Это заметки о человеке, который руководил нашим городом более десяти лет, причем в период самого интенсивного  развития  его, в период строительства Волжского автозавода  и бурного роста объектов большой химии.  Деятеле,  несомненно, весьма и весьма неординарном. 

Из всех «первых» (персеков) городского и районного масштаба, кого мне за тридцать с лишним лет журналистской работы довелось близко наблюдать в деле, несомненно, это был самый выдающийся политрук (политический руководитель).  А не просто  партчиновник преимущественно с административно-хозяйственным уклоном, что позаполонили партийные  кресла  со времен правления Хрущева, когда главным требованием для занятия этой должности стало иметь диплом инженера или агронома и животновода.  То был человек политически и гуманитарно грамотный.  Помню, в перестроечные времена кто-то порылся в студенческих ведомостях тольяттинских партчиновников   -  почти у всех  по научному коммунизму и истмату были сплошные «уды», ну то бишь «тройки».

О степени  «политграмотности» тогдашних партбонз такой вот примерчик. Вместе с известным тогда газетчиком Юрием Цыпленковым мы в самом начале  семидесятых прошлого века организовали при редакции городской газеты  «За коммунизм»  клуб «Журналист», где по субботним вечерам  «за чашкой чая» тольяттинские журналисты встречались с интересными людьми нашего города. В числе «интересного» в клуб  был приглашен и тогдашний второй секретарь горкома партии, который перед этим побывал во Франции с товарищеским визитом к тамошним коммунистам. Первым, чем он поразил нас, это сообщением о том, что газировка  у них там (оказывается!)  дороже вина!  (Сравните тогдашнюю нашу газировку с ихними «фантами» и «пепсями» и все это  с французским кислятиной-сидром!).  Но самое главное, что до глубины души поразило высокопоставленного партчиновника  и  несказанно воодушевило его: они там, оказывается, на заводской партконференции пели  «наш»  «Интернационал»! После чего и радостный вывод из его уст последовал:  «Я так понимаю, товарищи: нам немножечко помочь им  -  и у них до революции недалеко!» - и тут радостно-заговорщическая  улыбочка последовала. Помню, мы с Анатолием Шавриным переглянулись тогда и, пряча ухмылку, свои очи долу опустили. Вот уж воистину: «Нашему теляти  да волка бы съесть»!

Эта самодовольная и шапкозакидательская реплика тогдашнего  «второго»  мне навязчиво вспомнилась  уже лет через семь,  когда, примерно, такого же уровня и склада мышления  более высокопоставленные  руководители  решили «немножечко помочь» афганским партфункционерам совершить в этой кишлачно-феодальной стране социалистическую революцию…

Оболонков был человек блестящего и острого ума, исключительной памяти  и эрудит в полном смысле этого слова. Одним словом, политрук!  Марксист-ленинец!  Нам, гнилым интеллигентам-гуманитариям, неплохо разбиравшимся в вопросах марксизма-ленинизма (а в придачу и еврокоммунизма!), это хорошо было заметно.  В его кабинете стояло полное собрание сочинений Ленина, и он нередко, но всегда  безошибочно брал нужный том и зачитывал  какое-нибудь изречение вождя в подтверждение своих слов. Господи, забыть ли  недоуменно-восторженные взгляды сидящих в его кабинете партчиновников – завзятых троешиков по  истмату и научному коммунизму?! Вот, дескать, даёт!  А  между тем, с каким самодовольством  они своим корявым языком  завзятых «истмат-троешников»  учили нас марксизму-ленинизму!..

Вот что рассказал мне об истоках «политграмотности»  Оболонкова бывший второй секретарь Тольяттинского горкома партии  Николай Павлович Караваев, с которым у нас сложились более, чем товарищеские отношения, и который оставил о себе добрую-добрую память у тольяттинских журналистов.  В числе других тольяттинцев он побывал на московской квартире Оболонкова :

-  Встретил хорошо, обрадовался, как родным. Приняли по маленькой. И вот тут-то он и показал нам целый чемодан тетрадей – конспектов трудов Маркса, Энгельса и Ленина, Не поверите: целый чемодан! Это он, будучи двенадцать лет заместителем секретаря парткома на красноглинском заводе, классиков штудировал!

Николай Павлович говорил это с нескрываемым восхищением.  А мы ведь в городе хорошо знали, как сам-то он, такой уважаемый и ценный  идеологический работник    был переведён  из нашего горкома на  должность зам. зав. идеологического  отдела обкома партии  - должность, отнюдь не карьерную для него. И мы догадывались чьим попечительством это было сделано…

Ну и, конечно же, то был волевой, требовательный  руководитель.  Хорошо знающий  городское хозяйство   и  - людей. Не выкинуть из памяти: идет партактив города, зал заседаний набит до отказа, и вот откуда-то с задних рядов раздается голос  (на лицах присутствующих недоумение: кто это такой?):

- Николай Харитонович, а почему нашему заводу?..

- А это потому, Иван Васильевич …- сходу откликается Оболонков на вопрос  этого не шибко известного присутствующим работника одного из предприятий города.

