Ну по баням-то по ночухе шастать, свечечку там возжигать да в зеркальце пялиться, чтоб суженого там узреть, - это для не шибко смышлёных сикушек (так вот, не иначе, как клеветнически, самаролукских красных девиц злоязычники за глаза иной раз обзывали, а обычно-то, воочию-то всё лапушками да красотулечками величали – о, лицедеи!).
Не только мои безграмотные землячки увлекались всяческой чертовщиной-то – гаданиями да всяческими приметами. Поведаю словами Пушкина о его любимой героине – барской девице Татьяне Лариной (всё это пришлось бы слово в слово к «портрету» моей бабани Матрёны Емельяновны в девичестве тоже Лариной):
Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны,
Её тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь,
Жеманный кот на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл,
То несомненный знак ей был,
Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,
Она дрожала и бледнела.
Когда ж падучая звезда
По небу тёмному летела
И рассыпалася – тогда
В смятеньи Таня торопилась,
Пока звезда ещё катилась,
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалось где-нибудь
Ей встретить чёрного монаха,
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей, -
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.
А вот сурьёзные матроны привораживать да отвораживать да порчу наводить аж за Волгу мотались. В Кунеевку (ныне по этим некогда живописным местам и урочищам громадье кирпично-железобетонных зданий распространяется) к тамошним ворожеям-старицам. Да к болящему целителю Федюшке. «Головка большая-большая, а рученьки махонькие-махонькие, всё равно, как у дитятки. У тебя, говорит, поача. И слюнки, как у младенчика, изо рта текут», - с умилением рассказывала моя двоюродная тётушка Варвара Павловна, сподобившаяся лицезреть этого блаженненького и получить окормление его. «И не лень переться было в такую даль!» - недоумевала матушка моя незабвенная Анна Никифоровна по поводу чуть ли ни шестидесяти-верстовому походу своей сестрички по зимним просёлкам. А в другой раз такое путешествие она совершала летом. Где пёхом. Где на попутках. А через Волгу от Отважного (ныне Жигулёвск) на лодке переправлялась. «Лодочник-то, мы на берегу-то не разглядели, что он пьянь нагольная, выгреб на середину Волги и говорит нам: «Не нальёте стакан – своим ходом в Астрахань поплывёте!». Ну хорошо, у одной бутылка в сумке оказалась – везла её старице заговаривать: от лишаёв и чирьев, говорит, пользует. Она стакан налила, а остатки-то в сумку было спрятала. А он углядел - выливай ему и остатки. Я. говорит, за это, возвращаться будешь, бесплатно тебя переправлю. Чего там переправлю – совсем окосел. Хорошо, с нами парнишка оказался – вот он за вёсла-то и сел к нему на подмогу. Страсть чего я тогда натерпелась».
А к чему бы такие претерпевания-то? Мужа отвораживала! От кого? От доярок, вестимо! Что любил, то любил дядя Миша (между прочим, единственный в нашем селе, кто с орденом Отечественной войны на груди с фронта-то явился!) поддразнить свою благоверную-то, как бы потаясь от неё, рассказывая в мужских компаниях о приставании к нему, скотнику-пастуху молодых вдов-доярок. А она ревнивая была – жуть! И страсть, как любила своего непутёвого (токмо по части выпивки!) муженька. Вот наши аскульские знатные доярки, что впоследствии сосново-солонецкий колхоз своими рекордными надоями прославили, тётя Нюра Буркова и тётя Нюра Клёмина не дали бы мне ныне соврать: болтун и трепач был мой любимец дядя Миша-то (любил похвальбашиться- похвастаться-то; вот, поди, теперь муки претерпевает на том свете за то, что растравлял своим бахвальством бедненькое сердечко моей любимой тётушки).
И никакой ворожбы «на отворот» не надо было. Уж если на кого и засматривались молодые красавицы-вдовушки фронтовые, доярки нашенские, так это на его напарника, моего крёстного отца - дядю Степана, родного брата моего отца (между прочим, кавалера ордена Красной Звезды и медали «За отвагу»). Но вот в отличие от своих родных братьев, в том числе и моего отца Николая Алексеевича (между прочим, кавалера двух медалей «За отвагу») кремень был насчёт чужих баб-то! Хоть и беспартийный, а моральной устойчивости его на десятерых бы хватило! Верен был своей супруге тёте Дусе. Вот кто преподали моим землякам пример супружеской любви и верности (дай бог им Царствие Небесное – нашенским Петру и Февронии)! Никаких «отворотов-приворотов» им не надо было!
