Кабы я был моим прадедом Яковом

Когда годков-то тебе уже за семьдесят, по прежним-то временам - возраст куда как почтенный. А теперь вот, увы, дедам ни тебе почтения, ни уважения. Намедни внуку Илюшке легонько-легонько замечаньице сделал - окрысился, стервец этакий! Попробовал бы он так пред моим прадедом Яковом поступить... Как сидоровой козе поротому бы быть!

Вот и размечтался я, как бы  вел себя на месте моего деда Якова. Представил я, что вот закончилась в доме у нас вечерняя трапеза. И восседаю я в переднем углу под образами. Степенно этак седую бороду разглаживаю да на завтрашний день наряд-урок своим домочадцам выдаю.

Сыновьям и зятьям - сено косить. Этак строго-строго выговариваю:

- А вы, мужики, траву-то под самый корень, под самый корешок, как бритвой, срезайте ее. На пятку, на пятку (косы) больше налегайте. А не как Алешка: за ним иной раз хоть еще окашивай.

Господи Боже мой, это он такие-то вот слова да про будущего моего деда Алексея Яковлевича, знатного колхозного пчеловода изрекает?! Это он моего деденьку так наставляет, вспомнив орлиный взор которого, я по сю пору трепещу, как напрокудивший щенок!

Чур-чур меня! А он, будущий дед-то мой, сидит и молча слушает отцовы вразумления, только принахмурился.

Дочерям бы я наказал в огороде "возиться", своим нехитрым делом занимаясь. Это "свое нехитрое дело" тогдашние бабенки проглотили бы - не поперхнулись. А теперь прадедушка Толя только заикнись про это, так и благоверная, и дочки, и сноха такой хай поднимут - из дома беги! А сам-то-де каким-таким "хитрым делом"  заниматься будешь?..

Супругу бы щи нарядил варить и другой стряпней заниматься. А любимой сношеньке Дарьюшке (это моей, стало быть, будущей бабане Дарье Михайловне) наказал бы сочни, ну то бишь пирожки печь. Ну, самой собой, с горохом (они уж больно сытные, недаром же, когда в луга за Волгу по зимнику за сеном на санях ездили, ими прямо с пылу, с жару за столом заправлялись!), а также с картошечкой (она у крестьянина во всяком виде завсегда в ходу!).

Ну а для ради баловства бабьего, так уж и быть, пеки, мол, пирожки с калиной да с черемухой (ее в ступке потолочь, тогда она и беззубым по зубам).

При этом я бы этак принахмурился и, строго-строго на супругу и нарочито строговатенько на сношеньку глядючи, вымолвил бы:

- А вы, бабы, в тесто-то и в начинку скоромного маслица-то не жалейте: у мужиков в поле работа тяжкая! А то знаю я вас: для себя в пироги с яблоками да с калиной медку не жалеете, половниками готовы начинку-то уливать. А на маслице - у вас рука трясется!

Ну супруга, та скривилась бы вся, но смолчала (потому как закон знает и чтит!). А любимая сношенька Дарьюшка вся бы вспыхнула, как маков цвет, и этак сладеньким голоском запиликала бы:

- Да, тятенька, да! Все, как есть, слово в слово выполним!

Ну что вот худого про такую сношеньку скажешь? За холодненьким кваском, к примеру,  для свекра кто шибче всех в погреб спрыгнет? Ни старуху, ни дочерей не добросишься. А любимая сношенька свет-Дарьюшка мигом слетает. Глиняную-скудельную кружку всклень нальет и, почитай, над самым ухом ласково-ласково, аки горлица, проворкует: "А ты, тятенька, не глохти его, квасок-то, а, как малое дитятко, похлебывай. А то, не дай Бог, горлышко застудишь и охрипнешь. Кто нас тогда уму-разуму учить будет?"

А в глазах-то, в глазах-то у Дарьюшки бесенок так и играет, так и играет! Ну ни зараза ли?! По-доброму-то благонравия для - по крутой спине бы ее съездить, а жалко! Опять же, в субботу после обедни отцу Исидору каяться придется... Нет, что повезло мне со снохой, а неочунаю Алешке с женой, то повезло (а что неочунай, то неочунай Алешка-то: чуть что и грымзит ее!). Есть вон снохи, что змеи подколодные. Взять вон хоть сватову сноху Устинью. Это надо, что учудила эта языкастиха зловредная намедни! Ты бы, говорит, тятенька (это свекру-то!), прежде чем сноху поучать, шириночку бы застегнул, а то так распахнёй и ходишь с утра! Ну он тоже не в карман за словом полез: а ты бы, говорит, дорогая сношенька, бесстыжие зены твои, ты бы ими-то не по стариковским ширинкам шарила, а в рот бы ему глядела да ума-разума набиралась. А заодно и благочестие постигала!

