Об эту (весеннюю) пору на Волге-матушке наступал «сезон охоты» у казацкой вольницы, потому как судохождение купецкое начиналось в хвалынско-персидские земли. Как и ополчение царя-батюшки, «романтики больших дорог и водных просторов» покидали «зимние квартиры». Но если у солдатушек это были казармы, то казаки по осени-то на зимнее обетование распространялись по приволжским весям, велеохотно и знатно пополнению местного населения способствуя, с тем чтобы уже к Егорию вешнему в приволжских селениях, в том числе и самаролукских новое вольнолюбивое поколение на Божий свет появлялось.
Что любили, то любили, говорят, соратники Ермака Тимофеича, Степана Разина да и Емельяна Пугачёва Волгу-матушку – свою мать-кормилицу! Эх, с каким, сказывают, воодушевлением встретили они весть о том, что в одном из приволжских селений самаролукских церковь стала быть. Какое облегчение от грехов для душ вольноказацких наступило! Бывало, чуть ли не по целому году носили они их в душах своих. А это ни благодать ли? Темной ноченькой пообщался с купчиною, с Хвалынского моря аж из самой Персии на своих ладьях путь державшим, и сразу же, почитай, этим же утром – в Божий храм, свечечку перед образом Егория Храброго ставить и скорбное покаяние во гресех своих перед батюшкой творить! Так что после отпущения грехов милостивцем-батюшкою ну ни таким ли безгрешным да чистосердечным за новое дело принимался этот романтик водных просторов, а по совместительству и больших дорог (по Самарской Луке уже и тогда Московский тракт пролегал, начинавшийся, надо полагать, в Коломне, о чём красноречиво свидетельствует любимая песня самаролукцев «По старой Коломнской дорожке на сорок девятой версте…»).
У Блока в его горьком-горьком стихотворении христианском об этом вот как:
Грешить бесстыдно, непробудно,
Счёт потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в Божий храм.
Три раза преклониться долу,
Семь – осенить себя крестом,
Тайком к затоптанному полу
Горячим прикоснуться лбом.
Кладя в тарелку грошик медный,
Три, да ещё семь ряд подряд
Поцеловать столетник бедный
И зацелованный оклад.
А, воротясь домой, обмерить
На тот же грош кого-нибудь,
И пса голодного от двери,
Икнув, от двери отпихнуть.
И под лампадкой у иконы
Пить чай, отщелкивая счёт.
Потом переслюнить купоны,
Пузатый отворив комод.
И на перины пуховые
В тяжёлом завалиться сне…
Вот ведь как славненько получалось: и у казаков-разбойников после такого вот посещения Божьего храма облегчённые от грехов душеньки, аки райские птицы, по водным просторам благообразно и благодатно порхали и воспаряли, и иереи благоуветливые (снисходительные к просьбам) и благоутробные (милосердные) в сердцах своих благодушествуют!
Прости меня, Господи (Ты же Сам промыслом Своим дал человекам ум, не только благословящий, но и пытливый и изыскливый), но на старости лет вот какие (не приведи Бог – еретические!) мысли в (не дурную ли?) голову приходят. Если таким вот образом-манером (исповедался, причастился святых таин и получил отпущение грехов) попадают в рай, то (прости меня, Господи!) не зазорно ли рядом с такими «облегчнными» от грехов только исповедью и покаянием, постом и молитвой, будет тем, кто исполнял не только первую заповедь Господню (любил Бога всем сердцем и разумением своим), но и вторую («Возлюби ближнего своего, как самого себя»). И причём главный-то упор в своей жизни делал на исполнении именно второй заповеди. Ты же, Господи, говоря современным языком, подчеркнул, она-де такая же важная, как и первая. Зазорно и неуместно будет с такими быть вместе тому же омоновцу, положившему живот свой за други своя, за Отечество в смертельной схватке с нелюдью-террористом (при этом не с молитвой всепрощения на устах, а со словами праведного гнева и презрения к нечисти!), и той же человеколюбивой девочке, что сгорела заживо, спасая из огня чужого мальчишку-грудничка, - этим воистину человеколюбцам не на словах, а на деле. По сравнению с тем же причисленным Церковью к лику святых Иоанном Многострадальным, который, как благовествуют церковные летописцы, 33 года пробыл в монастыре зарытым по плечи в землю. А слабо было ему в миру «любить ближних своих», ну то бишь помогать больным, немощным, убогим и сирым? Но что ему до «ближнего своего» - он заботился о СВОЁМ спасении! Это ли не себялюбец, Господи?!