И очень жаль, что такой воистину талантливый политрук, такой блестящий партруководитель оказался невостребованным на должность первого секретаря обкома, а может, даже и секретаря ЦК партии. Эка, загнул, скажут! Не знаю уж, каковы другие секретари ЦК были, а одного из них, причем в ранге члена Политбюро, ведавшего промышленностью всей страны, мне довелось  в кабинете первого секретаря горкома слышать и зреть воочию.  Андрей Кириленко совершал тогда «деловую поездку» в сопровождении большой группы цэковцев и совминовцев по Поволжью. По этому случаю Оболонков собрал к себе руководителей крупных предприятий  и строек города ну и, конечно же, партсовноменклатуру  всех трех районов. Приглашен был и я, как исполнявший в то время обязанности редактора городской газеты  «За коммунизм». Более блеклого выступления партийного, чем это, я не слышал ни ранее, ни потом. А с каким апломбом, с какой внушительной осанкой произносил он эти банальности! И какой неприкрытый подхалимаж,  какое оголтелое подобострастие и чуть ли не благоговение по отношению к Брежневу  сопровождало все его выступление.

Как сейчас вижу Николая Харитоновича, смущенно потупившего голову, когда тот аж дважды как бы между прочим подчеркнул, что у него, видите ли, высшее техническое образование. А приглашены были такие  тогдашние киты промышленности и строительства, как  Поляков, Семизоров, Можайский, Абрамов, Красюк, Волков, Надточий.  Люди исключительной выдержки и самообладания, они выслушивали эти благоглупости с каменными лицами. Можно было только догадываться, каково им на таком мероприятии, на которое их оторвали от дел в спешном порядке.  А дел у каждого из них, как всегда, не в проворот;  в их напряжённейшем графике работы каждая минута на счету (в этом за годы журналистской работы я убеждался неоднократно!). И вот они терпеливо ждали обещанного партчиновниками горкома, когда их сюда собирали: главный по промышленности страны выслушает их, из первых уст ознакомится с их проблемами, а их, этих проблем в бурно развивающемся городе, ого-го, сколько было! Но получился конфуз! Как ни в чём ни бывало, свое  выступление главный куратор всей промышленности страны закончил так:

- Я знаю, товарищи, вы  пришли сюда с записками со своими просьбами и предложениями. Давайте их сюда. Я передам их зампредсовмина Новикову, он едет со мной, но задержался в Димитровграде.

Вот, кстати сказать, что пишет об этом  деятеле главный кремлевский медик Евгений Чазов  в своей книге «Здоровье и власть»: «Если третьим лицом в партии был выбран  А. Н. Кириленко, милый и приятный в общении человек, но у которого,  по нашим данным, о чем мы информировали руководство ЦК КПСС, наблюдались атрофические процессы в коре головного мозга, то стоит ли углубляться в поиски причин  кризиса» (краха коммунизма в нашей стране).

Тут Николай Харитонович совсем сник: так вот подорвать руководящую и направляющую роль партии в глазах промышленной элиты города не смог бы самый отъявленный антикоммунист забугорный! Уж кому-кому, а этим зубрам  «парткороль» предстал во всей своей наготе…

Дело в том, что начиная с самого верха, было противостояние, противоборство  партийной и хозяйственной элит страны, но жёстко скрепляемое узами партдисциплины. Довольно многим тогда было известно, как  генсек Брежнев комплексовал перед умницей и энциклопедистом-хозяйственником председателем Совмина Алексеем Николаевичем Косыгиным. Так же это было и на местах. Промышленно-строительные тузы города весьма и весьма скептически  относились к партбонзам, этим, как правило, неудавшимся  хозруководителям  и бывшим студентам-троешникам. И они, конечно же, подавляли честолюбивых и амбициозных партбонз своим интеллектом, знанием производства, деловой хваткой, отчего те зачастую  и комплексовали.

И вот вам чуть ли не нокдаун. Новиков в то время был очень толковым и уважаемым даже партчиновниками заместителем у  Косыгина. А посему имевшие уши да услышали (и  из каких уст!): кто есть кто в стране!  Кто вершит дела, а кто  только руками водит…

Старожилы нашего города  помнят, как при довольно-таки слабом персеке  Андрееве, которого в хрущевские времена выдвинули на этот высокий пост с должности секретаря парткома химзавода, городом фактически управлял, будучи членом бюро горкома, директор Волгоцеммаша  Замешаев (этого талантливого руководителя в скором времени  «взяли в Москву» заместителем министра). Ну так вот, после смещения Хрущева  вскорости сместили с поста и персека  и «партмальчишку», по выражению старых коммунистов города, Андреева. А вместо него на этот тогда ответственнейший пост  даже в масштабах страны в Тольятти «прислали» из Куйбышева бывшего красноглинского персека Николая Оболонкова. Пост, повторяю, ответственнейший: здесь начиналось строительство известного не только на всю страну, но и, почитай, на весь мир Волжского автозавода. Ну недаром же директор этого  строящегося объекта  был  в ранге замминистра! Тольяттинские технократы тогда ликовали: вместо ушедшего в Москву на должность замминиста Замешаева городом теперь фактически будет руководить их коллега Поляков. Но не тут-то было!

Мой давний собрат по перу, зам. редактора тольяттинской горгазеты, а затем и зав. отделом пропаганды горкома партии Дмитрий Филиппович Черненко поведал мне, как проходило первое при Оболонкове совещание в горкоме партии по вопросам строительства автозавода, на котором присутствовал  министр автомобильной промышленности Тарасов и цэковские партшишки. И вот, рассказывал Дмитрий Филиппович, только-только  Поляков  «покатит  бочку» на город,  мол, то не так и это не эдак,  Николай Харитонович,  досконально знавший  дела на строительстве автозавода, как говорится, «не отходя  от кассы», как врежет, как  врежет  ему насчет  упущений автозаводского руководства,  что у того  лицо румянцем  занимается, то ли от раздражения, то ли от смущения. И так вот он тогда раза три Полякова-то осадил.

