Дедушка Кузя Мирсков, живая легенда нашего села, тот самый, которого, по его словам, сам Илья Николаевич Ульянов во время инспекционной поездки по школам Сызранского уезда Симбирской губернии за хорошо рассказанное стихотворение Ивана Сурикова «Вот моя деревня, вот мой дом родной…» мало того, что по головке погладил и молодцом назвал, он еще ему и грифельную доску вместе с грифелем преподнес-подарил, - Кузьма Михайлович в числе других аскульских историй и такую вот со слов своего деда частенько, в воскресные или праздничные дни на завалинке своего дома в окружении односельчан сидючи, науки для и односельчанского добрознания ради любил рассказывать. А история эта, сколь занятная, столь и огорчительная для моих односельчан, о, выражаясь официальным языком, пребывании в нашем селе её императорского величества Екатерины Второй.
Ну да обо всем по порядку. Село Аскулы (официальное название его – Богородское, так оно на всех дореволюционных картах значилось) искони стояло на Московско-Сибирском тракте. Все каторжники и другие арестанты, в том числе и баре-декабристы по пути своего следования в места не столь отдаленные по центральной улице нашего села – Большой дороге топали. Так что и Екатерина Вторая во время своей поездки по Поволжью никак бы не смогла миновать наше село, если бы даже и высочайше того захотела. И так уж дорога случилась, что ночевать ей в Аскулах-Богородском пришлось – в барском доме, что на самом верху Заовражной (официально – Церковной) улицы стоял (теперь от него один фундамент остался).
Все бы ничего: и накормили, и напоили, и на пуховые перины высокую гостью почивать уложили… Но – клопы! Они (ну ни сволочи ли?!) чуть ли не со всего села, говорят, сбежались в барский дом (хотя там, как и в любом другом, и своих навалом тогда было), чтоб августейшим телом полакомиться! Так вот и получилось, сетовал во след за своим дедом дедушка Кузьма Михайлович: ни встретили государыню-матушку, как следует, ни проводили. Прибыла она из Сызрани поздно вечером, когда, почитай, все уже спали на селе. А в Самару отбыла ни свет, ни заря. А все из-за клопов проклятущих! В кровь, сказывали, искусали они тогда государыню-матушку…
А мы тем временем, говорит, тоже всю ноченьку глаз не сомкнули – под водительством старосты и господского приказчика ее императорское величество чествовать готовились. Бабы наши аскульские (Они еще с давних пор по всей Самарской Луке как наиискуснейшие стряпухи славились! А тут для государыни-матушки – и не расстараться?!) пироги да растегаи и другое печево сотворяли. А пчеловоды нашенские со своих пасек в липовых рощах окрестных мест многолетней выдержки меды привезли – один другого слаще, один другого разымчивее. А меды наши ( тут назидания для дедушка Кузя даже помавание указательным пальцем учительно сделал!) – их не токмо государыне-матушке, а и, если бы Сам Иисус Христос с Миколой Милостивым к нам в Аскулы припожаловали, то и им не в зазор было бы их преподнести!
А государыня-матушка (Увы, увы нам!), никого не спросясь, ни старосту, ни бурмистра-приказчика, взяла да и укатила…
Догадываюсь: не только благодарные слушатели дедушки Кузи, но и мои дотошныесамаролукские читатели тоже, наверно, забеспокоились: «А меды-то в бочонках ужли назад по пасекам развозили?!» Нет, конечно! По словам дедушки Кузи, целых три дня и три ночи, почитай, беспрерывно после отъезда ее императорского величества в Аскулах, как волостном центре всей Самарской Луки в то время, пир горой продолжался, Почему беспрерывно? А потому, что если кто «сходил с дистанции», вместо него, как гриб после июльского дождя, прямо из-под стола вырастала смена из числа безвременно низринувших туда от не подсильных нагрузок на организм. За здоровье государыни-матушки (ох, и икалось ей, поди, по пути в Самару-то где-нибудь под Шелехметью или Новинками!) мои неугомонные земляки в тот раз пили упоенно-упоительно, как говорится, не щадя живота своего (для плохо знающих родной язык: живот – это жизнь, а не только брюхо). А староста и приказчик из-за верноподданнических чувств, а может, от волнения и недосыпа до того, сказывали, «наподдавались», что их, как старенького-престаренького архиерея, два да два здоровенных мужика по селу под руки водили.