В не столь отдалённые времена не только из Аскул, но и из других селений Самарской Луки к кунеевской ворожее-то ходили-ездили. Почитай, в каждом селе и своя хотя бы одна колдунья-ведьма да была. Но как вот сами черти-демоны между собой разнствуют в силе-возможностях, так и их агентура. Знать, слабоватенькие на местах-то были кадры сил потустороннего мира. А вот в Кунеевке, видать, высокопоставленного шефа-демона за левым плечом та знатная ворожея-целительница имела. Она, искусница в своём колдовском деле, и привораживала и даже отвораживала (это значит, пользуясь своим высоким покровительством высокопоставленного беса снимала ворожбу менее знатной ворожеи!). Ну и от всех болезней пользовала – и «от головы», и «от живота», и «от сердца». И даже «невстаниху» устраняла (и, говорят, и сотворяла её, только ведь, кто заказывал такое, разве сознается?!).
И ныне такое ими творится. Но ревнивым бабёночкам с этим по осторожнее надо! Одной самаролучаночке, сказывали (не иначе, как сама по недомыслию проболталась), так не шибко падкого на постельные занятия муженька-то заговорили (ошибка или умысел ворожеи-то?), что он на жену-то ноль внимания, а вот за соседок куда как пылко взялся. И били его за это, чуть ли не вусмерть охаживали, а он всё не унимается и не унимается. Ну-ка той злосчастной бабёнке опять от дела отрываться и в Кунеевку ехать: разворожи-де, бабушка, муженька-то моего! Пусть, мол, как прежде, на манер борова на приколе стоит. Вот ведь эгоистка-то какая: ни себе, ни людям! А время-то послевоенное было: сколько страждущих-то тогда было, чуть ли не каждая вторая – вдова.
На собственном и на опыте близких и друзей-товарищей убедился: врачеваться и окормляться благодатию Божией надо. Что касается меня, то я чаще всего обращаюсь за вспомогательством к Пресвятой Богородице. Совестно как-то по пустякам Правителя Мира отрывать от великих дел (не сочти, Господи, за кощунство сие!). А Пресвятая Богородица, она, как то я неоднократно убеждался в этом, вельми и вельми отзывчива на наши просьбы-то. Иной раз мелкие-мелкие, а - обращаемся, как к родной матушке…
Я не поп, но всё же должен предупредить своих молодых землячек: гадание, как говорится, чревато! Нежелательными последствиями чревато-то! Потому как доверчивая девица к кому обращается-то? К лукаво-коварному демону, исконному человеконенавистнику и лжецу-обманщику. Так и видится мне его презрительно-брезгливая и вместе с тем самодовольная ухмылка – этого зломудрого старца, вот уже восьмую тысячу лет (со дня сотворения человека) коварно измывающегося над человеческими слабостями.
Увы, мы, которые даже православными чтущие себя, как и наши предки, чуть ли не на половину язычниками остаёмся. Тысячу-то лет тому назад это, главным образом, только в столицах – Киеве да Новгороде крестились, а в глубинке, в глубине Руси ещё не одно столетие после официального Крещения правило бал язычество, обломки которого в нашей жизни и поныне сохраняются, А в последнее время и возобновляются даже. И в печати, и в жизни нередки воздыхания: вот-де какие славные боги у нас были до Крещения Руси. А были они такие же, как и в Вавилоне, в Древних Греции и Риме – буйные, распутные, коварные и мстительные. Любили кровавые жертвоприношения, в том числе и людские (последнее такое сделал у идола Перуну будущий креститель Руси незадолго до Крещения). Прежде чем обратиться с какой-то докукой к тому же Перуну или Велесу, надо было, как следует, умаслить его идол живой кровушкой или хотя бы нутряным сальцом от свежезакланного барашка или телёночка. Курочку на заклание ему?! Этак вы смертельно (для себя!) и оскорбить его можете. Это всё равно, что архиерею полушку подать или царю-батюшке заячью шкурку. Одно слово: бесы – это просто-напросто языческие боги! И гадания – путь к забесовлению. Сколько таких случаев было: пошла со злым умыслом к колдунье – и сама от неё забесовилась. К ней на крючок попалась. Потому что все эти маги, экстрасенсы, чудодеи, колдуны, ведьмы и шептуньи - все они агенты нечистой силы (параллельного мира) и одновременно вербовщики клиентуры для забесовления других. Вы обратили внимание: как вот еда (по-старорусски – яда-яство) и яд, так и гадать и гадить - слова одного корня и очень близкие по содержанию?