И вся эта  «дуэль» происходила на глазах министра и при высокого ранга цэкистах. Не дуэль, а чуть ли не публичная порка получилась. Потому что Николай Харитонович прекрасно владел обстановкой и тыкать носом заместителя министра в упущения и промахи, а то и злоупотребления  подчиненных ему не составляло труда. Была бы только охота. Не охота, а недюжинная смелость! Ведь, ого-го, на кого не побоялся замахнуться! Найдется ли ныне в Тольятти руководитель, чтобы так вот пойти на  «дуэль» с автозаводским гендиректором, хоть он ныне и не в ранге замминистра?! 

Не сбылись мечты тольяттинских технократов. Не стал «рулить» городом  их коллега Владимир Поляков. Но не потому, как это виделось тольяттинским партократам, что не дали. А потому, что сам изначально не хотел. Не тот человек был, чтоб в мишуре городской славы светиться. Он даже от членства в бюро горкома партии на отрез  отказался, к великому неудовольствию высокопоставленных партчиновников. Так и быть,  дополню уж эту мысль. Когда его назначили вместо покойного министром автомобильной промышленности СССР, он, рассказывали осведомленные тольяттинцы, категорически отказался встречать в аэропортах зарубежных  гостей  в составе многочисленных групп встречающих из числа  высокопоставленных московских чиновников. И тоже к великому неудовольствию партбонз  («У него, видите ли, нет времени на это, а мы что же, выходит, ерундой занимаемся?!»). Вот руку на отсечение даю, Николай Оболонков ни в кое бы случае от такой чести не отказался! Покажут по телевизору, снимок встречи чуть ли не на всю ширину газетной полосы опубликуют в центральных газетах. И всех-всех в подписи под ним подолжностно-пофамильно укажут. Как тут устоять?!

Как известно, выдающийся руководитель нашей страны Владимир Ульянов-Ленин в числе трех  главных врагов советской власти, наряду с бюрократизмом и взяточничеством, считал комчванство. С 1961 по март 1990 (мое время выхода из КПСС после поражения Демократической платформы в нашей партии на 27-м съезде) я, что называется, бок о бок  «тусовался» с партноменклатурой, будучи газетчиком. И, ого-го, как насмотрелся на это самое комчванство! Особенно со стороны молодых партфункционеров, которые в своей партийно-люмпенской самонадеянности считали, что они и только они – пуп земли советской. Перед самым концом у них это вылилось в лозунг «Партия, дай порулить!»

Так вот. На одном из  аппаратных совещаний Николай Харитонович, по свидетельству тог о же  Дмитрия Черненко,  этак мягко-мягко, но все отлично знали, что за этой мягкостью, попросил своих соратников: мол, ребята, и Поляков, и Семизоров (начальник всех строителей города), и Можайский (главный монтажник городской), - они очень и очень загружены, рабочий  день у них, как правило, чуть ли не двенадцатичасовой. Так что, если какой-то вопрос возникает, не тревожьте их попусту. А если что, то обращайтесь прямо ко мне. Я сам с ними поговорю и разберусь…

Вот что ценил, то ценил молодые кадры «наш Харитоныч» (так любовно  первое время в своем кругу называли его номенклатурные работники города)!  Надо было видеть его  в общем-то не шибко улыбчивое лицо, когда прилюдно награждали его любимцев.  А в любимцах у него ходили  люди добросовестные, трудолюбивые и инициативные. Вот уж поистине отеческой  добротой  при этом светилось его лицо. Любил выдвигать молодых. И крайне редко ошибался. Ну судите сами: вот птенцы его гнезда ( как правило, комсомольские вожаки предприятий) Александр Дроботов, Борис Микель, Николай Уткин, Клавдия  Гордеева,  Евгений Краснослободцев ,и еще добрый десяток  молодых работников его горкома, успешно сделавших свою карьеру не только в нашем городе, но и в Самаре и в Москве ,а один даже, запамятовал фамилию, аж  до заместителя премьера дорос. Их он выдвигал и пестовал. Именно пестовал!

Вот что сказал он мне, напутствуя на должность зам. редактора городской газеты: «Первый год ты нам вредить будешь, второй: пятьдесят – на пятьдесят. А вот на третьем году пощады не будет! Ждем стопроцентную отдачу!» И это был принцип его работы с молодыми кадрами. Бывало, проколется начинающий, да так, что все ждут: ну конец карьере. Ан, нет! Помилован!  Но зато как пахали его выдвиженцы на третьем году своей работы, как досконально знали свое дело! Если ты инструктором  промотдела горкома на химию поставлен, химические предприятия курируешь, ты не то, что на каждом заводе, а и  в каждом цехе положение дел должен знать. Так же -  в строительстве, торговле, бытовом обслуживании, так же – в правоохранительных органах. Тут сугубый контроль был!

