Подменили? Да забесовлён он был!

Есть ли ещё случай в мировой истории, чтобы самодержец огромной страны, за исключение шведского Карла Х11,  целых два года околачивался за бугром, постигая мудрости кораблестроения ну и регулярно попойками и другими не шибко благовидными делами занимаясь? Вот уж воистину дьявольски самоуверенным надо быть, не опасаясь, что тебя за это время  свергнут с престола! При этом имея горький опыт бегства от мятежников в одной сорочке, не успев даже портки натянуть!

Когда забесовлён был? А ещё в России. По всей видимости, Лефортом – тот ещё, пишут, чернокнижник-то был!

Вот как об этом у Алексея Толстого в его романе про Петра Первого, как он, изрядно перетрусивший,  скрывался в монастыре:
«Из иноземцев к нему допускался один Лефорт, и то не на выходы или в трапезную, а по вечерам, не попадаясь на глаза патриарху, - приходил к царю в келью. Петр  молча хватал его за щёки, целовал, облегчённо вздыхал. Садился близко рядом.  Лефорт ломаным шепотом рассказывал про то и сё, смешил и ободрял и между балагурством вставлял дельные мысли».  Вот как он ободрял и наставлял молодого царя, «мучительно стыдящегося за своё бегство в одной сорочке»:  «Народа такого дикого  сыскать можно разве в Африке…  Говорил он такие слова смело, не боясь, что Пётр вступится за Третий Рим… Будто со свечой проникал он в дебри Петрова ума, дикого, жадного, встревоженного… Лефорт, рассмешив шуточкой, опять сворачивал на своё: «Ты очень умный человек Петер… Нужны тебе умные и верные люди, Петер…  Не торопись, жди – мы найдём новых людей, таких, кто за дело, за твоё слово в огонь пойдут, отца мать не пожалеют…»  А под конец утешал: «Будут у нас потехи, шумство, красивые девушки…  Покуда кровь горит, - гуляй, - казны хватит, ты – царь…

Близко шептали его тонкие губы,  закрученные усики щекотали щёку Петра, зрачки, то ласковые, то твёрдые, дышали умом и дебошанством …  Любимый человек читал в мыслях, словами выговаривал то, что смутным  только желанием бродило в голове Петра…»  (т. 7, стр. 177 – 178).

Ну а шумство и дебошанство (по Далю - распутное буйство) потом было воистину дьявольское.      Вот из того же романа Алексея Толстого: «На Святках князя Белосельского за строптивость раздели нагишом и голым его гузном били куриные яйцы в лохани…  Дворянина Ивана Мясного надували мехом в задний проход, отчего он вскоре и помер…».   А  кощунственные пиры его -  это ли не бесовщина?  (Не исключено, что ещё и за бугром на чью-нибудь дьявольскую удочку попадался).

Но ведь он же немало сделал для России! Кто бы спорил. Что, разве мало сделал для Германии ещё один забесовлённый  – Адольф Гитлер, за какие-то десять лет немощную и полуразрушенную страну превратив в самую могущественную в Европе? Правда, только всего на пятнадцать лет, а вот Пётр Первый – аж на триста!

Да, зёрна Великого Октября в России посадил именно он, Пётр 1 выведением компрадорского правящего класса и бесшабашным утверждением культа западных ценностей, не только пренебрежением, но и ненавистью к простому народу. Кстати сказать, это неуважение переняла и партийно-советская номенклатура. Что они там говорили между собой – Бог весть. А вот это и к нам, клеркам, доходило: «А что бы вы хотели, если у нас народ такой?!».

Если эти мои заметки попадут на глаза читателю, то, уверен, в подтверждение о том, как резко меняются люди при забесовлении,  будет много откликов.

Приведу свой пример. Воспитательница детского сада (очень хорошая работница!) уволилась с работы: «Не могу больше работать в садике!». Через некоторое время выясняется, в городе появилась ещё одна предсказательница. Одна из её прежних знакомых поинтересовалась у неё при встрече: как  это-де у тебя получилось? Оказывается, попались на глаза хранившиеся в тайнике бабушкины «записи». Углубилась в них и – прозрела! Я поинтересовался у той знакомой: что-то-де изменилось в облике той женщины-прорицательницы? Немного подумав, ответила: глаза. Совсем другие стали. Зрачки колкие, как иголки. Вот ещё одна несчастная попала в дьявольские сети. Других (якобы, конечно) излечивает, а вот сына отвадить от наркомании  не получилось.  Не дожившего до тридцати похоронила…