До того случая я все удивлялся, как это молодые детины умудряются в чистом поле замерзнуть, будучи совершенно трезвыми. Да ты знай себе беги да руками-ногами как можно энергичнее двигай – и вся недолга! А, оказывается, не все так просто…
Служил я тогда, по окончании Всеармейской школы младших командиров, в Канске Красноярского края, где не раз и не два, как говорится, на своей шкуре испытал 50-градусные холода-морозы сибирские. Ведешь, бывало, солдатиков морозной ночью на пост, идем медленно-медленно, чтоб ненароком глубокий вдох не сделать. А сплоховал – ноздри сразу же обморозишь. Это вот, как в русской бане, когда на каменку сильно-сильно наподдал, и ноздрям дышать больно делается. Так и в 50-градусный мороз. А мне, будучи начальником караула, и 56-градусный морозище пришлось испытать. Видимость – от силы метров пятнадцать, потому что, какая в атмосфере влага была, вся в изморозь и дымку ушла. И тишина необыкновенная - все как бы замерзло и окоченело. А если не дай Бог кедр или какое другое дерево в окрестностях морозом расхлестнет, то на всю округу такой грохот – будто 50-килограммовый фугас взорвался…
Ну так вот: служил я там на авиабазе авиаполка. Поначалу заместителем, а затем и командиром взвода, потому как офицеров тогда баламут Никита из Армии поразогнал.
Вот уж воистину это самая хлопотливая должность в Советской Армии была, а в нынешней Российской, сказывают, и по сю пору остается такой. Для убедительности процитирую писателя-фронтовика Бориса Васильева, автора пронзительно правдивой повести «А зори здесь тихие…»: «У них (немцев) было восемь степеней младшего командного состав, в то время как офицеры спокойно отдыхали, только контролировали. А наш бедолага взводный Ванька не мог оставить свой взвод – не на кого».
Тут ни убавить, ни прибавить – все в точку!
Хоть в военное, хоть в мирное время у командира взвода, как у председателя колхоза, хлопот невпроворот. А в субботу, начиная с полудня, и все воскресенье с утра до полуночи, тут у Ваньки-взводного, буквально, ни одной минуты покоя нет. Кто-то из твоих солдатиков, будучи в увольнении, выпил, кто-то в городе с местными парнями подрался, кто-то около девичьего подола сверх положенного времени подзадержался. И пока все увольняемые в казарму не заявятся и спатеньки не улягутся, комвзвода все время на ногах.
Но ведь и Ваньке-взводному все человеческое отнюдь не чуждо, да ежели еще ему только 21-й годок идет. А посему, раз уж увольнения в город по субботам и воскресеньям мне были противопоказаны, командир роты капитан Абдулин (Вот уж воистину то был отец солдатам. До педантизма строг был фронтовик, но – справедлив!) на такое вот послабление пошел:
- Вот тебе, командир, десять увольнительных за подписью командира базы. Как захочется - иди в увольнение, но только в будние дни. Хоть на всю ночь, только к подъему в казарме будь.
О, как ценил я те редкостные минуты его благоволения, когда он ко мне не по-уставному, а так вот доверительно обращался: командир! Это бывало, когда мой взвод то ли на полигоне на «отлично» отстреляется, то ли в каких-нибудь соревнованиях отличится… Ну и, конечно же, этим «батиным» послаблением пользоваться я себе, несмотря на свой тогдашний темперамент, довольно-таки редко позволял. Но позволял…
И вот, как сейчас, помню тот февральский вечер. Взвод спать уложил. Полчасика, пока солдаты не уймутся, в каптерке с замкомвзвода и командирами отделений посидели. И, завистливыми взглядами своих соратников сопровождаемый, в вожделенный Канск-городок отправился. А когда оттудова часу этак в третьем, а может, и попозже в обратную путь-дороженьку «лыжи навострил», чувствую: за время этих сладких часов мороз этак градусов на десять покрепчал. И вот ведь какая незадача: вместо зимних фланелевых кальсон, надел летние – коленкоровые (ох уж, это пижонство молодецкое!). А посему сразу же ощутил, как кое-какие места у меня от мороза покалывать стали. Ну а я знай себе по пустынным улицам канским ходко этак иду. Иду, иду – и вдруг чувствую: ноги у меня, как деревянные, делаются. Ну все равно, что циркуль ученический: в коленях сгибаться перестают.
Может, читал где, а скорее всего по наитию дошло до меня: да это же у меня в коленных суставах жидкость застывать начинает! А коль сообразил, то сразу же в ближайший подъезд устремился. К теплой батарее коленки приставил, прогрел-прогрел их, как следует, и взапуски к своей родной воинской части устремился. А до нее от города километра два, не меньше было – и все это по 50-градосному морозу!
До КПП еле-еле добежал, ноги у меня опять, как деревянные, сделались. Еще бы метров сто – и заживо умирать вались. А у них на КПП буржуйка. Отогрелся – и в казарму.
Вот тогда-то я и понял, почему это родитель мой, и когда на дороге стратегического значения Москва – Куйбышев ремонтером работал, и когда после того лесником был, - он завсегда в ватных штанах на работу ходил. А посему совет мой таков: чтоб в чистом поле зимой не замерзнуть, ты первым делом колени утепли. Будь то шарф, башлык или даже газета – все на утепление коленей употреби. Пусть без шарфа и простудишься, но зато жив останешься.