Много внимания уделял строительству. Особенно  такому, которое всех впечатляло и выделяло среди других городов. Социально-культурные объекты зачастую были внеплановые. Строились, на «что Бог подаст» (ну то бишь ни денег, ни стройматериалов на них государством не выделялось). Особенно туго шло строительство ДК  СК: уж больно объект был громадный, да и стройматериалы внеплановые все правдами и неправдами приходилось выбивать. Помню, однажды «наш Харитоныч» аж вспылил на тогдашнего директора  Синтезкаучука Николая Абрамова: «Да я уже у тебя какой год прорабом работаю!..»

А вот к ближайшим соратникам относился весьма и весьма ревниво. Очень большим авторитетом пользовался в городе председатель горисполкома Василий Федорович Прасолов. Какая воистину великолепная лечебно-профилактическая  база при нем была создана на берегах Жигулевского моря и Волги –  профилактории, дома отдыха и турбазы. Они, как грибы, вырастали на берегах водоемов. На этих турбазах  с ранней весны и до поздней осени  труженики и пенсионеры предприятий и строек города отдыхали семьями вместе с детьми и внуками за смехотворно низкую по нынешним временам плату. А ведь там было сытное трехразовое питание. Дома-то  еще поешь мясца или нет, а на турбазе оно завсегда в рационе питания!

Василий Федорович  тоже был довольно амбициозным человеком. Знал себе цену. Тут возникла ситуация  «двух медведей в одной берлоге». И разрешилась она не в пользу Прасолова. А хозяйственник он был великолепный!   Более шести лет знал я его на посту начальника Домостроительного комбината, где я тогда работал редактором многотиражной газеты. На эту должность  его назначили почти сразу же по уходе Оболонкова.  Вот уж воистину человек горел на работе!  Его шофер как-то пожаловался: «Ему не «Ниву», а вертолет надо! Вот вчера съездили в Оренбург, завернули на часок в Тольятти и в Пензу порулили!  Больше тысячи километров только за один день наездили».

Вот молодые читатели мне могут не поверить, но это действительно было так: только один наш комбинат крупнопанельного домостроения вводил ежегодно только в нашем городе 360 – 380 тысяч квадратных метров жилья да еще  более ста тысяч за пределами Тольятти – в Оренбурге, Пензе и для работников АЭС в Подмосковье. Да, были в биографии этого человека пятнышки, но заслуг этого воистину отца города они  отнюдь не умаляют… 

Еще одним  «медведем» в тогдашней тольяттинской берлоге оказался на этот раз совсем-совсем уж не амбициозный человек -  Николай Павлович Караваев. Интеллигентнейший  и образованнейший  человек и работник. Что называется, интеллектуал! И большой друг газетчиков. Впоследствии при встрече с ним в Куйбышеве он  в первую очередь расспрашивал про знакомых ему  тольяттинских «газетных писак». Дружески беседуя с нами газетчиками, не раз признавался: «А меня ведь в свое время, когда в Хворостянке был заврайоно , хотели назначить редактором районной газеты. А я отказался. Забоялся! Очень у вас  сложная и ответственная работа!  - и обескураженно руками  разводил в раздумье: Может, и зря, но чего уж об этом теперь жалеть…»  Да, были и тогда руководители, которые с пониманием относились к работе  «газетных писак». Но – не много таких было. Все больше к нам с претензиями да с придирками:  вы-де не так освещаете, вы-де не про то пишите. А один персек (уже после Оболонкова), которого острый на язык Владимир Орлов так охарактеризовал: «Запор мысли – понос  слов» (дюже болтлив был этот преемник Оболонкова!) – он так  нас  припугивал: «Я ваши газеты с двумя карандашами в руках читаю – с синим  и красным!». И тем отраднее были исключения!.. 

Город у нас и в то время уже большой был. Но чиновный мир чуть ли не всё друг о друге знал и ведал: кто, где и чем пользуется. Ни от одного человека  я ни разу не слышал об Оболонкове худого слова в этом отношении. Он вот, как Ленин в окружении  дорвавшихс я  до власти своих соратников, сам  «не позволял себе». Жил он в Соцгороде, неподалеку от ПКБ ВНИнеруда в многоквартирном доме старой застройки. На работу редко ездил – по большей части ходил. То по Ленинградской, то по улице Мира. И для здоровья полезно (тогда  эти улицы были еще не шибко загазованы), и для дела познавательно (опытный глаз умного руководителя многое замечал). Нет, это был не, как потом у Ельцина, нагольный популизм. А именно сочетание полезного с полезным:  как бы моциона с досмотром. Тогда руководителей города  не показывали  по телевизору (до назойливости часто!). Да и портреты их  публиковали в городской газете раз в четыре года (на трибуне, читающего отчетный доклад на партконференции). Так что  не многие знали его в лицо. А эти  «немногие» по улицам в рабочее время обычно не ходят, а ездят. А для остальных  - идет и идет себе довольно невзрачный мужичок  ниже среднего роста в сереньком костюмчике – и иди себе на здоровье. Кому какое дело до него? Кстати  сказать, намедни несказанно удивился фотографии Сталина в присланной внуком из Москвы книге Юрия Жукова «Иной Сталин», где он в 1931 году  идет себе, как ни в чем не бывало, с Кировым по площади Революции в Москве.  Позади него какая-то бабёнка с мороженым или чем-то другим в руках с попутчицей о чем-то » базлает», рядом  стоит мужик цветами торгует. И никомушеньки до вождя мирового пролетариата дела нет. Его тоже тогда не многие знали…

Но звонки телефонные от него после такой «прогулки» или самому председателю горисполкома, или непосредственно в отделы, сказывали, были. Может, потому эти улицы  и содержались в образцовом порядке?  Что-то не слыхать, чтобы нынешние отцы города следовали этому доброму примеру.   

