Туда и обратно

Если отец и оставшиеся в живых его братья дядя Петя и дядя Степа, провоевавшие все четыре года и испытавшие, ста­ло быть, не только горечь от­ступления, но и радость побе­ды, о войне вспоми­нали часто, то дядя Ефим (род­ной брат матери), прибывший с фронта по тяжелому ранению в начале сорок третьего, о ней говорил редко и неохот­но. А если и рассказывал что-то, то, на взгляд оболваненного на­шей «героической литературой» мальчишки, уж больно мрачно и тягостно.

Сказалось здесь, наверное, и то, что отцу и его братьям в 41-м не было и тридцати, а дяде Ефиму в то время уже перева­лило за сорок. Да и о каких по­двигах и боевых эпизодах он мог рассказать восторженному мальчишке, если (по возрасту) в атаки не ходил, а служил ездо­вым — возил боеприпасы на передовую, а оттуда раненых.

Вот одно из его немногих воспоминаний:

— Как свечереет, и вот их гнать начинают на передовую — колонна за колонной. А солда­тики-то все молоденькие-моло­денькие, только что из дома. Это значит — завтра с утра снова на­ступление. Эх, думаешь, ребят­ки, ребятки, сколько вас завтра в живых-то останется? Единицы. А иной раз и до передовой не дадут довести. Как налетят само­леты да как начнут бомбить или из пушек палить — земля дыбом встает.

На другой день вечером везешь раненых с передовой, а навстречу опять колонна за колонной. Темно, ни голосочка, только слышно по снегу — хруп-хруп. Так-вот и действовали челноком: туда - живых, оттуда - раненых.

Не принимала детская душа такой рассказ. Вспомнил я его три десятка лет спустя, когда прочитал у писателя-фронтовика Астафьева в его романе «Убиты и прокляты»: «Мы же в ту вой­ну завалили всю Европу человечес­кими трупами». И невольно пришли на ум слова еще одного знакомого фронтовика, кото­рый, глядя не иначе, как на «орденостасы» ши­роких генеральских грудей, с горечью вымолвил: «Эка, вы­ставились: кто больше солдатской кровушки пролил, у того и наград больше».

Разве не так? Ведь устраивал же соревнования между коман­дующими фронтами Сталин, кто быстрее в Берлин ворвется. Глухо-глухо, но все же доносилась из разговоров фронтовиков та гнусная история о том, как якобы по ошибке жуковская дивизия смела со своего пути таковую же коневскую, которая опережала ее на окраине Берлина, «по ошибке спутав ее с немецкой».

Теперь, с годами, я уже по-другому воспринимаю насмешку одного высокого военного чина, выступавшего перед на­ми на офицерских сборах: «Знаем мы этих американских вояк. Они, прежде чем пехоту пустить в атаку, город весь раздолбают­ авиацией и артиллери­ей. А после этого, если по ата­кующим хотя бы несколько выстрелов немцы сделают, атаку сразу же отменяют и снова начинают немцев утюжить. Так вот, считай, парадным шагом по Ев­ропе и прошли...»

Когда в детстве слушал горькую быль дяди Ефима и когда лет двадцать тому назад потом записывал её, меня сомнение брало: где же это под Москвой такая страшная мясорубка-то была? Нигде вроде бы ни о чем подобном даже в перестроечные годы не сообщалось. И вот все сомнения сняло, когда посмотрел документальный фильм о почти годовом побоище подо Ржевом…