Про немочек

Как только соберутся, бывало, аскульские фронтовики - все разговоры у них про минувшую войну, главным образом. Это и понятно: в их не очень-то богатой событиями селянской жизни те четыре года – самое яркое пятно, вернее – даже панорама.

Вот рассказ отца, воевавшего на Третьем Белорусском фронте. Вошли они в Восточную Пруссию, заняли первый город. На улицах – одни старухи. Они куда девок-то да молодых бабёнок подевали? Ужли всех на военные заводы да на строительство оборонительных объектов поотправляли? Потом-то выяснилось: попрятались они, боялись, насильничать их начнем. Это уже на другой день стало ясно, как сталинский приказ на домах расклеили: за мародёрство и изнасилование расстрел. Тут-то они, как грибы после дождя из-под земли повылезли – по улицам туда-сюда, туда-сюда. И все нарядные, нарядные, не то, что те старушки, что попервости повылезали. И чуть что: «Сталин – гут!» - и на приказ на стенах домов показывают…

- А приказ-то выполнялся?

- Ещё как! На другой же день двоих прямо перед строем расстреляли.

- Это что же, значит, вы с немками-то - ни-ни? - помню, изумился дедушка Петяня Гудалин, ветеран Первой мировой.

- Ну как тебе сказать… - замялся отец, взглядом обращаясь к своим слушателям фронтовикам как бы за помощью. Но те тоже помалкивали, смущенно переглядываясь.

- Да ладно уж вам прикидываться-то! – возмущенно загалдели односельчанки-слушательницы. – То-то мы вас, кобелей, не знаем! Про мужиков – фрицы да немчура, а про бабенок ихних – не-емочки! Ну-ка, ну-ка, рассказывайте, об чем это вы тайком-то все про них шепчитесь? Чем уж это они такие особенные-то? Правда что ли: у них, как вон у шелехметских мордовок, попёречные?

Ну это коронный номер у нашенских бабёнок (да и у мужиков тоже!) вот так поддразнивать «поперечностью»-то жительниц соседнего села Шелехметь. Я не буду распространяться об этой злокозненной выдумке о милых мордовочках, которая неоднократно проверялась и опровергалась как аскульскими, так и другими насельниками Самарской Луки. А вот про немочек-то аскульским мужикам было, что порассказать. Хотя командование, а особенно политработники и смершники-особисты категорически возбраняли такие «контакты». Ну да как возбранишь-то их? Это все равно, что воду в горсти удержать. Вон в шахских гаремах порядки, ого-го, какие строгие были (чуть что и - «кердык», «секир башка»), а, сказывали, и там не без греха было…

Так что хоть и из уклончивых ответов в женской компании, а уж тем более из вполне откровенных и даже с «картинками» рассказов в ходе сугубо мужских сборищ (да под хмельком ежели!) впечатление складывалось такое, что истосковавшиеся за годы войны по мужской ласке немочки (немка – это та старуха, что косо посмотрела на тебя!) были, скажем так, не шибко суровы к нашим солдатам, не говоря уже про офицеров (почтение к офицеру, даже иноземному у тамошних женщин, это бросалось в глаза многим, у них в крови что ли?).

Да, немалый вклад внесли наши фронтовики в распространение русского языка в оккупированной Германии среди местного населения, особенно среди женского, Очень и очень мило благоудоволенные фронтовиками немочки лопотали русские словечки: «милочка», «кошечка», «лапушка», «красотулечка-немочка». К сожалению, наши ловеласы (и не только из рядового состава, а и офицеры) обучили простушек-немочек и таким словам и словосочетаниям, коих днем с огнем не сыщешь ни в одном словаре русского языка, чем приводили в смущение более культурных освободителей-россиян. Причем сами-то немочки зачастую даже и не догадывались о неприличном значении этих слов и словосочетаний.