Привели как-то ко мне, как к бывшему старосте села, на моё сельское подворье скромно одетого молодого человека – намеревается купить в нашем селе дом, чтоб можно было вести в сельском уединении благочестивый образ жизни. Чуть ли не сходу сообщил, что он намедни получил на это благословение старца такого-то. Увидев, что это сообщение не произвело на меня никакого впечатления, он изумился: «Вы, православный христианин, не знаете старца (такого-то)?». И сказано было это с таким осуждением, будто я не знаю Миколу Милостивого!
А я с тех самых пор избавился от языческого многобожия, как канонизировали, причислили к лику святых последнего российского императора (Николашку – именно так в своих разговорах о былом, главным образом, о тяжёлых военных буднях Первой мировой войны называли его мои деды Алексей и Яков, вернувшиеся с войны с ранениями и наградами, и очень набожные люди). Так что кроме Отца Небесного, Пресвятой Троицы, Святого Духа, Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы, ну ещё Ангела – хранителя своего никого не признаю и никому, кроме Них не молюсь. А святость земных старцев я признаю в качестве праведности их, но уж никак, не как божков, чтобы поклоняться им. А посему такой вопрос задаю ему. Вот недавно было сообщение о том, что пожилой человек, сидя на берегу Чёрного моря, увидел тонущую девочку и бросился её спасать. Девочку спас, а сам утонул. Как вы думаете, спрашиваю я показно чающего вечной жизни, этот старик попадёт в рай?
- Если он был крещёный в Православии и прежде, чем утонуть, обратился к Господу с молитвой – не исключено, что и попадёт.
Вот так вот. Комментарии, как говорится, излишни….
Намедни рассказали такую историю. Два юноши, очень и очень набожные, подрядились у одного пенсионера распилить и расколоть дрова. Сразу же запросили аванс – ну и почему бы таким ребятам и не дать его? Поработали часа два - заспешили домой, чтобы к службе успеть, а то батюшка (строгий-строгий!) «ругаться будет». На другой день та же история, Только вот какая у них незадача: очень хочется какую-то вещь купить – так что и вторая половина оплаты на кон требуется. Юноши такие набожные – почему бы и не раскошелиться пенсионеру? А на третий день юноши не пришли. Так же, как и на четвёртый, и через неделю. И вот месяца через три встретился он с ними. Засмущались слегка и обещание-вексель выдали: вы-де не переживайте, мы придём и доделаем.
Ну а тот успокаивает их: чего-де вам, воцерковлённым-то да все обряды соблюдающим, напрягаться-то? Это вот мы, не воцерковлённые, за свои худые дела перед людьми краснеем да стесняемся их. А вам-то что, каждую неделю перед батюшкой кающимся? «Собором» покаялись, кагорчика заглотнули, просвирочкой закусили – и будто заново народились! Чуть ли не святыми из церкви-то выходите!
Вот с нашим сельским батюшкой игуменом отцом Иовом каждый бы почёл за честь пребывать на небесах. В своих деяниях он велелепно сочетает исполнение обеих заповедей Господних. Купно с молениями, бдениями и постами он для ближних своих – моих односельчан на свои сбережения соорудил сельскую церковку, нашёл, по приметным рассказам старушечек местных, и расчистил водоисточник целебно-владычичный (там в конце позапрошлого века чудотворно трижды являлась казанская икона Божией Матери, пока её в местной церкви не установили, теперь она снова там пребывает). И восстановил на нем прежде стоявшую там часовенку, куда ныне паломники даже из стольного града стекаются. А осенью позапозапрошлого года (зело засушливого!) купно с двумя внуками за каких-то двадцать дней выкопал 15-метровый колодец (неисссякаемый!) на благо односельчанам (не без помощи Божией, конечно же, такой огромно-глубокий-то для 75-летнего старца!).
