола только 32%. Значит, далеко не все считают магические чары пособничеством дьявольских сил. Если сравнивать характеристики сознания «определённо верующих» и атеистов, то выясняется, что именно последние в 2 – 4 раза меньше подвержены влиянию суеверей, оккультизма, сатанизма… Верящих в гороскопы также максимальное и почти неизменное число среди наиболее частых прихожан: среди посещающих церковь еженедельно – 34%; два-три раза в месяц – 39%; один раз в месяц – 34%. Среди тех, кто не ходит в церковь, верящих в предсказания астрологов вдвое меньше – 16%. Этот факт свидетельствует о слабом влиянии духовенства даже на постоянных прихожан, которые выходят из храма с теми же заблуждениями, что и пришли»

   Каких только праздников и «дней» нет в нашем календаре. И день пожарника, и день туриста, и Женский день – всех не перечесть. Даже День смеха есть! А День женского коварства? Оказывается, и такой есть! Это – Иван постный. Так в миру прозывается церковный праздник (ничего себе праздничек!) Усекновения главы Иоанна Крестителя. (Об этом в моих «Былях Самарской Луки» в разделе «Сказы и были»: «Ну и праздничек!»).

   Повторюсь: «На Ивана Постного круглого не едят, щей не варят (кочан напоминает голову). На Предтечу не рубят капусты, не срезают мака, не копают картофеля, не рвут яблоков, не берут в руки косаря, топора, заступа» (Даль).

   Думаете, попы-батюшки так повелевали? Знахари, колдуны и ведьмы так стращали бедного русича. И не безуспешно! По попущению Божию сатана-дьявол этих «агентов влияния» своих наделяет большой силой. Вот одна домохозяюшка то ли палец ножом шибко поранила, то ли топор по растютяйству своему в ногу всадила – мало ли таких случаев на селе бывает? Но на Ивана Постного весть об этом мигом разлетелась не только по селу, но и по окрестностям: это она-де за ослушание наказана! А колдуны и знахарки между тем торжествуют: мы-де предупреждали, а вы не слушаете наших наказов! И все сразу же присмирели…

   У кого-то может возникнуть соблазн: вот-де какие могущественные люди эти знахари и ведьмы, а по–современному – экстрасенсы и иллюзионисты. Други мои, упаси вас Бог соблазниться обладать таким «могуществом» (а получить такой «дар» очень легко – было бы сильное желание, существа параллельного мира всегда к вашим услугам!). Я вот уже второй десяток лет интересуюсь этой тематикой. Все эти «агенты влияния» - разнесчастнейшие люди. Не принадлежащие себе, выполняющие чужую волю! Красноречивый пример тому – несчастная жизнь и судьба ведуньи Ванги. Мои аскульские сверстники хорошо помнят бабушку Матрёну. Бывало, как увидим её, сразу разбегаемся и прячемся. Так и видятся её ошалело злобные глаза, ищущие сотворить какое-нибудь зло. Не удавалось человеку это сделать, уморяла скотину, что попадалась на глаза.

«Это бес её мучает!» - говаривала в таких случаях моя бабаня незабвенная Матрёна Емельяновна. А другие так определяли её поведение в такую безотрадную для неё пору: это-де «накатывает» на неё.

   И вот что меня удивляло: бывало, выплеснет на кого-то свою злобу, ну то бишь выполнит задание своего куратора-беса - и (ну ни парадокс ли?) становится такой доброй-доброй.

   Но колдовство её действовало не на всех: от христолюбивых и богомольных оно как бы отскакивало. Вот нашу главную начетницу, святой жизни человека бабушку Анну Зотову, бабушку Татьяну Любимову да и мою бабаню Матрёну она в такие моменты явно побаивалась и при встрече с ними круто «меняла маршрут».

   Примета на Ивана постного: «Коли журавли на Киев (на юг) пошли – ранняя зима».

     Об эту пору старались завершить уборку конопли. «Если не выберешь коноплю до Ивана постного, то весь пост просидишь без масла». В связи с этим замечу: подсолнечник был завезён в Россию из Северной Америки только в 1829 году. Так что до середины девятнадцатого века растительное масло на селе получали кустарным способом изо льна и конопли. Про льняное ничего не скажу: не пробовал, а вот конопляное, видимо, зело вкусно и ароматно было. В детстве на канунах-поминках у некоторых наших аскульских старушечек кашу с конопляным семенем с превеликим удовольствием вкушал. Оно и в старину, по рассказам бабани, так было: в посты по будням шло льняное, а по знатным дням и на поминках употреблялось только конопляное.

    Поминальный стол в старину да и в моё время был не обильнее ли и изысканнее праздничного и именинного. Для праздника ещё подумают, ехать ли в Осиновку или в Бахилово за свежей рыбкой или в Самару за курагой и урюком на пироги и в компот (густой-густой, сладкий-сладкий!), а на поминки до последнего выложатся. Чтоб только после кануна до тебя эхо разговора-судилища мирского донесло, что вот-де отца-то (мать, деда, бабушку, другого близкого родственника) как любит: какой богатый стол-то собрала! О, женское тщеславие! Ныне бы вот так по отношению к усопшим-то тщеславиться…

   Через день после Ивана Постного начинали копать поздний картофель, тот, которому в погребе лежать аж до нового. К этому времени в погребах становилось прохладно, так что картофель не завяливался, как это нередко бывает у дачников-торопыг.

   Ефимовна, старожилка нашего села (мы её слушаемся!) намедни советец дала: «Толенька, после Ивана Постного можно тыквы убирать: к этому дню они созревают. А чего ждать-то?! А ну как внезапно морозец ударит?! Они, тыквы-то, не то, что капуста, - они на мороз, как поросята, хрупкие: подмороженные и до Нового года не пролежат. Это вот морковь или свёкла, если рано выкопать, завянут, а тыква под такой кожурой ни в жисть не завянет, только зреть будет».

    Тыква – овощ тоже иноземный. Но пришёлся по душе русичам. Расцведали они: мякоть плода весьма целебна. Наличие в ней минеральных солей пользует страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями, гипертонией, сахарным диабетом, анемией, ожирением. Семена тыквы – гроза гельмитов. Ну об этом наши бабушки хорошо ведали. Вот к лузганью подсолнечных семечек не шибко одобрительно относились (но терпимо: это тебе не конфеты у бабушки подворовывать и «зубы портить» - придумают же!). Нередко такой вот советец от них нам выслушивать приходилось: «А ты, чем в носу ковырять, тыковных семечек погрыз бы! А то, не дай Бог, горькую пижму или цитварное семя принимать придётся».

   А вслед за тыквой о других овощах на основании огородных справочников поведу.

    Морковь сохраняет большую часть своих полезных веществ до весны. Варить её надо целиком в кожуре, желательно в не большом количестве молока. Каротин не разрушается ни при хранении, ни при тепловой обработке. Но (внимание!) бета-каротин, содержащийся в моркови, ваш организм может получить только из вареного овоща – в нём содержится в три раза больше оксидантов, чем в сыром. Варить лучше целиком, не разрезая: из порезанного овоща полезные вещества улетучиваются. Резать морковь нужно только после приготовления.

   Бета каротин в организме трансформируется в витамин А лишь в присутствии жиров. Идеально – молочных. Поэтому морковь лучше заправлять сметаной, а морковный сок смешивать со сливками или с молоком.

    Да, питательные, а ещё и целебные свойства моркови трудно перехвалить. А вот как ухаживать за ней, любимое ли это овощное дитятя у вас? Вот что советует знатный и вельми знающий овощевод.

   Кто из нас не мечтает получить отличный урожай моркови? Да только это мало посадить семена моркови на грядки, сначала место посадки нужно тщательно подготовить. А вот этим нужно заняться уже сейчас – осенью.

   Особое внимание уделите подготовке места. Делайте грядку после сбора лука, на том же месте. С осени заправьте её компостом, а если его нет (не иначе, как у растютяя - А. М.-С.), внесите золу и удобрение для овощей. Хорошенько перекопайте её и оставьте до весны. Весной ещё раз перекопайте.

   Самое главное – морковь сеять надо по реже, чтобы потом не продёргивать её. Корешки моркови очень тонкие: дёргаешь один, задеваешь другой. А если заденешь корешок, морковка вырастет «рогатой» (вот уж улика, так улика для растютяя, который семена-то рассевал, будто солью щи посыпал! – А. М.-С.). Морковь не любит, чтобы её рыхлили, ведь из-за этого может произойти деформация корнеплодов. Её лучше посыпать мульчёй, для которой подойдёт опил, а если его нет, можно использовать сухую траву (важно, чтобы она была мелкая).

   Так как грядка заправляется с осени, морковь можно потом ничем не подкармливать. Постарайтесь её не поливать – от полива земля делается очень твёрдой, а морковке она нужна мягкая и рыхлая, тем ровнее и крупнее будет урожай. Три раза за сезон можно посыпать посадки компостом или травкой, а то и простой землёй, чтобы верхняя часть не высовывалась из земли, а то верхушка её будет зелёной.

   Если случится нашествие вредителей, полейте морковь настоем луковой шелухи. Для этого возьмите горсть шелухи, литровую банку золы, положите всё в ведро, сутки настаивайте, а затем процедите. Поливать лейкой.

   13 сентября - Куприянов день. Журавлиный отлёт.

   Старики замечали: «На Куприянов день журавли собираются на болотник уговор держать, каким путём-дорогою на тёплые воды лететь».

   В старину люди в ладу с природой жили и за ней наблюдение вели. А сейчас до этого ли?! Нам бы очередную «Санта-Барбару» не пропустить, нам бы по «ящику» на бандитский мордобой поглазеть... Вот и мстит она нам, неразумным. Каждый год катаклизмы...

   13 сентября по старому стилю заканчивается август – последний месяц лета. На пороге сентябрь. В этом месяце у нашего предка селянина и каравай из нового хлеба, и овощи на столе – ешь, не хочу. Правда, вот мясца-убоинки нет: это у кого рука поднимется заколоть телка или кабана (да хотя бы баранчика!), ежели до зимней Матрёны (22 ноября) он ещё не менее двух пудов мясца-привеса нагуляет?! Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогало. Коршун или лунь курочку захотел спроворить, ан, её у него отбили. Вот её, пораненную, в ощип да во щи! Или в табуне волчишка на козочку позарился – тоже «номер не прошёл». Пастух не растерялся, горло ей перехватил, чтоб кровь спустить, – вот тебе и мясцо! Поди, жалко козочку-то? А то! А с другой стороны: однако, шалава была покойница-то. Ну как есть блудня! Взбрело же в её дурную голову отбиться от стада и зачем-то податься к колку. Столько травы кругом! Нет, её что-то в орешнике прельстило. Я это насчёт блудливой козочки-то самаролукским и заволжским красным девицам назидания для пишу. Невнимание к отцовским наставлениям, как говорится, чревато! Уж отцам ли не знать о не шибко благочестивых повадках местных добрых молодцев?! Сами когда-то… Ох, грехи, грехи наши тяжкие!

   Вот и закончилось молодое бабье лето, начавшееся на Успение, то бишь 28 августа – начало осени. Продолжительность её 90 дней (с 28 августа по 27 ноября): четыре фенологических сезона. «Начало осени» - 27 дней (с 28 августа по 24 сентября). «Золотая осень» - 21 день (с 24 сентября по 15 октября). «Глубокая осень» - 8 дней (с 15 по 23 октября). «Предзимье» - 35 дней (с 23 октября по 27 ноября).

    В отличие от «молодого» бабьего лета, старое вдвое короче. Самаролукские (сказывают, и не только самаролукские) мужики в старое время так шутковали. Бабёнки русские будто бы, подключив к этому делу и Пресвятую Богородицу, и Миколу Милостивого, выклянчили-таки у Господа Бога этот недельный «довесочек» к настоящему красному летечку. Но с одним якобы условием: бабье лето в том случае будет красное да погожее, если они, ну то бишь просительницы, в течение года до этого своих благоверных зазря не бранили (а только по делу, исключительно по делу!), с ухватами на перевес, как жалмеры, на них в атаку не ходили, чугунами, сковородами и плошками их бедные головушки не бомбили, свою и мужнину честь сугубо блюли. А московские мудрецы-благодумы это так «сформулировали»:

«Ни зверь в зверях ёж,

Ни рыба в рыбах рак,

Ни птица в птицах нетопырь,

Ни муж в мужах, если над ним жена властвует,

Ни жена в женах, если от своего мужа прелюбодействует».

   Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить – всё в точку сказано!

     Нет, что удумали-то, ну как есть охальники и празднословы: по бабьему лету судить о поведении замужних женщин. Им, видите ли, старики эту мудрость передали! Если об эту пору не погодно, значит, в этом году они почём зря блудили. Если очень не погодно, то очень почём-то зря блудили. Причём подразделили: на молодое бабье лето ветрено-то – значит, молодые бабёнки «ветреничали», а ежели на старое бабье лето дожди да ветра хлынули – тут уже с закоренелых матрон на счёт их благочестивости спрос.

Погляжу по бабью лету молодому:

Отлучалась ли ты по ночам из дому,

Или сам к тебе кто приходил,

Когда я в отъезде был?
   А больше всего, полагаю, такое ненастное бабье лето из-за того, что наши самаролукские матроны в этом году, буквально, затерроризировали своих бедных муженьков напраслинами по части ревности. «С кем это ты так раскалякался, что у тебя аж ж…а баяла?». «Кому это ты перёд-то обещался подправить?» (у избы перёд-то, дурища!).

   Вот иной раз пожалеешь, что у тебя жена не мусульманка. У них, говорят, Аллах-то, ого-го, как строго наказует жён-ревнивиц. В семи водах, сказывают, в ихнем аду таких вываривая!

   Вот при всём желании о своих земячках худого слова не найдёшь! Да, обидчивые, но великодушны: уже на другой день, ну от силы на третий обиду мужу прощают. Правда, никогда-никогда не забывают её (тут даже старческий склероз бессилен над ними!). Она у них, как золотой запас, хранится и при случае в нужный (а для кого и в ненужный!) момент в дело идёт…

   А как иной раз можно нечаянно порадовать мою землячечку, у неё, у тридцатилетней, в алкогольном отделе нашего магазина попросить предъявить паспорт.

   14 сентября – Семён-летопроводец. Первая встреча осени. В допетровской Руси Новый год начинался 1 (14) сентября, в Семён-день. К этому дню приурочивалось завершение полевых работ. «На Семён-день до обеда сей-паши, а после обеда на пахаря вальком маши». Вот теперешним молодым бабёнкам приходится объяснять, что такое валёк. Теперь его заменила стиральная доска, а в старину эта рубчатая дубина наряду со скалкой и ухватом была самым грозным оружием на манер тяжёлой артиллерии в руках разъярённых селянок, встречающих поутру подзагулявших «ходоков»-супругов.

   Не убрали колосовые к Семён-дню – считай, пропали: поосыпятся на потребу мышкам-полёвкам.

   С Семён-дня начинается и всю неделю продолжается настоящее (старое) бабье лето. Вот уж воистину горячая (страдная!) пора для наших милых тружениц-селянок! К концу этого «лета» на огороде только капустные вилки «пузатятся», как кустодиевские купчихи.

«Семён-летопроводец молодое бабье лето провожает, а старое - наводит».

«На Семён-день ясно - бабье лето тёплое».

Больше того: «Если первый день бабьего лета ясен, то осень будет тёплая».

«Сухая осень, коли на Семён-день сухо».

   Но: «Бабье лето (не Семён день!) ненастно - осень будет сухая». Словом, «куда ни кинь, везде клин».

    «Если много тенётника, дикие гуси садятся, а скворцы не отлетают – осень протяжная и сухая». А у меня про гусей и скворцов, не спешащих отлетать из родных мест, вот что на уме: знать, не шибко зовёт их чужбинушка-то. Ну гусей-то мы редко видим, а вот скворушки-то – ну ни патриоты ли?!

«Гром в сентябре предвещает тёплую осень».

   Дождичками в конце прошлой недели Господь Бог побаловал нас, а вот грома, увы, не было... Подождём-с!

