Вот на пороге своего 80-летия я своим сверстникам-землякам вопросец задам: вы помните, други, хоть один случай, чтоб в нашей благословенной Самарской Луке леса горели? Может, от отцов и дедов о таком слышали? Тоже нет? Даже в гражданскую войну, когда в наших местах белочехи бесчинствовали, леса у нас на всей Самарской земле, то от знающих людей ведомо мне, в бережении и неприкосновенности от пожаров были. Вот в сёлах при царях-батюшках, особенно после столыпинской реформы, порушившей многовековую сельскую общину и резко расслоившую сельчан, пожары полыхали часто (Бабаня моя незабвенная Матрена Емельяновна рассказывала, что «как раз перед колхозами», ну то бишь на исходе НЭПа, в нашем селе за одно лето аж шесть пожаров случилось). Конечно же, нередко беспечность и небрежность виной тому были. Но всё же главная-то причина их - шариковская зависть («А, разбогател! Зазнаваться стал! Вот я тебе красного петуха и подпущу!»). Но если бы вот я бабаню спросил тогда (она скончалась в 1949-м), а леса-то, мол, тоже часто горели, то больше, чем уверен, она бы на меня аж руками замахала: «Что ты, что ты, Бог с тобой, что говоришь-то, типун бы тебе на язык!»
Вот было же оно у нас (не с молоком ли матери впитанное?) чувство заботливого хозяина родного леса. Он для русича, а также для татарина, мордвина и чуваша, с которыми мы столетиями бок о бок живем и воистину по-братски соседствуем, был и остаётся искони родным. По неосторожности запалить его?! Ни в жисть! Если мы в отрочестве и младости на Троицу или на Ивана Купалу и разжигали костерок, чтоб по древнеязыческому обычаю прыгать через него, - так ведь на зеленой мураве, по которой огонь ни за что не побежит и к тому же не ближе двадцати, а то и тридцати шагов от леса. Да если бы этот огонек и добежал до дубравы или до колка, то подпалить он их не смог бы! И вот тут я перехожу к главной причине, почему и в старину, и в не столь давние времена у нас не было лесных пожаров. Даже в засуху! А ведь до появления Жигулевского моря климат у нас был резко континентальный. Зимой – до минус тридцати, всё лето – выше тридцати градусов. Не поверите: весь сентябрь на улице спали! Так что засушливым-то, почитай, каждое лето было.
А ныне вот только и слышишь: то там, то сям лесной массив от брошенного окурка, видите ли, занялся, и его за считанные минуты , «как корова языком слизнула». А что раньше-то, особенно в советское время в лесах не курили разве? Особенно приезжие да пришлые? Вон в городских парках ещё как смолят-то, а про такое, чтоб этот парк пламенем занялся, не слыхать что-то. Попробуй—ка так вот запрсто-то (от брошенного окурка!) запалить этот парк (как и наши леса в прежние времена!) даже в ту пору, когда там листва не собрана или травкой не покрыта. Для пожара в лесу нужны деревья-сухостой и валежник! Сырое дерево без валежника не запалить! Если, конечно, не нарочно это делать, с керосинчиком, например, или с каким-то другим «пожароопасом».
После того, как стратегического назначения дорога Москва – Куйбышев пошла по ГЭСовской плотине, а не по Самарской Луке, мой отец, работавший на ней ремонтером, перешел в Сосново-Солонецкое лесничество. Так что я не понаслышке знаю, как тогда, начиная с 1957 года, было поставлено лесное дело. На наше село, например, приходилось четыре лесника. И застать их дома можно было только рано утром или поздно вечером. Кто-то усомнится, но это было действительно так: каждое (буквально, каждое!) «взрослое» дерево у них вот уж воистину стояло на учете! И о порубке немедленно сообщалось «куда надо». Ныне вон частенько над нашими головами летают самолетики и вертолеты с проверкой лесов. Оно, конечно, в век механизации и автоматизации живем, но, как вот робот няньку и воспитателя в детсаде не заменит, так и вертолет лесника…
Ныне вот прадедушке Толе даже не верится, что каких-то тридцать лет тому назад он ходил по родным лесам с лукошком для грибов, почитай, как по московским паркам, свои молодые очи озабочивая поиском грибочков, а не тем, чтобы ноги не сломать в валежнике (наверно, мало кто так доволен своим мобильником, как я ныне в пору «тихой охоты»: кто меня без него найдет со сломанной ногой в лесной глуши в пяти-семи верстах от дома?!). Одна из главных забот лесника в летнюю и осеннюю пору – это выделение делянок для заготовки дров. Выписывали их в лесничестве. Только вот заготовлять их абы где ты по определению не мог! С квитанцией иди к леснику, вот он тебе и укажет прямо на месте твою делянку, сухостой на которой опять же ты должен выбрать с нее не выборочно, а весь подряд. Лесник обязательно проверит, как и сколько ты заготовил. Ну если на полкубика и побольше на машину наваляешь, на такую вольность и послабление может воспоследовать. Но – не на кубометр! За лесником тоже контроль! И вот у меня невольно вырывается из души: если уж и не мудры, то весьма и весьма дальновидны и прагматичны были тогдашние лесные начальники. Чтоб сучья сухостоя заготовщику резонно было в машину покладать, они помимо выписанной кубатуры шли. И для леса очистка, и селянину прибыток. Чем не дровишки из этих сучьев-то?