А есть, сказывают, такие иереи и архииереи, которые в мир влекутся только всяческие новостроения освящать, Увы, такое и ранее бытовало. Вот что писал христолюбивый (даже до некоторого фанатизма) писатель Николай Гоголь (автор «Переписки…» и «Литургии»), отвечая неким любителям изящной словесности, попрекавшим его очернительством русской жизни:
«Может быть, я и виноват, но что же мне делать, когда я как нарочно натыкаюсь на картины, которые ещё хуже моих. Вот хотя бы и вчера, иду в церковь. Конечно, в уме моём уже ничего такого, знаете, скандалёзного не было. Пришлось идти по переулку, в котором помещался бордель. В нижнем этаже большого дома все окна настежь: летний ветер играет с красными занавесками. Бордель будто стеклянный: всё видно. Женщин много; все одеты; будто в дорогу собираются: бегают, хлопочут. Посреди залы – столик, покрытый чистой белой салфеткой; на нём икона и свечи горят. Что бы это могло значить?
У самого крылечка встречаю пономаря, который уже повернул в бордель.
- Любезный! – спрашиваю, - что это у них сегодня?
- Молебен, - спокойно отвечал пономарь, - едут в Нижний на ярмарку. Так надо же отслужить молебен, чтобы Господь благословил и делу успех послал».
И ныне что только не освящают…
Не вешайте, Бога ради, мне вот сразу-то собаку безбожия на мою грешную выю. Нет-нет, я не против покаяния-то. Да и как честному (во всяком случае - стремящемуся к этому) человеку жить – исконно загреховлённому в самом геноме своем грехами родителей и всего рода своего?! Как никакая другая религия в мире, наша, христианская в основе своей благодатна. Высшее Существо у нас не только Бог, как, например, у древних греков, римлян, египтян и персов, но и Господь – личный Бог, к которому, как вот в старину на Руси, будто к царю-батюшке из рук в руки челобитную или покаянную грамоту можно передать. Которому вот уж воистину, как отцу родному, ты имеешь возможность в любую минуту обратиться со словами горького покаяния, иной раз в бессонные ночи даже со слезами на глазах. И при этом не обязательно просишь прощения греха, а просто каешься-раскаиваешься в нём. Больше того: иной раз какой-то грех так скверен в твоих теперешних (старчески благоразумных!) глазах, что просишь Господа не прощать его, этот грех, а как-то помочь тому, кого этим грехом ты обидел, а, может быть, по молодеческому неразумению и беспутству онесчастливил чуть ли не на всю жизнь.
А вот церковное покаяние, тем более отпущение грехов уж больно сильно отдаёт неким формализмом. Да и само право священников отпускать грехи от имени Самого Господа Бога для меня лично несколько сомнительно (уж больно как-то не шибко «стыковочны» к основному тексту Евангелия слова насчет «как свяжете…»). Даже Сам Христос, исцеляя страждущих от грехов своих, отпускал эти грехи Словом Божиим – силою и волею Отца Своего. Нигде не сказано в Евангелиях, что Он Своим ученикам, наделяя их даром исцеления и даже воскрешения, давал им право отпущения грехов. Даже к Пресвятой Богородице обращаемся мы с прошением «Моли Бога о нас!», а не об отпущении грехов!