В связи с этим расскажу такой случай из тех времен.  Один из выдвиженцев Оболонкова зав. отделом пропаганды горкома партии Дмитрий Филиппович Черненко  тоже стал следовать этому примеру. И вот идет он однажды по улице Мира и зорким оком  газетчика что же он узревает на фасаде мебельного магазина рядышком со «Светланой»?  Срам,  да и только! Ну а так как он знал, что директора магазина  об эту раннюю пору еще нет на рабочем месте, то заходить в магазин не стал, а позвонил ему от себя, ну то бишь из своего служебного кабинета спустя время:

- Ты чем это, интересно, торгуешь-то? Уж не секс-лавку ли открыл на старости лет?

Филипповича, этого очень и очень скромного человека с тихим и вкрадчиво убедительным голоском побаивались даже директора заводов, не то, что завмаг. Ну, во-первых, наверное, еще помнили его острое перо газетчика – зам. редактора  горгазеты, а во-вторых, он и на партийной работе остроту языка не потерял. Выждав паузу, посоветовал обескураженному завмагу:

- Ты выгляни-ка наружу да на вывеску своего магазина глянь!

Потом рассказывали, как в дружеском кругу  тот завмаг признавался:

- Выхожу из магазина, на вывеску глянул: Боже мой! У меня аж мурашки по телу пошли: это надо же – именно первой букве в названии моего мебельного магазина надо было отвалиться!..

Жил Харитоныч очень скромно, чуть ли не пуритански.  Даже готовить самому приходилось, так как у жены его был артрит рук, и под конец она, говорят, совсем обезручела. Обо всем  этом я  узнал уже потом от его свата (тестя  сына) Александра Федоровича Паренского, с которым мы, как два бывших члена горкома, сошлись по совместной работе в институте ВНИИнеруд, где после инфаркта я работал заведующим редакционно-издательским отделом, а он заведовал лабораторией. Кстати сказать, ушел он на научную работу в НИИ с должности тоже первого секретаря тогда еще Ставропольского горкома. Умный и образованнейший мужик, перебравшись потом в Москву, стал там доктором наук и профессором.

Вот уж воистину звездным часом для Николая Харитоновича  было   выездное заседание секретариата Союза писателей  России (это ли не показатель значимости и авторитета нашего города в то благословенное время?!). Тогда к нам высадился (с теплохода)  целый десант российских литераторов во главе с Юрием Бондаревым. Среди них были и такие знаменитости, как Расул Гамзатов и Даниил Гранин. С последним я сидел рядом, и на мой недоуменный взгляд при виде явно пошатывавшегося  при входе в зал заседаний знатного горца он этак флегматично пояснил мне: «А чего вы удивляетесь? Он, говорят, и на заседания  Президиума Верховного Совета РСФСР в таком же виде приходит. Классик!»

Что блистал, то блистал наш Харитоныч перед московскими знаменитостями – не персек,  а актриса! На первом ряду в зале тогдашнего Интерклуба  сидел первый секретарь Куйбышевского обкома партии Владимир Орлов. Мне, сидевшему в третьем ряду с боку от него, хорошо было видно  лицо Владимира Павловича, Прямо скажу, не излучало оно доброту и симпатию при виде распинавшегося на трибуне Николая Оболонкова.  А когда тот под бурное одобрение зала рассказал байку  о том, что, когда иностранцы интересуются, а где это находится город Куйбышев, то им доходчиво разъясняют: под Тольятти, дескать, - тут уж я воочию узрел знаменитый  «орлиный взор» Владимира Орлова. Такое в политике не прощается. И многие поняли это …

Умен, талантлив и очень человечен был Владимир Павлович (о человечности его я знаю со слов своего свояка Ивана Пономаренко, работавшего зам. начальника цеха на  военно-химическом заводе города Чапаевска, где в то время Орлов был секретарем парткома), но, как и многие другие руководители, людей ярче себя терпеть, говорят, не мог. Поговаривали, что это именно он поспособствовал выдвижению  такого талантливейшего руководителя, как Виталий Иванович Воротников, с должности председателя Куйбышевского облиспокома на пост персека  довольно захолустной (по сравнению с Куйбышевской) области (позднее  с подачи Андропова  он возглавил Совмин России). А на его место выдвинул из захолустной Сызрани, прямо скажем, не хватавшего с неба звезд Евгения Муравьева.  В  номенклатурной же среде  все прочили на этот пост  Оболонкова, фактического главу второго по величине и значимости города области…

Сказывали, сразу же после этого Оболонков  попытался занять должность гендиректора ВАЗа, но снова облом. Так же, как потом и у его преемника Туркина с Тольяттиазотом. Спиральная вертикаль карьерного роста тогда выдерживалась очень строго. Как оказалось, ни у того, ни у другого в трудовой биографии не было должности начальника цеха или другого подобного подразделения, то есть не было опыта самостоятельной хозяйственной работы. Оболонков начал свой карьерный рост в партии  с заместителя начальника цеха (не начальника!), а Туркин -  с главного механика УСЭПа (это служба, а не цех, не самостоятельное подразделение!).

Очень неприятно и даже больно ударила и по престижу, и по самолюбию Оболонкова газетная история с народным контролером.

