Вот все наперегонки принялись похваляться -хвастаться своими достопримечательностями, чтоб странников и странниц, ну то бишь туристов в свои палестины заманивать. Есть-есть и у нас одно такое местечко! Когда государыня императрица матушка Екатерина Великая по столбовой дороге по нашим местам проезжать изволили, то как раз у Большого моста, что знаменитый Аскульский овраг перекрывает (в старину, менее 400 лет назад, пока полонившие Самарскую Луку столичные жадюги-баре не оголили и тем самым не обезводили нашенские леса, он был речкой Аскулой, как то и на карте знаменитого европейского путешественника А. Олеария значится, - как раз у знаменитого Большого моста из кареты вылезли и по травушке-муравушке под раскидистую-раскидистую березоньку прошествовали, ну чтоб малую нужду справить.
Справила и была такова. А на другой год на этом самом месте ну ни такое ли чудо сотворилось, ну ни такая ли диковинная-предиковинная трава-мурава повыросла - загляденье, да и только! И не поверите: сразу же целая лужайка! Видать, лужа-то большенькая тогда случилась...
Ну все, конечно, дивоваться туда ходили - и наши аскульские, и сосновенские. Сказывали, даже из Самары и из Сызрани наезжали. И вот ни додумайся-ка ли один (не иначе, как сосновенский, там один другого не мудрее, так хитрее!) на этом достопримечательном месте желание загадать. Какое желание-то? Ну а какое оно может быть самое большое-то да навязчивое у молодого здорового детины? То-то и оно... И надо же: сбылось! Этой же ночью и сбылось. Ну и помалкивал бы - так нет, проболтался! Ну про нашенскую (самаролукскую) он, может, и смолчал бы, а это какая-то приезжая мещаночка то ли из Самары, то ли из Сызрани была объектом его загада-то. Да и как тут деревенщине было не побахвалиться, уж больно видная да завидная та бабеночка оказалась?!
Вот и красным девицам, и молодицам урок: не больно-то позволяйте себе с парнями-то! Расхвастаются и ославят. А вот мужики, которые в семейных узах-железах пребывают, из тех признание-то клещами не вытащишь. Это уж прадедушка Толя наверное знает!
И с тех пор пошло-поехало! Надо, скажем, недоступной соседке-жалмерке чирей на деликатное местечко посадить (А, мол, такая-сякая, раз не мне, так и другим не привалит твоей радости- благодати!) - не поленись за две версты от села (хоть из Аскул, хоть из Соснового Солонца) сходить на то заветное местечко. Тайком помочись на травку, как следует, и желаньице загадай. Как пить дать, говорят, сбудется!
Примеров таких (даже знаемых!) не счесть. Про бабьи загады-ворожбу хоть аскульских, хоть сосновенских насельниц я собственной цельности-сохранности ради лучше уж умолчу: "доброту" и "незлобивость" своих землячек я с юных лет спознал. Так нагадают-наворожат - никакой Кашпировский не "растаможит"! Одному мужику зловредная соседка так "нагадала", что не только супруга его, а и некоторые односельчанки готовы были руки на себя наложить от обездоленности. Хорошо еще, бабушка ворожея местная болесть "мужской неприподъемности", ну то бишь "невстаниху" умела пользовать (лечить).
Ну а про аскульских парней того времени что сказать? Оболгали их! Облыжно обвинив в том, что это якобы из-за них в Сосновом Солонце стало об эту пору население резко возрастать. Они-де пописают на той лужаечке, желаньице загадают и прямиком в Сосново, прямиком в Сосново - к девчатам тамошним. А призадуматься бы: а так ли уж безгрешны были сами сосновенские парни? А то, как что, так сразу все на аскульских валить...
Нет, не только парни да мужики около той "чудотворной " березы этот нехитрый обряд справляли и загад загадывали. Да разве сознаются? Скрытные! Потому как знали: самой задушевной подружке хоть под крестное знамение ее поведай что - завтра же все село знать будет...
А чудеса, сказывают, и поныне на той полянке свершаются. Вот недавно один из Тольятти на своем "Жигуле» в Аскулы ехал и под ту березу шасть: дай-ка я, думает, для пробы-интересу желаньице насчет того-сего подзагадаю. И надо же: только-только от Большого моста-то отъехал - две девахи стоят, голосуют. И откуда, говорит, взялись-то, будто из-под земли выросли. И ни такие ли разговорчивые, ни такие ли отзывчивые! Одна прямо на колени к нему готова была угнездиться, если бы только руль не мешал.