   После этих благодатных дождичков (воистину благодатных: как капустка-то воспрянула!) не выдержало ретивое у прадедушки Толи: спозаранку по грибным приметам отправился.

В правоте вот этой приметы я неоднократно убеждался. «Пока лист с вишен не опал, сколько бы снегу ни выпало, оттепель его сгонит».

   «Семён лето провожает, бабье лето наводит». Имеется в виду «старое» бабье лето-то. «Постарело» оно после введения нового календаря. Тогда уже и ввели «молодое бабье лето», которое вчерашним днём завершилось. В связи с этим самаролукские мужики, охальники этакие, удумали: по молодому и старому бабьему лету определять уровень женской нравственности в Самарской Луке. Если молодое бабье лето ведреное и теплое, то значит, молодые самаролучаночки вели себя в этом году зело высоконравственно. Ну то бишь, например, кровяное давление у соседа по даче, нарочито глаголью перед его забором морковную грядку пропалывая, не поднимали. А ведь грех над старцами-то вот так! И молодого отпускника соседа, пока муж на работе свои поты проливает, печку в баньке проверить не заманивали. С кумом ближе как на локоть не общались (Да ежели все бабьи-женские уловки записать – «Декамерон» толще Библии получится! Мегамерон!).

   А ежели старое бабье лето непогожим выдалось, тут уж матронам – свекровкам, тёщам, тёткам да и просто соседкам-злыдням, которые около дома на скамеечке сидючи, на характеристики гораздые, - тут уж им на орехи доставалось! И в том, и другом случае басен-разговоров до Святок, а то и до Масленицы слушать, не переслушать было.

     Как тут удержаться прадедушке Толе не потешить своих земляков, во всяком случае добрую половину своих земляков вот этой стихозой:

Бабье лето молодое,

Что ненастное какое?

То невестки - тили-мили,

Больно много нагрешили.

Старо лето, что ненастно?

Знать, свекровки грешат часто.

Нет, чтоб с внуками сидеть,

Лезли с кумом на поветь.

    Ну не сами же бабёнки придумали этот поклёп, стравливающий невесток со свекровками: ненастное молодое бабье лето – значит, много понагрешили невестки, а если ненастье выпало на старое бабье лето – держись свекровки! До самой Масленицы укорять да попрекать будут!
А больше всего, полагаю, такое ненастное бабье лето из-за того, что наши самаролукские матроны в этом году буквально затерроризировали своих бедных муженьков напраслинами по части ревности. «С кем это ты так раскалякался, что у тебя аж ж..а баяла?». «Кому это ты перёд-то обещался подправить?» (у избы перёд-то, дурища!).

   Что ж, любили наши с вами предки пошутковать. Шутка, она не только жизнь (и ныне такую же многотрудную, как и встарь!) скрашивает, а и разлады-нелады, обиды гасит-утишает.

   «С бабьего лета – бабий праздник и бабьи работы» (Даль). Вот кто не по дурости, а просто по недомыслию подумать может: эка, «сморозил» свет-Иваныч, праздник и работу совместив! А знаток домашнего уклада и русской души верно сказал. У хорошей бабёночки (приглядеться, не шестирукая ли она на самом-то деле?!) любая работа в руках «огнём горит»! Всё-то она успевает, всё-то у неё ладится. Всё-то она делает с огоньком, с шуткой-прибауткой, с весёлой улыбкой. А посему и получается у неё: работа, как праздник! Да и то сказать: работает-то не на чужого дядю – для любимых детушек, для внучков, для любимого муженька и для родных сродничков. А, стало быть, и для себя. С детства любил и люблю таких!

   С Семёна дня начинались засидки, ну то бишь работа в избе при огне. Снохи-невестки садились за пряжу, за рукоделье. А у молодёжи - вечёрки. Тоже с пряжей и рукодельем. Вот сидит красна девица на донце, шерсть или лён прядёт, а глазками-то зырк-зырк: пялится на неё, такую сладко-пряничную кто аль нет? Но не больно-то заглядывайся на парней, а то много узлов в пряже будет. Маманька утром проверит – взбучку получишь!   Ну вечёрки – это как бы вернисаж-смотрины для неопределившихся ещё в выборе или завзятых кокеток и кокетов, которых мёдом не корми – дай на людях показаться-покрасоваться. А кто выглядели и облюбовали друг друга – что им в людской толчее и гомоне время терять?

   То-то радостно-сладостное времечко наступало для сельской молодёжи. Ну что ж, страда наконец-то закончилась (если у кого в поле суслон-другой пшенички или копёшка-другая сенца остались - плёвое дело их подвезти). Стало быть, можно и повеселиться, а кому и поженихаться. Оно и понятно. Вот как об этом у одного знатока тогдашнего уклада жизни сказано:

Не сидится девке дома:

В риге свежая солома.

Она мягкая такая,

Как перина пуховая.

Нет-нет, не греховодство это, а просто, как прелюдия к будущей супружеской жизни – жаркие объятия и поцелуи. Тем более, что, как говорится, не нынче - завтра свадьба.

Эх, до самого Семёна

Ходит девка не люблёна.

Грабли, сено да пшеница,

Аж ночами девке снится,

А настанет Семён день -

Будет сниться ей плетень.

   Конечно, не тот плетень, что около дома и под тятяниным и маманиным надзором. А тот, который за околицей. Где аж до самого утра можно целоваться-миловаться, чтоб через месяц-полтора после венца да свадебки можно было бы с чистой совестью всерьёз заняться решением демографических проблем.

   Вот ведь какая незадача-то. Не было тогда никакой программы по демографии, ни указов, ни тебе льгот, а население Российской империи, несмотря на войны, глады и моры, росло из года в год. В нашем роду вот только по отцовской линии у меня четыре родных дяди (пятый с фронта не вернулся пропал без вести) и тётя, по матери - три дяди и тётя. И так, почитай, по всему селу.

   Да, что любили, то любили на Руси Семёнов день и добрых молодцев, носящих имя его. Один только Семён Михайлович Будённый, как говорится, сто сот стоит. А плясовую «Семёновна» - это случайно так назвали? Сейчас заиграй её гармонь, и прадедушка Толя, позабыв все свои хвори, стрелой, чего там, опрометью выскочил бы на круг!

   С Семёна дня и до Гурия (28 ноября) пошли, вернее, полетели свадебные недели. В посиделочные избы как бы ненароком заглядывали и родственницы, и свойственницы женихающихся-невестяшихся. Ладно ли прядёт или вышивает будущая родственница, не вертихвостка ли (у парня-жениха глаза-то теперь, как в дымке, у него, известно, что на уме, он не на пряжу да на вышиванье глаза пялит). И для жениха при внимательно-приглядчивом обзоре его со стороны эти посиделки-то почище строевого смотра будут: опрятен ли, не охальник ли, не шибко ли перед девками рисуется – такой до старости «ходок» будет. Опытные бабы которые, они такого за версту чуят и видят…

    Это про таких вот в будущем:

Ты куда ходил ночесь (ночью)

И пришёл убитый весь,

Будто вместо жеребца

Пять возов привёз сенца?

Эх, седая борода,

Ты войдёшь ли в ум когда?

   Ещё стоят тёплые деньки, к обеду термометр поднимается аж до 20 градусов. А вот под утро прохладно. Роса холодная-прехолодная, а посему теплолюбивые огурчики на грядке (бедненькие-бедненькие!), точно кутятки, от холода калачиком сворачиваются.

   А в лесу по-прежнему роскошно! Заманчиво краснеет рябина. Но срывать грозди её рановато ещё, потерпеть надо до первых заморозков, вот тогда она во вкус войдёт.

   А вот лесной торнослив самая пора собирать. Его засушивали в лечебных целях, как и черёмуху. Отваром его поили тех, кого из-за чревоугодия или по какой-то другой причине «приспичивает» каждые 5-10 минут интересоваться, какая погода на дворе.

   Кум Виктор прихитрился из торнослива-то домашнее винцо делать - ни с каким другим не спутаешь.

   А напоследок поделюсь с землячками бабаниным рецептом изготовления домашней пастилы. Разомлелые в чугуне или кастрюле яблоки (в то время только лесные) истолчала и смешивала обычно с ежевикой (садовые ягоды у нас тогда не водились). Эту пасту она раскладывала на протвини и выставляла их сушить на солнышке (на сени, но не на повети, от греха подальше: с сеней птиц сподручнее отгонять). Замечательная пастила получалась. И во взваре-компоте, и в пирогах зимой зело вкусна и употребительна была!

   Думаю (это уже на мой теперешний мужицкий ум) вместо ежевики пойдёт и смородина, и тернослив, и слива. Ежели что, не смейтесь над прадедушкой Толей: я это всё по доброте душевной присоветовал…

   16 сентября – Домна. «На мученицу Домну мужик весь день мученик бездомный». Так уж исстари было заведено: в этот день домохозяйки брались выносить из дома всякую рухлядь и наводить «парафет-марафет». Ну а мужики, как говорится, на подхвате были: «Вынеси, выброси, выбей на ветерке и занеси в дом! Только по аккуратнее – не как в тот раз!». Это какая же память у этих баб: двадцать лет будет помнить (ну и помнила бы себе в утешение!), но она каждый раз будет напоминать «про тот раз»-то. Я это хорошо представляю себе, как это в старину на Домну было, так как хорошо помню тот тарарам в избе во время генеральной уборки перед Рождеством и Пасхой…

   О предстоящей осени судили так:

«Безвременно на деревьях появляются жёлтые листья – к ранней осени». Вот бы у кого – не только у животных, но и у деревьев учились бы наши метеорологи (профессора, видите ли!) прогнозам погоды как каждодневным, так и сезонным.

«Если скворцы не отлетают, а дикие гуси садятся, осень будет протяжная и сухая».

   По приметам осени судили и о зиме:

«Если листопад пройдёт быстро, надо ждать крутую зиму».

«Поздний листопад – к продолжительной зиме».

«Если лист с деревьев не чисто спадает – будет холодная зима».

«Строгой зиме быть, коль птица дружно в отлёт пошла».

   17 сентября - «Неопалимая Купина».

   Этому образу Пресвятой Богородицы селяне молились о защите и обороне дома от огненного бедствия, а во время пожара эту икону обносили вокруг горящих строений с целью предотвращения дальнейшего распространения огня. Больше селянину в те далёкие времена надеяться было не на что. Я застал ещё годы, когда на вооружении нашего сельского пожарника была телега с бочкой воды и двуручным медным насосом. Что можно было потушить такой «пожарной машиной»? Разве что загоревшийся овин на гумне (и то только в самом начале возгорания). Вот и молились, и верили, что отведёт Царица Небесная дом и хозяйство от «запаления огненного».

   Бывало, только паводок сойдёт, и улицы подсохнут, начинается перетаскивание сундуков в подвалы и кладовые. Так было на моей памяти, при послевоенной бедности сельского населения – колхозного, главным образом. В старину же, когда сельчане при столыпинщине и при НЭПе по богаче жили и добра у них по больше было, да и в каждом дворе хотя бы одна лошадка стояла, - в то время, бабаня моя вспоминала:

    - Как лето начинается, всё добро во дворе на возах было. В избе только иконы да утварь оставалась. Как пожар – мужики впрягутся в оглобли и сами воз-то вытащат со двора. Лошадь-то когда ещё запряжешь…

    Пожалуй, как никто другой, чутко-чутко спит селянин по ночам, особенно селянка – одинокая старушка в глухом (неперспективном, видите ли!) селе. Чуть что-то где-то стукнуло, тем более грохнуло – она уже на стрёме. А ну как кто в окно или на подволоку (чердак) в глухое окошко ломится?! Чем оборонишься от пьяного и лютого бомжа? Кто тебя в такую темь непроглядную спасёт? Кричи, ни кричи, когда дом от дома ныне там, как хутора в прежние времена, Даже если и соседи близко – такая же одинокая старушка, дрожмя дрожащая от страха, - какая она защитница тебе?

    Хорошо, у кого дети или внуки добрые и догадливые, купили-подарили бабке мобильничек – простенький-простенький. А ей другого и не надо. Научили на две-три кнопочки нажимать – и вся недолга. Сыну или внуку звякнет, а тот уже сообразит, что делать.

    Но намного-намного хуже и страшнее этого, если в ночи дымный запах зачуять. Мигом просыпаешься: не пожар ли? не горю ли?

    Это у селянина в крови, наверно: смертельная боязнь пожара. Да, и в городе он страшен, пожар-то. Но на селе – кратно! Я хорошо это помню: еще в дни моего детства и отрочества – в сороковые и пятидесятые годы прошлого столетья стоящий около нашей пожарки рыдван с двуручным насосом и бочкой с водой. Что им можно было затушить? Разве что костёр. А ведро для тушения и багор – вот уж аппендиксы, так аппендиксы пожаротушения…

    Своими ушами (и не раз) от аскульских стариков в мои молодые годы слышал:

    - Ну что это нынче за пожары! Вот раньше, при единоличестве…

    Да, тогда пожары на селе часто случались. Так что при той убогой технике пожаротушения от одного возгорания, особенно в ветреную погоду целые улицы выгорали. Бабаня моя рассказывала: в двадцать восьмом, как раз «перед колхозами», в моем родном селе аж шесть пожаров было. А почему же «при колхозах»-то их намного-намного меньше стало? Знатный колхозный скотник, орденоносный фронтовик и сосед наш дядя Миша Подлипнов на этот вопрос мой ответил так:

    - Нынче, если пожар, то отчего? От чьей-то неосторожности, От растютяйства. А тогда - от злобы и зависти! Чуть поссорились между собой – и «красного петуха» пускать. «А, разбогател! Нос задираешь! Вот я тебя этой же ночью по миру пущу!». Нынче, если поджёг – милиция обязательно докопается. А при царе мы полицейских-то только что в Самаре видели. А свои, которые в Сызрани (наш уездный город в старое время) к нам редко-редко заглядывали. Только вот, если узнают, убили кого.

   От себя добавлю, что уже только потом, в годы перестройки я узнал: полицейский аппарат в «тюрьме народов» по сравнению с нынешним был довольно незначителен. До пожаров ли тут было полицейским? Всё это было отдано «на откуп местному самоуправлению» - старосте с сотскими и десятниками и сходу. Ну ещё волостному правлению. Земство? Его главная забота – школы, больницы. Барин? Ну барина нашего графа Орлова-Давыдова мои земляки тогда добрым словом поминали за то, что на строевой лес слишком большие деньги не заламывал. Если бы в то время, когда чуть ли не каждый год пожары случались, цены на древесину были, как нынешние, то селянам пришлось бы жить в землянках или куда-то бежать. И в первые годы советской власти строевой лес селянину вполне по карману был. Мой дед Никифор в 26-м (прошлого столетия) сгорел, а к зиме 28-го вместе с сыном Ефимом уже новый отстроил, в котором я вот и поныне обретаюсь. А не дай Бог сгорю я – хоть вагончик какой-нибудь огоревать бы, а то и землянку копать или шалаш сооружать придется…

    Да, когда после раскулачивания и коллективизации новая власть всех основательно подравняла, чему уж тогда больно завидовать-то стало?! На трудодни-палочки не больно-то роскошествовать будешь. И вот теперь, когда и сельское население вновь расслаиваться начинает, не приведи Бог, как в столыпинско-нэповские времена на сельских улицах по ночам беспощадные пожары пойдут полыхать – плоды шариковской злобы и зависти («первые ласточки» уже появились…).

    И что же в этом разе дедушка Толя присоветовал бы своим землякам-сельчанам? А не выпячивайтесь-ка да не выкаблучивайтесь, как вон те грязнохваты и так называемые олигархи, те, что «из грязи и прямо в князи», те, которых (торгашей-шулеров да спекулянтов по натуре) в советское время все презирали, а теперь они, преодолевая комплекс неполноценности, вот и выпендриваются,

     Вот рассказ моего старого знакомого, вот уж воистину делового человека - бизнесмена:

   - Как-то интересуюсь у своего приятеля, у тебя, мол, много денег на книжке, – у него от такого вопроса шары на лоб: «Откуда? У жены, правда, есть какая-то сумма, но в займы у неё не допросишься («Тебе сколько ни дай, всё в своё производство спустишь – и концы в воду. А не дай Бог, разоришься, на что тогда хлебушка-то купим? Иль забыл, как пять лет тому назад было?!»). Вот мне нынче опять кредит придется брать. И что, я его под грабительский процент возьму, а у меня у самого деньги на книжке без пользы лежать будут?!».

