Васька Ио-в, наш самарский, опять чего-то набедокурил. А от старшины роты старшины Котова утаится ли что-нибудь?! Дело было под вечер, и товарищ старшина по пути домой уже на выходе из казармы были, когда об этой проделке узнали. А посему своего «любимца» поначалу-то только было по-отечески строго постращать хотели:
- Я ужо разберусь с тобой!
Но вовремя спохватились: как это-де, не доделав дела, домой уйти?! И махнув рукой: «А! Не хрен тут разбираться! Два наряда вне очереди – и завтра же на кухню картошку чистить!».
На первом году службы, когда у тебя все мысли только о том и крутятся, а скоро ли команду строиться на обед или на ужин подадут, тогда у многих из нас заветной мечтой в наряд на кухню попасть было. Потому как за эти сутки мы там, что называется, «от пуза напарывались» (прямо скажем, не шибко «толерантно мы о себе тогда отзывались!). Ну в том смысле, что «разработанные» на маманькиных разносолах утробушки свои как есть под завязку наминали. У большинства такое желание «кухонно-нарядное» месяца через три, от силы через полгода проходило: привыкал-таки молодой организм к скудости солдатского пайка и отвыкал-таки от излишеств маманькиного хлебосольства и «гражданского» стола. А посему, как, бывало, да и спустя годы, услышишь вот уж воистину это пресловутое словосочетание «картошку чистить», - сразу же глаза начинают слипаться и неодолимо в сон клонит! У нас на селе по такому же вот случаю в ходу прибаутка ходила: «Не говори, кума, про пряжу – сразу спать хочется!». Тогда ведь, в старину, телевизоров не было, а посему длинные зимние вечера за пряжей коротали. «Поначалу-то, с вечера, как сороки, бывало, трещим, - рассказывала покойница-матушка. - А потом дрёма берёт. Сидишь-сидишь, крутишь-крутишь веретено-то, носом клюнула – оно на пол и грохнется. Смеху-то потом, смеху-то, пока подбираешь его».
Так же вот и у нас в Армии было: сидишь, бывало, чистишь-чистишь картошку-то, скоро светать уже, а её, треклятой, ещё гора целая! И то сказать: на сотни ртов её сколько надо – и на первое, и на гарнир?! Прорву!
Сын юриста Владимир Жириновский (я эту былицу написал во второй половине девяностых прошлого века) как-то по телевизору на всю страну похвалялся: он-де всю службу в офицерских галифе да в хромовых сапожках прослужил. А вот-де премьер наш тогдашний Черномырдин, он в это время картошку на солдатской кухне чистил. Ну и что такого, Владимир Вольфович?! А кто её, спрашивается, из российских мужиков, свой наипервейший гражданский долг исполняя, не чистил-то?! Вот разве что штабник Жириновский, лазутческие депеши из Турции строчивший, да ещё один полковник, тогдашний президент, на манер штафирки Керенского должность Верховного Главнокомандующего великой страны занимавший по недоразумению (а что взять с белобилетника?).
А Виктор Степанович, годок мой, мы с ним в одно время солдатами и сержантами служили, только в разных военных округах, - он свой наипервейший гражданский долг сполна выполнил: и на посту, сказывали (земля слухом полнится, тем более, что оренбуржцы с самарянами соседи), тёмными ночами на морозе и под дождём стоял, и строевым шагом по целому часу в день на плацу маршировал, и с полной выкладкой да ещё и со скаткой на плече, до боли шею натирающей, да ещё и в противогазе в атаку ходил (чего там ходил – что есть прыти, как угорелый, бегал, солдатским потом обливаясь), и, конечно же, картошку на солдатской кухне чистил!
Как все наши маршалы и генералы, что Первую мировую солдатами начали (за исключением разве что Тухачевского: этот барчук с самого начала унтер-офицером был).
Так что, Владимир Вольфович, зря вы нас, старых служак, картошкой-то попрекаете. Её вот только, несмотря на свою картофельную фамилию-прозвище, разве что полковник Тарас Бульба не чистил-то. Но то ведь настоящий полковник-то был: он настоящим полком командовал и лично в бой его водил.
