Стою на обочине шоссейной дороги. Мимо одна за другой мчатся автомашины. Будто ласточки-касатки профыркивают легковушки, а грузовики гудят, как майские жуки по вечеру. Я уже опытный «нон-стоповец», руку поднимаю не перед каждой легковушкой-то. Еще издали ищу взглядом, какая попроще. В марках я не разбираюсь, куда уж мне, старику! Это в былые времена: «Москвич», «Победа», «Волга», ну еще «Чайка» чиновническая была. А ныне их вон, как насекомых, развелось.
И вот не голосовал перед ней, а останавливается роскошная иномарка. И передняя дверца распахивается: «Садитесь!». От неожиданности замялся: я, мол, не голосовал перед вашей.
- Садитесь! Не выкаблучивайтесь!
Ого-го, какая грозная! Вообще-то я не привык к такому обращению, но что поделаешь с современной молодежью – приходится смиряться. А как умостился на сиденье-то – чуть ли не пощечина:
- А издали-то вы красивым кажетесь!..
- Разочаровал? Тогда, пока далеко не отъехали, высадите дедушку!
- Так вы еще и дедушка? Ну отпад!..
Я снова за дверку, а она (ну ни стервоза ли ?):
- Какие мы обидчивые в такие лета-то! Когда красавчиком-то были, небось, не так с вами обращались? Привыкайте!
Ну это уж чересчур! Я распахиваю дверцу:
- Остановите!
Останавливает:
- Простите меня! На меня иногда находит. Вы мне одного нахала времен моей молодости чем-то напомнили. Много на вашем счету обманутых-то?
Как выкрутилась-то язва этакая и даже в смущение бедного старичка ввела! Едем дальше. А у меня в голове будто заноза: как бы ее, стерву, такую наглую и самоуверенную, подколоть? А она почем зря несется. Впередиидущие машины «по-новорусски» обгоняет, во встречные только чудом не врезается.
- В вашем возрасте, - с этакой ехидцей вякаю, - к мужьям так быстро уже не ездят – только к любовникам!
А она, будто и не поняв подковырки, этак буднично-буднично отвечает:
- У меня нет любовника. И мужа тоже нет, вот уже более года. Прямо в подъезде застрелили: конкурентам мешал. А еду на дачу, которую мы с мужем еще от автозавода получили, когда там он инженером работал. Познакомилась там с одной. Она тоже одинокая, только разведенка. От муженька пьяньчужки сбежала. Сейчас в отпуске там отдыхает. Вот с ней и будем время коротать…
Ну после этого мою злость на нее, как рукой сняло. И я, пока дальше ехали, а она и темные очки почему-то сняла, стал искоса приглядываться к ней. Высоколобое волевое лицо. Не сказать, чтобы красавица, но симпатичная женщина, уверенная в себе и знающая себе цену. Не из породы так называемых «лиан», что (мягкие да нежные!) так вокруг тебя обовьются… А таких вот баб я уважаю и, может быть, даже обожаю, С ней, если по какой-то причине расстаться захотел, - это проще простого. Сказал: отстань – надоела. После этого ее, как говорится, калачом не подманишь. Потому что горда и цену себе знает. А вот от нежных да мягких «лиан» (они, что трава ползунок в огороде) - не отцепишься. Так и будет на тебе висеть: не бросай, а то что-нибудь с собой сделаю! И это ведь нередко не пустые угрозы-то…
Ну приехали на перекресток, где мне выходить. Достаю десятку. Ну я знал, конечно, что не возьмет, А посему сразу:
- А давайте я вам на эту десятку на руке погадаю?
Святая простота! Сразу же подставляет руку. Не ручку, а именно руку. С длинными, но довольно толстыми пальцами (люблю такие!). И вот я по какому-то наитию начинаю «шаманить». И откуда только что берется?! У вас, говорю, до замужества был парень – мягко говоря, нехороший человек и очень плохо поступил с вами. У вас и после смерти мужа был один. Не много радости он вам, как женщине, доставил. Не умел он этого, не знал, что вам надо. Так же, кстати сказать, как и муж ваш: раз-раз – и готово. А у нас на селе так говорят: поспешишь – «лебедей»-лебедушек насмешишь. Не везло вам на мужиков-то…
Слушает внимательно. И вижу, задело ее за живое… А под конец, говорю, советец вам от дедушки за неоплаченную мною за дорогу. Когда здороваетесь, не выставляйте ладонь наружу, чтоб не быть по ней, как книжка, прочтенной от и до. Древние индусы говорят (прямо на ходу пришло в голову!): безопаснее вагину показать, чем ладонь! По вагине многое знающие люди прочтут, а по ладони – всё! (И кто-то может уверить меня, что, видите ли, «по интуиции» всё это я выпалил, по той самой, что, будто этакая залежь в моей подкорке до поры, до времени пребывала, - а не по наущению того, кто у меня постоянно-постоянно за левым плечом пребывает, даже в ночных снах меня не покидая?!).