    Кстати сказать, и у моего приятеля та же история. Все денежные средства идут в дело. А дела делать в наше время по-настоящему деловому человеку (не грязнохвату!) очень и очень трудно. И все они, мои знакомые бизнесмены, по восемь часов в сутки не работают – дай-то Бог с делами-то хотя бы за десять часов управиться! А вы на досуге поинтересуйтесь у такого, а сколько раз, мол, ты в этом (или в прошлом) году на Волге купался? Смутится, конечно, но всё же признается…

   И такой вот, которому его агрофирма, молокозавод или какое другое производство, что называется, потом и кровью (собственной – попорченной!) далось и даётся, он будет своим богатством выставляться? Да и из боязни мытарей (налоговиков) и рекетиров он этого делать не будет. И такому вот завидовать?! Упаси Бог! Я сам трудоголик-писака (вот 80-й годок доходит, а я всё остановиться не могу – строчу и строчу…) знаю, что это такое…

    Второе средство от «красного петуха» – это «бережёного Бог бережёт». Ну тут уж я от советов своих стариковских воздержусь-таки, чего бы мне это ни стоило (я о недержании стариковской речи…).

   А третье – держите в доме икону Божией Матери «Неопалимая Купина», как то предки наши делали. Не повредит!

    Осенью сорок четвертого на нашей улице вспыхнул пожар. Горели соседи – вдова фронтовика тётя Дуняша Кривова с двумя малолетками. Крыши соломенные, а осень в тот год сухая стояла, так что дома стали вспыхивать по обе стороны этого порядка (курмыша) один за другим, как снопы.

    Помню, вскочили мы с матушкой – окна все светом залиты. Поднялась от заполошного матушкиного крика и бабаня. Молча и не торопясь, стала складывать иконы в решето. Вскоре к нам понабежали с других улиц товарки матушкины, с которыми она в войну на шоссейной дороге Москва – Куйбышев бригадиром работала, и, конечно, родственники и принялись всё из дома вытаскивать на улицу. Но зря старались. На том порядке домов десять сгорело, а наш дом, стоявший как раз напротив загоревшегося через дорогу метрах в тридцати (наша улица Новая линия узкая, видимо, в числе последних заселялась пришельцами из Подмосковья, удравшими сюда, в Самарскую Луку, от лютых бар московских после отмены Юрьева дня), остался цел и не вредим. Хорошо помню, как припекало мне лицо от пожарища, когда я стоял около дома своего. Искры сильно летели к нам, но на крыше две или три молодые товарки матушкины стояли и подаваемыми им ведрами воды её, соломенную, конечно, во всю заливали.

    Многие тогда дивились этому. А бабаня моя незабвенная Матрёна Емельяновна вот что потом рассказывала:

    - Аннушка (так вот любовно именовали в нашем селе самую набожную и самую почитаемую начетницу и богомолицу Анну Зотову – перед войной срок отбывала в лагере), - как увидала пожар-то, лицо ополоснула, помолилась, сняла с божницы икону Божией Матери «Неопалимая Купина» и пошла с ней посередь улицы мимо пожарищ. И вот как только мимо нашего дома прошла (а дом наш после голода двадцатых и тридцатых годов стал на нашей улице как бы наусобицу стоять, по обе стороны от него прогалы по двести метров), - ветер-то и стал заворачиваться на студёную сторону (на север), а там, на задах-то огороды пустые. Всё с них давно уж убрали – гореть нечему…

    Я рос тогда под неусыпной опекой моей бабани (Матушка-то по целым дням на дороге пропадала, а как возвратится с работы, если летне-осенней порой, – ведро или лукошко в руки и айда-пошла в поле по ягоды или в лес по грибы, как и все остальные делали) – очень и очень набожной (Как тут не быть неграмотной старушке не набожной-то, если старший сын в извозе простудился, слег и больше уже не встал, оставив молодую жену с грудным ребенком. А младшенький отрок Яшенька, зимним вечером на улице со сверстниками играючи, в колодец провалился и там за ночь замёрз.), - и меня в таком же духе воспитала. Так что я её рассказу безоговорочно верил тогда. А после её кончины, когда набожность уже в пятом классе с меня сошла (а богомолом всё равно продолжали дразнить до окончания школы, хоть и комсоргом класса и членом райкома комсомола был), – в это мало верилось мне.

     А вот второй пожар на моей памяти, что через пятьдесят лет случился, зело-зело призадуматься заставил…

    Безалаберные дачники тем весенним днем жгли мусор на своём участке. А ветрено было. Вот и запалили сухой бустыльник по соседству. Стена пламени шла вдоль Малого аскульского оврага, что надвое рассекает половину нашего села, и неодолимо-неодолимо надвигалась на нас, собравшихся и в онемении стоящих на обочине дороги центральной улицы. Гадаем в страхе и смятении, перешагнет она дорогу или нет? Если перешагнет, то по такому ветру полсела сгорит. Ну а что оставалось делать, как не смятенно ждать? С вёдрами против такой стихии – это всё равно, что от слона горошинками защищаться.

   И вот что за чудо?! Чуть ли не трехметровая стена пламени внезапно, не дойдя метра три до дороги, как обессилевший марафонец у самого финиша, валится наземь. А впереди еще метра три сухого бустыльника стояло! Подъехавшей к этому времени пожарной машине только и оставалось, что горящие кусты бывшего поповского сада на пути пала тушить…

   И мало кто тогда заметил (все же в эти минуты завороженно и остолбенело смотрели на надвигающееся пламя), как по этой дороге прямо перед нами одна из старейших жительниц нашего села тётя Таня Феклистова с «Неопалимой Купиной» в руках и с молитвами к Пресвятой Богородицы на устах прошествовала.

    А вот и третья история. В тот воскресный вечер я уже в десять часов храпака давал. По выходным к нам в Аскулы наезжают дачники, родственники и друзья-побратимы. Вот она старость-то: даже от радостных встреч теперь уставать начинаешь.

   И вот где-то в одиннадцать звонок от соседки Яковлевны по мобильнику: «Николаич, это не ты там горишь, нам за садом-то плоховато видно?». В нос ударил запах гари. Ну, думаю, опять под Тольятти леса горят. Открываю сенную дверь – в каких-то двадцати шагах от меня уже перед самым забором стена пламени на мой дом надвигается. То сухой бустыльник соседнего пустующего огорода горит!

   Шесть лет прошло, а по сю пору снится: как это с раскрытыми в ужасе глазами беспомощно взирать на   такое леденящее кровь зрелище, когда прямо на тебя надвигается трёхметровый пал.

    Пожар – это, наверное, самое страшное событие после смерти самого близкого человека. Вот он родной дом твой. Где ты родился, где по сю пору ещё висят кольца для твоей зыбки, в которой тебя, оруна этакого, укачивали матушка на переменку с бабаней, где всё-всё до последней щёлочки знаемо и любимо, где книги твои, что ты собирал всю жизнь, где каждую её (их тогда «доставали» или покупали втридорога!), прежде чем поставить на полку, любовно оглаживал,- и всё это «псу под хвост»?! Всё это невозвратимо потерять в одночасье?!

    Сразу же звоню волостному старшине. И хватаюсь рукописи и бумаги в сумку заталкивать (про документы и кое-какие деньжишки в комоде и ума не было забрать, память как отшибло). А рукописи-то, как на зло, по всей избе разбросаны. И тут осенило!

    Откладываю в сторону сумку с рукописями. Хватаю с божницы икону Божией Матери «Неопалимая Купина» и с ней прямо чуть ли не в пламя бросаюсь: «Пресвятая Богородица, всемилостивая скоропослушница и заступница наша, спаси и сохрани своим чудотворным образом дом и подворье моё!»

    Ну какой резон мне на старости лет, на пределе восьмого десятка душой кривить? Глубоко верующему, но, увы, увы мне, по сю пору по-настоящему-то так и не воцерковлённому (Вот батюшка наш отец Иов как бывший старшина роты весьма и весьма положительно относится к бывшему командиру стрелкового взвода срочной службы, а на не воцерковлённость мою отрицательно смотрит и ссылки на хлопотность трехчасовой обеденки по причине цистита отвергает, хоть и милостиво). Выхожу из пламени с опаленными волосами и бровями, и надо же: ветер как по мановению волшебной палочки с востока поворачивает на юг. И огонь, слегка перешагнувший на моё подворье, вдоль забора, вдоль забора всей своей силой и мощью устремляется в пустующее место. Даже баньку, что около самого забора стоит, не запалил. Побывавшая вскоре после этого в нашем селе самарская журналистка Надежда Локтева (наша любимица аскульская: уж очень тепло и задушевно она про селян пишет) заметила, глазастенькая: «Глядите-ка, Анатолий Николаевич, вдоль заборчика около баньки-то целых полметра сухой травы огнем не тронуто! Почему бы это?!» Ну Надежда, христианка-то, в отличие кое от кого воцерковленная, так что вопрос-то этот она задала сугубо риторически...

   А тут на пожар-то и односельчане сбежались, С лопатами, пламя сбивать ими и землёй забрасывать. Знали: воды в ближних колодцах нету – пересохли они в то знойное лето к осени-то. И уж совсем, как дар с небес: около дома наконец-то появляется пожарная машина. Она только что из Александровки – с тамошнего пожара в Сосновый Солонец вернулась. И вот сразу же к нам! Совпадение, что возвратилась с пожара-то именно в эти минуты и что уже через каких-то четверть часа приступила к тушению нашего пожара?!

   Вот в прошлом году аж по областному телевидению сообщили: в пожарное депо Соснового Солонца поступила новая огнетушительная машина. Чуть ли не на всю Самарскую Луку радость преогромная (тогдашний дедушка Толя пять верст не посчитал за крюк, чтоб сходить узреть её). Как внук Илюшенька сказал бы: классная! Радоваться радуемся, но молитвенных взоров от лика Пресвятой Богородицы «Неопалимая Купина» не отвращаем. По примеру предков наших.

   Раньше я спал по ночам с задёрнутыми шторами – ныне только с широко распахнутыми! И теперь по примеру девяностолетних старушечек наших сплю чутко-чутко. Чуть только запашок дымка унюхал – мгновенно вскакиваешь и на крыльцо устремляешься. Ну слава Тебе, Господи: это, оказывается, поздно приехавшие дачники шашлыками балуются! От их костра дымок-то…

   20 сентября – Луков день.

   В доГЭСовские времена климат в наших краях был резко-континентальный, и тёплая солнечная погода стояла весь сентябрь. Ныне вот, ежась от холодного ветра, с благостью вспоминаю, как в годы юности я весь сентябрь ночевал в шалаше на повети (ну ни лафа ли: во сколько ты с вечерних гуляний домой ни возвернулся – никакого догляда за тобой?!). И как аж до середины октября, а то и позже мы себе на поздние школьные завтраки (обычно на большую перемену) рвали и клали в ранец помидоры прямо с грядки.

   Тогда и лук убирали действительно в сентябре, а не в августе, как ныне. Потому и Луков день тогда был об эту пору.

   К луку на Руси исстари отношение сугубо почтительное было.    Вы можете себе представить такое: подали бомжу луковицу, и он остался доволен? Вспоминая свои детские годы, я прихожу к выводу: в те времена у селян было какое-то особое отношение к луку. Вот у кого-то из наших усопших родственников «число» (день кончины) или день ангела (именины) – бабаня рано поутру снаряжает меня обносить подаяния соседям. Вместе с пирогом или сочнем (пирожком из сочива) в сверток мне заворачивалась и луковица. Нет, недаром тогда говорилось: «Лук от семи недуг» и «Лук да баня всё правят». Почему нынче так не говорится да и не считается? Да потому, что мы все недуги лечим медицинскими препаратами. И это, наверно, и правильно, и хорошо, а у нашего с вами предка (селянина или слобожанина) все лекарства - это лук, чеснок, редька, хрен да травы. Ну и, конечно же, печь да баня. Так что не удивляйся, мой молодой земляк самаролукец и всея Самарии (Самарщины) насельник, что Луков день у наших с тобой предков был праздником. Не большим, конечно, но праздником!

   Да, были в крестьянском обиходе ещё хрен, редька и чеснок. Но лук, как лечебно-профилактическое средство, первенствовал, о чём, в частности, свидетельствуют вот эти поговорки:

   «Лук – от семи недуг».

   «Лук да баня всё правят».

   В старинных русских лечебниках писалось:

   «Во время мирового поветрия или иных прилипчивых болезней нужно развешивать в комнатах связки луковиц, отчего не проникает в них зараза, да и воздух в покоях очистится». Бабаня моя этот лечебник по причине неграмотности, конечно же, не читала, а вот связками лука в нашей с ней комнатке вся стена была увешана. Знать, мудрость-то народная, она не паче ли моровой язвы распространяется?

   И далее: «Во время скотского падежа нанизывают на нитку по более луковиц и чесночных головок и привязывают на шею коровам, лошадям и другим домашним животным, чтобы не заразились».

Лук наряду с чесноком был излюбленной приправой во многие кушанья и яства. И не исключено, что известное восклицание сказочной Бабы-Яги: «Фу-фу, здесь русским духом пахнет!» - навеяно именно этим кулинарным пристрастием наших предков. То есть, именно луком да чесноком, а не тем, что принимается в исключительных случаях русичами, да ещё и «на посошок».

    А сколько в народе не только поговорок, но и загадок и шуток «луковых»:

   «Голо, голо, а луковку во щи надо!».

   «Вот тебе луковка попова, облуплена – готова, знай-почитай, а умру, поминай!».

   А забыть ли, как маманя, утирая платком мой разбитый в мальчишеской потасовке нос, говаривала: «Горе ты моё луковое!»?

   Или вот загадки, которыми наши бабушки «тестировали» нашу сообразительность и смётку:

   «Сидит поп на грядке, весь в заплатках: кто ни взглянет – всяк заплачет».

   «Сидит Марфутка в четырёх шубках, кто поцелует, тот сморщится».

   «Все меня любят, а как раздевать – слёзы проливать».

   А мне до конца дней моих засело в памяти бабанино «утешение», когда мы с ней чистили лук (по правде сказать, я рядом просто ошивался), и я морщился да глазыньки потирал: «Это ещё что, внучек, а вот дедушка у него намного злее был!». Так же вот и я своих деток и внуков с внучками утешал, а даст Бог, и правнучка Демидушку этой шуткой из кладезя народной мудрости «информировать»   буду…

   Луку сажали-сеяли много. Не только у нас с бабаней - почитай, у всех луковыми плетями укромные уголки в избах были увешаны. Ныне вон как уж в ящиках его ни соблюдают – всё равно, жалуются, портится. А у нас тогда его (как бы на просторе-то!) ничто не брало.

    21 сентября – Богородицын день, Малая Пречистая. По-церковному календарю это был самый первый в году двунадесятый праздник – Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии. Для православных христиан год начинается 1 (14) сентября).

   Весьма и весьма знаменателен тот факт, что победа на Куликовском поле в 1380 году была одержана именно в этот день. Так что русичи до Октября 17-го года в течение пятиста лет отмечали два праздника: Рождество Пресвятой Богородицы – покровительницы Земли Русской и рождение победоносной Русской армии. Кроме того, этот день считается Днём начала Русского Государства (так это обозначено на Памятнике Тысячелетия России, воздвигнутого в Великом Новгороде в 1862 году).  

   К тому же это был праздник урожая (Оспожинки. Аспасов день), и праздновался он на селе изрядно.

   Забыть ли такую ежедневную картину детства? По окончании семейной еды бабаня сметала крошки со стола и в рот их (так поступали и другте старушечки нашего села. Это ли не пример воистину любовного отношения к хлебушку. А ныне как?

