- Нет того хуже, чем после драки кулаками махать, - так начал свою исповедь мой попутчик. – А я вот машу ими чуть ли не полвека. И вот до самой старости не дает мне покоя та встреча…
Возвращаюсь я тогда вот уж действительно по шпалам в свой городок от подруги из пригородного поселка, потому что, как в той песне, опоздал на последнюю электричку. Мудрено ли добру молодцу около девичьего подола задержаться? Оглядываюсь, а за мной какой-то замухрышка увязался, лет этак пятидесяти. Делать нечего – разговорились.
- От б…и? – с этакой понимающей улыбочкой на сморщенном, как печеное яблоко, личике интересуется. На мое возражение аж рукой досадливо и брезгливо махнул: «А, все они б…и! Я вот тебе про одну расскажу…»
Прислали к ним в село училку. Село маленькое, ровни по статусу не оказалось. А дело молодое – начала с парнями местными путаться. Ну такие дела в селе не утаишь. Узнав об этом, и мой попутчик к ней подсыпаться стал. Но не тут-то было. Она все якобы с кулацкими сынками путалась. А ему, бедняку (в разгар проклятущего НЭПа) – от ворот поворот. И вот как-то подслушал он: у нее свидание с соседским парнем в ихней баньке уговорено. Там она, как стемнеет, будет ждать-поджидать его.
- Ну, думаю, пришел мой час! – у попутчика аж голос не по-хорошему задрожал – злорадно-злорадно. – У дяди в валяльной, он сапоги там валял, взял бутылку кислоты и с ней в ту баньку отправился. Гляжу, ждет, мерзавка! А темень была непроглядная. Ну ведь это в городе – тары-бары-растабары да поцелуйчики всякие, а мы, деревенские, тогда сразу за дело принимались. Ну сначала-то она не поняла, в чем дело-то, а потом, как доперла, и меня с себя как швырнет! Я аж на пол слетел. Ах, ты, думаю, тварь такая: вот тебе! И бутылку с кислотой горлышком ей прямо туда. И убежал.
Долго болела она тогда. Меня узнала, конечно, но жаловаться никуда не стала, стыдно от людей было. Да и чем докажешь-то? А потом: я кулацкий сынок что ли?! Самый как есть бедняк! Сын трудового народа! Нас советская власть и при НЭПе не давала в обиду. Меня только парни тогда отметели. Ну да вскоре коллективизация началась, и мы их, гадов, всех пораскулачили . И отцов ихних, и их с отцами заодно уж, как под гребенку, подчистили! Ну и она тоже вскоре уехала в Самару. Слыхать, замуж вышла, только вот детей, говорят, у них не было.
- А у тебя дети есть?
- Откуда? И зачем они мне – жуки колорадские? Ты не о том говоришь. Я вот про хахалей-то ее не досказал. Ни тот, ни другой из ссылки не вернулся. Видно, все сгинули в Сибири-то, сволочи такие! А то всё ходили по селу, что тот, что другой: я не я – воображалы мироедские!
И такое мстительное торжество было на его крысином личике, и так захотелось врезать ему! Еле сдержал себя. И ничего бы мне, пожалуй, за это и не было. Но руки марать не захотелось. У нас, у сельских, правило – со слабым не связываться, лежачего не бить. А вот на старости лет, как бессонной ночью вспомню про ту «прогулку», - так вот и врезал бы в ту крысиную мордочку…