Свою войну отец начал в июле. Испытав полной мерой горечь отступления и двухнедельные мытарства в Брянских лесах, где, по его словам, в окружение попали аж три наши армии, он с особым удовольствием рассказывал о последнем годе войны, когда перевес был на нашей стороне, когда «Сила силе доказала: сила силе — не ровня. Есть металл прочней металла. Есть огонь страшней огня!»
Одно из самых ярких воспоминаний его — взятие Кенигсберга. Много полегло там наших, штурмуя эту неприступную крепость, от стен которой даже снаряды, говорят, отлетали, как горох от стенки.
— А когда наши в город ворвались, — рассказывал отец, — немцы на косу повысыпали. Видимо-невидимо их там было — тысяч сто, а то и больше. А к косе один за другим ихние транспортники подходят. Только он людьми загрузится, а наши по нему из пушек снарядами и с самолетов бомбами — только щепки да человеческие останки вверх летят. А тут видят наши: все, растерялась немчура, запаниковала, как слепые кутята туда-сюда тычутся, и орудия на прямую наводку выкатили. И пошли метелить их! Вот баня так баня была им там!
А мы, пехота и связисты, прямо в рост встали. Наблюдаем. И не поверите, как малые дети, смехом от радости заливаемся. Это, мол, ребята, вам за сорок первый год, когда вы нас из пушек и с самолетов метелили. Бывало, с катушкой на плече бежишь или ползешь, а он, гад, с самолета прицепится и из пулемета жик-жик по тебе. Хоть ямку какую бы или овражек — спрятаться от него... Да, всыпали им тогда по первое число. Ну, ихние командиры поняли: все, хана им, ни один транспортник в море с людьми не ушел, ни один наши не выпустили. А те, что вдалеке стояли, те, смотрим, отходить начали, потому как наша авиация и их бомбами потчевать стала. Делать нечего, белые флаги выбросили и сдаваться начали.
Никогда я столько пленных не видал, на что уж мы в
Белоруссии их много окружили. А это с обеда до поздней ночи сплошной
колонной шли, все равно что демонстрация на Красной площади. Только,
конечно, не больно веселые они шли, — съязвил отец с притворной скорбью.
- Ну это надо думать! — загоготали отцовы слушатели. — Не хватало, чтобы они с песнями, с плясками шли да от радости «Слава Сталину» кричали бы!
Как сейчас помню их смех, радостный и незлобивый. Вот чего не было в этом смехе, того не было — злорадства. Это был смех победителей. Да, ломаных-переломаных, битых-перебитых, но не побеждённых, а стало быть, не озлобленных, не мстительных. Признаюсь: оболваненный пропагандой, в детстве я, что называется, «пылал ненавистью к проклятому врагу» и очень удивлялся, почему это в рассказах участников войны совершенно не было злобы и ненависти к немцам. И ни разу я не слышал из уст отца и дядьев-фронтовиков слова «фашисты». Самое бранное — это «фрицы», а так обычно — «немчура», а чаще всего — нейтральное «он». И теперь-то я понимаю, в чем тут дело. Злоба, неприязнь, чувство мести — это удел побеждённых. Вот у немцев, по свидетельствам моего двоюродного брата Ивана и сына Владислава, которые с интервалом в четверть века проходили срочную службу в Германии в одной танковой армии, — у немцев и тогда, и теперь эти чувства (по меньшей мере неприязнь) в общении с нашими проскальзывали довольно отчетливо!
Обратите внимание: у русских нет в обиходе националистически злобных пословиц и поговорок, в то время как у других народов, особенно у украинцев, их хоть отбавляй. Почему бы это? А вы сами себе ответите, если вспомните, что есть все-таки у нас одна-единственная поговорка с этаким националистическим «душком». Насчет незваного гостя... Tpи столетия жестокого ига оставили-таки отметину на сердце народа. А все остальные — и ляхи, и турки, и немцы, и шведы, и французы — все, кто на нашу землю с мечом вступал, в конце-то концов биты были. Так чего же, спрашивается, нам на них злиться-то?!
А насчет той единственной поговорки следует вот что сказать: она бездействующая, как застывший вулкан, так как давным-давно потеряла свою актуальность. И, несомненно, ее ждет участь злободневного когда-то, аж девять веков тому назад, выражения из древней русской летописи: «Погибоша, аки обри». Многие ли помнят, какое ужасное событие в древнерусской истории связано с этим выражением из «Повести временных лет» Несторовой? А вот у наших незадачливых недругов русофобские поговорки до сих пор в обиходе, до сих пор как кровоточащие занозы в мозгу торчат и к темным замыслам побуждают. Только наперед бы им знать надо: не доведут их до добра эти черные замыслы...
Такое вот длинное отступление выплеснулось из души... И вызвано оно тем, что когда я пишу эти строки, то как бы пребываю в трех временных измерениях:
вместе с моим тогда тридцатилетним отцом и его боевыми побратимами во весь рост стою под свист шальных пуль и с «чувством законного удовлетворения» наблюдаю, как взлетают в воздух немецкие транспортники около берега Кенигсбергской косы;
вместе с сорокалетними тогда дядьями хохочу над незамысловатой шуткой отца по поводу невеселости пленных немцев;
и, конечно же, в теперешнем времени, когда в очередной раз доверчивую и незлобивую Русь бессовестно обманывают, обкрадывают и предают и снова пытаются поработить...
Но недаром говорится: долг платежом красен. А русские не только за добро, но и за злодеяния полной мерой расплачиваются. И будет еще праздник на нашей улице, и посмеемся еще мы от души, как смеялись наши отцы-победители!