Ну Богородица есть Богородица (вон некоторые, как, например, Даниил Андреев считают Её Воплощением Святого Духа), а вот обращения к канонизированным Церковью святым с такой просьбой у меня вызывают сомнения. Повторюсь: Бог у нас ещё и Господь, то есть личный Бог – к чему в таком случае посредники?! Прости меня, Господи, за такую мыслишку: а не напоминает ли это некую «коррупционность»: мол, святой такой-то, ты там с Господом-то как бы «вась-вась» - похлопочи за меня, а я тебе вот свечечку поставил!
Помню, с каким воодушевлением мы, «гнилые интеллигенты», восприняли возрождение Православия в нашей стране в начале 90-х прошлого века. Но вот стали сыпаться на наши головы такие фактики. Тольяттинская журналистка пришла в храм взять интервью у местного батюшки. Ну вы помните, как скромно вели себя в советское время рядовые священнослужители, что называется, тише воды, ниже травы. А тут сразу же её вопросом в лоб встретили: мол, ты крещеная, а крест на тебе есть? А ну-ка покажи, а иначе я с тобой разговаривать не стану. Приехал к нам в Тольятти патриарх тогдашний. И вот какие впечатления остались от этого «визита» у фотокорреспондента городской газеты Володи Холода, которого редактор послал сделать снимок его:
- Ты вот, Николаич, всё на богослужения ходишь и в газету про это пишешь, а у меня пропала охота идти туда. Патриарха четыре здоровенных лба сопровождали, так один из них так двинул кулачищем по моему фотоаппарату, что разбил его. А как они верующих толкали!..
Но самый чувствительный удар был нанесён причислением к лику святых Николая Второго и его семьи.
Академик РАН Андрей Воробьёв в своей книге «К годовщине Великого Октября», выпущенной в этом, 2013 году тиражом в 200 экземпляров, опубликовал редчайший в печати документ - обращения рабочих Петербурга 9 января 1905 года к царю с нижайшей просьбой избавить их от невыносимого гнёта хозяев. Не желая выслушать людей, царь уехал из города. За несколько минут в 10 местах столицы войсками были убиты 1220 человек – рабочих, членов их семей, в том числе детей. Революционный взрыв после этого стал неизбежным. И это святой?! И такому молиться? Или вот таким, о которых сообщает в своём интервью под заголовком «Сергианство» архимандрит Андрей Кураев, по мере возможностей защищая от нападок патриарха Сергия.
Вот что он сообщает о благоверном, ну то бишь святом великом князе Дмитрии Донском, как тот «оказывал огромное давление на святителя Алексия, митрополита Московского, с тем, чтобы тот, вопреки канонам, назначил бы своего преемника, и этим приемником стал бы любимец Дмитрия Донского этакий толстый и умный поп Митяй. Преподобный Сергий был против, святитель Дионисий Суздальский также. Вообще, как говорит Никоновская летопись, «и епискупи вси, и архиманриты, и игумены, и священники, и иноци, и вси бояре, и людие вси не хотяху Митяя видити в митрополитех; но един князь великий хотяще». Но при этом и митрополит Алексий завещал ему кафедру, и собор епископов под давлением князя избрал Митяя».
Вот передо мной книга П. Гольбаха «Галерея святых», отрекомендованная им, как «Исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых Христианство предлагает в качестве образцов», ну то бишь святых праведников. Несомненно, эти люди имеют большие заслуги перед Церковью в распространении Христианства, разработке его учения и догматов, но что они святые – в это верится с трудом. Ну взять хотя бы достославного царя Константина, который убил сына, племянника и задушил в ванной свою супругу. Да и иудейский царь Давид, имевший множество жён, фактически убивший своего доблестного военачальника Урию и женившийся на соблазнённой им ранее его жене Вирсавии (матери не менее знаменитого царя Соломона!), тоже, как говорится, «тот ещё святой-то». Иудеи его чтут, но не молятся ему!
Эка, скажут, на кого ссылается-то! А что?! П. Гольбах это вам не забубённыё писака Лео Таксиль. Это серьёзный атеистический публицист, с немецкой педантичностью опирающийся в своих выводах и заключениях на общеизвестные факты.