Моему сыну Владиславу выпало служить в Германии. И когда пришло первое, вот уж воистину долгожданное и волнительное (тогда шла афганская война!) письмо от него, в котором он сообщал, что служит под Магдебургом, я аж подпрыгнул от изумления. Надо же, какое совпадение! Да под этим же городом его дед – ну то бишь тятяня мой после того, как Отечественная закончилась, несколько месяцев служил! Аж до ноября 45-го, пока не демобилизовали.

Дети войны, мы географию западной части нашей страны и освобожденных от фашизма восточно-европейских государств ну и, конечно, самой Германии, главным образом, восточной части её еще сопливыми пацанами по бесхитростно-правдивым, а потому и проникновенно-доходчивым рассказам вернувшихся с войны фронтовиков – отцов, дядьев, соседей чуть ли не досконально знали. И запала она, эта кроваво-боевая «география» в восприимчивые сердечки детские все равно, что в скрижали, и до самой смерти, видать, не сотрется там.

А так как отец мой, Николай Алексеевич, в кругу закадычных друзей-односельчан (не отставая от других фронтовиков!) не без удовольствия и по-русски простодушно «информировал» их, что-де немочки-то весьма и весьма положительно относились к « русским медведям», иллюстрируя рассказ свой красноречивыми примерами, то своему сынку я в приписке к письму его матери настоятельно рекомендовал во время увольнений из воинской части сугубо внимательно приглядываться к теперешним молоденьким немочкам. Дабы (не приведи Бог!) с двоюродной единокровной сестричкой не согрешить. Но, увы, предупреждал-то я, как потом выяснилось, совершенно напрасно. В отличие от своего фронтовика деда внучек его немок-то (какие уж там немочки!) только на расстоянии видел, да и то только во время экскурсий. Почему так?

Еще одно совпадение! Сын служил в той же Третьей танковой (гвардейской!) армии, что и его дядя, а мой двоюродный брат Иван Подлипнов, впоследствии знатный тракторист на самаролукских нефтепромыслах. Служил братан уже после войны. И поначалу все два года до самого 53-го, рассказывал братан, не служба была, а что ни на есть сладкая малина! Немочки тогда чуть ли не на колючую проволоку ограждения военных городков бросались, чтобы, как можно поплотнее, пообщаться с «русскими Иванами». Но не всё-то коту Масленица. «Великий пост» наступил для наших солдат тогдашних после июня 1953 года. Когда им поступил соответствующий приказ…

Как это тогда было, я у нас нигде не читал. А братан вот что рассказывал. Нем цы тогда всю центральную площадь Восточного Берлина заполнили. Пьяные, некоторые еле на ногах стояли. Это же миф, что якобы немцы «меру знают». Многие в Тольятти и автор лично неоднократно убеждались в обратном. Ежели, конечно, их гостеприимно угощали у нас. Как, например, то аж дважды было на Куйбышевском азотнотуковом заводе, где мы (я там в это время редактором многотиражки и членом парткома был) их делегацию по-русски гостеприимно встречали. А в июне 53-го наши союзнички куда как знатно их угостили!

Как утихомирить их? Командование по просьбе тогдашних властей восточногерманских решило: танковой стеной их с площади аккуратненько-аккуратненько выдавить. Но вот незадача: подобраться к той площади можно было только из английского сектора Западного Берлина. Ну и командование решило (тогда фронтовики-генералы не больно-то боялись брать на себя ответственность!) зайти с тыла к ним через тот сектор. И вот, с веселой улыбкой вспоминал братан, как пошли мы на своих «сталинцах», так называли тяжелые танки «ИС», а там, на улице колонна английских танков стояла. Они, видно, подумали, что война началась, из танков повыскакивали и – деру! По немецким подъездам разбежались. А мы по улице мимо промчались («Эх, - думаем, - вояки!») и немцев потихоньку-потихоньку с площади-то выдавливать стали. Они орут, кулаками машут, а пятятся, пятятся («Сила солому ломит!»). Не обошлось, конечно, без жертв, потому как и пьяному немцу море тоже по колено, не без сожаления вспоминал об этом братан.

