И такое бывало…

После того, как немца отогнали от Москвы, на нашем фронте установи­лось затишье, с весны 42-го и аж до лета 43-го. Там, на юге Сталинград­ская битва, а у нас здесь, на Курском выступе, за­тишье, рассказывал отец. Так уж получилось в ходе боев, что родник оказался на нейтральной полосе. Поначалу и мы, и немчура брали воду по ночам. А через какое-то время, сперва смельчаки, а потом и все остальные стали и средь бела дня к роднику ходить. И вот прислали к нам нового взводного, только что из училища. Просы­пается он наутро, глядь-поглядь: что это такое?! Около родника на нейтра­лке два «фрица» воду черпают, будто у себя в огородном колодце!

Как ни уговаривали «младшого» (младшего лейтенанта) — ни в какую. Схватил автомат и одной очере­дью уложил обоих. А вскоре и нашего солдата немцы там же пристре­лили. Так вот и началась вза­имная охота. Не только что днем, но и ночью к роднику теперь не пробраться стало. А других источников ни у нас, ни у немцев поблизости не было – степь, она и есть степь. То свежая водица всегда под боком была, а теперь за ней в тыл приходилось на лошади с бочкой ездить.

Какой же выход нашли? Дико и донельзя скверно было это слышать: прикончили того «младшого» и положили на видном месте у родника. После этого снова им стали пользоваться сообща. Вплоть до самой Курской битвы.

И от других фронтовиков ненароком слышать доводилось: да, такое случалось.. Немало младших командиров по­гибало во время атак от своих же солдат, стрелявших им в спину Случалось ли такое раньше, скажем, во вре­мена Петра Первого, Су­ворова, Скобелева? Вряд ли. Да, в царской России командный состав Воору­женных Сил был далеко не на высоте. Но солда­ты всем укладом жизни воспитывались в вере в Бога и в уважении к власти. Неуважение, а то и ненависть к офицеру, к «золотопогоннику» началась к концу Первой мировой войны под влиянием оголтелой пропаганды большевиков и эсеров и нагнетания атмосферы атеистического мракобесия и братоубийства

И вот ведь как обора­чивалось дело. Всё то не­гативное, что накаплива­лось в душе солдата от творящегося наверху безобразия, выплескивалось на него, Ваньку-взводно­го, как на крайнего. На­чальство, оно там, далеко, до него не дотянешься, взводный же - вот он, все­гда рядом. А самые не­лепые, бездарные и жес­токие приказы, состав­ленные там, наверху, их кто в жизнь претворяет? Ванька - взводный... Ну, например, кто подбирает группу из своего взвода для вылазки под названием «разведка боем»? Кто посылает солдата в разведку или выполнять другое задание с риском для солдатской жизни? Да и в мирное время младшему командиру приходится чуть ли не постоянно досаждать своим подчиненным, Как комвзвода, составляя расписание караульной службы, вы второй раз подряд посылая своего солдата на самый дальний пост охраняемого объекта (вынужденно или в целях повышения его дисциплинированности), вы ждёте от него после этого ласкового взгляда?

По окончании Всеармейской школы младших командиров мне два года довелось командовать стрелковым взводом на авиабазе ПВО в начале заместителем, а затем и полноправным командиром взвода в качестве зауряд-офицера (тогда, после смещения маршала Жукова с поста министра обороны баламут Хрущёв взялся реформировать Вооруженные Силы и разгонять офицерский состав). В те годы возникла проблема с комплектацией Армии, сказалась острая нехватка призывников 1942 – 1945 года рождения. И вот в последний год моей срочной службы в моём взводе почти треть солдат оказалась из числа бывших зэков (с довольно малыми сроками отсидки, конечно). Я вот и по сю пору, мягко говоря, без отрады вспоминаю то время. Поначалу, как и положено сержанту срочнику, я ходил начальником караула с карабином СКС. Но постоянные схватки в караульном этих бывших зэков, которые мне вместе с начальниками смены усмирять приходилось, побудили меня обратиться к командиру роты незабвенному капитану Абдуллину (орденоносному фронтовику!) с просьбой о выдаче мне на время дежурства личного пистолета Макарова (вот нашел себе заботушку – спать на топчане в кабинете начкара приходилось только на животе, ну то бишь на кобуре с «Макаром»). Памятуя о том, как в соседнем взводе недавно лишился должности командир отделения за свои упущения по службе и как после этого (не при начальстве, конечно, затерроризировали его бывшие подчинённые, я и мои подчинённые – сержанты несли службу так, чтоб не разделить судьбу того разжалованного сержанта. И бывшим зекам это было, конечно, не по ноздре.

Уже когда демобилизовался, получил от своего подчинённого письмо. В котором он сообщал о нечаянно услышанном разговоре, как трое бывших зэков жалели, что не кокнули меня, когда я пришел в ближний клуб от нашей базы и увёл их из самовольной отлучки оттуда. В это вечернее время все смотрели кино в армейском клубе, а они подались в самоволку. Я вычислил это и, чтоб не придавать эту самоволку огласке, отправился за ними сам – в одиночку. Шёл оттуда я впереди них, так что у них была такая возможность. Угрохали бы и дело с концом: ушёл-то я из части, никого не поставив в известность.