Сказал и с ветхим вещмешком этаким пилигримом из ее роскошной автомобили вылез и по проселку в свое родное село отправился. Прошел метров триста – та самая иномарка меня догоняет и останавливается передо мной. И снова передняя дверца распахивается:
- Меня совесть зазрила: на пять километров дедушку пешком пустила. Садитесь – довезу до дома. Дорога-то проходимая? Заодно поглазею, где и как такие, как вы, умники проживают.
Приехали на усадьбу. Ну это для любого селянина и дачника самая что ни на есть сладость – по своему саду-огороду гостя или гостью провести. Своими овощами и фруктами побахвалиться. Ничто ее особенно-то не заинтересовало, а вот на тыквы мои, как поросята толстые, загляделась. У нее, оказывается, матушка страсть как их любит. Да так, что муж над ней подтрунивает: тыквенница-де ты моя!
Водочку-то на всякий случай я сразу же по приезде в холодильник поставил. И вот она, уже запотевшая, этакой царицей среди стола располагается. Ну а стол-то, не в похвальбу будь сказано, не такой уж и бедный сотворился. Вот уж воистину перед молодой да симпатичной гостьей хозяин весь, что называется, выложился. Тут и груздочки соленые – на зубу-то, как хрящи, хрустят. И маслёночки маринованые – ты его только на зуб, а он уже этакой устрицей в желудок проскочил. А коронное блюдо у меня – это подберёзовички вкупе с подосиновичками жареные! Я их, как из лесу принесу, и на сковородку с постным маслицем жарить ставлю. А как прожарятся до коричневизны и поостынут, сразу же в морозильник, Так что, как понадобятся, разогрел их на плите – вот тебе и скороспелая жарёха (В скобках замечу: кто надумает воспоследовать примеру моему, ставьте их именно в морозильник – на обычном холоду они дня через два испортятся). Ну и, конечно же, огурчики малосольные и другие овощи. Худо-бедно, а закусить у дедушки было чем…
А еще до этого, когда по усадьбе водил ее, заметила:
- О! А это у вас баня? – и с этаким чистосердечным-чистосердечным вздохом: А у нас в Автозаводском районе вот уже целую неделю горячей воды нет…
- Никаких проблем, - говорю, - сейчас же и затопим ее. А как поужинаем, она уже и готова будет. Помоетесь и чистенькая-пречистенькая к своей подруженьке порулите…
Она на это: «Поужинаем?» - «Ну да,- говорю, - чтоб, пока она топится, вам скучать не пришлось». Усмехнулась с этакой хитринкой: «Ну и довод. И часто вы им пользуетесь?» - «А вы сами-то как думаете, частенько к дедушке такие вот роскошные женщины на усадьбу заявляются да так вот неожиданно?» Словом, как сейчас говорят, отмазался!
Так что, как после застолья моя гостья подразомлела, я ее в баньку скорехонько. Слышу, заперлась. Дверь предбанника плотно-плотно притворив. А я неподалеку на садовой скамеечке сижу и знай себе покуриваю. Глубоко-глубоко затягиваюсь, а сигарета того и гляди из подрагивающих от волнения пальцев вывалится. А в груди, будто жар-птица крылами бьет: нутром чую радость грядущую…
И точно: дверь распахивается и в проеме она во всей своей молодой красе выставляется:
- А вы меня не попарите, а то у меня что-то не получается?
Господи Боже мой, да кто же такую красавицу попарить откажется – да ни в жисть! А как в баню-то, не чуя ног, скоротечно разоблачившийся, влетел – она уже на полке лежит, все свои прелести под золотистыми лучами вечернего солнца по-тициановски нежно и пышно моему восхищенному взору представляя.
- Эка, разобрало тебя! – загоготали мы за столом – благодарные слушатели нашего счастливчика-приятеля. – Ты уж чуть не стихами заговорил!
А он, не обращая внимания на наше жеребячье ржанье, между тем продолжил:
- Ох, и напарил, други, я ее в тот раз! В джинсах-то она не больно прельстительно выглядела, а обнаженная - ну как есть Афродита! Ну а как, по мужской ласке изголодавшаяся, под конец стонала она, я даже забоялся: ну как старушки со всего села сбегутся на ее стоны. Не душегубствует ли, мол, кто в моей баньке-то?
- Ну и что: после баньки она сразу же к своей дорогой подруженьке отправилась? – поинтересовались мы.
- Нет, на другой день под вечер только, перед тем, как моим детям и внукам на воскресный отдых припожаловать. Они еще удивлялись, как это следовавшая им навстречу такая роскошная иномарка в наших краях оказалась? Внукам все по фигу, они сразу же на озеро с удочками умчались. А дочери ко мне с вопросом: почему это-де у нас в избе французскими духами пахнет? А это, говорю, самарские студентки с филфака, краеведческий материал по нашему селу собирая, и ко мне заглянули. А пока, мои россказни слушая да квасок попивая, вот и «нафранцузили» у меня тут. А то я не знаю, как отмазаться-то!
- Ну а потом как у тебя с ней?
- Об этом история умалчивает! – ответил он дежурной фразой из школьного учебника.