Тольяттинская городская газета опубликовала тогда  заметку председателя группы народного контроля треста столовых о неблаговидных делах работников этого треста.  После этого на мужественную женщину ополчилось все руководство  треста, в результате чего она была уволена с работы. Несколько раз газета выступала в её защиту – безрезультатно. Куда только не обращалась несправедливо уволенная за помощью – и в горком народного контроля, и в городской, и в областной, и в Верховные суды РСФСР и СССР – всюду ей было отказано.

А заварил всю эту кашу, то есть подготовил к печати то первое выступление  народного контролера на страницах горгазеты, а затем и выступал в её защиту  литсотрудник промотдела Владимир Меньшов (к стати сказать, в это же время в этом же отделе успешно трудился   тоже Владимир, но уже Большаков, будущий генерал КГБ, а затем ФСБ). Вот и над ним, над Меньшовым  стали сгущаться тучи. Как ни хотелось ему покидать Тольятти, но все же пришлось (кстати сказать, вскоре после этого ушел из газеты и другой Володя – Большаков). А по пути на родину  Меньшов завернул в «Правду» и попал к самому А. Бекетову – редактору этой газеты по  отделу партийной жизни. Всё обстоятельно изложил ему и соответствующие документы передал. После чего Бекетов позвонил тогдашнему редактору тольяттинской  городской газеты незабвенному Асхату Тахаутдинову и поинтересовался, так ли все это. Тот все подтвердил. Конечно же,  Асхат Бадретдинович прекрасно осознавал, чем всё это чревато лично для него. Но журналистская солидарность  в нем взяла верх.

Журналистская солидарность того нелегкого времени – это не пустые слова! Сколько журналистских голов спасло тогда наше боевое журналистское братство! Забыть ли мне самому тольяттинских журналистов  Виктора Богданова, Александра Пичужкина, Софью Бикетееву, Веру Лущикову и Тамилу Кошелеву, которые горой встали за меня на заседании бюро Комсомольского райкома партии, когда по  наказу тогдашнего персека  Русакова мне готовились  «оторвать голову» за критическую публикацию в  областной газете «Волжская коммуна» о его любимце и будущем персеке?!

И вот вскоре после того в «Правде» появляется подвальная статья «Когда же будет эпилог?» за подписью самого Бекетова. Теперешние читатели могут не поверить в такую вот действенность газетного выступления, но я клянусь вам честью бывшего коммуниста, не имевшего ни одного партвзыскания за тридцать лет пребывания в партии,  словом православного христианина, что всё дальнейшее  -  чистая правда! Вот уж поистине то был оглушительной силы гром над купающимся  в лучах всесоюзной славы городом Тольятти, обласканным статьями, репортажами, передачами телевидения  и радио! Разгромная статья появилась в Москве, Куйбышеве и Тольятти утром, а уже в обед Верховный суд СССР отменил свое ошибочное решение и восстановил  многострадального народного контролера на работе с полной выплатой зарплаты за вынужденный прогул.

В тот же день состоялось заседание бюро Куйбышевского обкома партии, на котором  первый секретарь Тольяттинского горкома партии и председатель городского комитета народного контроля получили по строгому выговору с занесением в учетную карточку (самое строгое партвзыскание, после него – исключение из партии).

А на нашего газетного  собрата  Асхата после этого начались гонения, чуть ли не ежедневные придирки. Поводов для них  при вечной спешке и нервотрепке газетной работы  всегда предостаточно можно найти при большом желании. Увы, при всем своем таланте большого руководителя Оболонков вместо того, чтобы обстоятельно разобраться во всем (ведь практически на его же глазах, ведь это же в его  «епархии» травили человека!),  оказался в плену своей неприязни к редактору, расценив  все это, как  личный выпад против него. Увы, он был не одинок в этом, публикацией в «Правде» были задеты и другие…  Прежний собкор «Правды» по Куйбышевской области Евгений Манько и сменивший его Николай Миронов,  как могли, уговаривали образумиться разобиженного персека, но куда там: закусил удила.  И, в конце концов, под благовидным предлогом  Асхат  Бадретдинович  был снят с работы.

Как сейчас помню ту  «тайную вечерю» за кухонным столом в квартире Асхата,  когда мы его друзья и товарищи  утешали нашего собрата по перу. И вдруг телефонный звонок. На проводе был  вот уж воистину родной отец самарской журналистской братии незабвенный  Константин Иванович Шестаков – председатель правления  областной организации Союза журналистов СССР  и редактор  областной газеты «Волжская коммуна». По-отечески утешив нашего друга, он предложил ему завтра же  приступить к работе в промотделе редакции.

Все мы – и участники той  «тайной вечери», и присоединившиеся к нам собкоры центральных газет Николай Миронов («Правда»), Эдуард Кондратов («Известия»), Игорь Гребцов («Советская Россия»), Александр Воробьев («Социндустрия») и заместители редактора «Волжской коммуны» Аркадий Брискин и Владимир Никитин – были одного мнения:  Асхату надо перебираться в Куйбышев. Но  слишком сильно, оказывается, прикипел он к Ставрополю-на-Волге, где начинал свою карьеру, где были все его друзья…  Да и то сказать, любому нелегко на пятом десятке жизни  менять место жительства. Но переберись тогда Асхат в Куйбышев – и по сю пору, наверное, был бы жив…. Не только друзей, но и недругов, как  почти у каждого смелого газетчика,  у него в родном городе оказалось немало…