Вот поэтому-то мы и ходили тогда по своим лесам, чуть ли не как по городским паркам, вот поэтому-то они тогда и не горели!
Обратитет внимание: топливо выделяется только на жилую площадь! Ну как тут не позавидовать моему деду Никифору Яковлевичу, которому барский приказчик выписывал дровишки и на жилую площадь-то, и на как бы нежилую (упечь-кухня, коридорчик), и на совсем уже нежилую (банька и овин на время обмолота)?! И никаких тебе разрешений из губернии, и никаких тебе справок из уезда и волостной управы! Да и в советское время отец мой дважды «отвагоносный» фронтовик, как и остальные мои односельчане, заготавливали дров, кому сколько надо, без каких либо ограничений. И не ждали они «манны небесной» из губернии.
Вот всё кляли царскую Россию. Потом взялись за советскую, и никак остановиться уже не можем. Как я уже писал выше, сёла у нас страдали от частых пожаров. Но ведь восстанавливались. И быстро! В 1927-м дом моего деда Никифора сгорел дотла. А через год они с сыном Ефимом уже новый на этом же месте срубили-поставили. А вот сгори-ка он, не приведи Бог, ныне - прадедушке Толе на пепелище летами в шалаше жить придется. Потому что не только пенсионеру, но и работяге (простому, не «новорусскому») построить дом на селе не по силам. И вот, если бы в заклейменной царской России цены на стройматериалы были, как нынешние, то села бы тогда просто-напросто запустели, и моим землякам со своих пепелищ куда-то на новое место пришлось бы перебираться. Благо, барин наш граф Орлов-Давыдов, аскульские старики сказывали, благожелателен был к насельникам Самарской Луки, не скупился на деловую древесину-то, не говоря уже о дровишках. Не давал замерзать моим тогдашним землякам. Так же, как и советская власть. Вот в 1944 году на нашей улице по неосторожности фронтовой вдовы целый порядок-курмыш (одна сторона улицы) выгорел. Так ведь уже к сорок шестому году все до одного дома (даже у одиноких старушек и вдов) были восстановлены! А вот при нынешней власти… Но «ходить бывает склизко по камешкам иным…»
А по доброму-то надо бы не запрещать вырубку сухостоя на дрова, а наоборот – энергично и целенаправленно организовывать! Дело в том, что по сравнению с царскими и советскими временами население Самарской Луки значительно-значительно поубавилось, и большая часть сухостоя ныне, особенно за последние лет двадцать остается невостребованной на дрова. А сколько ныне безработных в том же Сосновом Солонце из-за развала местного колхоза, сколько студенческой и учащейся молодежи в летнее время бездельем мучаются. Почему бы властям не помочь им организоваться в кооперативы-артели по очистке лесов? Почему бы сухостой (обязательно вкупе с сучьями!) не выделить им по низким-низким ценам, а в самых дальних и труднодоступных урочищах даже и бесплатно? Ведь всё равно же он там гниёт и сгниёт без толку (а для удобрения лесной почвы достаточно листвы и мелких сучков). И селяне, как при царе-батюшке без всяческих там справок да разнорядок, с дешевыми дровами будут. И в лесах, а там-то как просторно будет, а деревьям-то, освобожденным от мокрой и зловонной гнили, как легко и радостно дышаться станет – ну всё равно, что при царе-батюшке или при советской власти!
Слышал-слышал я эти нелепые (и отнюдь, подозреваю, не безумышленные!) выдумки насчет пользительности загрязнения лесов гнилью. Видите ли, там микрофлора порушится, и всяческим паразитам житья не будет в очищенном лесу-то. Не удивлюсь, если на страницах печати некий ученый высунется со своими экологическими сказочками! Одно бы при этом от него хотелось услышать, а как это при наших предках окрестные лесные урочища, будучи постоянно вычищаемыми от старья-сухостоя, веками стояли-здравствовали? А ныне как болеют и хилеют они – только ли химия в этом виновата? Сколько хмеля было в том же урочище Анурьека и в других окрестных лесах – мешками таскали его для хлебопечения (про медовуху на хмелевых дрожжах я уж не говорю!). Даже урочище Хмельники того и гляди придется нашим потомкам переименовывать. Сосед Андреич прошлым летом ездил-промышлял туда – рюкзачок еле заполнил. А черемуху в Ширяевских урочищах чуть ли не сотнями корзин для продажи на самарских рынках собирали – где она ныне? Та же история с калиной. Позапрошлым летом на обе бабанины приметы и в Долгий колок, и в Колоды за ней шастал – увы… «Как вверх поднялась»! А ведь мы и там, и там с бабаней-то по целому лукошку её набирали. Так и пришлось дедушке Толе своей соседке Петровне челом бить: дозволь-де в твоем саду попастись. Страсть как старому хрену пирожком с калинкой-то полакомиться на старости лет захотелось. Вон говорят, и липки стали выводиться. Далеко не всякое деревцо и кустарничек гнилую глухомань любит…