   И вот снова в мусорном баке вижу чуть початую буханку зачерствевшего хлеба (белого!). И невольно вспоминаются армейские годы. Два кусочка чёрного хлебушка (ко второму) и кусочек белого – к чаю (послащённому!) давали нам на ужин в армейской столовой. Хорошо, если кому какую-нибудь денежку с родины пришлют. Вот на неё он в армейском буфете буханочку беленького купит – вчетвером-впятером хмылом её умнём в качестве разминки перед ужином! Оговорюсь сразу: и так было не только в первые два-три месяца службы. Ну ещё лафа тому, у кого хлеборез земляк. Помните, как об этой «хлебной профессии» у Солженицына в «Одном дне…»: «Далеко пойдёт: хлеборезом будет!»)? И в армии то вельми почётная должность была. Вспоминаю: особого склада то люди были. Дивуюсь: по каким признакам подбирали их? И кто? Из моего взвода, например, в хлеборезы взяли без моего ведома…

     А вот как было в сталинско-хрущёвские времена в городах. Супруга моя, уроженка Чапаевска, вспоминает:

   - Бывало, мама аж в два часа ночи разбудит: «Хотите хлеба? Тогда вставайте и бегите занимать очередь!». Прибежим, а там уже народ. Хорошо, старушки добрые попадались: «Поспите до открытия у нас в коленях». К шести приедет машина. Кому разгружать? Мы, шести-семилетняя детвора берёмся. Знали, кому доверить: мы же не сбежим с буханкой хлеба. Машина большая. Уставали на разгрузке в усмерть. Но зато буханку, а то и две продадут сверх талона. Деньги в кулачке, бывало, держишь, а всё равно однажды в давке-то то ли выронила, то ли украли – до сих пор не забуду, как я вся зарёванная тем утром домой без хлеба явилась…

   Ныне на российских полях главенствует озимая пшеница. А вот ржица – главная полевая кормилица наша как бы в забвении пребывает.

   Каково это вам будет прочесть? Культурная рожь возникла из полевого сорняка, который засорял посевы пшеницы. По сравнению с пшеницей рожь более молодая культура. Происходит из стран Юго-Восточной Азии, Турции и Закавказья. Первые сведения о выращивании ржи в России относятся к IX в.

    Ржаной хлеб характеризуется высокой калорийностью и по биологической ценности белка преобладает над пшеничным. Белок ржи по сравнению с пшеницей содержит больше незаменимых аминокислот, особенно лизина.

    В ржаном хлебе содержатся ненасыщенные жирные кислоты, способные растворять холестерин в организме человека. Поэтому его рекомендуют употреблять людям преклонного возраста.

   А ещё это был день молодой семьи, под названием «Поднесеньев день». Молодожёны приглашали родителей, родню и своих близких. Гостей приглашал «позыватый», который просил «навестить молодых, посмотреть на их житьё-бытьё и поучить их уму-разуму». После сытного обеда (а не на голодный желудок!) молодая хозяйка показывала свой дом, всё своё хозяйство. Гости, по обыкновению, должны были хвалить её и одновременно наставлять. А хозяин тем временем водил гостей во двор, в сарай, показывал летнюю и зимнюю упряжь.

   А на другой день следовало приглашение молодожёнов со свёкром и свекровью и близкой роднёй к тёще и тестю. Надо ли говорить, как всё это содействовало установлению и скреплению добрых отношений между семьями сватов (свёкра-свекрови и тестя-тёщи) и между невесткой и зятем и родителями молодожёнов?

   23 сентября – Пётр и Павел – рябинники.

   Пришла пора рябину-рябинушку на зиму заготавливать. Очень пользительная ягода для селян. Дело в том, что с целью экономии дров, заслонки печей и подтопков на ночь закрывали ещё с «синеньким огоньком» (когда на угольках ещё пляшут синенькие огонёчки), а посему чуть ли не   каждое утро угорали. Лекарство от угара испытанное (в том числе и мною многажды!) – поешь, бывало, рябинки, и головную боль, «как рукой сымет». Достанешь, бывало, её с подволоки-чердака, где она прямо гроздьями развешана, - с морозца-то она ядрёная-ядрёная. А сла-адкая (морозец-то кислоту в ней зело укротил): вот уж воистину «ум отъешь».   И всего-то горсточку съел - уже через четверть часа головную боль как рукой снимет. А мужики и от «после вчерашнего» ею лечились. И от этого «угара» она пользует! Это прадедушка Толя не понаслышке знает...

   Учёные люди пишут: в нашей рябинке-то витамина С чуть ли не в сто раз больше, чем в хвалёных лимонах забугорных. Нет, не обделил Господь Бог Русь-матушку кое-чем!..

    Да, целительная сила в ней немалая – и не только от головной боли! Красные девицы перед тем, как идти на вечёрку-вечеринку, чуть ли не горстями её употребляли.

Как идти на вечеринку,

Пожую-ка я рябинку.

   К чему бы это? А вот к чему:

Чтобы вволю веселилась –

И нежданка не случилась!

   Короче говоря, наши бабушки и прабабушки знали «чудотворное» свойство рябинки – препятствовать образованию газов в кишечнике. Так что, благодаря народной мудрости, без всяких там «пуринамов» обходились. Ни в какую аптеку бежать не надо – пошли только младшего братца или племянничка на чердак за рябинкой. Он прытче кошки туда смызгает, чтоб угодить сестричке или молодой тётушке!

   А вот в песнях да частушках, в них рябина – символ тоскующей женщины, горюшка-кручины, измены любимого. Здесь, скорее всего, играет роль контраст цветов рябины – между белым при цветении и красными да ещё и горькими плодами.

Я рябину не ломала –

Только ветку сорвала.

С милым нЕдолго гуляла –

Только славу нажила.

   А это вот ещё горше:

Я пойду да помолюся

Под рябинушкой густой:

Огради меня, рябинушка,

От славушки лихой.

   Многажды убеждался: отнюдь не сладкая жизнь и долюшка у шибко красивых девиц-то – все им завидуют, все против них (особенно близкие подруженьки – эти-то как раз и интригуют, и сплетни распускают).

Не завидуйте красивой:

У ней жизнь не сладкая.

По пятам за нею ходит

Сплетня злая-гадкая.                            

   А после дождичков в самаролукских лесах и рандеву начнутся. Какие тебе, прадедушка Толя, рандеву в такую слякоть да непогоду, скажут добрые люди. А вот какие свиданьица-то:

Под кустом росла чернушка,

А под ёлкой боровик,

И не видели друг дружку,

Потому что лес велик.

Разделяли их осинки

И корявые дубы...

Лишь у дедушки в корзинке

Познакомились они.

   Грибы – высококачественный продукт питания. Они содержат большое количество витаминов и микроэлементов, необходимых для организма человека, Особенно полезны грибы после перенесённых тяжёлых заболеваний, истощении, при переутомлении, авитаминозе. Наиболее ценны по своим вкусовым и целебным свойствам и популярны в народе белый гриб, или боровик, рыжик, груздь, подберёзовик, подосиновик, шампиньон, волнушка, маслёнок, лисичка, сыроежка, опёнок.

   Каждый из перечисленных грибов, кроме общего благотворного влияния на организм, обладает и индивидуальными целебными свойствами. Так, в народе считают, что белый гриб (лучший из съедобных грибов) лечит сердце, головные боли, повышает тонус организма.

   Вон как в Самарской Луке про этот самый тонус-то:

После белого грибка

На свиданье тяня.

До утра не отпущу

Я тебя, матаня!

   Кроме того он обладает бактерицидным свойством; вытяжка из белого гриба – действенное свойство при крайне тяжёлом обморожении.

   Подберёзовик лечит почки; шампиньон, сыроежка, опёнок и маслёнок снимают головную боль, облегчают сердечную боль. К тому же шампиньон показан при лечении тифа, а опёнок – лёгкое слабительное. Груздь лечит желудок, лисичка – радикулит.

   Исследования показали, что белый гриб особенно богат витаминами и белками, замедляет и приостанавливает рост раковых клеток, в нём найдены антибиотики, действующие на возбудителей кишечных заболеваний. Лисичка содержит большое количество витаминов В и РР; рыжик – рекордсмен среди грибов по содержанию витамина А, он обладает и бактерицидными свойствами.

   Все перечисленные выше грибы, кроме груздей и волнушек, лучше всего использовать в свежем виде: в супах, жареными, в соусах, начинках и т. п., а также в сушёном и солёном виде. Но перед солением грибы нужно отваривать. Грузди и волнушки из-за горечи обязательно предварительно отварить, затем солить и мариновать (мы в Аскулах для зимней засолки этого никогда не делали, но едать их начинали только на сороковой день после засолки; а торопыгам надо, конечно, отваривать, чтоб уже на другой день их в мамон отправлять – А. М.-С.).                                                                 

   Нет слов, и вкусны они, и питательны, и пользительны даже грибки-то. Но по теперешним окаянным дням и опасны стали, всяческую отраву из атмосферы в себе накопляючи.

   Вот ежели бы моему деду Никифору сказать, что один, мол, у нас тут грибками траванулся, то что-нибудь вроде вот этого от него услышать бы пришлось: а он-де, случаем, не кислым молоком опился или от капустки занемог, а грешит на грибки?

   Ну, во-первых, все селяне про грибы сызмальства всё ведали, как, скажем, про полевые растения. Это вот дягиль или дикая редька (сурепка) - дюже прельстительны были для детворы. А вот у этого растения плоды завлекательны, как грецкий орех, так и просятся в рот – но ни-зя! В усмерть отравишься. Это тебе любой малыш скажет и по-наставнически указательным пальцем перед носом мальчугана-горожанина вразумит его.

   А, во-вторых, знали, как их приготовлять. Вот, скажем, свинушок. Грибок и вкусный, и нежный, так в рот и скользит, будто холодец с ложки или пельмешок. Но их в старину редко кто рисковал собирать: был случай – траванулась ими (якобы!) одна семья. Сорок дён на засолку и ни дня меньше! И восхитительнейшее кушанье получается – никаких устриц и омаров не надо.

   Но у кого из нынешних терпения столько времени ждать хватит? А посему поступать с ними стали, как с коньяком и шампанским: перешли на ускоренное изготовление их. Как у того китайца из анекдота, который утром посадил картошку, а вечером уже и выкопал её. Потому как «уж осень кусать хоцица!». Вымачивают да не в одной, а в двух-трёх водах («кабы чего не вышло!») и варят-варят их. Но по сравнению с солёными-то (в течение «сороковин»!) – это всё равно, что вон редьку вымачивать в течение нескольких часов, рассол потом слить, а её или что от неё осталось, какое там вкушать – лопать!

   Но что поделаешь? И я так поступаю. Воду-то раза три сливаю, пока она светло-коричневой не станет. И только потом уже варю. Долго! Памятую, что береженого Бог бережёт, не хочется на тот свет скоропостижно с песней отправляться.

   Я как-то (это ещё в молодые лета было) услышал: если тридцать минут жарить, то любой гриб (даже мухомор!) съедобным делается. Мужик я по молодости рисковый был. Набрал целый пакет этих красавцев, потаясь от ближних своих, конечно, и как только жена на работу отправилась (а я в отпуске был, на Канары тогда не мызгали), экспериментировать взялся. Сначала в магазин смотался и трёхлитровую банку молока купил – как противоядие, если что. И жарить их принялся. А чтоб уж наверняка обезопаситься, я для подстраховки их более получаса жарил. Как в сковородке-то подгорать начнут, я водички туда плесну.

   Поначалу-то только треть сковородки-то ухмыстнул. Сижу, расхаживаю, жду – никакого возмущения в организме! Что оставалось делать? Умять всё остальное. Не сказать, что уж больно прельстительные грибочки-то оказались, но вкус - вкус очень специфический!

   Сковородку тщательно-тщательно вымыл, чтоб никаких улик. А вот пол под столом подмести не догадался. Жена возвратилась с работы – хай подняла: вот-де опять насорил, в комнатах всё поразбросано, дети вон аж спотыкаются о твои тапки и носки, ну никак тебя одного в доме оставлять нельзя! Был я тогда завзятым атеистом, а посему христианским смиренномудрием еще не обзавёлся, ну и тоже высказываться начал… Но, может, это не от грибов эта вспышка-то была? Потому как со мной и раньше такое случалось… Это вот как старцем стал – любую напраслину женину смиренно-смиренно выслушиваю, мысленно вымолвляя: мол, прости её, Господи! Не ведает, что творит!

   А самое главное вот что: грибками лакомьтесь утречком, в обед, но ни в коем случае не на ночь. А вечерком, ежели угораздит, то только под водочку! Она (ежели не «палёнка, конечно!) для всяческих ядов, что обухом по голове, Даже от змеиного и тарантулова яда пользует. Об этом я от многих слышал. Приятель в Средней Азии службу проходил. Сказывал: для профилактики они постоянно на ремне солдатскую фляжку с водкой носили. Тарантул ужалил – полстакана пригубил и весь яд нейтрализовал. И вот ведь какая выдержка, оказывается, у российского солдата! Другой бы всю фляжку-то выдул, а наш оставлял: а ну как ещё один тарантул объявится?! Здоровье дороже!

      Это вот в домёк супруге любителя «тихой охоты». Ну вот принёс из лесу ваш благоверный аж две корзины грибов. Засучили вы с ним оба-два свои рукава и за помывку их принялись. А потом вымытые-то, что малые дитятки в баньке, куда вы их, вернее: во что припучать-складывать будете? Наши бабушки-прабабушки, те, что в конце позапрошлого – начале прошлого века в красных девицах ходили, для этого деревянные кадочки да глиняные корчажечки использовали. Но вот в средине прошлого века на селе из Самары плоды цивилизации в виде железных, алюминиевых, а то и оцинкованных ёмкостей появляться стали. Сколько людей по своему неразумению пострадало от них. Ну травились-то, главным образом, от цинковых изделий. Но и от алюминиевой и железной посуды иной раз кое-кому «проветриваться» каждые полчаса приходилось. От прадедушки Толи, грибника с более, чем полувековым стажем, советец жёнушкам моих молодых коллег такой: токмо стеклянную или эмалированную посуду не только для засолки и маринования, но и для предварительного содержания используйте!!! Конечно, если у кого глиняные (даже и не облицованные) корчажки сохранились, то-то вольготно будет лежать-полеживать в них грибочкам-то будет.! Паче того - в деревянной бочечке или бочёночке хошь в липовом, хошь в дубовом (в дубовом-то поспособнее).

   Ещё стоят тёплые денёчки, но уже чувствуется осень. Вот-вот начнутся первые утреники - после «свежих» ночей с холодной-прехолодной росой. Летом босиком пробежаться по ней - одно удовольствие, а теперь – бр-ры-ы! Вот уже и калина среди листвы себя оказывать начинает, будто красная девица, румянцем рдеет. А кое у кого в загляде и брусничная приметочка есть (приметою у нас в Самарской Луке называют ягодное или грибное место, ведомое только тебе и оберегаемое от чужого нескромного глаза, как жена или невеста).

   Вот встретил как-то кабанов в лесу. Куда деваться – назад? Обидно же будет родне да и мне на том свете слышать такое, например: «Такой-то, такой-то – это не тот, кого, говорят, в Барских берёзках кабаны слопали? Говорят, даже косточки все облизали, до того скусный, знать, был». А другой присовокупит: «И, видать, изрядно проспиртованный был, ещё с былых - застойно-застольных времён. Вепри-то, сказывали, как пьяной-захмелевшей оравой по лесу после того пиршества носились. Всех волчишек даже распугали».

   Думал-думал и всё же решился: пойду-ка всё же за грибами-то. Авось на бывшего старосту сельского и усовестятся накинуться?