При Петре Великом все дворяне мужского пола, включая высший слой, до старости служили. Кому здоровье не позволяло или кто «косил» – те по гражданской части числились, ну то бишь штафирками (Прямо скажем, отнюдь не лестное то было профессиональное прозвище!). Военные служили бессрочно. Вот прославившийся под Полтавой фельдмаршал Шереметев уже на восьмом десятке лет несколько раз обращался к императору «со слёзной просьбой отпустить его на покой в его подмосковную вотчину, которая разоряется без хозяйственного присмотра. Петр не счёл нужным даже ответить ни на одно из прошений фельдмаршала». Только смерть или полная дряхлость освобождала от воинской службы. Начиналась же она, как издревле на Руси, с пятнадцати лет. Далее у автора исторического исследования Ф. Нестерова «Связь времён» вот что говорится:
«В 1714 году в связи с большими потерями в офицерских кадрах традиционный порядок был изменён: было решено зачислять дворян в полки с 13-летнего возраста, чтобы скорее проходили они десятилетний срок солдатской службы и становились офицерами. Пётр настрого запретил производить в офицеры тех, «кто с фундаменту солдатского дела не знает». В армейских полках помещикам солдатскую лямку приходилось тянуть вместе со своими бывшими крепостными. Гвардейские полки – Преображенский, Семёновский и позднее конногвардейский – были первое время полностью дворянскими, но только самые знатные и богатые семьи могли зачислить туда своих сыновей».
«Дворянин-гвардеец, - отмечает В. О. Ключевский, - жил, как солдат, в полковой казарме, получал солдатский паёк и исполнял все работы рядового (в домёк «сыну юриста»: и картошку, конечно же, чистил! – А. М.-С.). Державин в своих записках рассказывает, как он, сын дворянина и полковника, поступив рядовым в Преображенский полк, уже при Петре 111, жил в казарме с рядовыми из простонародья и вместе с ними ходил на работы, чистил каналы, ставился на караулы, возил провиант и бегал на посылках у офицеров».
Иностранцы отмечали «любовь царя Петра к гвардии, которой он уже и не знает, как польстить». Однако эта любовь совсем не приводила, как видим, к послаблениям по службе: гвардеец-дворянин получал установленный солдатский паёк и выполнял все обязанности рядового. Если во время празднества в Летнем саду западного дипломата удивляла панибратская близость между императором и солдатами-преображенцами, то его изумлению не было границ, когда, прогуливаясь на следующее утро по улицам строящегося Петербурга, он узнавал в гвардейце, старательно чистящем канал или, стоя по пояс в воде, забивающим сваю в дно Мойки, того самого князя Волконского или князя Гагарина, который ещё вчера пил венгерское за столом самого государя». От себя добавлю: сам генералиссимус Суворов тоже десять лет «оттрубил» рядовым солдатом и только на одиннадцатом году дослужился до унтер-офицера.
Конечно же, это далеко не всем было по ноздре. И вот наконец-то выходит долгожданный указ Павла «О вольности дворянской», которым они освобождались не только от военной, но и от гражданской службы. И что же? Уже при Александре Первом после дарования этой самой «вольности» дворянской» (вернее: праздности!) и зародились бациллы чумы либерализма. Именно после этого императорского указа уже в следующем поколении стали появляться «лишние люди», все эти Чацкие, Онегины, Бельские, Обломовы и другие, попросту говоря, тунеядцы. А офицерский корпус стал в основном комплектоваться из разночинцев, а нередко и из крестьян. Немало случаев, когда крестьянские дети дослуживались до генеральских званий (генерал-фельдмаршал Паскевич был сыном запорожского казака). То же самое было и по гражданской части. Сын крестьянина Илья Николаевич Ульянов дослужился до действительного статского советника, что соответствовало званию генерал-майора, и получил потомственное дворянство. Именно как потомственному дворянину, его сынку так вольготно дозволялось жить в Шушенском, на государственное пособие, превышавшее заработок высококвалифицированного питерского рабочего, содержа домработницу и увлекаясь-развлекаясь охотой на зайцев.
И удивительно ли, что три четверти офицерского состава царской армии перешло на сторону советской власти!
Сами баре-эмигранты (правда, с большим-большим запозданием!) признавались: крах самодержавия начался именно с царского указа «О вольности дворянской».
Недавно узнал: в Казахстане принят закон, по которому «белобилетники» не допускаются на государственную службу. У нас такой закон приняли было, но вскоре «одумались». Да и то сказать, вот хотя бы у самых ярых «государственников» Зюганова и того же Жириновского дети служили в Армии? Про остальных уж и говорить нечего. Слышал: чуть ли не у половины наших законодателей дети за бугром учатся. То-то «патриотичный резерв» готовится!