Многие, вон как на завалинке соберемся, всё на снох жалуются. Ну ни такие ли-де они языкастые пошли: ты ей - слово, она тебе – дюжину. Разок за компанию и я язык-то было распустил (Тут вот ведь какая закавыка-то: коль свою сноху не хаишь, поначать могут, а не снохач ли ты, мол?). И вот закончить не успел, а она, как тут и была. С подстилочкой в обеих рученьках прибегла. Завалинка-де, тятенька дорогой, вон какая холодная, давай-ка, мол, я тебе подстелю тепленькую подстилочку-то. А они, на стариков соседей на завалинке показала,  на холодной землице свои тощие задницы-то застудят и всю ночь-ноченскую ими чихать будут. А ты, как младенчик в зыбочке, у нас спать-посыпотствовать будешь! Тут я заткнулся на полуслове, а краем глаза заметил все же: завидуют мне соседи-старики-то…

До самой смерти бабаня Дарья добрым словом поминала своего любимого свекра. А какие поминки она по два раза на году по нему закатывала - и на день ангела, и на "число" (день кончины)! А что у свекра любимой сношенькой состояла, так то не диво: и послушная, и работящая. А еще красавица писаная! Как у нас про таких говорят: "из села вон". Ну то бишь не изрядные. Многие мои по отцу двоюродные братья и сестры обличием все в нее пошли - как есть красавцы и красавицы. Про себя уж так и быть умолчу...

Ну вот так бы, примерно, в тот летний вечер и распорядился бы мой прадед Яков, прежде чем на вечернюю молитву стать...

А днем сел бы верхом на Серка (усидишь ли дома?!) да скатался бы на Стрелку или на Бобыльскую на покос. Проверить, как они там без хозяйского догляда управляются. Работают споро, но понапутствовать все равно надобно: "А вы по бойчее, мужики, по бойчее налегайте. На себя - не на чужого дядю работаете! А то не дай Бог задождит". 

Ну а на "посошок" добавил бы еще мой прадед такое старинное  наставленьице:

- Бога, Бога не забывайте! Он всем сторицей воздаст!                                      И на младшенького, на Маркелку бы краем глаза воззрился, как он мои слова воспринял- воспрочувствовал  насчет Бога-то. Этой зимой он с Алешкой Макеевым да с Трофимкой Подлипновым в Самаре извозом занимался. Добрые люди сказывали: на Троицком рынке их якобы около пивной вкупе с самарскими горчишниками видали. А от золоторотцев- богохульников чего доброго наберешься?!

Ну что-то уж больно я размечтался, на месте своего прадеда Якова себя представляя... Куда нам, нонешним-то, до тогдашних дедов-прадедов! Только пожаловаться-попечаловаться некому: с раннего утра и до позднего вечера дедушка Толя, как папа Карло, мантулит.

Не поверите, вечерком в прохладе дня за столом под яблонькой с соседом "за чашкой чая" посидеть иной раз недосуг, потому как в страдную пору он тоже из своего сада-огорода по целым дням не вылезает.

Вот и остановила свой взор на мне благоверная: "Эка, ты, дед, размечтался! Уж не о мамзелях ли, туристках вчерашних? Возьмись-ка ты лучше за дело, а то опять как в тот раз давление подскочит!" Ну ни язва ли, ну ни змея ли подколодная?. Но вообще-то и в самом деле, чего уж убиваться-то? "Каторга"-то эта - что по дому, что в саду и на огороде - добровольная!

Выйдешь по утряни на крылечко – солнышко еще только-только макушку показывает, а на улице и в садах-огородах уже птичий концерт в разгаре. Кто чирикает, кто пиликает, кто кукует, кто гукает – всякая птаха, как говорится у музыкантов, «свою партию ведет». И только насмешник-скворушка надо всеми изгаляется, как пародист из команды весельчаков-лицедеев, всех передразнивает. Сам не слышал, а соседка сказывала: он-де, проказник этакий, даже кошек «пародирует».

А громче всех жаворонок красоту и обаяние Божьего мира воспевает, чуть ли не в поднебесье на крылах своих вознесшийся. Ну как есть любимчик Господень!

И вот все, как говорится, в сборе, все при деле, а ты, старый хрен, что прохлаждаешься и на крылечке в потягушечках пребываешь?! А ну-ка берись за лейку да айда-пошел огурчики, помидорчики, баклажаны да патисончики поливать. А матушку капустушку – уливать, потому как она уж больно на водичку падка. А позавтракал, за тяпку берись или просто так (вприсядку!) травку на грядке выщипывай. Бабенки, они вон все глаголью да глаголью, ну то бишь буквой Г над постатью-то урабатываются, иной раз молодого соседа дачника  во грех вводя и смущая. А мы, так и быть уж, по-стариковски вприсядочку!..

Да, бывает, не только к обеденке в Божий храм сходить, а и Писание почитать недосуг. Но зато в огороде-то, как на плацу перед парадом! Морковка стройными шеренгами выстроилась. Помидорчики, что твои гренадеры в зеленых мундирах в колонну по пять как бы шествуют, А там капустное каре, А перчики, про них сосед, как и я служивый, так прямо и выразился: они-де из земли торчат, как эти самые у солдатиков поутряни под одеялами. Кто служил – знает, как, бывало, ноженьки стыли у того, кто на спине спит…

А всё для кого (нам с бабкой много ли надо?)? Для них! Которые в пятницу под вечер к нам на усадьбу заявятся – детки с внуками нашими. Только выгрузятся – и сразу же в сад-огород: кто к смородно-крыжовным кустам, кто в вишенник, кто к морковке, кто огуречки на грядках изыскивать. А внучка Настенька от смородины сразу же к стручкам гороховым.

Что может отраднее для отцовско-дедовского сердечка быть, созерцаючи всё это?