   Так и стоит в глазах прошлогодняя картина. Односельчанка Елена Царёва (по этой девичьей фамилии её и в Самаре многие знают), - та самая моя соседка, у которой всё самое первое на селе: и редисочка, и огурчики, и помидорчики. Опять же и самые последние: у нас огурчики на грядках давным-давно перевелись, а у неё они и в конце сентября зелёненькие-презелёненькие. Пожаловалась мне эта непоседа и трудяжка притворно-прискорбным голоском. Вот-де пошла она вчера в лес прогуляться «просто так» (так я тебе и поверил насчёт «просто так»-то!). И на такую грибную поляну напала, что в раз обе корзинки (которые она «просто так» с собой взяла!) и два пакета (и хоть кофту с себя снимай: не во что больше грибки собирать) заполнила. Домой еле добрела. Голосок-то (повторюсь) скорбный-скорбный, а радость и довольство собой в глазах ну никак не спрятать. Лучатся!

   Есть, есть, не перевелись ещё в Самарской Луке и в Заволжье бабёночки, до старости лет неугомонные да заядлые любительницы садово-дачных и лесо-полевых дел. Так бы из леса и с поля и не уходили. Над такими у нас мужики подшучивали: вы-де ни с лешими ли там связались – с утра до ночи всё там и там?!

   Бабаня моя незабвенная Матрёна Емельяновна такая же была. Сколько примет мне от неё досталось – это уж внуки и внучки мои, может, перед друзьями товарищами ими бахвалиться-выставляться станут. Ну а я про них благоразумно умолчу до поры, до времени. Чего и другим советую! Привёз я как-то из Тольятти целую ватагу друзей-приятелей к себе в Аскулы на якобы «тихую охоту», ну то бишь по грибы. И что же? Прихожу как-то на свои поведанные им приметы грибные, а там уже чуть ли не десант во главе с одним из приглашённых мною в тот раз. В общем вот уж воистину «публичными» они, эти мои приметочки с того времени стали!

   К вящему удовольствию самаролукских грибников процитирую Владимира Солоухина, нашего с бабаней «коллегу» по «тихой охоте»:

   «… В «Третьей охоте» я написал, сколько удовольствий может доставить каждый хороший белый гриб. Первое удовольствие – найти, увидеть. Второе удовольствие – сорвать и убедиться, что он не червивый. Третье удовольствие, когда, принеся домой, перебираешь грибы. Четвёртое, когда ешь…

   - Как же вы упустили из виду пятое удовольствие, - написал мне один читатель-грибник, - когда угощаешь друзей».

   Все мы, увы, тщеславны, но – по-разному! Вот для охотника и рыбаря главное - побахвалиться добычей и уловом, а вот для грибника (сужу не только по себе, но и по знакомым своим) – лицезреть, с каким аппетитом ухмыстывают поданные им на угощение твои грибочки, увидеть мигом опустевшую тарелку и вновь торовато заполнить её.  

     Сколько всего заготавливала в течение лета и осени бабаня: и ягод, и грибов! И не только нашей семье, но и самарской родне на всю зиму хватало. Вот и у меня от бабани осталось – получать удовольствие и радость от дарения. Верю и даже знаю, что подаренное мною засчитывается им, бабане и матушке моей в том пока что преддверии рая или ада. И очень-очень хочется верить: во всеблагости Своей Господь Бог поручает ангелам своим доводить до них эти весточки: не забывает-де вас ваш не шибко-то путёвый внучек и сыночек, в неоплатном долгу у вас остающийся.

   24 сентября – Федора. «Пришла Федора – доспевает помидора». Помидор в старину в женском роде употреблялся, а на селе – и по сю пору так. Бывало, прибежишь домой с разбитым носом или со сшибленным ногтем на ноге, а бабаня ну всё равно, что доктор медицинских наук: «Съешь-ка, внучек, помидорку, авось и полегчает!». И ведь в самом деле легчало! Так же, как и у вас, когда вы от своей сельской бабушки услышите: «Съешь, внучек, помидорку!» или «Скушай, дитятко, помидорик!»? Вон огурец или хрен, они самим видом показывают, какого они рода. А такую нежную, мясистую, сладкую да ещё и румяную, как красная девица, у наших предков и язык не повернулся бы помидором-помидурком назвать!

   «На Федору лето кончается, осень начинается». «И бабье лето до Федоры не дотянет». Последние деньки этой, ого-го, какой жаркой (по накалу работ) поры у селянок и дачниц.

   «Пришли Федоры – соли помидоры» В доГЭСовскую пору сентябрь в Самарской Луке был тёплый (повторюсь: весь этот месяц я продолжал ночевать в шалаше на повети). Так что пасынки у томатов не обрывали, и почти все помидоры созревали на корню. Хорошо помню, как, идя в школу, мы на полдник брали горбушку хлеба из рук матери, а помидоры срывали прямо с куста.

   Хороша она, солёная (и ядрёная-ядрёная!) помидорка-то – как бы родная сестричка солёного огурчика на гостеприимно-хлебосольном столе. Да ежели ещё по соседству с бутылочкой горькой по случаю прихода дорогих гостей!

   Доказано, что употребление томатов снижает риск развития раковых опухолей, приостанавливает рост доброкачественных образований. Содержащиеся в них витамины группы П укрепляют сосудистую стенку и улучшают кровообращение. В них незаменимый для сердца калий, магний, благотворно влияющий на нервную систему. Внимание, при тепловой обработке полезные свойства помидора увеличиваются. Если любите есть помидоры сырыми, посыпьте их хотя бы солью: полезные вещества в них лучше усвоятся.

   Ну и заодно уж про укроп. Его употребляют не только для лучшего усвоения пищи, но и при пиелонефритах, циститах, отложении камней в почках. В этом случае очень эффективен настой семян укропа. Готовят его так. Берут столовую ложку укропного семени, заливают 200 г. кипятка, настаивают 10 – 15 минут, процеживают, охлаждают. Принимают по столовой ложке 5-6 раз в день.

   При атеросклерозе, гипертонии, склерозе мозговых сосудов, сопровождающемся головными болями, этот же целебный настой пьют утром и вечером (по 100 г.) но уже горячим и непременно свежеприготовленным. Принимают его на ночь и при тревожном сне, повышенной нервной возбудимости.

   В зимнее время пользуются не только семенами укропа, но и подсушенной с осени или солёной зеленью. Сушат её 5 – 6 дней. Веточки раскладывают так, чтобы первые 3 – 4 часа были освещены солнцем. Затем их держат в тени в проветриваемом помещении. Сухую массу хранят в банках темного стекла с плотными крышками.

    Внимание: перетёртая с солью зелень быстро теряет аромат, к тому же в рассоле вымываются и окисляются некоторые полезные вещества.

    «Федора – замочи хвосты». Ну это не иначе, как короволюбицы хозяюшки приметили.

   А ещё у этой Федоры вот какое прозваньице: «Федора – по грязи котора». Дело в том, что «Две Федоры в году: осенняя и зимняя. Одна с грязью, другая – со стужей и снегом».

   «Осенние Федоры подол подтыкают (от грязи), а зимние Федоры (30 декабря) платком рыло закрывают» (от холода).

   Намедни притопал в волостной центр за харчами. На дворе осень, а мои молодые землячки ну ни такие ли хладоустойчивые. Как вот в этой частушечке:

Как сосновенским девчатам

На погоду наплевать:

Ходят в холод в мини-шортах -

Ляжки синие видать.

   Увы, это третья (и последняя, остатняя) встреча осени.

   «На осеннюю Федору всякое лето (и даже бабье) заканчивается».

   На Федору ходили смотреть озими. Если хороши они (могутны), то опасливый крестьянин, битый-перебитый капризами русской природы, суеверно не показывал радости, потому как «Озимь в сусек не кладут». А премудрость крестьянская вот какая: «Не хвали сусло, а хвали пиво, не хвали озИмо, а хвали жниво». А вот нынче уж больно горазды мы стали нахваливать «сусло да озимо», горячо надеясь, что через каких-то три года у нас будет в изобилии и «пиво», и «жниво»…  

   В этот же день - 24 сентября – памятование преподобного Силуана Афонского.

   Полвека подвизался этот святой в русском монастыре великого мученика Пантелеимона этот великий молитвенник. Послушанием его была тяжёлая работа на мельнице, затем хлопотливый труд эконома, заведование мастерскими, продовольственным складом, а на склоне лет – торговой лавкой. Постоянно находясь среди людей, старец хранил ум и сердце от мирских помыслов для молитвенного предстояния Богу. Вся жизнь его была сердечной молитвой «до великих слёз».

   25 сентября – Артамон. «На Артамона змеи уходят в лес (в вертепы) и прячутся» - Владимир Даль.

Со святого Артамона

Рады ноженьки мои:

Ни во поле, ни в дубраве

Ни одной нету змеи.

   Наши самаролукские змеи, можно сказать, смирные и даже трусоватые. Но – обидчивые! Упаси Бог ненароком наступить на неё – вгорячах-то и не посмотрит, что ты прадедушка, и ужалить может растютяя верхоглядного.

Давно я не видал гадюки

И что-то не страдал от скуки.

   Вот у нас одной молодой бабенке после безвременной кончины муженька-забулдыги в наследство свекровка досталась – сварливая-пресварливая. Как при сыне поедом невестку ела, так и теперь продолжала. Конечно, если бы это в городе было, то невестушка там живо бы ей укорот дала. А не то и в дом престарелых бы спровадила. А в деревне в те достославные времена еще стародавние традиции сохранялись. А посему та свекровушка и продолжала, как при сыне, на невестку грымзеть.

    Ну а товарки той молодой вдовы, хорошо зная злой норов свекровки ее, вот что присоветовали: «А покорми-ка ты ее змеятинкой, злыдню этакую, авось поуймется!».

    Сказано – сделано. Уговорила она соседа-бобыля словить ей змеюку, какая подороднее да помясистее. А расплатилась с ним самой что ни на есть расхожей бабьей «валютой», перед которой даже пресловутый «зеленый» гроша ломаного не стоит. Ежели, конечно, бабеночка пригожая да приятственная…

    Шкурку старательно счистила, внутренности выпотрошила и в чугунке в печь поставила. Вот-де, маманя дорогая (черт бы тебя побрал!), мясцо тебе на обед! А сама на работу пошла, трудодни-палочки зарабатывать. И долго в тот раз с работы-то не возвращалась…

    - Доченька милая, чем это ты меня таким вкусным да пользительным угостила? Совсем было загибаться стала, думала, вот-вот помру. А это, как разок поела твоего мясца-то, с постелюшки встала и по дому прибираться начала. А как вдругорядь-то себя попотчевала, меня ажно на пляску потянуло.

    26 сентября – Корнилий. Селяне приурочили к этому дню уборку всех корневых – брюквы, моркови, свёклы. Но не репы! До неё потом черёд дойдет. Это исконно наш овощ–то, он мороза не боится. Но это – когда он огородным стал. А когда русичам (а совсем недавно выяснил, в том числе и англичанам) он картофель замещал и в поле высевался-высаживался, то и его на Корнилия убирали. От прадедушки Толи самаролукским и всесамарским дачницам советец: не поспешайте с уборкой репы-то. Морозцем тронутая, зело съедобна она в детских устах! Ну как тут не вспомнить наших бабушек, которые, почитай, каждый вечер ублажали нас репкой-то, вместе с другими овощами вынутой из погреба?

   Замечено, что с этого дня прекращается всякий рост растений, в том числе и рост корней их. «С Корнилья корень в земле не растёт, а зябнет».

       Увы, как гласит народная мудрость: «На Корнилия всякое лето кончилось». С этого дня «корень в земле не растёт, а зябнет». Памятуя об этом, прадедушка Толя вооружился совковой лопатой, приобретённой на распродаже военного имущества, стойкой-стойкой, никакой грунт ей не страшен, и отправился на заветные местечки выкапывать девясил. Уж больно ходовой «товарец» у прадедушки Толи он за последние годы стал. Сколько друзей и знакомых пользуются-лечатся им вот уж воистину чуть ли не ото всех девяти болестей и недугов.    Тщеславен человек: любит он ближних своих хоть чем-то одарить! С возрастом всё больше убеждаешься: дарить-то для сердечка твоего, оказывается, намного радостнее и приятнее, нежели самому подарки принимать. Такие вот дела…

    Давным давно это было, ещё при царе-батюшке, а всё помнится в нашем селе исконными насельниками его. Поехали два кума то ли с Козлиной (улицы), то ли с Задуваловки (на самой окраине села вечно её снегом заносит) в Самару. По делу, вестимо! Не киселя за тридцать-то с лишним вёрст хлебать. Ну дело-то сделали, хлебушко-жито продали (так и дадут тебе прохиндеи скупщики самолично продать его – им пришлось сплавить) и ни зашевелись-ка ли после этого в их карманах денежки, будто змеюки под колодой. И ни вспомнись-ка ли им похвалебные словеса деда Парфёна про самарских блудниц («Ну искусницы! Ну резвушки – на боку дырочку просверлят!»).

   Тороватыми оказались те людвеобильные самаряночки-то. Щедро наградили они наших любопытственных земляков. Уже на другое утро по приезде домой стали они криком кричать, справляя малую нужду. Ну какие тогда гинекологи (в просторечии м…ки да п…ки) на селе? Почитай, ото все болезней бабушка Пипуриха всех страждущих пользовала-лечила. Даже «невстаниху», сказывали, изводила. Пошепчет-пошепчет, поплюёт-поплюёт, «живой водичкой» посмочит – и даже без случая всё в тебе, сказывали, воздымается. Такое возрождение наступало, будто, как Ванюшка дурачок в котлах искупительных выкупался и Иваном-царевичем себя почувствовал. Царевич – это тебе не царь, к державе как бы привязанный, - он на все четыре стороны свободный! Говоря по-самаролукски – ходок.

   А ведь выпользовала, старая карга, тех страдателей (не с тех ли пор мои земляки поперёд этого слова ещё одно присобачили, и оно уже «нелегальным» стало – ну ни срамники ли?). Только вот слава-то, слава-то о них по всей Самарской Луке пошла! И вот действительно, нет худа без добра: этот прискорбный случай многим самаролукским мужикам в научение пошёл. Даже вон, сказывали, отважинские (ныне жигулёвские) ухабаки весёлые дома самарские стороной-стороной обходить-объезжать стали. Жито, бывало, продадут и с Хлебной-то (площади) прямиком (ходом-ходом) на Пристанскую. Через Волгу-матушку переправятся и, как говорится, «налегке», ну то бишь никакими «наградами» не обременённые, благочинно-благочинно восвояси возвращаются. Иные, сказывали (верно, нет ли?), даже в спешке-то четверть очищенной самарского розлива подзабывали прикупить-прихватить.

    А лечила-то тех страдателей бабушка Пипуриха (это уж потом разузнали-разведали, в большом-большом секрете-то, говорят, держала это!) девясилом. Повторюсь: он всякие болезни в числе девяти в организме, как щёлочью, глушит. А как разузнали, то тех, кто опять же по делам а Самару снаряжался, вопросцем подначивали: ты-де девясилом-то на всякий случай запасся?

   Коль с Корнилья корень в земле прекращает рост, приспело убирать «обощу» (овощи). Кроме репы! Её – немного попожжа Ей, под белой одёжкой-то и самой, как красная девица прежних «незагарных» лет белотелой-белотелой, даже и под снежком улёжно и безопасно. Ей, усладительнице детских уст наших, лёгонький морозец не страшен, даже в угоду: слаще и рассыпчивее она делается.

С Корнилия не зевай:

Свёклу, редьку вырывай.

А вот репу-молодицу

Рыть пока что не годится!   

     Исчезли стрижи. Ласточки и другие летовавшие у нас эмигранты-мигранты залётные-перелётные собираются в стаи. Это у них как бы ротные и батальонные тактические занятия перед общевойсковыми учениями – так однажды прокомментировал эти птичьи «манёвры»-перелетания мой давний приятель-самаролукец, с которым мы оба в своё время служили в Армии. Так уж, кстати сказать, запала в души нам армейская служба, что до самой смертыньки сравнения и примеры будут приходить на язык нам оттудова, из того далёкого прошлого – сурового, но достопамятного. Вот как однажды этот же служака охарактеризовал супругу нашего общего знакомого, этак шильцом в бок кольнув его: «Ай-яй, она у тебя, как старшина роты, строгонько держит тебя!».

   И как радостна и прихотлива для селянского сердечка на фоне осеннего увядания молодая-молодая зелень отавы и озимей.

