Не тем будь помянут, покойный дядя Миша Подлипов, второй муж моей двоюродной тетки Варвары Павловны (первый – дядя Ваня не вернулся с войны) большой любитель выпить был. И когда тётя Варя, потеряв терпение, начинала «пилить» его, он, недолго думая, хватал веревку и по проулку бежал на зады в баню. Зачем? А давиться, потому как жена, эта змея подколодная, заела! Не на шутку встревоженная, тётя Варя каждый раз бежала следом за ним и через запертую на крючок дверь предбанника слезно упрашивала своего обиженного супруга образумиться. Ее слезные мольбы не оставались втуне, и через некоторое время дядя Миша «образумливался» и в знак примирения милостиво разрешал своей Павловне поднести ему чарку-другую горькой или кружку браги.
В оправдание тети Вари скажу: эта статная и красивая брюнетка страстно любила своего непутевого муженька. Судите сами: ну кто это, бросив все дела, отправится за четыре версты в поле, чтобы проследить, а не изменяет ли ей супруг (работающий пастухом) с молодыми доярками? А все – язык дядя Мишин! Любил он такое вот на людях подпустить, наверняка зная, что эта «деза» его всенепременно дойдет до ушей ревнивой супруги:
- Не знаю уж, как и быть, мужики?! – скорбно наморщив брови, сетовал он при них на завалинке. – Председателю пожаловаться – вроде бы не с руки… Придется, видно, в Кунеевку (ныне на этом месте Комсомольский район г. Тольятти располагается) к бабушке-знахарке ехать. Может, какой водичкой спрыснет, чтоб отстали-отвязались, - и когда у слушателей и у слушательниц от нетерпения глаза начинали на лоб выкатываться, дядя Миша, горестно разведя руками, сообщал: Доярки проходу не дают. Ну прямо, как мухи на мед, липнут! Я уж им: вон, говорю, к Степану Мухортову (моему крестному – А.М.-С.) приникайте, он помоложе. Нет, меня донимают! А ну как Павловна про это прознает?! - Ну и артист был дядя Миша! При этих словах его глаза округлялись от ужаса! А он тем временем продолжал: Она же у меня: серп схватит – и головы как не бывало!,.
А закончилась эта история с забегами в баню с удавкой в руках так…
Жил бы дядя Миша, скажем, в Сосновом Солонце, в Осиновке или Ермаково, он бы, может быть, и до самой смерти своим коронным номером пользовался, потому как там, сказывают, бабы простодушные и к мужьям доверчивые. А в Аскулах не бабы, а промзели, одна заковырестей другой! Жу-жу-жу да жу-жу-жу – и «распропагандировали» Варвару Павловну. И когда ни о чем не подозревавший дядя Миша в очередной раз побежал проулком в баню, тетя Варя ударилась за ним следом и, подученная соседками, кричит вдогонку:
- Ми-иша! Миш! Постой-ка, чего скажу!
- Ну, чего? – нехотя останавливается тот.
- Веревку-то, веревку позабыл. Вот она!
Дядя Миша взвился, как ужаленный: ах, ты такая-рассякая – смеяться надо мной?! И – за ней с кулаками!
Ночевать тогда тете Варе пришлось в людях. Чуть ли не до зари дядя Миша ходил около нашего дома и на всю улицу изрекал нелицеприятные характеристики своей неблаговерной. Но с того разу охоту к банно-удавочным забегам с него, как рукой, сняло. Да и к выпивкам - тоже. Потому как наши аскульские бабенки почем зря над ним подтрунивать стали: «Как же это ты, голова, веревку-то прихватить забыл?! Это все от пьянства, а не от доярок память-то порушается!». Ну не промзели ли?!
А охоту к «удавочным» забегам напрочь отшибло не только у дяди Миши, но и у его последователей. Появились было и такие! И не только в Аскулах, а и в других селах Самарской Луки. Это ведь передовой опыт в работе, за который все, бывало, ратовали, трудно прививался, а такие вот «находки», как дяди Мишина, - они живо распростраяются!