Нет, все же как дальновиден был приснопамятный Константин свет-Иванович!  Знать, хорошо изучил он Асхата за двадцать-то лет совместного пребывания в самарской журналистике  (нынешним газетчикам опять же в это  трудно будет поверить: наиболее заметные журналисты области  хорошо знали друг друга как по публикациям в своих газетах, которыми все редакции регулярно обменивались, так и в областных). Знал мудрец и сердцевед:  увы,  откажется  Асхат  от первого его предложения. А посему утром на квартиру  его последовал новый звонок:

- Ну как? Не хочешь в Самару (название Куйбышев исконные жители нашей области только в официальной обстановке применяли)?  Жаль! Очень жаль! Я долго для тебя это место на всякий случай приберегал. Тогда вот что: с завтрашнего дня  приступай к работе в качестве  нашего собкора по Тольятти. Я вот прямо сейчас подписываю приказ о твоем назначении.

Сведущие люди потом  рассказывали, что это известие повергло в шок тогдашнего тольяттинского персека. Как же это так: человек, доселе покорно ходивший под ним и  позавчера только изгнанный им, теперь вдруг  становится над ним, как полномочный представитель вышестоящего партийного органа?! Преисполненный негодования,  персек сразу же, говорят, позвонил в обком.  Но первый секретарь обкома Владимир Орлов  "повоздействовать на своего редактора» под благовидным предлогом отказался. Потому как знал, что  Константин Иванович  перед тем, как принять это решение, наверняка заручился поддержкой не только  собкоров  центральных газет, но и кое-кого повыше (это было такое правило в редакциях: своих авторов в обиду не давать, и «Правда» в этом  отношении не была исключением). А ссориться с собкорами  да и вообще с газетчиками Владимир Павлович себе не позволял.

Оно и раньше-то, пока вся эта мышиная возня вокруг Асхата продолжалась, собкоры центральных газет  да и «Волжская коммуна» тоже перестали баловать вниманием  тольяттинский горком и его персека.  А после расправы над Асхатом солнце гласности и восхваления как бы закатилось над ним совсем. Если до опубликования «Эпилога»  фамилия тольяттинского персека каждую неделю хотя бы разок  мелькала на страницах центральных и областных газет, теперь  - как отрубило!

Рассказывали, как невыносимо тягостно было прозябать  в такой информационной блокаде этому донельзя амбициозному человеку. Конечно, о Тольятти и людях его писалось по-прежнему  много, но совсем не так, как хотелось бы персеку, который привык, чтобы весь круг городских событий вращался вокруг его имени. И вот, когда его в очередной раз обошли, когда  на должность председателя облисполкома  выдвинули не его, персека из второго  по значению города области, а  коллегу из Сызрани, он понял, что в Куйбышевской области ему  ничего  уже не    светит. А  для всесоюзного взлета  Тольятти теперь  для него стартовой площадкой перестал быть: в Москве не дураки сидят, они там за прессой, ого-го, как внимательно следят. Вот один из примеров тому. Генерального директора одного из крупнейших химпредприятий Тольятти  решили назначить заместителем министра. Говорят, уже и приказ был подписан.  Он уже, сказывали, и билет на самолет взял – и на тебе: утром в центральной газете появляется разгромная статья о крупных финансовых нарушениях на этом предприятии. Этим же утром последовал звонок из Москвы: назначение отменяется. Что бы там ни говорили, как бы прежнюю власть не хаяли, но свои кадры она в струне держала. И в первую очередь, с помощью прессы. И я вот, как член Союза журналистов с 1963 года, глубоко уверен: пока эта добрая традиция не возродится  - с должностными преступлениями не справиться!

А что касается такого талантливого руководителя, как Николай Оболонков, то  карьеру ему сгубила  слишком большая, выпирающая из всех щелей амбициозность.  Как до этого – Троцкого. Оба они блестящие организаторы, но слишком уж тщеславны. А это претит соратникам и настораживает начальников. Вы посмотрите, как делали свою карьеру такие успешные карьеристы, как Сталин, Хрущев, Брежнев – тихой сапой продвигались они к вершинам власти. Что касается Андропова, то это особь статья, тут, как прозрачно намекают, за  «тихой сапой» кое- что еще скрывается…

Ну так вот: если поначалу в городе радовались, какой-де у нас блестящий и эффектный руководитель, то постепенно, исподволь вызревало мнение: а ведь и в самом деле   - наполеончик! Так, сказывали, назвал его острый на язык Владимир Орлов.  Хоть и в узком кругу, но постепенно  эта  «характеристика» стала ходить по всему нашему городу. Сначала в «узких кругах», а затем и в «широких». Потому что постоянное самовыпячивание, работа на показ и неприкрытое стремление вырваться наверх стали претить, докучать и даже раздражать окружающих.

Помню, собрал он как-то в свой кабинет газетчиков города, главным образом, редакторов многотиражных газет на «мозговой штурм» по подготовке его статьи в центральную газету. Редактор газеты  «Гидростроитель» Николай Фролов, старый коммунист,  фронтовик, прибывший на строительство  ГЭС прямо с Волго-Дона, возроптал:

- Николай Харитонович, почему мы должны заниматься этим? У нас же своя работа стоит!

- Но это же для города! Нас после этой статьи целый месяц никто критикнуть не посмеет! Как вы этого не понимаете?!