Видать, любит Господь нас:

Вон отаву нам припас.

Травушка – отрада,

Для скота, что надо!

Старая – сухая, жевать – одно горе.

А отава молодая – сочная, как на Егорья                                                                                                  (который на 6 мая приходится).

   «Пришла отава: не косьба – забава!». Травка-отавочка, мягкая да сочная – косить её всё равно, что одуванчики серпом срезать. Наклал повечеру её в телегу чуть ли не на локоть выше наклесок – то-то этой ночью твоей скотинке забава, так забава будет. И лошадка твоя (вон как прожорливо глазом косит на воз-то – ещё по дороге домой!), и коровка, и овечки с козочками в ясли и ясельки безотрывно уткнутся. Какой уж тут сон им!

   Вот всё: «Неразумная скотина, неразумная скотина!». Ещё какая разумная-то! А паче того благодарная и отзывчивая! Вот в зимнюю пору наклади им с сушила или из сенника духмянно-сладостного сенца в ясельки. И минут через пятнадцать – двадцать возвратись: все обернутся на тебя благодарственно. На минутку, но оторвутся от яслей и ёдова. А козочка, та подбежит и игриво пырнёт тебя молодыми рожками – поласкай её, хозяин, а то она соскучилась, её хозяйское внимание и расположение дороже всяческого сенца. И как радостно становится на душе у хозяина при виде этих милых «иждивенцев» - нахлебников, «насенников», что не выдержит у него ретивое, и заберётся он на сушило и скинет им ещё навильник-другой сенца. А чего жадничать-то? Зря что ли он этим летом не семь, а все семижды семь проливал с утра до позднего-позднего вечера, трудясь на покосе? А сена в яслях, его, как водки на столе, никогда много не бывает.

   Это    вон свинья напоролась – её к корыту хлыстом не подгонишь: жадное до еды, но умственное животное, меру знает. Правда, мера-то у неё уж больно большая, вот она и канючит день-деньской у нетороватенькой хозяюшки. Та наведёт ей какой-нибудь жидиляги, не знай на чём сотворённой – мол, спорешь, как миленькая. А свинья, ей, как работному человеку мясца, так ей житного надо. Сытного! Вот тогда она и меру будет знать. Вот, к примеру, у тороватой хозяюшки она напорется и знай себе в подмостье посыпотствует.

   А остальная скотина, так называемые жвачные – им сколько в ясли не наклади, всё не вдосталь, всё не вдосыть. «Едоголики», да и только…

   Бывали такие осени благодатные, когда родитель мой Николай Алексеевич, работавший в Сосново-Солонецком лесничестве смотрителем, с отавы до трёх возов сенца накашивал, так сказать, сверплановых. В таких случаях бабаня моя, а затем и матушка с её слов, благодарной улыбкой светясь, так говаривала: Егорий-де, покровитель домашнего скота, уговорил Илью пророка, ну как бы главноуправляющего дождями, побаловать нашу скотинку лишним сенцом.

   Матушкина радость и благодарная улыбка по этому поводу любому хозяину подворья более чем понятна. Вам не доводилось в запоздалую весну слушать голодный рёв скотины на дворе? И слава Богу! Тут у самого еда комом в горле застревает… Вот поэтому нигде, пожалуй, так споро и поистине самоотверженно трудятся хозяева-селяне, как на сенокосе и сеноуборке.

   А в лесу уже все готовятся к долгой зиме. Так сказать, запасаются продуктами питания. Это вон ежу, змеям, ящеркам да барсуку – всё до лампочки: у них все запасы не в норах да дуплах, а под кожей. Всю зиму спать-посыпотствовать приготовились, а кто уже и залёг на зимнюю спячку. А вот зайчиха никак угомониться не может. Знакомый егерь рассказывал: опять принесла зайчат! Они так и называются - листопаднички . Опросталась – и была такова. Ну всё равно, что мать одиночка, из детдома от деток сбежавшая.

   У них, у зайцев, оказывается, как в коммунистическом раю: все-все дети общие. Другая, «молочная», мамаша увидит сироток – обязательно накормит! Это вам не кукушки: те подбросили яичко – и снова куковать, хахалей-кукунов завлекать.

Другому знакомому егерю довелось узреть барсука. Жирного-жирного!. Сердито-сердито хмыкая-хрюкая (видать, не доволен: сыро и грязно в теперешнем лесу для такого чистюли!), как говорится, подальше от греха в свою нору убрался. Там у него, говорят, сухо (выбирает песчаные места – не глинистые) и чисто. Пора спать заваливаться. А фиг ли ему: вон пузо-то какое нагулял!

27 сентября – Воздвиженье.

   «Воздвиженье – хлеб с поля двинулся». Куда это он? Уж не на самарские ли рынки прямоходом? Нет, наконец-то на гумно да в ригу под навес, вот когда у крестьянина (покончившего с севом озимых) до него дошли руки. И то сказать: жито не сено, ему в суслонах да одоньях (стогах) и снег даже не страшен, не гибелен.

Вот которые молодые земляки мои, пожалуй, удивятся: жатва-то, мол, давно заканчиваться должна – конец сентября на дворе! Да, жнитво давно уже закончили, а вот свозить («сдвигать») жито селянину приходилось аж до Воздвижения, а кто и после. А до этого жито в поле в суслонах стояло. Мужики-богатеи, у кого много сыновей или батраки были, свозили снопы сразу же на гумно. А все остальные селяне ржаные и пшенично-полбяные снопы составляли в суслоны – «до лучших времён», когда руки дойдут свозить их в риги.

   В суслоне житу не то, что сену в копне, любая непогода нипочём. Дождик с него, «как с гуся вода». Ну это, например, как красная девица после жнитва повечеру около колодца за ракитничком ведёрком воды, будучи нагишом, охолонулась – и через несколько минут высохла…

    «Вздвиженье – кафтан с шубой сдвинулся», ну то бишь днём в кафтане (по-нынешнему - в плаще или курточке), а под вечер-то напяливай шубёнку-полушубок, по-нынешнему пальто или тёплую куртку. Неча форсить да модничать!   А Месяцеслов всё не унимается и по новой селянина вразумляет: «Вздвиженье кафтан с плеч сдвинет, тулуп надвинет» Будя пижониться-то! Теперь к куме в кафтане-то не припожалуешь – скоро шубу придётся надевать….

   Суровая природа Руси и северной России в целом учила-научала селянина смекалистости. Вот когда по окончании средней школы по комсомольской путёвке ехал работать на Урале\, изумился, увидя из вагонного окна, на кулиге (поляне) копёшку сена на высоком навесе. Это, догадался я, чтоб сенцо-то на болотистой земле не мокло. Ну ни смекалистые ли пермяки-удальцы?! Читал где-то, как французы дивились умению и смекалке наших солдат из экспедиционного корпуса, защищавших неблагодарных «лягушатников» в Первую Мировую: как-де они, русичи, ловко обустраиваются на местности! И правда, наши и земляночки разом соорудили, и окопчики так обустроили, что пока артобстрела нет, в них хоть загорай и в карты играй! А шибко умные да разумные «лягушатники», знай себе, ждут-дожидаются, пока спецкоманда им блиндажи не соорудит.

   Вот уже 80-й годок небушко копчу, а не перестаю удивляться богатству и роскоши русского языка – главного творения наших предков. Вот западные иноземцы в вопросах экономии преуспели. Побывавшие на Западе наши писатели Ильф и Петров несказанно удивились таким вот двум фактам в поведении миллиардера в ресторане: как он корочкой хлебушка очистил весь соус на тарелке и благосклонно принял оставшийся от обеда ломтик хлеба в салфеточке из рук официанта. И в языке они дюже экономны. Есть у них, например, прилагательное «ред» - и зачем больше? А у этих транжиров русских сколько синонимов у этого слова: рубиновый, червонный, карминовый-карминный, коралловый, кумачовый-кумачный, огневой-огненный, пламенный, пунцовый, рдяный, бордовый, вишнёвый, пурпурный-пурпуровый, червлёный, багровый-багряный. Плюс к этому около двух десятков оттеночных прилагательных к этому слову.

   Всегда выделялась она, русская речь поразительным, на чей-то взгляд, «бессмысленным» обилием уменьшительно-ласкательных суффиксов: миленький, сладчайший, касатик, любушка и т. д. Каждый предмет и живое существо как бы гладится, обласкивается, любится и производится в родные. Трава, но она же и травонька, и травушка, и травиночка – как иностранцу объяснить разницу в этих словах и зачем она? Уменьшительно-ласкательные: лаская, уменьшают, производят вещи, существа в детей, отодвигают в облитую вечностью и любовью страну детства, предощущения райского состояния всего мира, всей твари, а не только одного человека.

   А как богат и разнообразен русский язык! Я попросил соседского десятиклассника, который ездит в Комсомольск на курсы английского языка, перевести на английский «оттеночно» вот эти две строки, в которых говорится одно и то же, но как! На поверку-то чуть ли не диаметрально противоположно: «Робкая дева трепещет. Трусливая девка дрожит».

   - Не получается, дядя Толя, - чистосердечно признал этот смышлённый юноша, по его признанию рывшийся в чуть ли не фунтовом словаре английского языка.

И вот с таким «багажом» нас в Европейский союз принимать?!

   А самое-то главное (кое для кого!): «Начало капустнииц, капустенских вечёрок» (Даль). Уф! Видать, закончилась страда-то. Летом день-то тянется, тянется. На небушко глянул, а солнышко-то садиться и не думает. А это и рад бы тятянька сыночка «лотрыгу» (на его, отцов, взгляд!) ещё бы поработать заставить, да темно становится. А он поужинал да (наконец-то!) и на вечёрку! Проверить, а не разучились ли за страдную пору красны девицы целоваться-миловаться.?

   А под конец-то в своём Месяцеслове Владимир свет-Иванович вот что на сей денёк приберёг: «Начало капусткам, капустниц, капустенских вечёрок (кои длятся две неделя)». Ну что ж, страда заканчивается. Пора и повеселиться, к Покрову приготовляться. Что радостная, то радостная пора для сельской молодёжи наступает.   Почему капустницы-то? И почему именно две недели? А потому, что по «графику» месяцесловскому! Вы думаете, россияне только при советской власти по планам да по «месячникам» жили? Ошибаетесь! Месяцесловский «план-график» не пожёстче ли партийно-советских директив был? Ибо «выработала» его, этот «план-график» сама жизнь крестьянская с её постоянными «на грани риска» и «на худой конец».

   Ну так уж издревле повелось на Руси (и я ещё застал это): по утрам село утопало в ароматах жарено-вареной капусты. Это вот ныне: пирожком со свежей капусткой можно даже в июне себя побаловать. А в старину раннеспелых сортов капусты не было. Ну если в июле или в августе у кого-то и поднималась рука порешить молоденький, пухлявенький вилочек – это всё равно, что двенадцатилетнюю соплюшку замуж выдать. А вот к этому времени капустные кочаны на постати-то, будто красные девицы на выданьи. Так что пирогами или пирожками-сочнями в эти дни чуть ли не ежедневно «мамоны» свои ублажали. Ну и, конечно же, красны девицы приносили их на вечёрки и не только добрых молодцев угощали, но и самих себя зело ублажали ими. Вы думаете, рукодельничать, частушки распевать да барыню выплясывать не трудозатратно? Так что вот уж воистину от груды тех пирогов и пирожков капустных (с подсолнечным, а то и со скоромным маслицем да опять же с молодым лучком!) к концу «капустницы»-вечёрки не то, что кусочка – крошечки тараканам полакомиться не оставалось! Вот что не западали на всяческие диеты аскульские красные девицы моей юности и младости, то не западали. Что называется, справные (ну то бишь есть на чём было остановить свои взыскующие взоры аскульским добрым молодцам!), - гоже справные были молодые насельницы наши, но, чтоб «расплываться» да «расползаться» - ни-ни! Да и некогда им было толстеть-то. Недосуг!

    Безрадостную весть Месяцеслов селянину сообщает: «Гуси летят в отлёт» - и уточняет: «дикие» «эмигрируют»-то. И далее: «Праздник гусятников». Ну крестьянину это сообщение в Месяцеслове, как говорится, «по фигу». Праздник этот барский. Это у них есть время и возможности (ружьишко, охотничий билет; если не на своих, так на удельных угодьях знай себе промышляй), а крестьянину даже за грибками в лес сходить недосуг было. И даже срамно! Все в поле пот проливают, а он, видите ли, в лес за грибами попёрся. У нас в Аскулах, по словам бабани и матушки моей, из лиц мужского пола этим только батюшка нашенский занимался. И приметы его становились ведомы всему селу: он грибки-то не «ломал», а ножки им ножичком срезал, как это ныне, например, прадедушка Толя делает. Кто это в те поры в лес рискнёт с ножиком-то пойти? Это вещь тогда очень дорогая была. А ну как потеряешь его там (как то у того же дедушки-прадедушки не раз и не два по старческой рассеянности случалось) – чем перед ужином хлеб старшому в доме будет резать?! Ну красной девице от отца снисхождение могло стать, а отроку после ужина-то на правёж пришлось бы на лавку ложиться и претерпевать! Тогда педагогика хоть в школе, хоть дома очень «предметная» была!

   Вот признание «второго Толстого» - Алексея Константиновича: «Это была страсть к охоте. Я предавался ей с таким жаром, что посвящал ей всё свободное время».

   А ничего удивительного в этом. Это не иначе, как одна из форм забесовления: безотчётная страсть к демону под именем Фавн трансформировалась в другую (уже смертоубийственную) – бесцельное, ради удовлетворения похоти убийства – в охоту. Это любимейшее барское, а ныне номенклатурно-чиновничье занятие-увлечение.

   Кто из литераторов девятнадцатого века увлекался охотой? Тургенев, Некрасов, «непротивленец» Лев Толстой и другие баре – потомки бояр и других военно-служивых людей, для которых смертоубийство рыцарское было профессией и страстью. Если русский крестьянин брался за оружие по большой-большой нужде – Родину от супостата защищать, то рыцари, если внешнего противника не было, сами себя на турнирах укокошивали. Ну у бездельников потомков их эта страсть к убийству людей трансформировалась в более толерантную – в охоту на зверей.

   Вот попытался бы как-то шеф и работодатель - редактор сверприбыльного журнала «Современник» Николай Некрасов завлечь охотой своих трудолюбивейших сотрудников Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Елисеева и других разночинцев – ничего не вышло бы из этой затеи. Не совратились бы!

   Здесь охоту я имею в виду сугубо барскую, «искусство для искусства», так сказать. Не ради куска хлеба охотой занимались те же Тургенев, Некрасов Толстые Лев и Алексей (Константинович!). А ради развлечения и упоения смертоубийством живых существ.

   Вот мой дед Алексей Яковлевич был профессиональным охотником. Да, на охоту он ходил с ружьишком. Причём только зимой, в весенне-летнее время он работал на колхозной пасеке (летом это только барам смертоубийство бедных животных, выращивающих потомство своё, разрешалось, - ну как есть браконьерство!). Не убивал из ружья, а ловил он лесных животных - волков в капканы, а зайцев силками. А ружьишко, оно для обороны (в зимнем лесу голодающее зверьё и человечинкой в случае чего не погнушается). Даже Великим постом не возбранят себе человеческое мясцо-то, шутковал, бывало, деденька.