А у другой юбчонка от тряски чуть ли не до пупа прельстительно-прельстительно задралась. У меня, говорит, все аж вздыбилось, и вижу, загад-то прямо на глазах сбываться начинает. Ну-ка на обочину сворачивать с дороги-то (а как оказалось, с пути истинного!) да на лесную опушечку направляться. Уж больно укромно там, а трава, ну как атласное одеяло, мягкая-премягкая. И ни одного муравья в ней.
Прибыли на место - у них спор поднялся, кому первой тайный загад его исполнять (вот ведь какая чудодейственная сила от той государыниной лужицы образовалась и вот уже какое столетие не расточается!). Ну в общем обе они выполнили тот загад, как говорится, с огоньком, и обе же наградили бедолагу-тайнопознавателя. Да комплексно! Ну то бишь двумя разными болезнями-то. Ну а тот, само собой, - супругу. А та – своего сослуживца. Ну а тот - соседку. И пошло-поехало! То-то работёнки (и денежек!) привалило тольяттинским врачевателям-гинекологам!
А все почему? Бесовщина! Загад-то тот "подберезовый" кто так споро, как тот расторопно-жуликоватый официант, выполняет? То-то и оно! Бесу, ему лишь бы напроказничать, лишь бы надсмеяться-надругаться над человеком...
Не забыть вот что обсказать. Когда государыня-матушка ту березоньку августейше поливать изволили, вся свита, естественно, этак деликатненько-деликатненько отвернумшись, стояла. А кавалеры, те даже скромненько ушки позатыкали. Ну как матушка-то невольным звуком с той березоньки любопытствующих птах спугнут (спукнут)? Неудобственно такое услышать-то будет!
А там с ними один валовский мужик-невежа был, коего по дистанции староста тамошний в извоз нарядил мешки с овсом для всего поезда везти. Он, ну как есть невежа, взял да и слюбопытничал и как есть всё-всё во взоре своем бесстыжем и запечатлел. Ну государыне сразу же, конечно, доложили: так, мол, и так, прикомандированный вахлак-деревенщина секрет государственно-государынин спознал. А государыня-матушка у нас добрая была. Мол, как снарядили до Самары – пусть и едет. А там выпороть и восвояси отправить. А станет болтать – так у него эти самые, что под брюхом болтаются, оторвать и собакам выбросить! Так вот прямо и, почитай, прилюдно своему хахалю Гришеньке-соколику (графу Орлову), которому за его красивые глазки и кое за что еще высочайше всю Самарскую Луку подарить изволили (вон ведь как: будто табакерку какую!),- так вот и наказала сделать.
Ни живой, ни мертвый, сказывали, заявился в свои родные Валы тот любопытственный мужичок-то. И всю оставшуюся жизнь страсть как собак боялся. Как увидит, бывало, дворнягу какую – его инда пот прошибает. Все дивовались, видя это: мол, почему да как? Молчал! И только на смертном одре старшему сыночку под большим-большим секретом признался. А тому что? Ему указа молчать и угрозы насчет этих самых-то, что под животом, не было. Он все возьми да и разболтай. Не при становом, конечно, да под честное-честное слово каждого!
Ездили! Не только сосновенские – и нашенские (аскульские) ездили в Валы-то. Интересовались. Вот на что осиновские и винновские, говорят, уж больно набожные, а и те соблазнялись…
А как возвратятся, бывало, из Валов-то (это местный Геродот наш дедушка Кузя, на завалинке своего дома сидючи, со слов своего деда, уже нашим рассказывал), - как возвернутся да как начнут во всех подробностях расписывать. А ручищами-то, ручищами что-то такое на манер банной шайки показывать да изображать, так слушатели, бывало, только головами покачивали да причмокивали. И при этом все чего-то бабенкам нашим со стороны про Тусинов колодец слышалось. А в подробностях-то издали не слыхать им было…
Застал еще я этот древний колодец, что на окраине урочища Дубрава моих земляков многие годы живительной влагой радовал. Вот как воочию вижу его: широкий-широкий и весь по окружности мягкой осокой, как стрижиной бородой, обросший…