Повисла неловкая пауза, Мы действительно не понимали, почему это полезно будет для города, если  «нас критикнуть не посмеют». Хотя, конечно, понимали, кто стоял за этим «нас».  Сам Оболонков, стремящийся к саморекламе и показухе. Так что в последние годы его властвования в Тольятти словечки «наполеончик» и «наш наполеончик» гуляли по Тольятти во всю.

Я хорошо знаю свой родной Ставропольский район. Однажды, как староста родного села Аскулы, начиная свое выступление на районном совещании, я с этакой миной озабоченности на лице сказал, что вот-де в нашем районе в течение тридцати лет узурпировали власть Александры. Гробовая тишина! Кое-кому, наверное, даже пришла в голову мысль, как-де такого выпустили на трибуну! Выдержав паузу по системе Станиславского (зря, что ли в свои молодые лета я ходил в театральный кружок?!), я с широкой улыбкой на своем  селянски перезагорелом промолвил, по-  профессорски помавая указательным пальцем: «И это, дорогие земляки, очень  и очень полезная для нашего района  «узурпация»!»

И в самом деле, какой неоценимый вклад в развитие района внес Александр Первый – Герой Социалистического труда Александр Максимович Морозов. Это какой же памятник себе он поставил – внедренная им на поля нашего района озимая пшеничка! Пшеничка, а, как ржица, засухоустойчивая!  И дает с гектара намного-намного  больше, чем  яровая. Так что и по урожайности, и по валу Ставропольский район первый по области. После себя Александр Первый оставил  взращенного им  Александра Второго – Александра Васильевича Румянцева, при котором наш район успешно выдержал все бури и напасти перестройки и последующей смуты.  Если Александр Первый был любимцем механизаторов и животноводов, тех, кто ковали трудовые победы, то Александр Второй повернулся лицом  просто к жителям своего родного ему района. Помню, будучи у нас в Аскулах на престольном празднике, своим обаянием и крестьянской простотой он просто покорил наших старушечек. И когда до них дошел слух, что  «наш Александр Васильич уходит», то сильно-сильно загоревали. Пришлось образумливать и утешать их: вы что же, мол, думаете, уроженец и патриот нашего района – и оставит его на кого попало?! И в самом деле, он оставил после себя достойного преемника  Александра Третьего  - Александра Сергеевича Пучкова, при котором по всем показателям наш район продолжает оставаться в числе лучших по области (горькая похвала, конечно, что половина доходов района уходит на дотирование других районов!).

Так вот поступали люди, искренне, по сыновьи любящие свой район, А вот  тщеславец Оболонков поступил по-другому. Он оставил (чего уж там: поставил!) на свое место не ближайшего соратника ( который потом все же законно и достойно занял это место), а варяга, не имевшего никакого опыта партийной работы  директора местного завода, прилюдно хваставшего- ся тем, что у него-де близкий родственник работает секретарем ЦК КПСС ( как потом оказалось,  просто однофамильцы были!). Рассказывали, что уход этого фанфарона на том заводе был встречен всеобщим ликованием. С таким же удовлетворением  встретили  смещение его (к тому же еще, говорят, и пьянчужки!) с поста  тольяттинского персека.

Такое вот оставление  явно недостойного человека вместо себя тольяттинцами было расценено, как опять же тщеславное. Вот-де, глядя на такого, пусть сравнивают со мной и говорят: какой, мол, хороший Оболонков-то был! Вот что по простоте душевной тольяттинские партийцы приписали  ему!

Окончательно убедившись, что  карьерная песенка его в Тольятти спета, он и согласился на предложение стать клерком в Российском комитете народного контроля, который возглавлял тогда такой же вот  неприкрыто амбициознй самарец с украинской фамилией (Владимир Павлович, говорят, терпеть не мог вокруг себя шибко басливых!). Как рассказывали побывавшие у него тольяттинцы, отдельный кабинет у нашего бывшего персека был два на три метра, так что, чтобы сесть  на свой служебный стул, ему приходилось бочком пробираться к нему…    

За годы журналисткой работы мне довольно близко доводилось как самому встречаться на каких-то мероприятиях  с ними, так и слышать мнения людей близко знавших наших самых выдающихся самарских земляков последнего времени -  первого секретаря обкома Владимира Орлова и председателя облисполкома Виталия Воротникова. Конечно же, оба были амбициозны. Но что поделаешь, коль руководитель без амбициозности  – это все равно, что мужчина без своего главного органа, да простят прадедушку Толю за такое сравнение! Только вот публично пиарятся им в  известного рода киноподелках, знаете, кто . Умные карьеристы, они умело скрывали свою амбициозность.  Да, бывали и тот, и другой грубы, но чтоб, говоря по-современному, пиариться, прилюдно и напоказ купаться в лучах славы – упаси Бог! И вот вам: Виталий Иванович стал членом Политбюро и председателем Совмина РСФСР, а Владимир Павлович в это же время – председателем Президиума  Верховного Совета России. И что, достигнув таких постов, изменили свое поведение? Ничуть! Потому что настоящий, ну то бишь успешный карьерист может расслабиться только на самой вершине славы, когда выше его только Господь Бог. А если он очень-очень умный и рассудительный, как Ленин, например, то и там, на самой-самой вершине не позволяет себе этого. А уж амбициознее Ленина вряд ли кто был…

Может, эти заметки человека, находящегося на 80-м году жизни, кое-кого из наших местных руководителей кое-чему и научат? Дай-то Бог!