   Нормальному человеку убить живое существо тягостно. Помните, как истерически блевала героиня повести фронтовика Бориса Васильева «А зори здесь тихие», убив немца? Вот жил в нашей девятиэтажке пацан, любивший кошек с чердака в лифтовую шахту с чердака бросать. Где он теперь? В тюряге за убийство сидит. Вот мой отец, три войны прошёл, две медали «За отвагу» получил, а приспело ему тронувшегося дворнягу Джека вести на привязи за околицу и из отцовского ружьишка порешить ни в чём неповинного и преданно глядящего ему в глаза животинку. А надо было делать это, чокнулся наш любимец, для людей опасен стал. А ведь не смог! Так и вернулись оба-два домой. Сбегал в лавку за бутылкой. За этот «гонорар» сосед дядя Миша и порешил Джека и там же зарыл его. Вот на могилку его мы с отцом не поленились сходить…

   И со мной случай был. После кончины отца мне досталась целая стая кур. В селе уже через месяц содержать их моему «крёстному» (старость!) в тягость стало. Надо колоть, Ну одну курицу-то я порешил, а на вторую уже рука не поднимается. Так и пришлось бежать с бутылкой к тому же дяде Мише…

   Ну это увлечение охотой у графа Алексея Толстого («второго») в «свободное время» было. А в «несвободное» чем занимался этот барин? Работал? Писал? Нет! «В ту пору, - признаётся он, - я состоял при Дворе Императора Николая Павловича и вёл весьма светскую жизнь, которая была для меня не без обаяния (по словарю Даля, обаяние – околдование, очарование потусторонней силой, забесовление ), но я часто ускользал от неё (ну что за молодец, что за герой!), чтобы пропадать целыми днями в лесах».

   И это здоровый рослый мужик, который чуть ли не подковы мог гнуть, - ему бы работать да работать на благо Отечества. Служить или хотя бы хозяйством заниматься, которое без хозяина в конце концов пришло в упадок! Нет! Один из таких бездельников такое оправдание себе нашел: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». А как бы ты хотел? Холопы-то твои ещё как прислуживаются. И ты их не осуждаешь за это. Попробуй-ка не «прислужить» - живо на конюшню и, как это у Тургенева в одной из его былей в «Записках охотника»: «Насчёт Фёдора распорядиться», ну то бишь плетями прислуживаться его подучить!

   Далее в Месяцеслове на сей благодатный на события день: «Стригут овец и бьют гусей» (домашних, конечно!). Ну я так понимаю: не всех, конечно, с этим и до Кузьминок погодить можно (за полмесячишка-то они ещё жирка да мясца поднагуляют; опять же, и для хранения их время не приспело – на дворе не шибко похолодало). А вот одного из этой горластой стаи почему бы на Никиту-то и не «завалить»? Тем более, если прямо нынче же и последний сноп жита в ригу, под навес припутили. Почему бы себя и не порадовать той же кашкой с гусятинкой-то? То-то старшухе лестно и пригожливо созерцать, как её домашние, из-за стола восставая, свои мамоны благостно поглаживать станут!..

   А вот про стрижку овец мне не гожится писать. У меня и спустя шестьдесят лет при этих словах (стрижка овец) жалобный стон этих бедных животинок в ушах стоит. Беззащитных-беззащитных животинок-то: всяк их обидеть может. А постоять за себя - это только барашек горазд, так на него сразу ртом шире варежки: «Какой у вас баран-то дерзкий! Чего это вы под нож с ним годите?». А сиротливо-жалостливый стон этот от того, что какая-то неумеха или торопыга ножницами ей кожу «выстрижет», а потом эту боль от ранения ещё и смазкой йодом усугубит…

   Ну а у нынешних селян - бобылей да бобылок вот как это гусиное празднество выглядит:

Приходи, соседка, с гусем –

Выпьем горькой и закусим.

А коль нетути гуся –

Неси ляжку порося.

На неё как мы наляжем,

А что дальше – фиг вам скажем!

   Вон ведь какие конспираторы! Нет бы одиноких соседок пожалеть, которые все глазыньки проглядят, высматривая, а что это, дескать, у них там за занавесками-то средь бела дня деется? Ужли-де хозяин-то после принятия очищенной только и всего, что на гуся-порося налегает?!

   У Даля: «На Никиту «задабривают водяного, бросая ему гуся без головы, которую относят домой, для счёта домового». Какая предусмотрительность! Смотри, мол, «хозяин», «без дураков». Вот тебе вещественное доказательство: ублажили твоего двоюродного братца (водяного). Так что и ты не шали!

   А ещё у Никиты прозвище - репорез. Дошла очередь и до этого овоща. До того, как Екатерина Вторая и Николай Первый внедрили на Руси картофель, репа его «роль исполняла». Но и потом в поле её возами заготавливали. И в глиняной корчажке пареная в печи, она, почитай, каждый вечер была на крестьянском столе.

   С чувством сердечного умиления вспоминаю, как, бывало, бабаня по вечерам, достав из погреба картошку и капусту на завтрашний день, подавала мне на печку, иззябшему от зимних игрищ на улице, репку - сочную-сочную, сладкую-сладкую. Она нам, сельской детворе, была заместо теперешних бананов и других забугорных фруктов.

     А это вот про из элексиров элексир!

    Повторюсь: покойная матушка моя любила вспоминать, как аскульские мужики, а в их числе её батюшка и родной братец Ефимушка в заволжские луга по зимнику езживали. Уедут затемно и возвратятся затемно. Иззябшие-иззябшие! По теперешним понятиям им бы для сугрева по лампадке-другой горькой принять – ан, нет: тогда другие нравы были, а тем более, ежели пост. А посему они, по словам матушки, перед ужином красно-перечного рассола по скленной кружке как дёрнут, и, «как раки, красные делаются».

   Этот рассол, рассказывала матушка, в те поры бочками заготавливали. И не только мужики, что по сено или по другим делам вдаль ездили, а и всей семьёй, почитай, каждый день «за благо» этот целебный напиток употребляли (ну не кружками, конечно, как мужики). От простуды да и от других болестей, ну, например, «от головы» (головной боли). Тогда ведь, как и ныне для пенсионеров, с аптечными лекарствами туго было. Ближайшая аптека только в уездной Сызрани была, ну ещё в Самаре, конечно (она при царях-батюшках губернской для нас не считалась – симбирскими мы, самаролукцы, числились). А и доберись по зимнику туда случаем, так не укупишь лекарствие-то (как времена-то повторяются!).

   По извечной нашей русской беспечности я в своё время не выведал у матушки рецепт того рассола. А спохватился – поздно было. Пришлось экспериментировать…

   По собственному разумению красно-перечный рассол я ныне так сотворяю. В трёхлитровую бутыль закладываю пять – семь перцев. А если мелкие, что теперь пошли, то намного больше, чтоб настой воистину «злой» был. Ну а чтобы этот жгуче-прежгучий напиток по мягче для горла был и по ароматистее, в него, по мне, любой овощ гож, кроме разве что репы да редьки. Хоть помидор, хоть капуста, морковь и даже свекла (она не только для ограничения горечи, но и для окраски пригожа и приятственна). Ну, конечно же, огородные да и полевые растения в него употребимы: укроп, петрушка листьями или корнем, лучше корнем, а ещё тмин, иссоп и сельдерей. Можно и эстрагон, тархун то бишь, но это на любителя…

   Иной раз, ежели с красным перцем переборщил, такая «гремучая смесь» получается, водичкой колодезной разводить приходится. Но зато уж, если наберётесь храбрости употребить даже этот дюже «гремучий» напиточек (можно даже, и как рассолец: соль-матушка где только неуместна?), то никакая зараза, никакая простуда вам нипочём будет. А это уже аскульские мужики, как говорится, потаясь от «общественности», которая чуть что, якобы в педагогическо-воспитательных целях за ухваты хватается, рассказывали: этот напиток даже от любовной напасти, самарскими любвеобильными девицами напущенной, пользовал. От той, при которой малую нужду справляешь, волком выть хочется…

   Ну это всё не на грани ли вымысла, не досужие ли домыслы? А вот в архи-пользительности этого свойства напитка красно-перечного автор самолично не единожды убеждался: он лучше всяких таблеток и аспиринов и даже огуречного и капустного рассолов, научно выражаясь, похмельный синдром снимает. Прими чарку жгуче-прежгучего, что хлеще неразбавленного спирта глотку обжигает, и уже менее чем через четверть часа ты, «как стёклышко», и готов трудовые подвиги совершать на благо Отечества, а ныне – исправно на бизнесмена горбатиться…

   Коли накануне шибко перебрал и к утру протрезветь не успел, то от этой кружки, если и не протрезвеешь окончательно, но головную боль как рукой снимет. Потому как красный перец не только по части витамина Ц щедр, но и сосудорасширяющее свойство имеет. Помните, как в начале этой статейки я слова матушки моей незабвенной Анны Никифоровны приводил: «И, как раки, красные делаются»? Это потому, что кровеносные сосуды расширялись хлеще, чем от полгорсти нитроглицерина!                                       

   Вот и сентябрь заканчивается. Это и морковь, и свёкла, и редька, и репа, и новая культура в наших местах - сельдерей (листья в сушку или в засол, а клубни в погреб - на зимние салаты).

   И виноград (главным образом «Изабелла» - морозоустойчивый) поспел. Подошли шиповник и боярышник, про рябину уж и не говорю. А хмелевые шишечки! Дрожжи на них воистину благоуханные! Хлебные караваи на таких - природных-то дрожжах пузырчатые-пузырчатые выходят, не то, что на покупных, невесть из чего сделанных...

   Словом, подходит к концу пора отдачи садово-огородной и лесной. Ежедневные (почитай, без праздников и выходных) копания-поливания-корпения, и ранним утром, и поздним вечером, и в полуденную жару «материализовались» в плоды и ягоды.

   Нет слов, приятно получать из города от детей и внуков гостинцы (при этом нарочито ворча: «И зачем это вы, головы садовые, при такой дороговизне городской тратитесь-разоряетесь?»), но кратно приятнее и радостнее «собирать сумки» и с оказией отправлять их в город, для них, родных и любимых!

    29 сентября – Людмила и Киприан.

   «Мило, не мило, а на дворе Людмила, а с ней и святой Киприан – вешай за печь свой кафтан».

   Ныне в это с трудом верится: весь сентябрь мы, детвора, отроки и юнцы, спали «на улице»: в сенниках, на сушиле, на погребице. А я, например, до окончания десятилетки – в шалаше на повети. И опять же, весь сентябрь, а то и в октябре, идя в школу, на полдник себе срывали прямо с грядки несколько помидорин, а из упечи прихватывали краюшку хлеба. Именно краюшку: уж больно она (с корочкой-то!) вкусно и азартно хрустела на молодых зубах! А ныне вот я (охо-хо-хо!) даже мякиш стараюсь в суп затюривать…

   Это не я один в своём родном селе заметил: резко снизившееся число мух и комаров. Бывало, от них спасу не было. А это – единицы. Ну всё то мы на погодные явления свалили. И вот попадается на глаза заметка в центральной газете под заголовком «Сначала исчезнут насекомые…», в которой сообщается:

   «Учёные встревожены резким снижением численности насекомых, за которым неизбежно последует сокращение популяции птиц и животных.

   В последнее время тревогу забили британские автомобтлисты, обратившие внимание на исчезновение насекомых, которые обычно попадают на ветровое стекло, особенно во время езды в седьской местности. Куда-то пропали жуки, мотыльки, прочая мелкая летающая живность. Жители Лондона тоже замечают, что в городе стало меньше мух, а в парках и садах уже не слышится жужжание пчёл, ос и шмелей.

   Германская организация «Крефельдское энтологическое общество» провела наблюдения в 100 природных заповедниках Западной Европы и тоже пришли к выводу, что за последние годы численность резко снизилась. Исследования, проведённые в других местах, подтвердили эту катастрофическую тенденцию.

   Учёные уверены, что это результат усиленного применения сильных инсектицидов и пестецидов, уничтожающих летающую живность. Из-за ядовитых химикатов на треть снизилось число колоний пчёл. Высказывается также предположение, что некоторые виды особо чувствительных насекомых не выдерживают воздействия сотовой связи и беспроводного интернета, особенно в 500-метровом радиусе от излучающих вышек.

   Энтомологи предупреждают, что в след за за насекомыми не станет птиц и уничтожение живой природы, устраиваемой человеком, рано или поздно доберётся до него самого, словом, рукотворный конец света не за горами»

   Так что радость наша по поводу неназойливости и «толерантности» мух и комаров оказывается не слишком   обнадёживающей….

    30 сентября – Вера, Надежда, Любовь и мать их София.

   Этот день издавна в числе самых любимых женских праздников на многострадальной Руси. История матери, потерявшей трёх дочерей, принималась близко-близко к сердцу русской женщиной. А посему день Веры, Надежды, Любови и матери их Софии называли на Руси всесветными бабьими именинами.    Вот уж воистину «отрывались» в этот день русские селяночки (горожанкам и слобожанкам в тесноте улиц не шибко «поотрываешься», в рабочих каморках и песни-то петь несвободно).

   Один из знатоков народного быта А. С. Ермилов не без юмора заметил: русские крестьяне 17(30) сентября, по-видимому, слишком заняты, справляя всесветные бабьи именины, чтоб заниматься ещё какими бы то ни было наблюдениями, и потому особых примет на этот день нет.  

    Намедни в лес ходил. Вот уж воистину: унылая пора! И никакого очарования… Среди деревьев голо, голо. В ином месте чуть ли не на полста сажен всё видать. И тишина. Будто всё повымерло. Ан нет! Вон пискнул кто-то. Наверно, синичка. Всем, и птахам тоже, неуедно теперь в лесу: все букашечки попрятались. Летом-то их прямо на лету хватать можно было, а теперь ищи-свищи. Мигранты-«залёточки» в тёплые края подались. Хотя это ведь как посмотреть. Оказывается, кое для кого и у нас теплые места». Вот как на северах по-настоящему похолодает, и к нам тамошние мигранты-эмигранты (поди, разберись тут!) заявляются – щуры, свиристели, чечётки и раскрасавцы снегири! В лесу мне как-то не доводилось наблюдать-созерцать их пиршества рябиновые, а вот когда «дизайнером по рельефу», ну то бишь дворником в детском саду по выходе на пенсию работал, дивовался даже: как налетят на дерево (всей стаей) – и через каких-то полчаса всё на нём ухмыщут. Ого-го, какие едаки-«клеваки»! Далеко нашим синичкам да воробушкам до этих обжор! Вот, поди, и про наших грачей, ласточек и прочих «залёток» южные аборигены-малоежки такого же мнения

    А мне в тот раз от женского поголовья детсадовского на орехи досталось. Кое-кто из них намыливался себе рябинки-то на зиму заготовить, только холодов ждали, чтоб послаще была, ан вон иноземцы-северяне её чуть ли не на корню её пожрали…

     А не заняться ли мне восхвалением честнОго чесночка, который в конце сентября, а то и начале октября сажать-высаживать приспело?

Честной по Далю – это значит «уважаемый, почетный, превозносимый, прославляемый». Все эти эпитеты для чеснока, как обновка на красной девице, как фата на невесте. А хвалить этот наипользительнейший овощ – это все равно, что честить (по Далю: «почитать, уважать душою») красно солнышко. Оно в похвалах не нуждается, оно и так честнОе. Но все же еще разок процитирую честнОго знатока русского народного быта: «Чеснок да редька, так и на животе крепко» и «ЧестнА чесноковина (чесночная головка) да луковка». Вот уж воистину самые прославленные снадобья и лекарства из домашней аптеки селянина! «От всех заболеваний!» - так определяли знахари его значение. В старых русских лечебниках в виде настоя он пользовал при гипертонии, малярии, ревматизме, подагре, ангине, гриппе.

Эка, распелся, скажут, прадедушка Толя, что соловей на весенней березе! А про запах изо рта, что про него скажешь? А вот что: есть которые девушки курят, а их все равно, сказывают, парни не брезгают целовать. Хотя такой вот женолюб, как Антон Павлович Чехов (к сорока годкам только, наконец-то, женился, этакий кастинг невест производя!), писал, что поцеловать курящую женщину все равно, что пепельницу. И вот в своем кругосветном путешествии будучи, он признался в письме к своему другу-редактору Николаю(?) Каткову, что даже с папуасочкой не погнушался близко-близко пообщаться, а вот от курящих феминисток тогдашних шарахался, как честнАя пчелка от смрадного дымаря!

Покойный родитель мой, закончивший свой четырехлетний боевой путь в самом Берлине и пребывавший в Германии после Победы несколько месяцев, аж до ноября 45-го, в дружеском кругу земляков с удивлением, но уважительно-уважительно (к стати сказать, ни от одного фронтовика не слышал я неуважительного слова о жизни и быте такой культурной нации, как немецкая) рассказывал: «У них так заведено: все от мала до велика (даже молодые бабенки, и девки!) каждый день чеснок едят – и в завтрак, и в обед, и за ужином. Им хоть единый зубчик чеснока вынь да положь! У них мода такая на него, чтоб не болеть».