Вот наши богословы постоянно порицают инославных – католиков. Но ведь какую громадную работу проделали они, принеся свет Христова Благовествования и в Африку, и в Латинскую Америку, и в Австралию (через моря и океаны!). А у нас, что называется, под рукой - в Калмыкии и Сибири по сю пору шаманят (пример великого миссионера русско-православного архиепископа Николая Японского исключительный). Отсюда и вот такие цифры: католиков в мире более полутора миллиарда, протестантов - 600 миллионов, а православных – только 120 миллионов.
Вот и монашествующие тамошние, по многочисленным сообщениям из-за рубежа, большую часть своего времени проводят в миру – в богадельнях, приютах, больницах и других богоугодных заведениях. Наши же, говорят и сами похваляются, по большей части, кроме часов приёма пищи и отдыха, проводят время в богослужениях, список которых, похваляются монахи, очень большой.
Я долго не решался опубликовать этот опус, хорошо понимая, «на чью мельницу буду лить воду». Для вышедшей из подполья в период Ренессанса либерально-космополитической «гидры», готовящей и всячески удобряющей почву для воцарения иудейского всемирного императора, предречённого иудейским пророком Исайей, - главный враг на этом многовековом пути - Христианство и, в первую очередь, Православие. Не потому, главным-то образом, что оно истинно православное, а потому что Русское, ну то бишь существующее и действующее на землях и пространствах вожделенной России.
Я бывший коммунист, хоть и неортодоксально правоверный, но в душе и поныне остающийся коммунистом социалистического толка, глубоко уверенным в победе социализма, мощные ростки которого распускаются в некоторых странах Западной Европы и Латинской Америки, - я глубоко уверен в правоте вот этой цитаты из письма Ленина редактору западноевропейской профсоюзной газеты, который сетовал, что революционное движение в Европе спадает, как писать об этом? Ленин, глубоко уверенный в победе мировой революции, так ему ответил: «Нам нужна полная и правдивая информация». В партийной печати здесь ставили точку, но у Ленина тут стоит запятая, после которой он пишет: «а правда не зависит от того, кому она (в данный момент) служит», полагая, что пролетариату, как восходящему классу, любая правда на пользу. Отрицательная – даёт реальную картину обстановки и мобилизует на преодоление трудностей. Так вот, Христианство в целом и Православие, в частности, - дело правое. И правда ему не в преку.
Да, на какое-то время правда о некоторых святых «выльет ведёрко-другое на либерально-космополитическую мельницу» (а им нужны кубометры и кубометры, чтоб «окончательно и бесповоротно» смыть с лица земли Христианство-то!), но правда эта пойдёт на пользу истинным христианам (истинным, а не тем, кто только молитовками да обрядами угодить Господу Богу тщатся!).
«Какая красотища!» - восхищается впервые попавший в православный храм. Так же вот, согласно летописи восхитились убранством византийского храма посланцы князя Владимира и на этом основании горячо советовали ему принять христианство на Руси. Икон столько, как у иной тщеславной и богатенькой хозяйки в её квартире всевозможных украшений, что «глаза разбегаются», - так и в церкви непосвящённому даже трудно выделить в этой пестроте Лики Спасителя, Троицы и Богоматери.
В этой связи мне вспоминается встреча и беседа с руководителем баптистской секты в одном из сёл Пестравского района тогда Куйбышевской области в 1962 году. Как сотрудник районки, я приехал «разоблачать» их, выполняя тогдашнее постановление бюро обкома партии по усилению атеистической работы. В его передней избе, которая была и молельной, на видном месте висела всего одна бумажная табличка «Бог есть любы». И вот что от него услышал: «Кому мы мешаем? Молимся, никого к себе не зазываем – люди видят всё и сами к нам идут. У всех моих братьев во Христе по два минимума выработанных трудодней, а у меня так два с половиной. А вот сын у меня безбожник. Пьёт, второй раз уже развёлся, у него и пол-минимума не выработано. И сколько таких в селе…».