Вот тогда-то, после того случая немцы, по словам братана, и окрысились на нас… Бывало, солдат иной раз даже с ног свалится в увольнении, так они его, бедолагу, из города сами в часть доставят. Ну и мы (командование наше) их выручали то транспортом, когда уборка у них была, то еще как. Словом, дружно жили. За все время службы до 53-го года только один случай был, когда какой-то недобитый фашист нашего солдата кирпичом со второго этажа контузил. Так немцы сами его изловили и куда надо доставили. А это, с горечью вспоминал братан, как пойдет наш солдат в увольнение в город – или прибьют, или поранят.

И так все последующие годы продолжалось. А посему сынку моему в отличие от его деда и двоюродного дяди так и не довелось близко пообщаться с немочками-то…

После демобилизации братан по настоятельной-настоятельной рекомендации своей матушки, а моей родной тети (в те поры матерей, ого-го, как слушались!) женился на местной кулугурочке (старообрядке). Уже через год-два «не сошлись характерами» (коронная формулировочка того времени!). Через какое-то время (к великому-великому удивлению тети Кати и всей родни) он женился на немке Поволжья. Да как, оказалось, удачно-то! Как она уже через короткое-короткое время пришлась по душе и свекровке, и всему нашему роду! И домовитая, и хозяйственная, и приветливая, и гостеприимная. Ныне ни братана, ни любимой и любящей супруги его уже давно нет в живых, так уж и быть для полноты картины поведаю. Однажды братан доверительно-доверительно посетовал: всем хороша, но уж больно шибко аккуратная и на чистоте чуть ли не помешанная. Вот тебе сказать, не поверишь: каждая копейка у неё на учёте. В амбарной книжке (и где только достала ее!) у нее, как у хорошего бухгалтера, всё записано и учтено. Намедни ко мне с укором: «Ваня! В те месяцы ты по две бутылки выпивал, а в этом - на третью просишь». И чистюля неимоверная! Чуть где насорил, уже с веником или с тряпочкой бежит. И я этим словам братановым стопроцентно верю!

В детском комбинате, которым заведовала моя супруга, техничкой (уборщицей) работала немка Поволжья Вера Рудольфовна. Трудилась – не нахвалиться ее! Ни пылинки, ни соринки. И вот, вспоминает супруга, захожу я как-то в свой кабинет, и глазам своим не верю: в книжном шкафу все книги переставлены. Не только по росту, но и по цвету обложек даже. Ну и получилось: В.И.Ленин «О коммунистическом воспитании» стоит рядышком с «Гигиеной детского питания», а том Макаренко - с «Лечением и профилактикой кишечно-полостных заболеваний у детей младшего возраста». Пришлось чуть ли не целый день переставлять их. Так видели бы вы, как обиделась Вера Рудольфовна на «такое безобразие». Вразумляла-вразумляла её заведующая, так ведь нет: возьмет да какие-нибудь книжки и переставит. Ну не могло ее «фрау-педантичное» сердечко мириться с тем, как это высокая (большеформатная) книга соседствует с каким-то там справочником в два раза ниже ее…

Ну аскульских фронтовиков, конечно же, не домовитостью и сугубой аккуратностью немочки-то прельщали. А вот на что западали многие русские дворяне, в том числе и Лев Толстой, и многие другие знаменитости, женившиеся на немочках?

… А про Восточную Пруссию из рассказов отцовских мне вот ещё что запало в память. Что поразило, то поразило отца, как хорошо и богато, оказывается, жили там немцы, И за каким только чёртом они попёрлись к нам, недоумевал он. Вот уж воистину: «жадность фраера сгубила» что ли? Сколько лет уже воевала тогда Германия, а когда вошли туда наши, кладовые и подвалы у них были забиты съестными припасами и винами, А вот этому уже я сам в мои молодые пионерско-комсомольские лета молчаливо изумлялся: «И откуда же всему этому взяться, если у них колхозов не было?!»