Вот и нам бы от них такую моду перенять, а не от гамбургеров ихних показно по-обезьяньи балдеть …

Правды ради поведаю, бабенки аскульские, слушая отцовскую «сагу» о чесноке, не преминули поинтересоваться с этаким показным соболезнованием (о, промзели!): как же-де это вам, поди, тошно было, бедолаженькам, целовать таких немок-то? Поди, брезговали, кобели этакие, ими-то? Ни разу не слыхали, чтоб вы их немками-то называли – все немочки да немочки… На что следовал по-фронтовому решительный и категоричный ответ: у них-де задача была с немцами воевать, а не подолы немкам задирать! А вот как вы вели себя в тылу, этот вопрос требует дальнейшего изучения и рассмотрения! После этого дискуссия на столь щекотливую тему сразу же обрывалась. А детальная проработка вопроса о том, как наши фронтовики личным примером содействовали укреплению дружеских связей между нашими народами в период пребывания их на германской территории сразу после войны, – это дело будущих историков. Из доверительных же бесед аскульских фронтовиков следовало: многие молодые немочки, овдовевшие временно или на постоянно, весьма и весьма положительно относились к русским Иванам…

     Чеснок, возбуждая аппетит, усиливая выделение пищеварительных ферментов и жёлчи, способствует лучшему усвоению пищи, обладает сильным противоглистным, болеутоляющим и успокаивающим действием. Пользителен он даже при метеоризме. Самаролукские мужики (ну ни знахари ли местного пошиба?!) шутковали: «На гуляньи с чесночка у нашей голубки пахнет изо рта, а не из под юбки».

   Противопоказан при болезнях почек и эпилепсии.

   В поджаренном виде его охотно ели старые люди как укрепляющее средство - он кровь у них разгонял. У людей среднего и пожилого возраста при регулярном употреблении чеснока в течение нескольких лет (не менее четырёх!) улучшается эластичность сердечных сосудов. Такие люди в биологическом смысле почти на 15 (!) лет моложе тех, кто не любит чеснок и чесночные препараты. Вон даже что: он повышает половую активность. То-то дивились аскульские фронтовики да и мой двоюродный брат Иван Подлипнов, служивший в Германии в 1950 – 53-м годах там же (в Третьей танковой – рыбалковской!), половой активности немочек. По словам братана, они чуть ли не на проволочные ограждения военных городков бросались в чаянии солдатской ласки. А объяснение-то, оказывается, простое: по словам аскульских фронтовиков и того же братана Ивана от немочек-то кажинный раз чесноком разило, они, молодые немочки-то, его перед каждой едой употребляли. Мириться с этим русичам-воякам приходилось, потому как редкие-редкие немомочки-лапушки перевоспитанию в отношерии потребления чеснока поддавались. Употребляли ли его пожилые немки, то осталось тайной чуть ли не за семью печатями и для аскульских фронтовиков, и для братана…

    Не только благочестивые старцы, но и некоторые мужики аскульские каждодневно чесночок в пищу употребляли. Не только для укрепления здоровья, но и отпугивания жалмерок ради. Недоумевать только приходилось: а почему это они на чесночок-то поздней осенью да в лютую зимушку налегали, а не по весне и летнею порою, когда жалмерки-то, как вон комары, наиболее прилипчивы были?

   Вот сказывают, есть, у которых чуть ли не до драки дело доходит: когда чеснок сажать – осенью или по весне. У каждого способа есть свои достоинства и недостатки. Но я сторонник зимней посадки, а посему предоставлю слово знатоку этого способа.

    Заблаговременно, по сухой погоде постатку под него вскопать и хорошо-хорошо взрыхлить землицу-то.   Место под чеснок должно быть светлым, не подтопляемым весенними водами, с плодородной и некислой почвой. Удобрите её перегноем, добавьте золу. Поздней осенью, когда начнутся морозы, засыпьте грядку компостом. Когда выпадет снежок, собирайте его на грядку, ну как бы в шубу чесночок-то облачайте.

    Чеснок, он, как барин: любит, чтоб землица под ним, как пуховая перинка, была. Вот тогда он на будущее лето и раздобреет в ней! Ну ежели породистый, конечно. Как вот, к примеру, у меня: чесночины чуть ли не по кулаку. Моя хорошая знакомая Людмила свет-Петровна, к большому-пребольшому удовольствию моему, поведала мне: выставила-де она в своем семенном магазинчике в тольяттинском Доме быта несколько штук моих чесночин, так посетительницы-покупательницы возроптали даже тогда: мол, это завезли его откудова-то для показухи, а у нас в Самарской Луке такой-де не родится.

    А не породистый, как ни удобряй его, хоть кофием поутряни угощай, зубчик у него будет, что овечий зубок.

    Есть которые жадничают и бороздки друг от дружки узко делают. По-селянски не умно это. Чеснок, он, что русич, ему волю-волюшку надо, ему простор подавай. Опять же, и пропалывать его плохо будет, загущенный-то.

    А главное-то вот что. Среди новоявленных селян и дачников есть торопыги, которые чеснок сажают уже в сентябре. И вот что у них нередко получается. В теплую и позднюю осень он «по дурости» своей возьмет да и прорастет. Ну хорошо, если его вскоре снежком запорошит. А ну как мороз по голу (по голой земле)?! Вот ему весной, обмороженному-то, по новой прорастать придется, по новой убывшие силы чесночного зубка тратить на зелень стрелки. А я по давнему-давнему совету одного хохла-дачника (А кому, как ни этим любителям свиного сала всю подноготную про чеснок знать?!) делаю так. В сентябре посуху проделываю бороздки (глубокие на случай засухи). А перед заморозками заливаю их водой. И вот, когда она замерзнет слегка, начинаю посадку. Ледовая корочка прорастать позволит ему только в марте, когда подтает. В этом разе на свою дачку или в деревенский домик на первомайские празднички приедете, а он уже на ладонь вышиной будет. Только прорыхлить междурядья не забудьте, а паче того - не поленитесь. И, как говаривали в старину, будьте благонадежны: чесночок у вас в любую засуху уродится (если, конечно, на самодостаточную для него глубину его посадили-то!)! Теперь остается вам только по осени, после зимней Матрены сальца деревенского прикупить (от взращенных на сельском приволье свинок оно не в пример свинокомплексным зело приятнее на вкус и пользительнее для организм).

   А вот советы от Надежды Ушаковой (глазастая и смекалистая бабёночка) из газеты «Жигулёвский рабочий»:

   «Чеснок долго не сохнет, если очищенные зубчики хранить в банке, залив их растительным маслом. И чеснок сохраняется, и масло делается ароматным, для заправки салатов зело хорошо – это я на личном опыте убедился.

   И ещё одно новшество от женщины с обнадёживающим имечком: зубчики чеснока она советует пропускать через мясорубку, кладёт их в стеклянную банку (при этом их не солит!), закрывает крышкой и – в холодочек их, ну то бишь в холодильник. Такая приправа и в супах, и во вторых блюдах оченно хороша, на все сто процентов с этой самаролукской умелицей прадедушка Толя.

   Чтоб не портились фасоль и горох, эта смекалистая хозяюшка при хранении их кладёт на дно банки по дольке чесночка да ещё и подсыпает туда семян укропа. Нынче вон только и слышишь: жучки-жучки завелись – и откуда только берутся? А в Надеждины баночки этих вот уж воистину паразитов столовой ложкой не загонишь. Прадедушка Толя этот советец себе на ус намотал.

      А в конце сентябрьского обзора я, дважды (ну это только «официально!) инфарктник не иначе, как вдохновенно и благодарительно распространюсь про боярку - вот уж воистину верного друга сердешного! Который об эту пору созрел и так и просится в корзину.

   Наши предки звали этот куст с алыми ягодами бояркой, боярушкой-сударошкой, боярышней-царицей, боярой. Он занимает первое место среди природных средств лечения сердца. Боярышник понижает возбудимость центральной нервной системы, тонизирует сердечную мышцу, усиливает коронарное кровообращение, устраняет аритмию и тахикардию, снижает кровяное давление. Длительное применение даёт хорошие результаты даже при выраженном атеросклерозе, улучшает сон.

   Известно, что во время Великой Отечественной, когда страна испытывала дефицит лекарственных средств, ягоды боярышника использовали для лечения в качестве сердечных препаратов. Одно только предостережение из моего личного опыта. Употреблять боярышник надо с должной осторожностью: при длительном употреблении он снижает артериальное давление, что вызывает головокружение.

   Ягоды боярышника можно заваривать, лучше всего в термосе. Наиболее эффективный (и зело приятный) способ – это варенье. На килограмм плодов засыпьте полкило сахара и оставьте на несколько часов. Когда ягоды пустят сок, поставьте кастрюлю на огонь и варите, пока масса не загустеет.

   Можно сотворить варенье и без варки. Это самый простой, а также самый щадящий способ. Здесь на килограмм ягод потребен уже и килограмм сахара. Дав постоять несколько часов этой массе, размешайте и уложите боярышник в стерилизованные банки и присыпьте его сверху сахаром. Из собственного опыта: крышки лучше всего винтовые, плотно-плотно закрученные. Перед употреблением они хорошо открываются, если их минутку подержать в кипятке

   Кустарник этот чуть ли не стопроцентно-лечебный: используются не только плоды и цветки, но   Плоды используются и в свежем виде по 50 – 100 г. 3 – 4 раза в день после еды, обязательно на сытый желудок.

Коротко о новых аборигенах наших.

   Намедни заявился ко мне односельчанин Евгений В – в и подозрительно-подозрительно прибвшуюся ко мне заместо жениного любимчика Тиберия кощёнку Гульку   обзирает. И как бы спроста-спроста вопрошает меня, на неё «по-ментовски» глядючи: «Сбегает по ночам-то в самоволку?» Что-то, думаю, тут не так и лгу напропалую: «Домоседка – не выгонишь из избы». И тут выясняется, Андреич, пинкертон этакий, оказывается дознание производит: у его свояченицы Татьяны курочку кто-то придушил и, прямо, не сходя с места преступления, сожрал её – только пёрышки остались. И на кого поначать? На пришлых котов и кошек! У него у самого прошлым летом пришлый котяра родом из Федоровки несколько цыпляток сгубил.

   Да, на так называемые неперспективные селения ныне ещё одна напасть: разбойные (иначе не назовёшь!) нападения пришлых кошачьих на мелкую домашнюю живность. Наши (искони местные!) коты и кошки с малости воспитаны в уважении к хозяйской птице. Потому как на горьком опыте убеждались: и от хозяйки в случае чего получишь по первое число, да и клушка в темечко клюнет – на всю оставшуюся жизнь запомнишь. А беспризорные кошки, эту науку в детстве не прошедшие, никогошеньки не боятся. Да и то сказать: голод не тётка…

    Жители так называемых перспективных, ну то бишь многолюдных по своему составу снлнгтй вряд ли поверят в такую вот подлинную историю. Две кошки (одной или одному не под силу) по заросшему проулку в укромное местечко (в заброшенную баньку) волокут (один за хвост, другая за ногу) только что зверски умертвлённого ими кролика на фермерской усадьбе. Это, выходит, у них заместо законного (мышино-крысиного) промысла – а чего-де мелочиться-то? До чего дожили…

   Поначалу эти бедные несчастненькие животинки, оставленные осенью на селе бессердечными дачниками, в зимнюю стужу в большинстве своём гибли. Но – естественный отбор! Полегоньку, помаленьку стали приспосабливаться и выживать. И давать потомство. Теперь встретить не только за околицей, а и в лесу одичавшую кошку (не рысь!) – это не такая же редкость,, как и зайца дневною порою на сельской улице неперспективного села, а то и в огороде. Раньше от коз спасались – теперь от зайцев. Оченно они уважают капустку-то! А про кабанов я уж и не говорю. Раньше они охотникам-то у нас редко-редко попадались, так хоронились от человека. А теперь не только зимой, а и в летнюю пору по селу в открытую шастают. Лисы ещё изредка наведываются (курочки ещё кое у кого водятся), а вот волка в село не заманишь: приманки (скота) для него у нас теперь нету.

    Раньше город всё только село-то теснил, а теперь вот и лесные жители в неперспективных селениях «аборигенствовать» начинают. Так, глядишь, и повытеснят-повыживут селянина…

   В прежние времена на селе такая вот немудрящая поговорочка была: «Хоть и маленький дождишко, а крестьянину отдышка». Ну а селянки (так уж жизнь их воспитала за многие лета!), они сами непоседы и недосужницы – и мужьям и детям в любую непогоду покоя не дадут, какую-нибудь работёнку обязательно им найдут.

   Помню, как-то в воскресенье только позавтракали, покойница матушка нам с отцом наряд уже дала (огород городить) – и вот как ливанёт, как ливанёт! Мы с отцом понимающе переглянулись, и он курить пошёл в сени, а я - за книжки. И тут заявляется матушка и этак весело и даже радостно (по башке бы, прости, Господи, за такую радость-то!) сообщает нам:

   - А я, мужики, какую работу вам нашла! Ворота настежь открыла – во дворе светлотища! Собирайтесь-ка дрова на зиму пилить. Я уж и козлы вам с подворья принесла.

   Отдохнули-подосужествовали, называется…

   А случалось и так:

   - Погодка-то, погодка-то – так и шепчет: «Займи да выпей!» - это дядя Миша Подлипнов в гости заглянул, отцов свояк, женатый на моей двоюродной тётушке Варваре Павловне. Он в прорезиненный плащ облёкся и резиновые сапоги. Весь мокрющий вошёл в избу, с плаща капает. По всему видать, «из далёкого похода» мужик возвращается, не иначе, как из сельмага! Так оно и есть! С громким стуком, чуть ли не со всего размаха (но с должной осторожностью!) водружает на стол поллитровку горькой. Матушка этак недовольно-недовольно на неё - зырк-зырк, но делать нечего: пошла в упечь закуску сотворять.

   А куда деваться-то? Ну, во-первых, гость (а гостя хошь, не хошь, а принимай). А во-вторых, самый близкий сосед (дома через дорогу). А на селе зачастую так (по поговорке): хороший сосед ближе родни. Дрова, сено привезли – кто первый бежит на помощь? Свинью, телёнка, овцу-перестарку колоть – с кем в паре? Кто первый подручный?

   Часа два, а то и все три сидят они за столом. Любил я слушать их не торопливые беседы-воспоминания фронтовые. Так уж им, видать, эта проклятущая война и в плоть, и в кровь въелась, что воспоминания о ней не отпускали их до самой кончины…

   Оба по четыре года на Отечественной «отбУхали (не отбухАли, как некоторые!). Отец с двумя медалями «За отвагу», не считая двух бронзовых «За победуююю» и «За взятие…», с фронта пришёл, а дядя Миша, насколько я знаю, единственный на всё село, - с орденом Отечественной войны. Так что вспоминать им было о чём.

   Дядя Миша освобождал (или брал, ведь она воевала с нами!) Румынию. Ну про румынок,             которые якобы весьма и весьма благоволили к нему, в другой раз, а на этот - вот о чём. В разговорах из уст его частенько слышалось (весьма одобрительное!) слово «мамалыга». Матушку однажды заинтересовало: а что это-де за вкуснятина такая? Когда узнала, что кукурузная каша, аж сплюнула с досады. С тех пор и пошло у неё: «Вон мамалыжник куда-то попёрся!» или: «Надо мамалыжника позвать стропила-то поправить – одному тебе не справиться». Что взять с неразумных бабёнок? Откуда ей было знать, чем так сладостна была эта мамалыга для тогдашнего красавца ефрейтора Подлипнова?

   Вот ныне на все лады хают наше прошлое. Да, трудно жили (а когда на Руси не трудно-то было?), но, ей-богу, славно! Славно не в смысле героизма, а в том смысле, когда вот, например, говорят уважительно и любовно: «Славная бабёночка!» или «Славный парень!».