Вот ведь память людская какая избирательная! Мало ли кто тогда на полу под столом валялся – от излишнего в честь государыни-императрицы усердия, а вот про старосту, видите ли, запомнили! А посему я вот как нынешний староста этого греховодного села, когда случится какое мероприятие, в меру стойкости своей нет-нет да и пропущу щедровито подносимую мне чарочку-другую (не в смысле – приму, а в смысле пропуск-интервал сделаю). Потому как доподлинно наперед знаю: остроглазые и востроязычные односеляночки мои всенепременно всех в округе оповестят: «Ай-яй, староста-то, староста-то наш намедни как напоролся: жена, бедненькая, чуть до дому его довела, а он всю дорогу песняка драл!»
…Нет, какая все же незадача-то получилась из-за этих проклятущих клопов! Как бы это славно вписались в жизнь и историю моего родного села такие вот баснословные выражения: «Это еще вон когда было: до того, как государыня-императрица в нашем селе ночку провела» или «С тех самых пор, как Екатерина Вторая у нас побывала, и пошло, и пошло: куры до самого Покрова стали нестись!».
Ну не побахвалишься же тем, как императрица Екатерина Вторая, вся клопами искусанная, приказчика изматерила и прямо по ночухе из нашего села удрала?!
Эх, вот нынче бы она к нам приехала-припожаловала! Не только у нас, в любом доме по всей Самарской Луке ночуй, догола разбалакивайся – вот уж какой год ни одного клопа и в заводе нет. Даже завалящего! Поначалу я думал, это, мол, только у нас, обретающихся под самым боком у Самары и Тольятти, этих очагов прогресса и цивилизации. Ан вон оно как: разворачиваю в прошлом году «Известия» и глазам своим не верю, читая заголовок: «Экспорт российских клопов потряс Америку». Цитирую:
«Обращали ли вы внимание, что в последние годы как-то не стало клопов? Пьеса Маяковского «Клоп» время от времени идет на различных театральных площадках, а самого кровососущего клопа постельного уже можно помещать в инсектариум и показывать детям…
Но это в России. А в заокеанских США распространение клопов приняло характер эпидемии. Клопы заполнили не просто жилища деклассированных элементов в Гарлеме или Новом Орлеане, а и студенческие общежития, дорогие больницы и престижные гостиницы…
И вот в специально очищенном от клопов отеле «Континненталь» в городе Арлингтон (через реку от Вашингтона) открылась конференция по поиску средств борьбы с кровососущими симбионтами человека. Особо участников конференции волновал вопрос, откуда, собственно, в славящейся своей санитарией Америке завелось столько постельных клопов? Предложено несколько гипотез…»
Автор корреспонденции выдвигает свою:
«Клопы обладают прекрасным обонянием, с удовольствием забираются в повседневную, пахнущую человеком одежду и вместе с ним перемещаются в другие помещения – и в другие страны. Не наши ли горе-эмигранты вывезли наших клопов в Америку? Гипотеза объясняет также почти полное исчезновение клопов в России».
Вот еще с какими-нибудь мигрантами-эмигрантами наладить бы экспорт комаров. И недорого бы взяли за них!
А я в связи с этим жду не дождусь такого вот сообщения из Америки: тамошний-де президент-батюшка сбежал по ночухе из президент-отеля какой-нибудь Оклахомы, спасаясь от насевших на него кровососущих симбионтов человека, ну то бишь клопов. Ну как в свое время государыня-матушка из нашего села.